Ника Виноградова. Рассказ "Кирпичи". Номинация "Проза"

⁣Ника
Виноградова

Кирпичи



– Ха, Колька Блаженный
идет! – кричали наперебой деревенские ребятишки, играющие у ворот дома бабки
Матрёны.

Та вышла с половником в
руках, дородная, грузная, но не утратившая былой прыти. Поварёшка лихо прошлась
по загривкам мальчишек, в том числе и по шее любимого внучка Васьки.

– Какой он вам
«Колька»? Николай Иванович! Быстро извинитесь! – прикрикнула на них Матрёна.

Мальчишки нехотя пробормотали
под нос: «Простите».

– Да Бог с ними, Матрёна
Ильинична! Дети ведь. Ничего, подрастут – ума прибавится, – добродушно отмахнулся пожилой небогато
одетый сельчанин.

– Я воспитания им прямо
сейчас добавлю! – Матрёна покрепче сжала половник, а пацаны с громким
улюлюканьем разбежались врассыпную и полями-огородами понеслись в сторону реки.
– Ты к церкви, Николай? Уж аккуратнее, разваливается там всё. Того и гляди,
кирпичом каким пришибёт!

Церковь у деревни
стояла с богатой историей. Как-никак – первый каменный храм в Забайкалье,
триста лет назад строился. Гордо именуют церковь Успения Пресвятой Богородицы
«архитектурным памятником», а что разрушается она ещё со времен Советского
Союза, никому и дела нет. Местные жители стараются хоть как-то уберечь здание
от разрухи, да что они поделать-то могут? Тут люди грамотные нужны, чтоб всё
заново отстроить. За молодёжью тоже не уследишь – древний святой камень исписан:
то инициалами, а то и ругательствами. Ни следа от богатых настенных росписей,
что сохранялись еще до шестидесятых годов… от былого убранства остались испещрённые глубокими сквозными
трещинами голые стены. Кровля над
алтарём и трапезной обвалилась – не пощадили вода и холод старый камень. Ни
окон, ни дверей: ветер гуляет да вороньё каркает. Один из пяти куполов опасно
накренился, того и гляди – завалится. В нишах стен стоят единственные «жильцы» –
современные отсыревшие иконы. Много лет идут разговоры
среди духовенства,
общественников и чиновников, что храм восстанавливать надо: и деньги
всем миром через пожертвования собирали (целых девять миллионов!), и мастеров
привозили, но никак дело с мёртвой точки не сдвинется: одна демагогия.

Вот и ходят туда
местные – мусор прибрать, надписи срамные отмыть, где чего подпереть по малости…
Рано овдовевший и чудом после
этого не спившийся напрочь Николай – один
из таких.

И в жару, и в холод
молился он в церкви да за
порядком по мере сил следил. Не зря злые языки «блаженным» прозвали. На предостерегающие
слова Матрёны сосед
только улыбнулся в ответ:

– Бог не выдаст, свинья
не съест. Светлое место там, доброе. Я, может, и грешник, но разве позволит
Господь в доме своем крови пролиться? Нет, Матрёна Ильинична, ничего плохого
там не случится.

– Ты тогда помолись,
Николай… засуха страшная. Может, смилостивится Господь над нами да пошлёт какую
тучу, – прокричала Матрёна, уже заходя обратно к себе по двор, а Иванович в
ответ только усмехнулся, идя своей дорогой: дескать, отчего не помолиться за
доброе дело?

Он добрёл до небольшого
деревянного заборчика, который местные забулдыги уже приноровились разламывать
на дрова, миновал скрипящую калитку, перекрестился,
поклонился, как подобает, и вошел
внутрь, с болью в сердце оглядывая царящую в церкви разруху. Под окнами грудами
валялись осыпавшиеся кирпичи, опять подростки да пьяницы набросали мусору.
Рядом давно стоит уже новая пристройка, в которой бы сторожа поселить, но она
чаще всего пустует. Открывают, когда экскурсия какая или батюшки приезжают.
Службы теперь в храме проводятся нечасто.

Одну из них Николай
помнит, как сейчас, и не забудет до конца дней своих.

К трехсотлетию храма
собралось всё село на богослужение. Будто пчёлы в улье, набились в церковь
прихожане так, что и яблоку было негде упасть. В октябре промозглый ветер с
пролетающим снежком выдул из каменных стен последнее тепло, и люди промерзли
напрочь. А у Николая и на душе стужа была – схоронил жену любимую, пил без
просыху, на службе стоял, как во сне, слов молитв не разбирая. Потом вечером,
когда все давно разошлись, сидел он у забора, крепко набравшийся, бранящий
Бога, что отнял у него Наталью, да так к ночи и уснул на холодных камнях. Ему
бы замёрзнуть в ту ночь, мороз крепко ударил, но утром проснулся он, жив,
здоров, а в голове будто прояснилось. Словно чудо какое… Не помнил Николай, что
снилось ему на пороге старой церкви, но поутихла боль в груди. Видно, помогла
намоленная земля. Попросил он прощения у Господа за ропот свой, вернулся в
пустой дом, а там опять печаль накатила. С тех пор и стал он приходить сюда
почти каждый день. Казалось бы – о чём с камнем говорить часами, словно
умалишенный какой? А всякий раз
после сбивчивой исповеди легче становилось.

– Ну, вот, Господи.
Опять пришёл. Уж лучше сюда, чем в магазин за бутылкой, – грустно улыбнулся
Николай, вставая на колени и собирая с каменного пола битое стекло. – Девять
лет сегодня, как нет моей Натальи, а всё как вчера. Помню, увидел её, девчонку
совсем: сарафанчик ситцевый, бантики какие-то на косы навязаны, лёгкая вся,
воздушная, а глаза так и смеются… вот и пропал я, как был. Два года за ней
ходил. Она всё отказывала. А когда согласилась за меня пойти, я не поверил
даже, думал, шутит Наталья. Ох, и счастлив был, Господи! Так счастлив,
наверное, больше и не был. Разве что когда Мишка родился. Да где он, Мишка-то?
И не едет из Москвы-то своей. Внучонку уж пять лет, а видал только на
фотокарточке. Ты дай, Господи, счастья им. Пусть живы да здоровы будут, – приговаривал
Николай. – А Наталье моей даруй Царствие Небесное?
Незлобливая она у меня была. Светлая. И тучу бы нам какую, Господи?

А после, как собрал
битое стекло, Николай присел у стены да стал глядеть в бескрайнее небо, что
голубело теперь в дыре крыши над бывшей трапезной. Конечно, пока никакой тучи
не наблюдалось:

– Одни мы будто у
Господа? – размышлял
старик, доставая дешёвую крепкую
сигарету, а потом спохватился
и спрятал её в мятую пачку. – Забот у
него много, и до нас очередь дойдет. Будет дождь. Аккурат через недельку. Как
же иначе? Жара на улице, а здесь хорошо. Тихо, спокойно. Хоть всю жизнь сиди и
слушай эту тишину. Но лучше бы дыры залатать да опять службы служить. Разве
можно, чтоб совсем святые стены рухнули? А потом что? Магазин какой отстроят
или склад? Хотя… кому мы тут нужны в нашей деревне? Магазины нам строить…
церковь пропадёт и деревня пропадёт. Старики помрут, молодёжь в город укатит, и
всё. Легко, оказывается, бросать то, что веками строилось. Защити нас, грешных,
Господи! От самих себя защити…

Старик просидел до
вечера, бормоча себе под нос всякое разное, пока жара не схлынула, а потом
засобирался домой – поливать свой нехитрый огородишко: пару грядок с морковкой
и свёклой да капусту. Много ли ему одному надо?

Только отошел он от
церкви, спустился с пригорка, глядь: подъезжает к храму ЗИЛ, выходят какие-то
молодчики, и внутрь. Старик, недолго думая, обратно побрёл. Чего им надо там
под вечер? Церковь государством охраняется, шастать туда-сюда кому попало нельзя,
а уж тем более на кирпичи её разбирать. Но именно это часто и пытались сделать
мужики из окрестных деревень. Вот и сейчас приехали за халявным стройматериалом,
ироды, дураку понятно! Без них едва стоят трёхвековые стены, так ещё эти гады с
ломами…

– Ребяты, вы чего это
тут удумали? – окрикнул
Николай парней, заходя в церковь. Оглядел
непрошенных гостей, запоминая на всякий случай: молодые совсем, лет по
двадцать, не местные. А морды бандитские, недобрые. Сколымить, видать, решили, «святая троица», чтоб им пусто было!

– Ты, дед, иди, куда шёл,
– ответил один из парней, а сам поудобнее перехватил лом в руках и продолжил долбить стену. Николай
бессильно сжал кулаки. Куда ему супротив троих мордоворотов? Не те силы-то уже
на шестом десятке. А эти смотрят волками, того и гляди, прибьют железяками своими.

– Так я, может, сюда и
шёл? Что вы творите-то? Поезжайте отсюдова подобру-поздорову, а то я сейчас
милицию вызову! Разве можно старую кладку – да ломами колоть? – пригрозил старик. Но вандалы только засмеялись в ответ, продолжая с силой выбивать
кирпичи, отчего стены дрожали, и казалось,
что вот-вот разойдутся старые трещины,
и никакие подпорки тогда храм не спасут!

– Да кому нужна твоя
развалюха! Не поедет сюда ваш участковый. Делать ему больше нечего! Она и без
нас скоро рассыплется, на соплях всё, чего добру-то пропадать? – один из
молодчиков, перемазанный пылью, подошёл к старику, поигрывая ломом. Мол, «на
кого батон крошишь, старый»?

– Ну, ничего, и без
участкового справимся! Сейчас мужиков с окрестных дворов позову, покажут они
вам, иродам! – ответил Николай наглецу, отходя от парня подальше. Как бы до греха не дошло.
Отступив на безопасное, как он думал, расстояние, Николай развернулся и уже пошёл к
выходу, намереваясь скорее доковылять до деревни. Но парень с ломом догнал старика в два шага и крепко
приложил тяжёлой железякой по голове.

– Витька, ты какого чёрта
сделал? – тут же зашипели на него приятели в два голоса. Побледнели оба,
перепугались.

– А если ты его совсем захлестнул? Я сидеть за
мокруху не собираюсь! – рявкнул один из них и бодро направился к выходу.

– Да я ж его слегка
приложил, Серёга, – начал оправдываться парень, глядя испуганно то на
лом, то на старика с ушибленной головой.

– Уже и кровь пошла. То
ли из носу, а то ли пробил её, голову-то… – пробормотал под нос ещё один
добытчик кирпича, бочком по стеночке пятясь с места преступления.

– Да я подумал, возьмёт и,
правда, позовёт местных? А они, может, сами этот кирпич долбят, и никто тут нас
не ждал!

– Слегка? Да много ли
этой колоде старой надо? – едва ли не с кулаками набросился на
Витьку товарищ, развернувшись в дверях. – Вы как хотите, мужики, а я поехал.
Мне эти кирпичи даром не нужны. Сесть ещё из-за хлама столетнего! Старик живой,
вроде, надо валить, пока не откинулся! Димка, ты идёшь?

– Серёга, я с тобой, – отвечает Димка, бодро догоняя приятеля. – Я тоже на такое
не подписывался! Ну, Витька… ну, мокрушник, чтоб ты был здоров!

– И чего только пёрлись
к чёрту на рога, – зло сплюнул Витька
и, не имея желания оставаться с полудохлым стариком один на один, догнал парней,
прикладывая некстати приковылявшего старика ещё и крепким словцом. Выскочили они
на улицу, завели старый тарантас и отчалили в свою деревню.

Сердобольная Матрёна
Ильинична тем временем не утерпела и пошла проверить Николая. Долго он что-то
сегодня не возвращался из церкви. Вдруг сердце прихватило? Жара весь день
нестерпимая. А годы уже не те. Да и одиночество-то годов не прибавляет… или на
голову впрямь что упало? Стены ведь только по Божьей воле и стоят.

– Николай, ты где? – прокричала
женщина, войдя во двор церкви. – Сосед, ты живой?

От церковной ограды удалялся грузовик, и больше никого
было не слыхать. Матрёна вошла внутрь и увидела, что
старик лежит на животе, кровь у седой головы натекла, шишка на лысоватом затылке соскочила…
видно, и правда, какой камень с крыши сорвался.

– Ох, говорила же, не
ходи ты сюда, бедовая твоя голова! – запричитала она, но без страха подошла
поближе – поглядеть, дышит или нет. У Матрёны мобильник с собой был, но вот
беда, связь в селе плохая, еле дозвонилась до соседки, а та уже сбегала к местной фельдшерице. Потом
и скорая из Нерчинска пришла. Местные, узнав о происшествии, только посмеялись:
дескать, крепкая у Блаженного голова, никакой кирпич не берёт. Но врачи сразу
определили, что ударили старика. Тут Матрёна и про ЗИЛ отъезжающий припомнила.
По деревне тут же пошла байка, что Блаженный на самом деле криминальный
авторитет, и было на него покушение. Только участковый быстро глупые сплетни
пресек.

Забрали Николая в
больницу в райцентр. Отделался
дед небольшим сотрясением – не соврал Витька, что только слегка приложил. Ещё попал на языки калининским сплетникам – и вся его беда.


Участковый, как
водится, почти сразу пришел к нему в палату, показания взял. Неудачливых
похитителей кирпича нашли на второй день. Матрёна помогла –
номера грузовика разглядеть умудрилась, правда, только цифры, но их точно
припомнила. Да только заявление Николай не стал писать, как его полиция ни
уговаривала. Господь накажет, и всё тут. Отмахнулся участковый от «блаженного»,
направил в суд тоненькое дело о вандализме, зная, что спустя недели проволочек
парни отделаются небольшими штрафами. И опять можно людей ломом по головам
бить!

Неизвестно, правда или
нет, а поговаривают в селе, наказал Бог тех молодчиков. И три дня не прошло,
как перевернулись парни, пьяные, на том самом ЗИЛе – помереть не померли, но
побились изрядно и «приехали» к Николаю в соседнюю палату.

Николай Иванович вернулся
в родное Калинино, едва выписали его, и скорее в церковь. Господа
поблагодарить, что беду отвёл, что здоровье не отнял, что обошлось всё. И едва
миновал он косой деревянный заборчик, как зашла туча с громом и молнией, спустился
такой ливень, какого давно тут не было, смывая и срамные надписи со стен, и
мусор с пола, и тяжесть с души!

Вымокший до нитки
Николай перекрестился, отбил поклон и прошептал:

– Слава тебе, Господи…
услышал…



________________________________


Прим.:
История вымышлена, а церковь эта на самом деле стоит заброшенная, ждет
реставрации больше десяти лет и понемногу разрушается…