Видео
* * *
Я список кораблей прочёл до середины… (О. М.)
Сколько их — от Гомера до нашего века?
Караванами мимо проплыли…
Запылилась домашняя библиотека —
Всех томов я никак не осилю.
Может быть, это дерзость, безумие, слабость —
Петь своё, не дослушав чужого,
Но накрыл с головой вдохновенный анапест,
И рождается слово от слова.
Под тяжёлою книжною полкою лёжа,
Слыша многоголосье немое,
В обречённости, в радости замысла тоже
Сам зачем-то берусь за письмо я.
ИЗ ЦИКЛА «ПЕТЕРБУРГСКИЕ КЛАДБИЩА»: ЛЕВАШОВСКОЕ
Памяти жертв Большого террора
Тонут под сугробами надгробья
Кладбища забытого в лесу…
Солнце молча смотрит исподлобья
В предзакатном тающем часу.
Каждого окликнуть-помянуть бы,
Только, равнодушием полна,
Не оплачет имена и судьбы
Пустоши безлюдной тишина.
Эхо — от расстрела до расстрела.
Вечная природа не скорбит,
И земной истории нет дела
Век спустя до тех, кто здесь убит.
Как осилить смерти безразличье
В ледяной вечерней полутьме —
Там, где чёрно-белые таблички
В бело-чёрной прячутся зиме?
* * *
Сквозь двойное стекло — безымянные лица,
Встал-качнулся состав на соседнем пути —
И стоянка, как долгая пауза, длится,
Просит первый второго: «Меня пропусти!»
Никогда, никогда мы не свидимся снова,
Не оставим друг к другу ведущих следов,
Но я помню в ночи, в дымке края степного,
Эту встречу короткую двух поездов.
Только промельк в окне, только профиль случайный —
Впечатленья дорожные, нет вас грустней!
А пространство меж нами овеяно тайной,
И не ясно, как быть в дальних странствиях с ней.
СТАРАЯ ДАЧА
Заеду на старую дачу —
Тут детские годы прошли.
Всё выглядит как-то иначе —
Родной не узнаю земли.
Другие дома и соседи
На улице, на Боровой.
Проедет на велосипеде
Лишь дядя Валера живой.
У нашей облезлой калитки —
Куст диких нестриженных роз,
В траве копошатся улитки,
Весь дачный участок зарос.
Цвели тут клубника, пионы,
Играли мы в нарды и в мяч,
А нынче — так пусто и сонно
Меж новых, отстроенных дач!
Лишь бодрая бабушка Ира
Которое лето одна
Сидит со стаканом кефира,
Глядит на меня из окна.
Простая живая картина
Впечаталась в память мою,
И веток дрожит паутина
У лета на самом краю.
* * *
То, что прожито и любимо,
Отзывается новизной.
Не пройти бы легко и мимо —
Мимо мысли, как свет, сквозной.
Вот — река. Как назвать: какая?
Как же суть уловить её?
А она ветвится, втекая
В голубое небо своё.
И то звонкий, то тихий голос
У морей, и озёр, и рек…
Как земля бы ни раскололась,
Образ каждому свой навек.
Оглядишься — и всё иначе,
Чем в упор, под углом прямым.
С даром речи моя задача
Дать слова голосам немым —
И они зазвучат, польются
И найдут себя невзначай.
Так ручьём в золотое блюдце
За беседой струится чай.
РЫБЫ
Кто на рыбалку не ходил —
Там, в дачном детстве, спозаранку,
И рыбы сонной не удил,
Готовя с вечера приманку?
На ломаных стоял мостках
Так неуверенно и зыбко
И леску я крутил в руках,
Как вдруг сама поймалась рыбка.
Коту на радость — полный таз:
На славу удалась рыбалка…
С немыми омутами глаз
Дрожащих рыб мне стало жалко —
И больше, больше никогда
Я не ловил вас, лещ и окунь,
Гладь озера и тишь пруда,
Не бил я ваших светлых окон.
Плывите, рыбы, в глубине,
Чудны, задумчивы и кротки,
А не на маслянистом дне
Большой скворчащей сковородки!
ПАМЯТИ КОТА ТИМОШИ
Жизнь темна, непривычна, а Бог — откровенен и прост. (Евгений Рейн)
О, как мы играли, не зная конца
Весёлым и резвым охотничьим играм!
…А позже — кормил и поил со шприца,
И морда кошачья подобьем лица
Казалась — в отместку пантерам и тиграм.
Так тяжко душе беззащитной одной
Осмыслить реальность жестокую эту:
Ещё он вчера был живой и со мной,
Пусть даже беспомощный, слабый, больной, —
Сегодня не верю, что нет его, нету!
Вдруг чёрная тень промелькнула кота
Тимоши, с которым я прожил бок о бок
Треть жизни, но всë — от усов до хвоста —
Глотает мучительная пустота
Нелепых корзин, переносок, коробок…
* * *
В старинной книжке телефонной,
Почти рассыпавшейся в прах,
Мир, на молчанье обречённый
И рухнувший на плечи тонной,
Спит в полустёртых номерах.
А разбудить звонком рисковым
Едва поднимется рука.
И сам сказать не знаю что вам,
В листанье книжки бестолковом
Ни от кого не жду звонка.
Дружили крепко мы когда-то,
Но наши разошлись пути.
Что с вами, где же вы, ребята?
В ответ лишь голос автомата:
«Вне зоны действия сети»…
* * *
Тихое время, тихое место —
Лишь красота да покой…
И Параскева стоит, как невеста,
Там, на Торгу, за рекой.
После столичного гомона глухо —
Мир защищён от шумов.
Стены кирпичные — прах и разруха
Старых церквей и домов.
Внешне спокоен, с изнанки — тревожен
Город, готовясь ко сну,
И достаёт он, как сабли из ножен,
Из подворотен шпану.
Вал земляной — как дружинника пояс…
Сколько ни ждём перемен,
Вечность, о будущем не беспокоясь,
Властвует в городе N.
ИЗ «ПРОЩАЛЬНОГО ЦИКЛА»
Мир ещё не разъят, не расколот
Между мной и отцом навсегда,
Но сквозит расставания холод,
И всё ближе и ближе — беда.
Многолюдного кладбища травы
Мне мерещатся часто теперь…
Прежде срока имею ли право
Приоткрыть в неизбежное дверь?
Чёрный сгусток отчаянья-боли
Очевиден, не страшен врачу.
Я ж, последней не знающий воли,
С папой робко об этом молчу.
И забочусь, и скорбь свою прячу,
Будто он — мой ребёнок, мой сын,
И не плачу,
не плачу,
не плачу
Перед тем, как останусь один.
* * *
Вдруг встретишь на прогулке девочку —
В очках, с веснушками, с игрушками…
Она неловко скажет: «Здравствуйте!..
Вот — младшая моя сестра…» —
Укажет на девчонку мéньшую
И тут добавит неожиданно,
Мяч в лужу уронив оранжевый:
«Я перешла в девятый класс».
Ты, растерявшись, молвишь: «Здравствуйте!..
Понятно», — хоть едва ли понял ты,
Кто это. Но, минуя улицу,
Припомнишь: да, шестой «б» класс,
И Сонечка, в тебя влюблённая,
И робкое: «Григорий Юрьевич!..»
Коррекционный класс. Педпрактика.
Уроки чтенья и письма.
В СУМЕРКАХ
…И в сумерках тоже есть прелесть своя:
Предметы размыты и стёрты границы,
А небо земное, тревогу тая,
Готово домыслиться или присниться.
Пока фонари на мосту не зажглись,
Снег светится тайным, невидимым светом.
О, вечер морозный, сверкай или мглись,
Всё пряча и всё обнажая при этом!
Открытый для воображенья простор
Сужается резко, сведясь к многоточью,
И чей-то пронзительно-пристальный взор
Следит за тобой фиолетовой ночью.