⁣Одноцветные ночи

Унесите меня, одноцветные темные ночи
В запорошенный край, где не будет светло никогда
Я хочу, чтобы дни становились как можно короче
Чтобы черная тьма поглотила меня навсегда

Одноцветная ночь, как засвеченный кадр кинопленки
На другие похожа – что может быть лучше тебя?
Не меняй ничего, оставайся навеки, сестренка
Только новому дню никогда не отдам я себя

Не желаю идти под лучами колючего солнца
Раскаленной иглой оно выгонит с улицы прочь
Постучись ко мне в дом, в занесенное снегом оконце
И укутай крылом, одноцветная темная ночь


⁣Одноцветные ночи-2

Одноцветная ночь промелькнула и тут же пропала
Утро нового дня выжигает мне солнцем глаза
Все изменится вдруг – неужели ей сумерек мало?
И под уличным ветром на веках растает слеза

Принесет нам заря бесконечно тяжелое горе
Будут душу терзать и зима, и беда, и война
Победителей нет в безнадежно проигранном споре
И никто не узнает, чья в солнечном свете вина

Жаль, что день наступил – темноты ждать мучительно долго
И увидят не все, как над миром взлетает луна
Одноцветная ночь разбивает закат на осколки
И сменяется днем, одного оставляя меня



⁣Одноцветные ночи-3

Яркий луч из окна в клочья рвёт темноты покрывало
Одноцветную ночь убивает жестокий рассвет
Сквозь прозрачную дверь на дорогу смотрю я устало:
Мой короткий поход затянулся на несколько лет

Не сбежать в лучший мир: не даёт человеческий фактор
На подушке лежит, как укор, пистолет боевой
Вороненая сталь проявляет тяжёлый характер
Не волнуйся, мой друг: я отныне навеки с тобой

Долгих солнечных дней нам отмерено жизнью немало
Но когда у судьбы не останется больше свечей
Я открою затвор, завернусь потеплей в одеяло
И отправлюсь в страну одноцветных бессонных ночей



⁣Одноцветные ночи-4

Одноцветная ночь - то ли навь, то ли сон, то ли чудо
Мне никак не понять, что таится за тёмным окном
Выяснять не хочу, и вставать я с постели не буду
Нет, придётся идти: кто-то рвётся в мой старенький дом

Открываю глазок и смотрю сквозь морозную бездну
Человек без лица прячет в плащ серебристый кинжал
От него не сбежать и пощады просить бесполезно:
Он - судья и палач, острый нож бьёт всегда наповал

Пистолет в кулаке не даёт мне простор для раздумий
А в моей голове не осталось хороших идей
Нажимаю на спуск - на сегодня довольно безумий
Жаль, что вместо себя я стреляю в невинных людей

⁣Личность автора

Не-на-ви-жу! Не-на-ви-жу! Именно
так мог бы выразить свое отношение к литературе двенадцатилетний Олежка Зайцев.
Нет, он не был ленивым или неспособным – по математике он писал контрольные на
«отлично». История, география, английский язык – только «пять» и «четыре». Читать
же скучные, унылые, как он сам считал, рассказы классиков и современников, Олежка
считал напрасной тратой времени. Лучше посмотреть фильм или сразиться со
злобными монстрами в онлайн-игре.

Вот и сейчас, на уроке, Олежка пропустил
мимо ушей монотонный бубнеж Людмилы Захаровны – невысокой, почти квадратной женщины
в длинном старомодном платье. Расплата не заставила себя ждать: едва бумажный
самолетик отправился в затылок вихрастой девчонке на первой парте, как по ушам громом
ударил грозный окрик учительницы:

- Зайцев!

- Чего? – подскочил Олежка.

- Ничего! Семеро на одном колесе
проскакали! – выдала Людмила Захаровна любимую поговорку. – Расскажи мне
биографию Павла Петровича Юрьева.

- Э… Юрьев родился в… городе
Москва? Или Лесосибирск? – почему-то именно этот город пришел Олежке в голову.

В классе раздались смешки. Правда,
во всеобщий хохот они не переросли – Людмила Захаровна умела поддерживать
дисциплину одним взглядом исподлобья.

- Я ведь только что это
рассказывала. Юрьев – наш земляк. Он стал знаменитым на всю страну еще молодым
и много сделал для города, - учительница сказала это с придыханием и
неприкрытой завистью в голосе. – Раз ты не слушал, сделаешь к следующему уроку
доклад на тему «что хотел сказать Юрьев в своем рассказе «Притча о летающем
человеке». Научись, наконец, отделять личность автора от его произведения.
Только тогда у тебя что-то начнет получаться. Садись, Зайцев!

Прозвенел звонок. Занятия
закончились, и Олежка поплелся домой. Налетела вихрастая девочка и дала ему
щелбан в отместку, но он так и не заметил этого.

Родители обычно работали до самого
вечера, и Олежка часто оставался один – безо всякого контроля. Он хотел поиграть
на компьютере, а потом пойти гулять, но пальцы как-то сами собой набрали в
поисковой строке фамилию Юрьев. Доклад сам себя не напишет.

- У, кровосос, - злобно сказал
Олежка, глядя на портрет смазливого молодого человека в модном прикиде. – Тебе,
наверное, в радость было детей мучить?

Сзади кто-то негромко кашлянул.
Олежка обернулся, но никого не увидел. Лишь чуть скосив глаза, он разглядел у
своей кровати едва заметный белесый туман. И вдруг дымка материализовалась в пожилого
мужчину с морщинистым, заросшим седой щетиной, лицом и красным носом запойного
алкоголика. Его мятая клетчатая рубашка никогда не видела стиральной машины, а
трико с лампасами присохло к ногам. Дополняли неприглядную картину драные
домашние тапки с глумливыми серо-желтыми цветочками на носках. Олежке
показалось, словно по комнате поплыл резкий запах перегара, смешанного с запахом
прокисшего пота. Примерно так вонял бомж, которого охрана выставила из школы.

- Вы кто? – изумился Олежка. – Как
вы сюда вошли?

- Кто, кто? Дедушка Пихто! –
ответил старик. Голос его оказался чистым и звонким, как у подростка. – Павел
Петрович Юрьев я. Известный на всю страну писатель. Кровосос твой. Кто еще?

- Привидение… - ахнул Олежка.

- Дух! – Юрьев поднял вверх тонкий
указательный палец. – Не путай. И не бойся: я зла тебе не причиню. Хотя и могу,
конечно. Если слушаться не будешь.

Олежка недоверчиво глянул на
призрак писателя:

- Не. Вы не можете быть Юрьевым.
Юрьев вот, - он ткнул пальцем в портрет на экране.

- Это левый крендель какой-то. Его
издатель нанял, чтобы читателей не отпугнуть. Коммерция – людям бабло стричь
надо. Да мне-то что? Я к тому времени уже загнулся. Но что это мы обо мне? Я к
тебе забрел не на прошедшую жизнь жаловаться. Помочь хочу. Доклад вместе с
тобой писать буду. Покажи-ка мне хрестоматию!

Олежка послушно достал учебник
литературы. Юрьев хотел открыть книгу, но его пальцы прошли сквозь обложку. И
даже сквозь стол. Тогда Олежка раскрыл учебник на рассказе о летающем человеке.

- Поведай, о мудрейший, о чем там?
– Юрьев-призрак каким-то образом умудрился оседлать стул.

- Я не читал…

- Ну и дуралей.

- Скукота ведь.

- Откуда ты знаешь, что скукота,
если не читал? Рассказ-то небольшой совсем. Но со смыслом. Я его написал, когда
у меня первый сын родился. Давно это было. В позапрошлой жизни. Давай я сам его
тебе прочту. А там и с докладом разберемся.

- Почему вы мне помогаете? –
неожиданно для себя спросил Олежка.

- Э… Гм… Как бы это объяснить? Видишь
ли: ты – это я. Ты получил при рождении мою душу.

Олежка чуть не свалился со стула.
Он – вот этот бомж? Новый вопрос напрашивался сам собой.

- Если во мне ваша душа, то кто
тогда вы?

- Оболочка. Шелуха. Душа, она как
зернышко: в новое тело попадает очищенной от прежней жизни. Ты ведь не помнишь
ничего из нее. Не помнишь, как я радовался рождению детей, горевал и страдал,
похоронив жену. Не помнишь, как я спился и жил в старой общаге и как писал
книги на старом компьютере. Даже моя смерть – загадка для тебя. Давай ближе к
делу!

- Давайте. Я готов, - Олежка
положил руки на клавиатуру и приготовился набирать текст.

Но Юрьев не торопился. Он хитро
посмотрел на Олежку и сказал:

- А сейчас начнется, как принято
говорить в литературных кругах, кульминация. Когда-нибудь и ты начнешь писать…

- Откуда вы знаете? – воскликнул
Олежка.

- Перебивать старших нехорошо. А
знаю я это, потому что рано или поздно идеи и мысли из твоей головы начнут проситься
на бумагу… или куда еще там. Да у тебя и сейчас это прорывается. Твоих
родителей учительница по русскому языку вызывала три раза за четверть. И всякий
раз она говорила: ваш ребенок ничего не читает, но у него очень богатая фантазия.
Пусть он ее немного поумерит и не выдумывает свое. А пишет строго в рамках
задания.

Олежка заерзал на стуле. Ему вдруг
стало неуютно в собственной комнате: такой знакомой и теплой даже сейчас,
зимой.

- И что я должен делать?

- У тебя есть два пути. Ты должен
выбрать один из них прямо сейчас. То, как мы будем писать доклад, зависит от
твоего решения. Теперь слушай внимательно. Первый путь: прямой и гладкий.
Согласиться с учительницей, написать все строго по ее требованию, по шаблону.
Подстроиться под нее, наступить на горло совести и самому себе. Как человек
опытный, я продиктую тебе текст доклада – пустого и пресного. Но за него ты с
гарантией получишь пятерку. Второй путь: написать так, как думаешь ты сам, как
того требует твоя… теперь твоя душа. Тогда, возможно, учительница вновь вызовет
родителей в школу. Но совесть твоя останется чиста. Этот путь труднее, он
тернист и опасен. Ты это поймешь прямо сейчас: тебе придется писать доклад
самому. Я только буду направлять твою мысль в нужную сторону и подсказывать,
если ты где-нибудь застрянешь. Зато и доклад получится что надо!

- А изменить свой путь можно? Не
сейчас. В будущем.

- Трудное дело. Дороги эти
расходятся все дальше друг от друга. Чем ты больше будешь увязать в рутине, тем
сложнее тебе будет перейти с тропинки на тропинку. Так первый путь или второй?
Легкий или трудный?

Олежке очень хотелось выбрать
первый, легкий путь. Но, когда он об этом думал, сердце вдруг начинало биться
так бешено, что оно, казалось, вот-вот разорвется на части. Горло пересыхало, а
легким не хватало воздуха, несмотря на открытую форточку. Душа отказывалась
принимать простой выбор. Она решительно не желала лгать. Самой себе.

- Первый… легкий… Нет! Второй!
Трудный! – закричал Олежка. – Второй! Второй!

- Так тому и быть. Что ж. Начнем,
помолясь. Теперь распусти пошире уши и внимай мне, как сигналу гражданской
обороны перед обстрелом. Итак, притча о летающем человеке…

Спустя два часа усталый Олежка
набрал на клавиатуре последние строчки доклада: «Таким образом, личность автора
неотделима от его произведений» - и отправил текст на принтер. Аппарат выплюнул
восемь листов – именно столько занял разбор коротенького рассказа.

- Теперь ты знаешь, что хотел
сказать автор, - произнес Юрьев, поднимаясь. – До свидания. А может, и прощай.

Призрак превратился в белесый
туман и растворился в воздухе. Потрясенный Олежка долго сидел, глядя на разбросанные
по столу белые листы с отпечатанным текстом. И когда щелкнул входной замок –
это вернулись родители, ему захотелось рассказать им все. Но он благоразумно не
стал этого делать: все равно бы ему никто не поверил.

После доклада Людмила Захаровна
вызвала Олежкиных родителей в школу.

- Автор хотел сказать совсем не
это! – возмущалась она. – Я могу только тройку поставить и то за старание!

Прочитав доклад, Олежкин папа собрал
страницы, молча вышел из класса и спустился на первый этаж, в кабинет директора…

Через месяц, когда закончилась
четверть, Людмилу Захаровну с почетом проводили на пенсию. На ее место пришла
новая учительница: Марина Максимовна. Молодая, красивая и увлеченная.



16.12.2022

2.58.04с