⁣***

Давай встретимся и выпьем чаю.
С пахлавою можно, можно с тортом.
Умоляю тебя сердцем стертым:
Давай встретимся и выпьем чаю.

На любой из улиц и бульваров
Ранним утром, вечером и ночью,
Где хватает полных самоваров
Умолять тебя я не закончу:
Давай встретимся и выпьем чаю.

Будем пусть с тобой не в добром духе,
Из-за каждодневных глупых стычек.
В Гонода, Хунзахе, Цумилухе,
Выйдя из каких-нибудь кавычек,
Встретимся давай и выпьем чаю.

И тоску в обертке получаю,
И тугие мысли от вопросов.
Все до понедельника забросив,
Давай встретимся и выпьем чаю.


***

Будь со мною безрассудной,
Непослушной и скупой.
Злясь, об стену бей посудой,
Песни пламенные пой.

Рви мои тетради, книги.
Рви и письма у реки.
Распыляй по ветру крики,
Просьбам тщетным вопреки.

Синей ночью, спрятав карты,
Встань отчаянно спиной.
Только будь же до конца ты
Неразлучною со мной.


***

Когда не слышу я твоих речей,
Истерзан стуком, лязганьем и треском,
В пространстве сумрачном и тесном,
Рвусь от скупых мерцающих свечей...

Ни происки серебряных ключей,
Ни книги ветхие, ни взгляды с блеском,
Ни путешествия в прямую неизвестность,
Не могут сделать взгляд мой горячей.

Утешен я одним: Провидец пальцем
На жребий ткнул, поведавший: “Скитальцем
Тебе недолго быть – не за горами финиш.

Хандра пройдет, за нею и печаль.
Прошедшее прими: что было, то не жаль.
Что теплый свет? Он будет, вот увидишь"...


***

Аромат от наших встреч
Сердцем и душою чуя,
Чтобы было что беречь,
Если хочешь, дождь вручу я.

Этим летом невзначай
В Ашильта или Гунибе,
Посолить цветами чай,
Если хочешь, мы могли бы.

В сакле между облаков,
Позабыв про время, даты,
Стали б жить средь кунаков,
Если хочешь, чтя адаты.

Все стихи с тоской в борьбе,
Как Махмуд из Кáхаб-Рóсо,
Стану посвящать тебе,
Если хочешь, до износа…

Ближе к ночи, в полутьме,
Дом отеческий покинув,
Чтоб не думать обо мне,
Если хочешь, в схватке сгину.


***

Под рокот оглушительного грома,
Не замечая кошку и котят,
Лицом к лицу стоят два ветхих дома,
Друг другу в окна пристально глядят.

По воле их нагромоздивших зодчих
Стоят дома покорно; и молчат
Уже сто лет среди таких же прочих –
Советских дней – послушных старых чад.

Вот треснула стена второго дома:
Он силится шагнуть, с трудом дыша.
Плевать, что штукатурка рухнет с громом,
Все силы брошены, чтоб сделать шаг.

Плевать ему, он раны сам залижет,
И трещину заделает в стене.
Зато на четверть сантиметра ближе
Окажется к желанной стороне.

Стенания влюбленного заслышав,
Молчит, потупив окна, первый дом.
Потрепаны фасад, фундамент, крыша.
А дом напротив – мысли всё о нем.


***

Парк предвечерний, пение птиц,
Пачка печенья к чаю двух лиц.

Гомон детишек, вскрики девчат.
Шума излишек – двое молчат.

Грохот мотора, солнце вдали.
Тайному вторя, двое ушли.

Кто-то накаркал это в пути:
Встретиться в парке, порознь уйти…


***

Я вас любил. Любил столь тихо, скромно,
Сколь тих и скромен лунный блеск,
Сколь незаметны в крепости огромной
И шепот, и каминный треск.

Я вас любил спокойной грустью горца,
Который дрогнувшей рукой,
Немедля подарил серебряные кольца,
Возможно, женщине не той.


***

Союз сердец иссяк и канул.
Угомонить пронзительную боль
Ни разу не припал к Корану.
Но что ни день, то дым и алкоголь
Скребут с меня за раной рану.

И кожи не осталось. Есть лишь
Скелет. И на костях за шрамом шрам,
Как будто не жалея ездишь
На черепе, ключице… к тем губам,
Которых только тронуть грезишь.

Проститься время. В прошлом горе.
Меня забывших, Бог весть сколько лиц.
Пора оставить сказанное в ссоре
И распластаться навзничь или ниц…
Дать место тем, кто вылупится вскоре.


***

Мой путь становится лишь ýже,
лишь непокорнее — язык.
А сердце, любящее ту же,
что звать своею не отвык,
барахтается в вязкой луже.

Когда-то у большого камня
на побережье, под луной...
для поцелуя подалá мне
ты руку с искренней тоской.

Мы и сейчас, у той же глыбы,
не силясь будущее знать,
держаться зá руки могли бы
и слушать волны допоздна.

"Волнуй, терзай... — что будет после?"
Почем мне знать? Я оплошал...
О чём теперь, как не о веслах
Молить и грезить мне, душа?

Мой путь становится лишь ýже,
лишь непокорнее — язык.
А сердце, любящее ту же,
что звать своею не отвык,
барахтается в вязкой луже.