"Далекая страна"


Варвара вновь заметила, что все смотрят на неёкак-то уже совсем странно. И что самым логичным продолжением, повисшего застолом молчания будет дружный смех этих офицеров. Она почувствовала, жжение нащеках и поняла, что краснеет.


— Нучто ж, предлагаю пообедать! – разрядил ситуацию капитан, хлопнув ладонями. Ичуть наклонившись к Варе тихо произнес:

— Если умыться с дороги, то там у насрукомойник и вода тёплая.

—Стыня! Найди чистое товарищу лейтенанту, — окликнул он топтавшегося у полевойкухни здоровяка в белом фартуке, — вот этот боец вам поможет.

Варяобрадовалась. Очень уж хотелось притушить играющий на щеках румянец. Онаследовала по тропинке за грузной фигурой впереди и пыталасьпонять: «Стыня, это фамилия, имя или прозвище?». Тропинка быстропревратилась в небольшую и хорошо утоптанную площадку у прибитого к деревурукомойника с небольшим зеркалом. Стыня долил из ведра горячей воды. Пару разтронул краник, убирая наледь, и встал рядом, держа наготове белое полотенце имыло.

Варясняла полушубок, бросила его на снег, и подойдя к рукомойнику, смочила рукиводой. Теплая вода приятно согревала пальцы. Она посмотрела на Стыню, удерживаякраник чуть дольше разумного.

— Ничего,ничего, — участливо улыбался Стыня, украдкой, и с удивлением разглядываяКрасную Звезду на Вариной гимнастерке — воды вон с треть ведра еще будет.

Тщательнонамыливая руки, Варя посмотрелась в зеркало. Прибитое чуть выше ее роста,зеркало отразило сдвинутую на затылок шапку со звездочкой и высокий Варин лоб.Она сделала шаг назад и привстала на носки.

Увидевполностью свое отражение, Варвара на мгновение испугалась, и холодок пробежалпо всему её телу от копчика до макушки. К тому же она так громко икнула, чтопришлось закрыть рот руками. Неаккуратнозацепив правой рукавицей где-то грязной оружейной смазки, она нанесла себе подносом черную полосу. Смазка лаконично легла на Варину физиономию лихимиЧапаевскими усами.

Онагромко и грязно ругнулась так, что Стыня выронил ведро, сделал несколько шаговназад и поднял обе руки вверх, изображая безоговорочную капитуляцию. Варяпоняла, что проходила она в таком виде по позиции артиллерийского обоза где-тооколо часа. И все эти улыбки и смешки…, хм-м…, вот теперь и стало все понятно.

Возвращатьсяобратно к столу было неловко, но Варвара решила, что лучше будет взять себя сейчасв руки. «Полсотни пять, полсотни четыре, полсотни три». Она хорошенькопросушила отмытое лицо полотенцем, еще раз взглянула на себя в зеркало, поправилаорден, затем подмигнула Стыне, воскликнув: «Вот так!», — и накинув полушубок пошлак столу.

А настоле уже появились тарелки с горячей кашей и бутылка водки. Варя уселась навойлок и стала читать этикетку «Казспирттрест» из хлебного спирта Семиречка40%.

— А мывас ждем, — Капитан ударом руки по дну бутылки выбил пробку и быстро разлил содержимоепо всем кружкам и спросил:

—Интересуюсь, вы водку пить будете?

—Водку я не пью. – соврала Варя. Не то, что бы она не любила это дело. Скорее непонимала. Последние полгода, Наркомовский паёк лейтенанта Бархоткиной, регулярно куда-то уходил намены стихийных рынков станции Малая Вишера.

— ЗаПобеду не возбраняется, — поддержал замполит Аликин.

—Стыня! – окликнул повара капитан, — сыщи трофейную, давай ее сюда!

Покопавшисьв мешках у кухни, тот принес сиреневую бутылку с залитым сургучом горлышком. Долгопротирал ее о фартук, как бы нехотя расставаясь с любимой безделушкой.

—Давай-давай, не тушуйся, — капитан забрал у Стыни бутылку и принялсяпостукивать рукоятью ножа по сургучу, — вот, Варвара, лейтенант Зубенко унемецкого танкиста изъяли.

— А чтоэто? – Варя уже пожалела, что отказалась от водки.

Баранокналил фиолетовую жидкость в кружку и поднес к носу:

— Навроде как вино.

— БАден,ХугельхЕймер ОберЕр, — Аликин взял в руки бутылку и читал с этикетки труднопроизносимые слова, - пф… ПфлАнцер…флИдер вейн. Двенадцать оборотов написано…

—Гутен морген, гутен таг, бьют по морде просто так, — простодушный Калачрасхохотался своей собственной шутке и громко добавил в сторону кухни сложивладони рупором, — Стыня, попробуй первым ихнего шнапса, а то тут товарищлейтенант опасение выражает!

—Ничего я не выражаю, — Варя забрала кружку, встала и, стараясь бытьторжественной, произнесла:

—Товарищи! Выпьем за скорейшую победу!

Офицерыдружно поднялись и, разрешая затянувшееся ожидание, чокнулись с Варинойкружкой.

—Хо-о-о… — выдохнул Калач, нюхнул рукав маскхалата и прохрипел,– Ура!

Винооказалось сладким и почему-то теплым. Варя зажмурилась, и ей показалось, что еепоместили в какую-то сказочную, совершенно неподходящую к военной теперешней обстановке,цветочную карусель.

--А я вот так думаю, - Калач мечтательно посмотрел на невысокое январское солнце,- разобьем мы нынче фрица, факт разобьем. Не тот уже немец пошел… стержня унего нестает, что ли …

--Ты Иван верно говоришь, хватка у них не та, - Аликин поднял руку сжимавшуюложку и плавно разжал кулак, пытаясь показать ослабшую хватку противника. Ложкавяло воткнулась в тарелку с кашей и черпанув перловки медленно опустилась насвое место.

Варя,видимо, была не одна, кто не понял этой аналогий замполита и за столом вновь возникломинутное молчание.

Тогдакапитан Баранок решил подключиться к разговору. Он прожевал кашу, доставал изкармана носовой платок, вытер губы и обратился к разведчику Калачу:

-- Завтра утром, наш полк у Басино фрица замягкое взять попытается. Ты Иван там повнимательнее в бинокль фрица разгляди,какая у него там хватка, стержень какой. Я жду от разведки четкого целе-указания, с учетом переноса огня вглубь обороныпротивника. Фашисты – они же звери,считай нелюди. А раненый зверь может и опаснее втрое будет. Мы обязаныучитывать этот фактор!

--Да это оно так, это понятно – почему то вместо разведчика Калача капитану ответил,сидевший рядом с Варей и молчавший до того лейтенант. Кажется его звали Николай. Он кашлянул в кулак, встал и одернулпортупею, приводя себя в порядок. – Ну что же товарищи, мне пора на батарею.Засветло хочу успеть домой пару строк чиркнуть. – И повернувшись к Варваредобавил – Бы рад знакомству.

Он первым делом зашел к Стыне и похлопавповара по плечу поблагодарил ----- Хороший ты человек, запасливый.

--На батарею лейтенант? – спросил тот.

Николайкивнул.

--С термосами поторопили бы своих, скоро темнеть начинает, обратно ведь толком непомоем.





Николай спускался по натоптаннойтропинке к батарее. Все четыре орудия на позициях были хорошо видны, несмотряна усилия его расчетов по маскировке. Ни замотанные белой тканью стволы, нивыкрашенные белой краской шиты и лафеты, ни разбросанные по позиции снежныекомья, все это не могло сотворить невозможного. С трех сотен метров взаснеженном поле батарея была как на ладони. А уж с воздуха разглядеть позиции это уж, как здрасте… Николай посмотрелвверх. Небо уже не было таким ясным, как утром. Белесая дымка затягиваласиневу, оставляя редкие просветы. До сумерек оставалось часа два. Может ипронесет сегодня,

Устроившись полулежа на ящиках у орудия,Николай достал карандаш из планшета и на блокнотном развороте написал«Ленинград «23» Мучной переулок д.3 кв.1 Ермолаевой В.Н.» Затем вырвал разворот листа со скрепок и сложивбумагу в треугольник, снова развернул её. Вдоль линий оставшихся от сгибапродолжил «Дорогая Вера». Дальше текст никак не шёл. «В первых строках своегописьма…» - Николай мысленно зачеркнул ненаписанные слова. Он залез рукой вкарман гимнастерки и достал несколько фотокарточек и открытку. Верино фотооказалась первым. С карточки емуулыбалась молодая скромная девушка в черном платье в белый горошек. В груди тутже защемило унылой тревогой на вздохе, защипало в носу, а руки сами полезли вкарман за папиросами. Закурив и пустив тонкую струйку дыма, Николай глянулназад, на угор с которого только что спустился. Березовая рощица наверхуначинала подкрашиваться предзакатным солнцем, а над ней проявился бледныйлунный серп. Где то тамна севере, далеко-далеко за укрывшимся в роще артиллерийским обозом, был город Ленинград,и девушка Вера – платье в горошек. Города на Неве Николай сам никогда не видел,но знал несколько красивых зданий в Ленинграде по фотографиям в газетах. И то,что он, как и многие другие, должен защитить и спасти Ленинград. И еслипотребуется, отдать свою жизнь за этот город. Веру Николай тоже не виделникогда. Еще в 42-ом ее письмо он вытащил из пачки других писем, попавших вруки солдат по разнарядке полит управления штаба полка и адресованных «Дорогомузащитнику моего города». С тех пор писал ей регулярно, но так ни разу и неполучил ответ. Николай гнал от себя нехорошие мысли, зная о бедственномположении городского населения в блокадном Ленинграде, и искренне верил, чтоВера, конечно же, попала в эвакуацию. Что кто ни будь, однажды, увидит переполненный почтовый ящик у ее квартиры наМучном переулке и догадается переслать ей все письма разом. Вера прочитает их ипоймет, что он, - Николай выполнил ее просьбу, и все сделал так, как она…

Онпросидел еще пару минут с закрытыми глазами, в который раз загадывая себе эту сцену.


Закарточкой Веры выглядывала открытка из дома, полученная в декабре и прочитаннаямного, много раз.

Мамапередавала приветы, писала про то, что Мария учит стихи, и спрашивала, получилли Николай валенки. Верх открытки занимали отпечатанные синей краской слова СНОВЫМ ГОДОМ, С НОВЫМ БОЕВЫМ СЧАСТЬЕМ ТОВАРИЩИ ФРОНТОВИКИ! Громите и уничтожайтеврага! Истребляйте немецких захватчиков всех до единого!

Наобороте была изображена карикатура за подписью Кукрыниксы. Два свинорылыхгитлеровца в касках пролезали в окно музея в Сталинграде и стреляли из своих пистолетовв бюст Гоголя. Щетинистые рыла с торчащими клыками и маленькими, злыми глазкамибыли отвратительны. А отколотая голова Николая Васильевича невозмутимосозерцала распотрошеные вокруг книги. «Почти полный тезка» - подумал Николай ивспомнил слова капитана за обедом о раненом и опасном фашистском звере. Тут жеему на ум пришел убитый немецкий танкист в черной форме и с обезображеннымлицом из подбитого его батареей панцера. Кроме бутылки, что была открытасегодня за обедом, мертвый танкист расстался еще и с железным крестом, соскрещенными мечами и дубовыми листьями. Этот трофей был надежно припрятан вмаленьком чемоданчике с личными вещами лейтенанта.

Перелиставнесколько своих снимков и отложив их в конец, он достал и стал рассматриватьеще одну фотографию. На ней, перед двух этажным домом с черепичной крышейстояла огромная телега, запряженная парой белых быков. На телеге расположилосьмножество причудливо наряженных мужчин, женщин и детей, а перед ними деловиторасхаживало с десяток гусей.

Этафотография неизменно возвращала Николая воспоминаниями в начало декабря 42-гогода, в его первый день на передовой после артиллерийского училища. Он закрылглаза и из неясного сумрака памяти проявились очертания хлопающей двери штабаартполка, 18-ти летнего юноши - вчерашнего курсанта, предписание «определить во2-ю батарею», и еще ледяное дуновение Ладоги. Ночная дорога от штаба до местарасположения прошла в трясущейся на замерзших колдобинах попутке.

К утру прибыв на место, Николай оченьбуквально понял слова комбата «Для начала ознакомьтесь с обстановкой». Обойдясвою и соседние батареи он забрел в бесконечные лабиринты пехотных траншейпереднего края. Неторопливый уклад временного окопного затишья на передке,выталкивал на встречу Николаю кучковавшихся полусонных красноармейцев. Иныевставали при виде лейтенанта в новенькой форме, были и те, кто косясь всторону, лишь убирали вытянутые в проходе ноги. Солдаты в траншее встречались все реже. И лишь когда пройдя несколькоизломов окопных переходов Николай не встретил ни одного бойца, его охватилатревога. Он попытался вернуться обратно, но следующие повороты также открывалибезлюдные ходы с пустующими ячейками для стрельбы. Надо было как то успокоитсяи взять себя в руки. Присев на небольшой уступ у ячейки, и обхватив коленируками, Николай стал слушать окружающие звуки, надеясь услышать разговоры илиеще, что ни будь, что подскажет верный ориентир. Но слышалось только своевзволнованное дыхание и учащенный пульс в ушах. Просидев так несколько минутему удалось успокоиться. Тишина стала наполняться новыми звуками. Шелестелветер, снежная крупа постукивала о бруствер.

Рядомглухо лязгнули два щелчка и что-то задребезжало. За бруствером явно кто-то был.Николай осторожно встал на уступ, медленно выпрямился во весь рост и вытягиваяшею выглянул за перекрытие насыпи. Залинией окопов опять ни души. Лишь провисающее серой хмарью небо сыпало мелкийснег и сливалось вдалеке с не успевшим полностью полинять к зиме полем. Да ещенестройные ряды вбитых в землю кольев с натянутой между ними колючейпроволокой.

Вдруг снова тот же звук лязгнул чуть правее,а пряма перед Николаем одна из нитей колючки дрогнула и сбросив с себя ледянуюканитель обвисла. Он повернул голову на щелчок и явственно разглядел двухсолдат в грязных маскхалатах резавших стальную жилу. Один, лежа на спине держалпроволоку руками в рукавицах, а второй орудовал саперным ножом. Немцы! –вспыхнула догадка в мозгу и животный страх подкосил ноги Николая. Свалившись надно траншеи, он упал на бок и поджимая ноги потянулся за пистолетом. С трудомоткрыв кобуру и достав оружие стал целиться куда то вперед в пустоту, размытуювыступившими на глазах безвольными слезами. В голове чередой возникалибезжалостные слова полные ужаса и абсурда: «немцы, плен, надо стреляться, вот трус,даже с предохранителя не снял…герой»

---Товарищ, товарищ лейтенант! Что с вами?– кто-то негромко говорил над Николаем, тормоша его за плечо. Николайинстинктивно дернулся и сел, прижав спину к земляной стене траншеи. Перед нимпригнувшись стоял коренастый красноармеец с автоматом в руках.

-- Та-ам неэцы… - отвечать получалось не сразу, язык неслушался, произнося слова поеденные страхом. Николай повторил еще раз, на этотраз указывая в сторону рукой -- там немцы, там, двое.

--Где? - боец не разгибаясь бесшумнопереместился вперед и повернувшись спросил шепотом, -- Где? Здесь? – указываястволом автомата наверх, через насыпь, угадывая где именно лейтенант виделврага.

--Там, да, да, да, -- зашептал Николай в ответ.

Боецпокрутил головой, как бы примеряясь к броску, щелкнул затвором и высоко вскинувруки нацелил автомат за бруствер.

--Фррррррррр! – Фрррррррр! – ППШа выдал две длинные очереди. Боец перепрыгнул кдругой ячейке и снова наугад, веером расстрелял остатки магазина. Затем гуськомперебежал обратно к Николаю, присел на колено, и заменив магазин стал довольноскалится – « Порядок лейтенант, не робей!»

На грохот стрельбы из глубины траншейныхпереходов выскочили еще три бойца. И чуть пошептавшись меж собой, сталивыглядывать из ячеек. Один из солдат одобрительно закряхтел и с восхищениемдобавил

-- (Хха –кхы) Достал ты его Семёныч, ивторого достал, надо бы йих вот чиво, втраншейку то заташыть да и пошупать, штоза делегация…

Ивскоре оба немца в маскхалатах перемазанных землей и кровью лежали на днеокопа, а проворные и опытные руки красноармейцев потрошили их карманы. Нарасстеленном перед Николаем плаще оказались двое часов, компас, зажигалка,портсигар, два кинжала и пара фотографий. Оружие убитых солдаты сложили всторонке.

-- Что возьмешь себе лейтенант? – спросилстрелявший из автомата боец.

Николай помотал головой, отказываясь отпредложенных Семёнычем трофеев, но фотографии решил подобрать.

--Ну как знаешь, - явно обрадовался такому выбору лейтенанта солдат. Он проворнособрал в плаще брякающую добычу и, дойдя до отворота повернулся, похлопал рукойпо боковому горбылю. И улыбнувшись Николаю, напоследок пропел, исчезая впроходе – «Артиллеристы, точней прицел!

Разведчик зорок, наводчик смел!

Врагу мы скажем: "Нашей Родины не тронь,

А то откроем сокрушительный огонь!"

На первом снимке пожилая немка сидела устолика скрестив руки на коленях. В нижнем углу аккуратная подпись, выполненнаятипографским способом гласила Erna Lehmann, Berlin, 1940. Частьфотокарточки была запачкана свежей кровью и Николай опасливо и вороватооглядываясь, запихнул ее обратно в нагрудный карман мертвого солдата.

Второйснимок он проносил с собой все два года проведенные на фронте. Даже с закрытымиглазами, всё до мельчайших подробностей фотокарточки память Николая перебирала,как содержимое краденного сундучка. Довольные лица женщин в длинных юбках с белыми передниками, дети вкоротких штанах с широкими подтяжками, важные мужчины в шляпах с перьями, врасшитых жилетах и натянутых до колен гольфах. Люди держали друг друга за рукии обнимали за плечи, под полным тепла и света довоенным небом далекой страны.

Николай открыл глаза, и щурясь на вынырнувшееиз-за стального шита орудия солнца убрал стопку фотографий в карман. И настранице блокнота уверенно нарисовал свиноподобное существо в немецком шлеме,кителе и нарукавной повязкой со свастикой. Фашист с голым задом улепетывал отстреляющих ему вслед пушек с красными звездами. Под рисунком он добавил надпись– «Моя 2-я гвардейская батарея преследует врага. Маршрут преследованияЕгорьевка, Красное Доротино, Рамцы, Любань. Твой Николай. 18 января 1944 года.И сложил треугольник конверта.