⁣Это было раннее
летнее утро в северной части Греции, совсем недалеко от полуострова Халкидики.
Молодой пастух вывел на склон горы небольшое стадо коз и овец, которое он
собрал со всей деревни, пастись на склонах обители богов.

Судьба пастуха была
непростая. Родился он в Греции и успел впитать силу и красоту земли. Но судьбой
ему было предназначено попасть в другую страну. Где он, в силу своих
сообразительности и ума, нанялся в услужение в центральном городе
цивилизованного мира. Это был Рим, где он и научился языку местных жителей и
знати. Его яркий и неспокойный ум осваивал языки людей всего мира, которые
посещали Рим в то время. Естественно, он знал свой родной язык, в совершенстве
изучил латынь, но в то же время овладел коптским языком и популярными тогда
персидскими наречиями. Гибкость ума и природная изворотливость позволила ему
все-таки вырваться из тягостной службы в Риме в свою родную деревню. Там он подрядился
быть пастухом, чтобы больше проводить время в размышлениях и умозаключениях о
создании мира и его бытие. Это было непросто, но он это сделал. И теперь
наслаждался свободой.

Летний утренний ветер
трепал золотые кудри юноши, и свирель, с которой он не расставался никогда,
весело звучала на просторных лугах, у подножия горы Олимп, там, где жили боги,
которые даровали ему жизнь и прописали её от самого начала до самого конца.
Устроившись на большом и уже теплом от утренних лучей валуне, он взял свой инструмент
и начал играть. Когда он играл, стадо не расходилось далеко, стараясь держаться
поближе, чтобы слышать мелодию пастуха. Сыграв несколько мелодий, он отложил
инструмент и обратил свой взгляд в небо, где высился Олимп.

Яркое солнце скрывало
вершину горы. Пытаясь разглядеть её, юноша даже приложил руку, как козырек, но
вершина была недоступна для взгляда. Стаду надо было двигаться дальше. Спрыгнув
с валуна, пастух начал подгонять овец, чтобы тронуться в путь. Но ежедневную
традицию прервал громкий и неожиданный крик орла. Пытаясь разглядеть источник
звука, пастух забрался на валун. И в этот момент перед ним предстала
потрясающая картина. С невозможной высоты к нему спускался огромный и
прекрасный золотой орел, громким криком обозначающий своё присутствие. Орел
снижался медленно, кругами. Оперение отражало лучи солнца, отблески которого
играли на склонах горы и листве деревьев у подножья. Воистину — это был Зевс.
Масштабность события завораживала. Сделав очередной круг, орел пролетел над
пастухом, оставив после себя шлейф из золотых искр, которые, падая, не гасли.
Пастух протянул руку к небу, и в глазах его появились слезы счастья.

Вечером того же дня
стадо не вернулось в деревню. Обеспокоенные жители вышли на поиски пастуха и
своего стада. Нашли быстро, но то, что они увидели, заставило всех замереть от
удивления, страха и, наверное, непонимания, что делать дальше.

***

— Всё, девочки! На
этом наш с вами урок закончен. Встретимся на следующей неделе. Не забудьте
сделать домашнее задание. Оно несложное и основано на том, что мы уже с вами
проходили. До следующей встречи. Ирина, ты снова здесь? Ты должна уже
находиться на моём месте, и у меня есть твердая уверенность в том, что попади
ты сейчас в Римскую империю и выступи в сенате, — тебе бы все рукоплескали.

— Надежда Юрьевна, вы
же знаете, как я люблю латынь и…

— Все, девочка моя,
беги домой, а я на самом деле порекомендую тебя как возможную замену мне. В
меде сейчас редкость, когда молодой специалист настолько увлечен латынью.

— Нет, я не домой, у
меня сегодня рисование. Сегодня там будет какое-то торжество. Надо быть
обязательно.

— Будущий педиатр…
правильно говорят: «человек талантливый талантлив во всех областях». Ты когда
всё успеваешь?

— Надежда Юрьевна,
мне просто это нравится.

— Покажешь потом свои
работы вживую, а то в этих ваших социальных приложениях все как-то не то…
фотографий много, но всё неживое.

— Конечно,
обязательно!

***

Это был уже поздний
вечер в центральной школе искусств. Сегодня был аншлаг. Для новых занятий по
анатомии и зарисовок в школу привезли новый экспонат. Ждали его долго, а уж
выпрашивали еще дольше. Но вот чудо свершилось, и бесценный груз прибыл.
Логистика прошла без сбоев, и экспонат с помпой был представлен коллективу и
ученикам.

— Дорогие мои…
представляю вам античную скульптуру. Шедевр неизвестного художника. В своем
роде это единственная скульптура. Данному произведению искусства много сотен
лет. Этот подарок был сделан нашей стране правительством Греции. И наша с вами
школа удостоена чести использовать её как материал для исследований и учебного
тренинга. Представляю вам «Пастуха».

И ректор указал в
сторону накрытой белым полотном скульптуры. Когда покрывало упало на пол, все
увидели ростовую фигуру совсем молодого человека, устремившего свой взгляд в
небо. Одна рука была также направлена в небо, как будто в попытке до чего-то
дотянуться или дотронуться. Больше всего поражал материал, из которого была
сделана скульптура. Мрамор был идеален. Он повторял изгибы тела с невообразимой
точностью, прожилки камня словно бы изображали кровеносную систему. И глядя на
скульптуру, нельзя было поверить, что это произведение искусства прошло через
века. Время не отпечатало ни следа на этом мраморном теле.

— Ну что ж… а теперь
давайте оставим наших учеников, пусть поработают. А завтра мы разберем ваши
работы по зарисовке анатомии и допущенные ошибки.

***

Ирина стояла в
последних рядах, когда была презентация, и пыталась разглядеть, что же
происходит впереди. Она не видела, как произошло открытие, отвлёк телефонный
звонок, пришлось выйти в холл и поговорить. Разговор затянулся до самого начала
занятий. Спохватившись, Ирина побежала на занятие и, войдя в аудиторию,
замерла. Сердце остановилось. Дыхание тоже. Наверное, это тот самый момент,
когда останавливается само время . Ирина увидела всю скульптуру целиком, но её
взгляд приковали к себе глаза юноши.

Ну, давайте попробуем
рассуждать объективно. Изваять глаза в мраморе — задача не из простых. Они либо
закрыты, либо их веки полуопущены, в крайнем случае они просто пустые (без
зрачков). И разглядывать их особого смысла нет. Конечно же, есть скульптуры с
прорисованными зрачками, но придать им естественность сложно.

А здесь были живые
глаза. В которых можно было утонуть. Они были словно океан. И Ирина начала
тонуть, до момента, когда её окликнули и пригласили всё-таки занять место и
приступить к работе. Холст, который стоял на мольберте, совершенно её не
устроил — он был квадратный.

Это первый случай,
когда Ирина решила сменить формат картины. Обычно она использовала то, что было
уже заготовлено, а вот сейчас как будто накрыло. Не то, и всё тут. Быстро
сменив реквизит, что вызвало некоторое возмущение аудитории, она взяла в руку
карандаш и подняла глаза на скульптуру. Рука словно бы ожила и начала сама
наносить первые штрихи на холст. Она просто смотрела на юношу и не отводила от
него взгляд, а рука продолжала жить своей жизнью. Ирина не замечала того, что
не смотрит на холст и не замечала времени. Пока не почувствовала многочисленных
взглядов за своей спиной. Пришлось отвлечься. Это такое состояние, когда уже
надо вставать, но можно ещё урвать минут пять. Тяжело, одним словом.

Обернувшись, Ирина
увидела за своей спиной весь класс, который с увлечением смотрел на неё и
обсуждал то, как она рисует. Краска залила её лицо. Не привыкла она быть в
центре внимания. Переведя взгляд на холст, она выронила карандаш из рук. На нем
очень детализированно был изображен юноша, стоявший на валуне и протягивающий
руку к небу. Вокруг молодого человека собралось стадо овец, а в небе парил
нереально огромный орёл, сопровождающий каждое своё движение россыпью искр.

Только сейчас Ирина
поняла, что даже не взглянула на холст, когда рисовала. Не сказав ни слова,
растолкав всех, она выбежала из студии. Одевшись на бегу, выскочила на улицу.
Мысли запоздало стали проникать в сознание, приводя девушку в состояние шока.
Она поняла, что, пока она рассматривала скульптуру, ей удалось пережить всё,
что произошло с юношей. Она буквально наблюдала со стороны полёт орла и юношу,
который пытался разглядеть происходящее над его головой. И момент, когда,
заплакав, юноша превратился в мрамор. И всё это она нарисовала.

Как в такое можно
поверить… правильно, просто невозможно. Отдышавшись, она приняла мысль о том,
что просто перенервничала, перезанималась, плохо спала последнюю неделю, и вот
результат, легкая форма психоза. Эх, жаль, конечно, что вещи остались в студии,
придётся вернуться за ними, и тогда домой и спать. Как оказалось, было уже
довольно поздно, на неожиданную прогулку времени ушло больше, чем
планировалось.

-«Да кого я
обманываю, - подумала девушка,- ничего не планировалось, как получилось, так и
получилось».

Хорошо, что охранник
был знакомым и, немного пожурив, впустил Ирину забрать оставленные вещи.
Пообещав быстро вернуться, девушка побежала за оставленными вещами. Заскочив в
студию, она снова увидела юношу — и снова замерла.

В голове стучала одна
мысль… дотронуться… Это было навязчивой идеей, возникшей буквально из ниоткуда.
Ирина начала пробираться к скульптуре. Взобравшись на возвышение, она стала
потихоньку тянуть руку, чтобы дотронуться до лица скульптуры. Рука дрожала.
Когда до мрамора остались считанные миллиметры, помещение огласил громкий крик
орла. Это было настолько неожиданно, что она невольно отпрянула назад и стала
падать. И зависла в воздухе, что-то не позволило ей упасть. Подняв глаза, она
увидела юношу, который удержал её за руку от фатального падения.

— Tu dea?[1] —
было первое, что сказал юноша.

— Я… не понимаю тебя…
ой… это же латынь.

Как? В такой момент
можно вообще вспомнить другой язык? А юноша тем временем буквально
«вылуплялся». Мрамор осыпался с его тела и, падая, рассыпался в золотую пыль.
Глаза… эти глаза примиряли Ирину с возможностью умереть, лишь бы не нужно было
отводить взгляд. И снова раздался громкий крик орла.

На этот раз уже два человека
подняли глаза к небу. Вернее сказать, в потолок, но его уже не было, как и не
было крыши, осталось только бескрайнее черное звёздное небо над головой и
парящий орёл.

— Visne
mecum?[2] — просто спросил юноша.

— Ita[3], — ответила
Ирина.

И снова в воздухе
разнёсся крик орла.

***

Охранник терпеливо
ждал возвращения девушки, но её не всё было. Кряхтя и тихонько матерясь, он
отправился на поиски. Студия была последним местом, куда заглянул охранник. На
пьедестале замерли две фигуры. Он и Она, застывшие в поцелуе — и в мраморе.







[1] Ты богиня? —
Лат.

[2] Ты пойдешь
со мной? — Лат.

[3] Да. — Лат.