⁣
ВладимирЛидский



КЛЕЩИ



… и когда онсказал, прижав к груди коробку из-под ландрина, — это моё! и злобносверкнул воспалёнными глазами, — начальник режима нерешительно отступил, — этобыл такой маленький, едва заметный шажок назад, которого на открытом пространственикто бы и не заметил, но здесь, в тесноте зачумленной мастерской, этот шажокказался капитуляцией, — плотник стоял, тараща глаза и скаля зубы, а начальник,хотя и отступил, но в те же мгновения и собрался: вытащив пистолет, он выставилвперёд руку, но не стал стрелять, а замахнулся и ударил Мансурова что было силрукояткою пистолета, и тогда Сагайдак, сидевший на верстаке поодаль, понял, чтоплотнику не устоять, как удавалось ему это прежде, когда он был незаменимым и внекотором даже роде неприкосновенным человеком, про которого говорили: о,плотник Мансуров, это мастер! — он, действительно, был удивительным мастером,который от аза до ижицы не только плотницкую работу знал, но и столярную, ивообще был редкого племени умельцем, способным легко починить любой механизм,начиная от древнего брегета позапрошлого века и кончая двигателем внутреннегосгорания, а то и каким-нибудь даже паровым насосом; плотник Мансуров былнезаменимым человеком в Усть-Лаге, и всё окрестное начальство домогалось еговнимания, потому что лишь он во всей округе мог делать изумительные стулья,кресла, кровати и шкафы в стиле чиппендейл, — это был мастер высочайшегополёта, достойный, может быть, даже и дворцовых интерьеров; его мебельныегарнитуры стояли в квартирах полковников и генералов, а сидел он как социальноблизкий, получив в тридцать первом свой червонец за убийство брата, которыйизнасиловал его жену; этот мастер был странный тип со странными привычками, — хотябы потому, что никто и никогда не видел его спящим, — это был вечнободрствующий человек; начальство разрешало ему жить при мастерской, благодарячему он мог избегать множества неудобств общего барака; лет ему было по мнениюСагайдака пятьдесят с хвостом и ещё в конце того века, на смену которому пришёлвек революционный, он учился в знаменитых краснодеревных мастерских купцаБуторина, поставлявшего мебель в салоны и загородные особняки столичной знати; поступивк Буторину в 1887-ом в девятилетнем возрасте, он покинул свою начальную школу вканун нового тысячелетия, и купец едва со скрипом отпустил его, потому что подобногомаэстро даже при молодых его годах в ближайших окрестностях было затруднительносыскать; до семнадцатого года Мансуров подвизался на самых престижныхстроительных площадках, — плотницкая работа его украшала особняки, церкви и общественные здания, а столярная— фешенебельные гостиные первых богачей; на деньги, которые ему платили, можнобыло купить торговый пароход да ещё баржу́ в придачу, но он злато не копил, жертвуягонорары в столичную епархию, словно бы пытаясь замолить какие-то свои, никомуне известные грехи; так он дотелепался до октябрьского бунта, не наживимущества и оставшись номинально пролетариатом, что спасло его в самые первыеокаянные годы, когда малейшая собственность могла послужить основанием дляприговора; поступив в восемнадцатом году на Тульский оружейный, он стал клепатьтам снарядные ящики, ибо не нашлось ему по неизвестной причине более достойногоприменения, а в начале НЭПа открыл на паях с братом, вызванным изЛыткарино, маленькуюремонтно-механическую мастерскую и как раз женился, взяв в жёны тихую опрятнуюдевушку-тулячку, — моложе себя лет на двадцать, — которую очень любил, — так,как может любить недавнего ребёнка, едва превратившегося в женщину-подростка,здоровенный сорокалетний мужик, многое уже повидавший на своём веку… итак, онне спал, и сам не помнил, когда это началось, может, после трагедии с женой, аможет, и раньше, в глухой темноте его юности, когда случилось ему свершитьнечто такое, от чего совестливые люди со временем влезают в петлю; если бы онспал, то дня не хватало бы ему на исполнение многочисленных заказов, которыхбыло столько, что хватило б, наверное, на целый плотницко-столярный цех, — онуже просил помощников, но начальство, всегда имевшее свои резоны, не шло емунавстречу, а только повышало голос всякий раз, твердя своё привычное давай-давай;всё-таки со временем он добился подмастерьев и взял самых доходяг, уже поплывшихи превращавшихся в фитилей на изнурительных общих работах, — двухконтриков, врагов народа, посаженных подозрительным государством за язык,— бывшего инженера Сагайдака, работавшего до посадки на заводе АМО, и бывшеготеатрального бутафора Чемерисова, который, будучи сыном одного очень известногокоминтерновского деятеля, несколько лет прожил в Берлине; вот Мансуров их и спас,вытащив в свою мастерскую, потому что в ином случае жизни им оставалось на парумесяцев, да и то навряд ли…и скоро узнали Сагайдак с Чемерисовым, что у ихблагодетеля есть ещё работа: каждый божий день Мансуров забирал трупы умерших вбараках заключённых, укладывал их в самодельные салазки, широкие и длинные — поросту человека — и увозил на сопку за лагерной колючкой, где складывал аккуратнымиштабелями — до весны, вступавшей в свои права только к началу зыбкого июня; потеплу всё, что оставалось от обглоданных зверьми зэка, обливали керосином исжигали, потому что в мерзлоте, даже и в июне, не больно-то станешь хоронить;прежде чем отправить мертвеца на сопку, Мансуров привозил его в сенцымастерской, где хранилась у него заложенная на сушку древесина, и Сагайдакнаблюдал иногда за действиями шефа: зайдя в мастерскую, Мансуров брал с полочкинад верстаком плотницкие клещи, клал их в большой нагрудный карман своегогремящего кожаного фартука и возвращался в сенцы; через минут десять-пятнадцатьон клал клещи на место и, выдворив наружу салазки, отправлялся с ними надальнюю сопку; как-то раз оставил он клещи в стружках верстака, и Сагайдак,подойдя ближе, содрогнулся: клещи были изгрязнены кровью… боже, подумал инженер,я знал, что мы в аду; показав клещи Чемерисову, он попытался объяснитьнапарнику свои догадки, но Чемерисов только в ужасе махал руками; этот бутафор,проведя в лагерях целых восемь лет, совсем не понимал страшной действительностии всё продолжал жить в каком-то своём,бутафорском мире, — его придуманный мир предполагал преувеличенные театральныечувства, вскрики, восклицания и манерные возгласы, — по сути Чемерисов был тихимсумасшедшим, в голове которого всё смешалось, как в доме Облонских, — мирлагеря казался ему синематографом Мурнау или Ланга, с настойчивой дотошностью воплощённым на одной шестой части суши неким извращённым,но весьма логичным персонажем, и бедный бутафор совсем запутался, давно уж непонимая, где театр, где кино, где жизнь? — поэтому окровавленные клещипредставились ему деталью из «Кабинета доктора Калигари», и он подивилсямастерству коллеги, сотворившего такое реалистическое чудо; он его, впрочем,скоро и забыл, полностью сосредоточившись на варке источавшего тошнотворнуювонь столярного клея — для нужд своего покровителя; только Сагайдак каждый разс ужасом смотрел на доставаемые временами клещи и всё думал: сатана! — однакодень шёл за днём, а ничего сверхъестественного не происходило, — изумительнаямебель исправно доставлялась начальству, и скоро весь край полярной каторги былсловно филиал музея искусства эпохи рококо: чудесные стулья в рокайлевых формах,пышно украшенные резьбою буфеты, двуспальные семейные ложа причудливыхочертаний и испещрённые готическими орнаментами деловые бюро, которыеначальники лагерей и главков любили ставить в служебные кабинеты, — всё это зыбкоесчастье украшало жизнь и быт подлых временщиков, узурпировавших право нароскошь, дававшую им иллюзию собственной значимости, высокого положения ивечной власти, а мастер Мансуров всё понимал лучше иных, справедливо полагая,что нет пределов человеческой мерзости, только судил он не начальников,маленьких да больших, а… себя, и уж себя-то он знал от и до, относительно своейдуши даже не сомневаясь, — он знал, что гореть ему в аду и уже готовился излагерного рая перейти как раз туда; однажды, занося на место клещи, онмашинально положил на плоскость верстака жестяную коробочку из-под ландрина,где и позабыл её, и вышел, намереваясь отвезти ожидающего в сенцах жмурикана сопку, — Чемерисов с Сагайдаком тем временем, ожидая увидеть в коробкеледенцы, являвшиеся, по их мнению, знаком внимания какого-то начальства, сняликрышку и в ужасе отпрянули: коробка, изрыгнув запах мертвечины, открыла ихвзорам мятые золотые коронки, тускло блестевшие под сорокаваттной лампой…вернувшийся через некоторое время Мансуров как ни в чём не бывало взял сверстака забытую коробку, положил в карман и молча принялся за работу;Сагайдака, однако, эта коробка так обеспокоила, что он не нашёл ничего лучше,как искать уединения с начальством, и нашёл, — до высшего руководства он,правда, не добрался, но с начальником режима говорил, и через пару дней тот ужестоял в мастерской перед Мансуровым, требуя вернуть государству незаконноприсвоенное столяром имущество, но Мансуров, яростно посверкивая воспалённымиглазами и скаля испорченные зубы, всё говорил и говорил: это моё, это моё!и не хотел отдавать, — тогда начальник режима ударил его по голове рукояткоюпистолета и в кровь разбил покрытую серой плесенью плешь дерзкого зэка́, —Мансуров при этом упал и выронил коробочку из-под ландрина, — ударившись о пол,она раскрылась и кукурузные зёрна коронок разбежались по мастерской, — начальник режима быстронагнулся и стал, судорожно двигаясь, собирать их, — выходя, он обернулся вдверях, пристально посмотрел на Сагайдака и бросил в его сторону кусочекжёлтого металла, — коронка ударила инженера в грудь, и ему показалось, что этоне золото, а свинец!.. годы спустя, даже и в глубокой старости, вспоминалСагайдак эту несмертельную пулю, убившую его ещё до смерти и всёмучился, не умея избыть свою тоску… а Мансурова на следующее утро после утратыкоробочки нашли мёртвым на лесопильне, — его тело было смято в лесопильной раме,и мастера едва опознали; начальник лагеря страшно матерился и, размахивая пистолетом,грозил вертухаям всеми возможными карами, в том числе извращённым соитием;вечером он вошёл в запой, избил жену, и продолжал пить ещё неделю, — до тех самыхпор, пока не впал в самое настоящее беспамятство, и ему никак уже нельзя былосообщить, что третьего дня получена телефонограмма, требующая его немедленногопоявления в Главке…