⁣⁣Гранит

За дверью – жара июля, а здесь до озноба зябко.
Гранитная пыль летает, привычно жужжит сверло…
Работы ему хватает – от фото распухла папка.
Смерть тоже не отдыхает, берёт под своё крыло.


Девчонка. Старик в медалях. Младенец. Солдат. Подросток…
Ведь то, что кому-то – горе, для мастера только труд.
Машинные заготовки. Навскидку всё очень просто.
И можно не суетиться – «натурщики» подождут.


Он в этом почти что Рембрандт – из мрака выводит лица,
Светлеют глаза чужие под чуткой его рукой.
Вот родственники. Довольны – торопятся расплатиться.
И снова: плита, жужжанье, размеренность и покой.


За это неплохо платят. Премудростям быстро учат –
«Конфетку» из брака сделать, улучшив размытый вид.
И буднично мысль приходит: неплохо б на всякий случай
Хорошее сделать фото. И пусть себе полежит.

Молитва

Так пусто, холодно за спиной…
Как будто снегом мой сад укрыло.
Не требуй много, Создатель мой –
Мне просто вечности не хватило.


Я не был богом, но мог спасти
В своих ладонях живые звёзды…
Как сгустки крови в моей горсти.
Да, я пытался. Но поздно, поздно…


Всё время делал не то, не так,
И вот полжизни прошло впустую…
Пока меня не окутал мрак,
Позволь я что-нибудь нарисую?


Траву и солнце. Морскую гладь.
Почти открытка «привет из рая».
Прости. Ты должен меня понять –
Я просто гибну не создавая…

Я доверяю тебе – себя.
Телёнком глупым в ладони тычась…
На «до» и «после» всю жизнь дробя.
Любовь – прибавить.
Гордыню – вычесть.

Колыбельная

Валентина Петровна ужасно боится смерти –
Как сбежать от безносой в свои девяносто пять?
Не нужна эта бабка вообще никому на свете,
В катафалк превращается ночью её кровать.


Не заснуть – ведь когда-нибудь точно наступит это?
И в трехкомнатном склепе под утро её найдут…
Как щитом, заслоняется кошкой, в ногах пригретой,
Может смерть и отступит, коль Муся воркует тут?

Не забыть соцработницу Люсю послать в аптеку…
Список бадов и прочих волшебных пилюль готов.
За попытку бессмертия нужно платить по чеку,
Но за деньги – увы! – не купить безмятежных снов.


Четверть века прошло, как она схоронила мужа.
Жили дружно, а что не любила – уже не в счёт.
…Только каждую ночь в изголовье кошмары кружат,
И покойный Витюша её за собой зовёт.

И былую упругость пытается вспомнить тело,
А в груди, не узнавшей любви, оживает вдруг
Очерствевшее сердце – ни разу ведь не болело,
Провожая супруга, знакомых, друзей, подруг.

...Соцработница Люся залезть помогает в ванну,
Раздражённо морщинистый панцирь мочалкой трёт…
Валентина Петровна готова к самообману –
Вместе с пеной и возраст уходит – за годом год.

Дребезжащим своим голоском напевает нечто,
Как танцовщица кордебалета трясёт ногой…
Ей бы жить-поживать как холодному камню – вечно.
И под тёплыми ливнями вечность стоять нагой…


…В белоснежной сорочке блаженно лежит под пледом,
Светлый сон подбирается тихо – как на заказ.
Кошка лезет под плед, смерть за ней заползает следом
И поёт колыбельную в самый последний раз…

Папе

Все говорят, что я так на тебя похожа!
Даже характер такой… Вспоминаешь, пап?
Как отморозку могла засветить по роже,
Как побеждала свой страх – с побелевшей кожей –
И никогда не могла оценить масштаб


Наших потерь… И сейчас не умею. Странно…
Тот, с отстранённым взглядом, совсем не ты.
Сердце саднит непрерывно – сплошная рана.
Как мне тебя отвоёвывать у тумана?
Как за болезнью твои разглядеть черты?


Был, как подросток, всегда худощав и ловок,
Быстрый, свободный, как ветер в сухих степях…
Ты и сейчас иногда сквозь тяжёлый морок
Не замечаешь судьбой занесённый молот,
Грезишь о чём-то на скомканных простынях.


Выбросить к чёрту часы… Укротить минуты.
Мы ведь с тобой повоюем? Нет, я не пла…
Ты далеко. У тумана свои маршруты.
Смерть приготовила чай из цветков цикуты.
«Завтра» – как комната,
Выжженная дотла.

Остров

Абонент недоступен для солнца, дождя и ветра.
Нет друзей. Нет родных. Как гудок пароходный: «Не-е-ет...»
До зарядника – два бесконечных, как время, метра.
За границами тела – обещанный Богом свет.


Только где они, эти границы,
Если тело давно превратилось в остров?
А над островом не летают птицы,
Он белеет во тьме, как омытый волнами остов
Угодившего на берег кита.
И сердце сосёт пустота, пустота…

Пустота для него наступает в немом эфире.
Неподвижное тело врастает спиной в кровать.
Он один в этом доме. Один в равнодушном мире.
Страха нет. Остаётся лишь спать, спать, спать…


…Снова утро. Приходит сиделка.
Громыхает посудой, как в лавке посудной слон.
Переводит на жизнь
Уснувшие стрелки
И на зарядку ставит
Умерший телефон.

Замедляется время…

Замедляется время, и три бесконечных месяца
Растекаются медом, прозрачной тяжелой каплей.
Раскаляется солнце, в распаренном небе бесится,
Неуверенный дождь длинноногой шагает цаплей.


Сквозь промытое облако щурится день июнево,
А в траве одуванчик качается легким шаром,
Серебрится на стебле подобием диска лунного,
И свои парашютики всем рассылает даром.


И душа вслед за ними летит в никуда безбашенно,
Пролетает июль, устремляется в август смело…
…Не успеешь очнуться – шафраном листва раскрашена,
И прошедшее лето тебя лишь крылом задело…

Неходовой товар

…Словно шелест ветхой грампластинки,
Шепелявый дождь звучал в глуши...
Торговали совестью на рынке,
Отдавали людям за гроши.


А товар не пользовался спросом –
Слишком прост, немоден, неказист…
Зря его хвалил сладкоголосо
Разудалый рыжий гармонист.

Продавец менял по ходу ценник –
То, что залежалось, трудно сбыть.
Не берут за деньги и без денег.
Вот уже и бант с коробки сбит…

Вот уже и вымокла коробка –
Серая, с пеньковой бечевой.
Вышла презентация короткой,
Ведь товар, увы, не ходовой.

…Красоту в коробке из-под торта,
Наглость брали, чуточку ума…
Совесть? С нею как-то некомфортно.
Пусть найдёт хозяина сама.

Пусть к ногам прибьётся собачонкой,
Заскулит… и выживет авось.
Только бы не ныла под печёнкой,
Душу не рвала, как ржавый гвоздь…

Сны

В ночном депо трамвай листает сны –
Страницу за страницей, как романы.
Железных «лат» объятия тесны,
Ведь сны трамвая ночью этой странны
И спящему герою не ясны…
Звенит стекло разбитое на рельсах,
Нарушен ход обыденного рейса –
Трамвай не верит собственным глазам.
Он вынужден «идти по головам» -
Такая ерунда на постном масле!
Рывок. Дворы московские погасли…

Он видит ошалевшую толпу
И слышит тормозов ужасный скрежет –
За турникетом скользкую тропу
Тяжелый стук колес на части режет.
…Ныряет в ночь, как будто в скорлупу,
Пытаясь от кошмаров откреститься –
Не улететь! Трамвай – увы! – не птица.
А для кого-то рельсы – эшафот.
Мурлычет на подножке черный кот:
«Мессиррр…. Сегодня будем веселиться!»
И вздрагивает сонная столица,
И чуда ждёт.