⁣Пшеничное поле с вóронами


Я склонен думать, что болезнь исцеляет человека
Из письма В. Ван Гога брату Тео




«Тео,
бог распишет слезами моё заболевшее тело
или мысли – те, что остались».

Текст обрывается.
Комната, боль и стены.

Усталость.

1. Первый взмах

Солнце-ржавый подсолнух катится по глазам;
птицы – сквозь голову, запутавшись в волосах.
Поле: Жёлтый Христос распластался
в судорогах и коликах.

Небо капает прямо в глаза: чернота и синь.В водостоках туч расширяются лимфоузлы.
Мир как будто всмятку: размазан и некрасив,
Одинок и прохладен перед грозой – в разлив
Дождевой воды, не вмещаемой в небесном горле.


2. Второй взмах

Сверху –
бог-художник, смотрит сквозь щёлку рук

на тебя – беспокойного. В свете солнца
толчея небосводов сгущает небесный круг,
а господь надевает на пальцы остатки лучей, как кольца,
он неловок – роняет их, и они дрожат на ветру.


3. Третий взмах

Воздух – смесь: грай воронья и ветер.
Ворон вместе с дождём к тебе садится на плечи.
Ворон – в цвет жженой кости, сутул и груб.


4. Четвёртый взмах

Небо – тоже сутуло. Поле – выжженной медью.В центре – ты – безумен и худ.
И ты пишешь о вечном,
сжав тонкие нити губ.


5. Пятый взмах

Ты похож на мольберт,
потерявшийся между колосьев: холст твоё лицо.
Краска – окунаешь в неё пистолет,

тушишь пальцы и сигареты –
в цвет пунцового.


6. Шестой взмах

…июль
в сердце вырастет полем от пули;
в глазах останутся звёзды;
эпилепсия и расстройство;
боязнь солнца.
Связки мыслей звенят, как самоубийство…

Ворон лапами от плеча оттолкнётся.


7. Седьмой взмах

Неба серые гланды, сырые накрапы вызрели.Капилляры и вены дождя – в них запутались звуки выстрела.
Жизнь – как холст, как картина, икона – целуй её.
Ты бы плакал, да только в глазах застывший церулеум.


8. Восьмой взмах

Ты лежишь. долго-долго – с вечность.
И колосья в закате, как свечи.Зыбкий свет, застывающий мир.
Где-то сзади – в остатках – гремит.




⁣Внизу неба


Люди заполняют небо.
Небо заполняет свои полости
полностью:

в небе теряется голос – в космосе,
в небе застряли звездолётные борозды,
кривые самолетные полосы,
шприц Останкино, шпиль Эмпайра и гвозди Кёльнского.
Лёгкие неба вмещают так много воздуха.
Они синие от страданий и возгласов:
синие днём, к ночи – дымчато-розовые.
Лёгкие неба раскраснелись, разбухли от колокольного звона, выцвели от прочтений молитв.
В небесных лёгких скопился дождь тоннами-литрами.
Выстрели в небо – лёгкие лопнут и выльются. Небо выдохнет туберкулёзно.
Люди выходят ночью с балконов, с крыш в остатки пыльного космоса.Каждый из нас ⁣– болезнь и усталость этого неба
в отражениях окон офисов.



⁣Доброе утро, друг


Пара кусков ароматного безрассудства,
стойкость немытых окон и гладкое солнце.
Тина деревьев опутывает рассвет.
Мир перетёрт до спелых прозрачных капель –
вязкой росы. Воздух в комнате будто заперт
в тонкую сетку углов, как прочный скелет.

Волосы спутаны, словно лучи. Прохлада –
тонкая тетива в тишине громады.
Город снимает тень –
утро, как старый потёртый свитер,
в дырах, проеденных молью, скрыта
тонкость бетона стен.

И обезглавленным манекеном
падает свет на штыки-антенны:
возглас проходит сквозь
шторы. Из глины слепленный город –
в комнате душно. Таблетки снотворно-
го – с чем ты проснёшься снова.
"Доброе, как спалось?"




⁣Молитва


От вкуса горькой тишины сводило челюсть.
Распятый воздух ледяным был, свежим.
Мы шли. И тихо. Тихо. Тихо пели.
И солнце, плывшее в апреле,
глядело долго, томно, жадно, нежно.

Рассветный лоб распоротого неба
твердел пятном оранжевым. И брезжил.
Мы шли, мы пели.
Облачный гребень
за редким лесом, как за сеткой рёбер,
мелькал и горбил.

Мы шли. С далёкой колокольнибыл слышен звон, и выстрелы.
А наши чёрные одеждыпокрылись инеем, и с ними зазвенели.
Мы шли,

и боль тонула в божьем зеве.
И рядом – смерть, как почерневший клевер, тянула листья-пальцы ближе, реже.

Мы шли. И тише. Тише. Тише пели.
И каждый был как грешник.
А рядом плыли вишни. Цвёл орешник.
А воздух кровью капал с шеи.
А по рукам тянулись две траншеи,
Мы шли и между ними – в каждом теле,
мы видели запёкшееся солнце из апреля.



⁣Безумный цикл


Птицы вспороли крыльями небо упругое как каучук
и просыпалась облаками мягкая вата
город тает от прикосновений тонких и нежных рук
осторожного лета и становится зеленоватым

и ещё одна лампочка вкрученная под потолок
повисает над городом новым июньским солнцем
и ползёт по веткам деревьев на небо ток
сгенерированный из палитры людских эмоций

проступает июль сквозь обои – он экстраверт
прорастает цветами в асфальте до каждой двери
оставляя следы на траве
и прилипшие к небу перья

полужёлтый август – перерождение
помятым яблоком катится вдоль обочин
но теряется связь с угасающим летом среди дождей его
звук коротких гудков незаполненность многоточий

снова щёлкнет реле перепутаются провода
и прольётся дождями небо сквозь дыры от шпилей-игл
и смешается шум проспектов в прозрачную как из ведра
тишину... Завершая этот безумный цикл