⁣СТАНСЫ БЕЛОЙ НОЧИ
ИЛИ
АЛЫЕ ПАРУСА

По лёгкой зелени прозрачной
В сени погасших облаков
Клонился долу серп коньячный,
Маяк для птичьих косяков —
Труба над фабрикой табачной —
Дымок лилов.

Фрамуги, настеж отворенной,
Огнём струящийся квадрат —
Слюдой дрожащей застеклённый,
За крышей тлеющий закат
Не вверил кисти гений скромный,
Цедя мускат.

Баржа кроила гладь речную,
И тонким неводом за ней
Тянуло пену кружевную,
И струйки бледных фонарей
Воды коснувшись, врассыпную —
Хвостами змей.
На Петропавловке куранты
В ночи "Коль славен" завели,
К стене коленями атланты,
Держа за горло бутыли,
Пускали лужей по асфальту
Не жигули.

Из окон тёмных и незрячих,
За покосившийся фасад,
Балкона выдвинутый ящик
Ловил шипучий звездопад.
Меж белых поплавков рыбачьих
Искрящий град.

Покинув сонное жилище,
Медноголовый командор —
Обшлаг до золота начищен,
Трубу подзорную протёр
Глядит: на Марсовом кладбище
Горит костёр.

Чугунным, леденящим стоном
Разбужен опустелый сад,
Кривятся ужасом горгоны
В щитах чернеющих оград.
Ночь будто в чреве у Ионы —
Ни рай, ни ад.

И, мерной качкой обуянный,
Своим железным хомутом,
Тяжелозвонкий гроб стеклянный
Гремит над выгнутым мостом —
Трамвай последний и желанный,
Буксуя дном.

Спиралью медленною вьётся
И сыплет жёлтая фольга
С прицепленного кверху донцем
Цинкованного котелка.
И мошкара кружит и бьётся
У нужника.

И запускает метастазы
Со дна Карпи́ева пруда
Расплывчата и белоглаза
Полынно-горькая звезда.
И тонут копии с Парнаса,
Сходя туда.

И утомлённые нарзаном,
Налюбовавшись на мосты,
Не алчут тени у фонтана,
Кропя жасминные кусты,
Ни Силоама, ни Гихона,
Ни Вифезды.

Шипят и рвутся фейерверки,
В дыму алеют паруса,
Ревут сирены на Кронверке,
Огни — что стрелы в небеса
И словно пламенные спицы
От колеса.

Трясутся от волны ударной
В домах посудные шкафы,
И ангел средь снопов янтарных,
Не опуская головы,
Парит над дельтой лучезарной
Реки Невы.


ГРУСТНАЯ ПЕСНЬ СИНОПТИКА

То не шёпот Зефира на Ерике лодку качал,
Слюдяною волною плеская на скользкий причал.
То не в танце ночном, бурунами кружа, нереиды
Ударяли хвостами в гранитные мокрые плиты.

То не гипсовым эхом в строю ионийских колонн,
Сардонической рожей оскалясь, гремел маскарон.
То не феи лесов — безголосые девы дриады
По ветвям шелестели заснувшего Летнего сада.

И не сдерживал тучное небо суровый атлант,
На балконы и портики бросив свой грубый талант.
Облаками не правил архангел сусальным крылом,
Почитая по ветру клониться своим ремеслом.

Не кипением крови, но солнцем нагретые кони
Уминали копытом траву на чугунном газоне.
И тритоны в окладе решётки, сивея от пыли,
Только в ряби воды под мостом извивались и плыли.

Серебристая зыбь волновалась не арфой Эола,
Не Селена на сферу ночную узор наколола.
Посейдон никогда не закусывал Невской губы,
И Харон не возил к усыпальнице царской гробы.

Барабанили ливни и ясные дни приходились,
И светила, меняя друг друга по небу катились,
На железных колёсах качаясь грохочущим цугом
Пролетали трамваи и люди брели друг за другом —

Всякий день по утру муравьиной тропой на работу,
При любом положении дел, не смотря на зевоту.
И под вечер недели, труды обменяв на рубли —
От окраины к центру, покинув свои корабли.

Временами топчась и скользя на арктической стуже,
То с опущенным носом взирая на небо из лужи,
Оставляя следы каблука на горячем асфальте,
Или хлюпая тонкой подошвой по слякотной смальте.

И когда по-весеннему ночь становилась короче
Говорили: чернильный состав оказался непрочен.
Или просто: земля повернулась отлёженным боком,
Избегая научной тоски, говоря о высоком.

И к июлю, устав щеголять мавританским окрасом,
На бедре с шампурами, затарившись пивом и квасом,
Удирали к Маркизовой луже от зноя и пыли,
И коленом царапая дно полагали, что плыли.

В тополином снегу напивались, встречались, плодились,
Куковали на кухнях, ругались, дрались, расходились,
Наблюдали за розой ветров, переменами моды,
Без особой надежды следя за прогнозом погоды.

Глазуровано кобальтом небо над Марсовым полем,
Юный месяц за шпилем повис золотистым бемолем.
Только бронзовый чижик, хмелея на вечном посту,
Купоросной монеткой с карниза плюёт в пустоту.



КОМНАТА ДЕТСТВА

Помню старый комод и часы "Весна" —
Циферблат золоченый и ключ в замке,
И в смоле янтарной, печатью сна
Скарабей стекленеет в глухой тоске.

И рябит ковер, а над ним Она,
Что известна всем, но дает соврать
Любому, кто может сказать: Ага,
"Неизвестная"! Ибо союзпечать,

Тиражируя в массы ее портрет,
Образ дамы хотя и свела на нет,
Но сроднила всех, что куда ни ткни —
В каждой хате она, словно член семьи.

Помню шкаф, сияющий желтизной,
С помутневшим зеркалом в мир иной.
Приоткроешь створку и — темнота
Вытекает в щелку хвостом кота.

За тахтою детской, прижат к стене
Коробок с тесьмою и с мулине.
И в рулоне выкроечных таблиц —
Что в колчан набито вязальных спиц.

В этой комнате стулья, кровать и стол
В дни каникул давали усадку в пол
И обои незримо меняли цвет,
Оставляя за рамами темный след.

Все предметы были как существа,
Здесь гостила ёлка от Рождества
До капели мартовской. И в обряд
Было всей семьей разбирать наряд,

И в коробку с ватой, снегам взамен,
Зарывать до будущих перемен.
Этот хрупкий и невесомый клад,
И входить в обычных вещей уклад.

Отрывной календарь обронял листы,
То с мельчайшей вязью, а то пусты.
И распалось всё в еле слышный звук,
В пустоту, в дребезжанье, в колесный стук,

В переезды, в зимы, и в прах земной.
То, что было когда-то почти тобой,
Растворилось волною почти в нигде
Словно голос, эхо, круги в воде.

Михаил Белов. 2023 год.