⁣Каникулы

Стою в
снежной луже последних дней марта и прислушиваюсь. Наш дачный резной довольно
милый домик не обнесён забором, отсутствуют близлежащие садовые участки,
поэтому виден лес вдалеке и тающие бесконечные сугробы вокруг. Забор когда-то,
лет 8-10 назад стоял, но рухнул за ветхостью дней, а новый ставить у семьи нет
денег. Так и живём. Интересно даже: медведи в гости приходят, лисы, косули,
зайцы вообще весь снег своими следами изрисовали. Тихо очень, особенно после
городского шума. В тишине чудится загадка, иногда насмешка, в зависимости от
настроения (в самом деле, разве правдиво молчание?), но одно ощущение стабильно:
я – не одна, за мой наблюдают. Только кто и откуда? Возможно, вон из той норки
между корнями дерева, оттуда веет тёмной тайной, возможно, из густых ветвей ели
с уютными местечками для пряток (птиц, белок и моих фантазий), или с верхушек
осин, по высоте сравнимых с музыкальной школой в городе, – они хоть и голые
покуда, но кто-то там непременно копошится. Возможно, за мной следят из старого
заброшенного дома, ведь не одни в нём мыши обитают? У мышей, кстати, тоже глаза
есть, и мозг; в детстве, под впечатлением «Щелкунчика» Гофмана, опасалась
грызунов знатно, но после многоразовых демонстраций зрелищного акта разгрызания
их на отдельные части нашим котом, сменила страх на равнодушие, а после их
вандальных набегов на дачную мебель, книги, крупы, мыло и даже лекарство,
равнодушие поглотил гнев оскорблённой хозяйки. Однако ощущение, что за мной
наблюдают из сумки с обувью и из щели между полом и плинтусом, не исчезло.

В этом году
зима подшутила: уже снег стаял, подснежники развеселились, на кустах сирени
почки набухли, бабушка намылилась морковку копануть, что осенью в яму насыпала,
как внезапно завьюжило, снегопадом замело, сутки природа буянила, да опосля
чуток суровости добавила. Дети уткнулись в планшеты: одна – с булкой, другая –
с чайком, обе – с чипсами под одеялом. «Зрение испортите, – ворчу. – Займитесь
делом, могу сориентировать адресно». Одна меняет телефон на «Котов – воителей»,
другая мастерит домик из ореховой скорлупы. Послушались, называется. Бабушка,
не та, что с морковкой, другая, кричит и ругается: «Лентяи, бездельники, нет,
чтоб беспорядок убирать, совести нет, никому такие не нужны, никто замуж не
возьмёт». Достаётся и мне – не умею детей воспитывать. Не умею, согласна. Но
пол ведь моют, посуду тоже, даже пирожки с картошкой испекли. Посуды, правда,
гору напачкали – на сем выдохлись. Зато вкусно получилось. Представляю свекровь
заблудившейся в лесу и встретившей медведя где-нибудь на опушке. Нее, не
испугается, и с ним тему «за жизнь» перетрёт: экологию обсудят, бочку на
дачников покатят, мишка её ещё на собственном загривке до дому доставит. Перечитала
я детям сказок, однако…Бабушка ругается всегда и на всех – обстановка в доме
тяжёлая. Я молчу, а дети грубят. Хочется светлого, тёплого, доброго. Где его
взять? Санька нервничает – он свою маму
любит, поэтому тоже кричит на детей, родительницу поддерживает. Глупо. Дети не
уважают тех, кто их обзывает и унижает. Но Санька не сечёт, хотя чувствует – что-то не так, подлизывается после: «Может,
кино посмотрим?»

Поздняя зима
простояла двое суток. Молчали птицы, стих ветер, людей и тех лишь в «Магните»
встретишь. Словно задумалось всё вокруг о смысле жизни, о будущем. Дети слепили
снеговика и снежную крепость. На месте подснежников – снежная равнина. Кот
залёг в любимый тазик – не разберёшь, где хвост, где прочие принадлежности,
даже на ночную охоту не выходит, хотя соседский Рыжик орёт во дворе. Ещё бы,
все мышиные норы на картофельном поле занесло – чего зря мёрзнуть?

– Пора лыжи
доставать.

Старшая
дочка недовольна:

– Сейчас
весенние каникулы, между прочим.

Санёк
подумал и сказал:

– Поехали
кататься.

– Ты сперва
лыжи и ботинки отыщи, целый год не доставали.

Опять
ругаемся, на четверых лыж не хватает, ноги кое у кого выросли. На улице
потихоньку подтаивает. Где-то пискнула пичужка, пронёсся с перепуганным криком
аист. Батюшки, что ж он ранний такой? К вечеру собрались, на лыжи решили по
очереди вставать, санки захватили для горки. Перед отъездом девчонки подрались.
Сначала бросались снежками, следом младшая старшей в лицо попала – и понеслось:
красные, злые, орут друг на дружку, как бабушка на них. Мне больно, я ж их
рожала нежнейшими толстощёкими карапузиками. Обещаю «штраф», но не реализую,
потому что страх наказания – не то чувство тишины и радости, которое мечтается
сердцем. О чуде ежедневного бытия вовсе помалкиваю даже внутри себя.

Санька
привозит в лес. Сосны стоят молчаливо, не слышно даже дятлов, только мы шумим.
Ау, люди! Девчонки помирились, папа им лыжи мазью натёр, застегнул, сам вперёд
умчался лыжню прокладывать, я позади плетусь. Смотрю под ноги, на прощальный ярко-белый
снег вокруг. Летом: жучки, паучки, и комары обязательным довеском, птичий
гомон, а сейчас – тишина. Природа чего-то ждёт, и с ней все ждут. Дети голосят,
валятся в сугробы. «Медведя не разбудите, вон там точно его берлога», – шучу.
Дышится легко, глубоко, очищающе, пьяняще, нет нужды морщиться, как постоянно в
городе от «чем-то воняет». Добрались до горки. Вернее, их две. С одной,
высокой, виден панорамный пейзаж вокруг: оживающая река (озеро невдалеке пока
не оттаяло), горка пониже, смешанный лес и посёлок. Красота, дух захватывает,
однако старшая снисходительно хмыкает: «Предпочитаю лето». Смешная, забыла, как
от ос пряталась, паука в подвале боялась и с гадюкой столкнулась у старого дома,
воспоминания остались лишь приятные. Горка пониже спускается прямо к речке.
Везде заячьи следы и ещё чьи-то, с копытцем. Санька катится первым. Лихачит,
будто молодой, перед дочками форсит. Он любит и понимает природу больше, чем я,
просто духом воспрял, не хмурится по обычаю. Девчонки падают на склоне – и
одна, и другая. «Пружиньте, пружиньте, – кричит им отец. – Как я, смотрите!»
Предлагают прокатиться мне, но я трушу, лучше на саночках – однако по влажному
снегу санки катиться не желают. Тогда бреду к реке, разглядывая по пути следы.
Чего спрашивается, зайки расскакались? Лес молчит, прячет зверьё своё, а вот с
воды слышны хлопанье крыльев и кряканье – ишь ты, утка полетела. Становится
спокойно на душе и почти радостно. Скоро оживёт всё здесь, а пока … ждём. Чудо
будет, только подожди. Возвращаюсь к своим. Опять падают, младшая хвастается:
«Уже девять раз шмякнулась!» Поднимаюсь на гору. Ух… Следом лезет вся семья.
Прогалины перемежаются тут с глубокими снежными заносами, мы проваливаемся в
них по пояс, выгребаем «домики» и «прячемся». Девчонки атакуют папку снежками,
вместе, уже не дерутся, он отбивается – опытный защитник. Маму не втягивают в
игру, знают, что не люблю снежные бои после того, как хулиганы забили снегом по
пути из школы. Я благодарна семье, что помнят и берегут, смотреть же на снежный
бой весело. Может, не всё так плохо; дети, они ведь гибкие, простят и папу, и
бабушку, и мамины педагогические огрехи, ведь среди снежных ям встречаются
проталины. Смотрим вместе на стайку птиц, совершающую променад над поверхностью
воды – туда-сюда. Отражение косяка создаёт иллюзию двух стаек, это весело.
Впереди – настоящая весна, не правда ли?