⁣Я приехала домой
В ненавистное село,
Где видно много звёзд на небе

Не люблю рано просыпаться в селе. Все бегают, кричат, жарят, кормят, плачут, прячутся. Под подушкой. Иногда под моей. Люблю сельские ночи, потому что все спят и потому что в городе нет звёзд, а тут они есть. Главное знать, как их видеть.

Взять старую куртку, которую не жалко бросить на землю. Книгу, чтобы держать в руках. Воду. Потому что сядете под сливовое дерево и будете есть сливы несколько часов. Незаметно съедите половину дерева и сил подняться за водой просто не останется, а всё село спит и никто не придёт на помощь. Очки. Главное не забыть про них, потому что без очков влияние противоположное. Вот представьте: надеваете вы очки(допустим в нашей вселенной не существует понятия «хорошее зрение»), смотрите на небо, находите созвездия, сидите под бабушкиной сливой в саду на куртке, примяв несколько слив под собой, прислушиваетесь к позднему велосипеду на улице и бежащему следом собачьему лаю. И всё прям так хорошо, душа радуется, только пения птичек не хватает. А теперь представьте, что вы очки забыли.

Созвездий не видно. Звёзд много, да, но все они путаются в кислородный коктейль. И вот ты уже не лежишь под сливой, о нет, ты даже не добродушно перепрыгиваешь между звёздами, утопая в правильных воспоминаниях. Теперь над тобой нависает оренбургский платок, который соединил всё в одном ворохе — и вот ты уже не властен над происходящим. Лишённый возможности разглядывать, ты засыпаешь на старой синей куртке и примятых чёрных сливах, ожидая увидеть сон, в котором, словно Маленький принц будешь прыгать со звезды на звезду.

Пуховый платок превращается в кислородный коктейль. Ты не качаешься в тепле, ты летишь сквозь ничего и цепляешься за него. Что попадёт в ладонь? Обо что ударишься головой или куда затянет калошу?

Холодно. Я сижу за своим столом и делаю уроки. Возможно холодно, потому что в ноябре сидеть за столом на балконе уже не стоит, но тут хотя бы можно спрятаться. И есть мороженое. Банановое. Нет, возможно больше холодно от него, но это же банановое мороженое! В тринадцать лет, такой обед верх пакости и счастья. Оно еще так тает в тарелке, что можно начинать пить, как будто арбуз — и поели и попили. Я слышу шаркающие шаги в коридоре и прячу тарелку в тумбочку со школьными тетрадями. Бабушка заходит в комнату и что-то говорит, но я не слышу. Думаю только о секрете в тумбочке. И как бы она туда не заглянула.

Как отвратно жить так близко к школе. Едва уроки заканчиваются — хоп — и ты дома. Даже нельзя погулять полчасика и подумать не о логарифмах. На кухонном столе моя забытая в тумбочке тарелка с мороженым. Во главе стола сидит отчим и ковыряется в зубах после мясного обеда.

— Садись.

Я сажусь с рюкзаком на спине, не снимая даже куртки.

— Уроки закончились двадцать минут назад. Ты через Чегем домой шла что-ли?

— Я дежурная сегодня. Полы мыла, Ольга Вячеславовна не отпускала.

Он усмехается и откладывает зубочистку. Садится ровно, и хотя на другом конце стола, но от его взгляда невозможно спрятаться.

— А дома ты помнишь когда последний раз мыла?

— Да, вчера тут, на кухне.

Он снова улыбается, радуясь, что поймал меня.

— На кухне она мыла, — тут уже откровенно смеётся, — СубхануЛлах. Полы надо мыть каждый день. Во всём доме. Сейчас договорим и пойдёшь мыть.

Этого следовало ожидать. Это происходит каждый раз.

— Почему ты украла моё мороженое.

Не вопрос. Но всё равно неожиданно.

— Я не украла…

— Да ладно? — кажется даже искренне удивлённый взгляд — а что же ты сделала?

— Ну это же не воровство, если я из своего холодильника съела мороженое.

— Из своего, — он смеётся ещё сильнее, но в один миг становится серьёзным, — в этом доме нет ничего твоего, здесь всё, — он обводит рукой кухню, — принадлежит мне. Ясно?

— Я не украла мороженое.

— Я задал вопрос.

— Оно лежало в морозильнике неделю и ты бы не вспомнил, если бы тарелку не нашла бабушка Валя.

— Да какая разница сколько он там лежал! Ты съела своё. А моё должно лежать в холодильнике. Хоть неделю, хоть месяц, даже если его придётся выкинуть. А ты взяла и украла его у меня. Значит ты воровка, так?

— Нет, — говорю сквозь зубы. Сдерживать обиду сложно, на грани невозможного.

— Не разговаривай со мной так.

И хотя у меня всё плывет от слёз, его бешеный взгляд не заметить сложно. Его не видишь, его чувствуешь. Кулаки сжаты, лицо краснеет, губы поджимаются. А глаза… В них смотреть нельзя. Но надо. Окаменеешь и будет чудом если сдержишь слёзы. Он не даст этого сделать. Будет давить до последнего и не давать отвести взгляд. Не моргает совсем. Не отводит взгляд. Будто приближается. На самом деле это ты уменьшаешься. Рассыпаешься, но нет. Нельзя рассыпаться. Надо смотреть в ответ. Не дышать. Не моргать. Смотрит исподлобья своими зелеными глазами, которые зрачок словно заполняет полностью. Главное не смотреть зло или обиженно. Петь песенку в голове. Не дать почувствовать страх. Его ноздри вздымаются, словно перед прыжком. Ему дышать можно. Значит конец близок. Солнышко лучисто, небеса-а так чисты. Едва заметно прищуривается. Открывает рот, чтобы что-то сказать. Освеща-ают нам дорогу с вы-со-ка. Скалится. Возможно выдаёт какой-то звук. Ждёт ли на-ас уда-ча. Щёлкает пальцами перед моим лицом.
— Иди полы мой.

«Слышал, она у вас подворовывать стала, Сергей рассказал»

Барахтаюсь в звёздах. Мне нужно вынырнуть, я больше не могу тут мёрзнуть. Срочно проснуться, срочно оказаться в селе под сливой. Только не там. Только не там. Только не там. Только не там. Только не там.