⁣Здравствуйте! Я – Фархад Гулямов. «Поэзия любви» - так я
назвал историю в трех стихах. Номинация «Проза». Итак,

Поэзия любви

Стих 1. Одинокий волк

Как-то пришлось объясняться в любви к собственной жене – в телепередаче «Формула любви» на
«Россия-1». И надо было это сделать под музыку. Я – не поэт, но у меня получилось под любимую мелодию Джеймса Ласта. Пусть и прозой:

– Когда впервые услышал «Одинокий пастух» Джеймса Ласта, я увидел горы, солнце, цветущий луг с отарой овец и Одинокого Пастуха с дудочкой. Его дудочка, как и сердце, то пела о радости встречи, то разливала ноты грусти
о разлуке с любимой.

Я – Одинокий Пастух, это про меня, думал я, и по жизни прошел с дудочкой в обнимку, которая больше молчала, чем пела.

И как-то в горах лоб в лоб встретился с матерым волком. Он был настолько хорош своей дикой красотой, что я забыл о страхе. И мы разошлись мирно.

Нет, я – Одинокий Волк, подумал я, когда понял, что между мною, воюющим со всем миром, и тем Одиноким Пастухом, жизнь которого полна любовью к своим горам и лугам, кудрявым овечкам, огромная разница.

Я – Одинокий Волк, думал я, который если и любуется окружающим миром, то только в гордом одиночестве, с высокой скалы.

Я – Одинокий Волк, думал я, который под благодатным солнцем одиноко рыщет в поисках добычи, замечая лишь полную луну, когда надо излить тоску одиночества.

Я – Одинокий Волк, думал я, который выше будничной суеты стаи, ему не до всяких нежностей.

И упал к ТВОИМ ногам.



Стих 2. Когда старость не приходит?



Когда приходит старость?

Не тогда, когда получаешь официальный статус пенсионера.

И не тогда, когда будут вежливо отказывать в желанном месте с хорошей зарплатой.

И не тогда, когда впервые уступят место в автобусе именно как пенсионеру.

И не тогда, когда большая часть пенсии будет уходить на лекарства, а у кассы магазина унизительно будешь считать копейки, испытывая терпение и продавца, и молодой очереди.

И не тогда, когда одряхлеют члены, все ближе к земле будет клониться твой гордый стан.

Не тогда.

А когда уходит ЖЕЛАНИЕ.

На днях ты ехал в автобусе, который долго плелся в сторону центра. Тебе (да-да, тебе!) уступила место сероглазая русалочка дивной красоты: облегающее вечернее платье почти телесного цвета с открытыми плечами (едва заметные тонкие лямочки на них) и глубоким декольте. Она встала и уступила место твоим седым кудрям. И ты залюбовался ее станом в полный рост: открытую спину до бесподобных округлостей прикрывают распущенные светло-русые волосы и веревочки-невидимки внахлест. Нижняя часть платья почти до полу тоже не
закрывает стройные ножки – разрез выше бедра радует глаз...

Когда она со своим спутником вышла на одной из остановок, ты до последней возможности сопроводил ее взглядом: как она шла! Если обернется, значит, увидишь еще. Не обернулась: молодой обожатель обнимал ее всю. Не касаясь.

Ты всегда стеснялся девчонок, хотя никогда не сторонился их. Так же любовался ими и гадал: обернется-не обернется? Иногда мечты сбывались: вы опять садились в один автобус, электричку, или просто шли в одном
направлении. Ты шел, потом быстро обгонял, иногда успевая идти навстречу, чтобы увидеть ее глаза. Вчера попробовал повторить этот прием, но не догнал. И знаешь, что будешь повторять попытку вновь и вновь. Пока держат ноги.

Тестя тут вспомнил. Обычный был работяга, перевидавший многое в своем веку. Но ушел таким же шебутным, как в молодости. Дразня ревнивую жену, рассказал очередную байку:

– Иду по Набережной, а впереди – сама Весна. Ножки – моделям на зависть, фигурка в платьице в талию – Венере не снилось. Распетушил свои волосы, пылинки с костюма сдул, обогнал и вежливо так обращаюсь: «Девушка, можно с вами познакомиться?». Оборачивается ко мне не Василиса Прекрасная, а
жаба какая-та, старше моей бабушки! Так что, Надюха, ты всяко лучше!

После зашелся в табачном кашле и откинулся на спинку дивана. Так и не успел состариться. В свои девяносто с хвостиком.



Стих 3. Зелени свежей не забудь добавить



– Какая гармоничная пара! – звучало отовсюду.

Он – серьезный дядька с заплутавшимися кое-где серебристыми нитями шевелюрой. Она – юная красавица с золотой короной тонких волос, которые шелковисто струятся меж его пальцев...

– Как вы интересно живете! – восклицали знакомые и незнакомые люди. – Творческая работа, путешествуете вместе.

– Как он на тебя смотрит! – завидовали ей подруги, которых становилось все больше. Почему-то одиночки в основном.

– Ух ты, какую отхватил! – жали ему руку редкие друзья и через десять лет, и через двадцать.

Он, как сам говорил, дозревал: жгучий брюнет, сохраняя энергию молодости, и не зная что такое дряхлость старости, постепенно превращался в седовласого и седобородого красавца. Было такое ощущение, что он
только меняет окрас на более благородный. Однокурсницы, которые тогда, в юности, его не замечали, к которым он даже не осмеливался подойти близко, объяснялись в любви.

Она – цвела. И полтинник разменяла как тридцатник. Легкое увеличение объемов только прибавило формам соблазнительности.

В ее глазах теперь он читал больше снисходительности и уважения. Любовь? Ее, видать, отвели в запасной путь, который указали многоопытные подруги. Одиночки.

В его глазах все еще читалась нежность. И боль. Про запасной путь он угадал раньше, но принять не мог.

Она так же трогательно заботилась о нем, не забывала во время зарубежных командировок подбирать чудесные подарки, не отходила от его постели в редкие случаи болезней. Так трогательно, что хотелось их продлить, но
мощный организм брал свое.

Ее искренняя натура, быть может, не позволяла заблокировать запасной путь насовсем. Время от времени, как ни в чем не бывало, появлялась в общесемейном небосклоне, неостановимо рассказывала обо всем, что пережила за время разлуки, советовалась с многомудрым попутчиком, и так же буднично исчезала.

По привычке он в гипере каждый раз покупал что-нибудь вкусненькое, готовил очередной кулинарный шедевр и, сам не сознавая, ждал ее вечером домой. Ужин завершался, как всегда, в одиночестве, порция вкусненького
откладывалась в буфет, в холодильник.

Как-то он перестал отвечать в чате. Это ее не встревожило: наверное, опять что-нибудь творит.

Через недельку заглянула. На звонок к двери не подошел никто. Открыла своим ключом и вошла.

– Ты дома? Я устала плестись по этим пробкам. И есть хочу! Чё-нить домашненького!

Оглядела квартиру хозяйским взглядом: чистый пол, в кухне идеальный порядок, холодильник не пустует. Как всегда, кастрюля с чем-то вкусненьким (сомнения нет!) занимает центральную полку.

В спальне, где он обычно отдыхает после обеда, тишина. Да, спит – длинные кудри, которым она всегда завидовала (Бигудей никаких не надо: тряхнул головой – прическа готова!), растеклись по подушке.

– Ты чего? Почему не дышишь? Хочешь напугать, да?

Волосатая рука, которую она столько раз целовала, была ледяная...

Потом, когда его проводили, нашла записку:

«Поешь. Вкусненько получилось. Как ты любишь. Зелени свежей
не забудь добавить».

⁣Здравствуйте! Я – Фархад Гулямов. Прочитаю «Прозу любви» –
рифмованную историю в четырех главах с эпилогом. Номинация «Поэзия». Итак,

Проза любви
Глава 1. На коленях других

«Я люблю тебя!»
«Повтори» –
просила, сидя
на коленях
Других.



«Люблю тебя!»
«Я тоже!» –
в трубку
отвечала, сидя
на коленях
Других.



Ответный вздох
заглушает в трубке
бокалов звон.
«Вместе когда?»
«Скоро!»
«На часок?»
«Навсегда!» –
отвечала, сидя
на коленях
Других.



Годы другие
его обнимая
«Я тоже!» –
В трубку
отвечала, сидя
на коленях
Родных.



«Когда домой?»
«Не слышу!» –
отвечала, сидя
на коленях
Других.



Глава 2. Любовь – безрассудства долги


Я – Любви моей
Должник вечный,
А более?
Ничей.



Ушла Любовь –
безрассудства долги.
Остались:
одиночества – круги,
ума – хладность,
сердца – пустота?
О нет!
Превращенья радость
любви вечного
дебитора
в радостей ночных
кредитора.



Должник ли я
Пред должницей
Моей?
А где долги?
Там,
где остались,
Любви круги.



Глава 3. Желание

ЖЕЛАНИЕ жаркое потянулось к НЕЙ.
– Тебя скоро не станет – не хочу!
– Что с того? Миг любви – и в Вечность! Это же прекрасно!
В ответ – пустота. Там – ЖЕЛАНИЕ.



ОНА – обратно.
ЖЕЛАНИЕ не попалось на пути.
За НЕЮ внесли судно.


Мига любви уж нет.
От НЕГО – лишь хладный след
В Вечность.



Глава 4. Не возвращайся

Не возвращайся.
Музою моей,
пусть злой,
Оставайся.
Гения
Пусть недоброго
Щедрота
Милее музы такой
Объятий
Скудных
Скудной
Теплоты.



Не возвращайся.
Свободою
мыслей моих,
действий моих
Свободой
Оставайся.



Не возвращайся.
В объятьях твоих,
пусть скудных
Теплотой,
Засыпая
Ночи сто крат,
Гением
Счастья
Просыпаюсь
Ночи сто крат.



Возвращайся.



Эпилог. Жизнь в поцелуях

Жизнь не в «родился, учился, любил, работал, умер», а в
поцелуях. Это уже не проза:

В поцелуях
в мир этот
приходит человек.
В поцелуях
в мир иной
Уходит человек.



– Пальчики, пальчики!
– Ножки, ножки!
– Попочки, попочки!
В поцелуях сладких
купаясь, получает
любви первые
Уроки.



– Ручку пожалуйте,
– А носик чудный?
Щечки б тоже
не обделить
вниманьем...



– В кораллы-губки
И жемчужны зубки!
И мраморны плечи!
И лебедину шейку
тож...



– В уста сахарные!
Пониже!
Хочу бесконечно!
Какое блаженство! –
Дыханьем не успевая,
пьет любви нектар
Он.
– М-мм! – кораллами
обвивая
пьянится
Она.



Нектара дно
неумолимо
покажет
Время.
Поцелуи
упадут ниже.
в хладное уже
Темя.