Александра Фомина/Как Первуша Орех на Мамая ходил/Драматургия
КАК ПЕРВУША ОРЕХ НА МАМАЯ ХОДИЛ
Читает Алексей Фомин
Действующие лица
Первуша Орех – служивый человек при дворе великого князя Владимирского и Московского Дмитрия Ивановича.
События происходят в августе-сентябре 1380 года, накануне и во время Куликовской битвы.
1.
Москва.
Маленькая комната. По углам мешки и другие вещи. В шкафу многочисленные свитки. Небольшой стол. Перед иконами лампада.
В комнату входит Первуша. Вынимает из-за пазухи небольшой мешочек. Развязывает его. В мешочке рис. Он насыпает рис себе в руку, рассматривает.
ПЕРВУША. Ай хорошо сарацинское пшено!
Завязывает мешочек. Подбрасывает мешочек в руке, чтобы прикинуть, сколько в нем веса.
Курочка по зернышку клюёт. А от князя не убудет.
Выглядывает за дверь, проверяя, нет ли там кого. Вытаскивает из дальнего угла мешок побольше и пересыпает туда рис. В этот момент из-за мешка раздается кошачий писк. От неожиданности Первуша просыпает рис.
Ах ты ж... (Отодвигает мешок и вытаскивает из угла облезлого кота.) ...Аспид какой!
Кот вырывается у него из рук и прячется в другом углу комнаты. Первуша ищет, чем бы ударить кота. Хватает кочергу, отодвигает вещи из угла комнаты, где прятался кот, но тот уже в другом месте. Первуша бросает кочергу и возвращается к мешку с рисом. Собирает крупу с пола.
Супостат хвостатый. Вот только вылези. Пришибу.
За дверью людские голоса, топот. Первуша быстро собирает остатки риса с пола и выглядывает за дверь.
ГОЛОС ИЗ-ЗА ДВЕРИ. Выходи во двор. Князь людей собирает.
ПЕРВУША. Иду-иду. (Ссыпает собранный рис в свой большой мешок. Отряхивает одежду.) Чего там еще удумали...(Выходит из комнаты).
2.
Первуша возвращается в комнату. Садится на табурет. Некоторое время сидит молча, обхватив голову руками.
ПЕРВУША. Вот беда-то, беда. Эх, князюшка, Дмитрий Иванович. Дурак. Как есть дурак.
Резко встает. Ходит по комнате. Говорит раздраженно.
Великий князь Владимирский и Московский. Уж деды и прадеды в князьях ходили. Вот гордыня то и взыграла. Ох, вырежут нас татары. Как есть всех вырежут.
В углу раздается мяуканье кота. Первуша хватает кочергу, замахивается на кота, но в последний момент останавливает удар. Кот, сжавшись в комок и перестав мяукать, смотрит на Первушу. Первуша смотрит на кота. Бросает кочергу на пол.
Вот как перед силой склоняться надо. Умная животинка. И нам бы так перед татарвой. Иди уж сюда, убогий. НА тебе молока.
Наливает молока в миску. Ставит на пол перед котом. Рукой манит кота к себе.
Кыс-кыс! Ешь, горемычный. Недолго тебе осталось. Затопчут тебя кони татарские. Иль свои, как назад побегут. А в щель забьешься, как запалят всё кругом, так и сгинешь. Как в писании сказано: «И не останется здесь камня на камне. Все будет разрушено». А я-то, только жену себе присмотрел. Надоело мне вдовствовать. Чего- то мрут они у меня, жены-то. Вот, третью беру. Добро собираю. А князь на Мамая в поход собрался.
Да в своем ли он уме? Как с силищей несметной напрямую совладать? РОдит и рОдит степь собак безродных. Где ж такое видано, что б Орде дань не платить? Полтора века под ней живем. Хоть и без радости, а все ж богатеем по маленьку. Землишку Московскую приумножаем. И дедЫ наши, и прАдеды платили. Тем и живы пока. А он, видишь, на Воже татарву посёк, а теперь со всей Мамаевой ордой браниться решил. И князей созвать. Что б вместе всем навалиться. Слыханное ли дело? Что, уж допил всё? На ещё. А мне, слышь, за невестой два дома на посаде дают. Место хорошее, да чего уж теперь...Все прахом пойдет. (Ходит по комнате.) А коль князь в поход с собой призовёт? Может, бежать? А за добром кто присмотрит? Нет, не призовёт. Я ж по хозяйству служивый человек. Да и стар я уже. Пятьдесят пятый годок идет.
Стук в дверь. Первуша подходит к двери, приоткрывает ее.
ГОЛОС ИЗ-ЗА ДВЕРИ. Князь тебя кличет. Со списками.
ПЕРВУША. Сейчас принесу. (Закрывает дверь.) Гонцов к князьям послать – дело не хитрое. На Переяславском собрании все в дружбе клялись. На крестины молодого князя чего б и не приехать. С подарками. А в поход на Мамаеву Орду? Ой ли... Дружину собрать. Да что б все ратники о дву-конь. Да с бронёю не простой. В обозе что б овса и сена в достатке. (Смотрит на кота.) Вот ты заморыш, а за четверых ешь. А то конь боевой! Ему четверть пуда овса да сена еще поболе в дён вынь да положь. Ну, положим, соберем мы обоз. А вот что б под Дмитрия Ивановича знамя одним войском все встали...(Гладит кота.) Хороша сказка, а? Не бывало еще такого на Руси, что б в изобилии князья на общее смертное дело собрались. Всяк о своей выгоде печется. Почитай каждый год между собой бранятся. (Подходит к столу, находит длинный свиток, разворачивает, читает имена.) Князь Храбрый, Владимир Андреевич в Серпухове. Суздальский князь Дмитрий Константинович и сын его Семён. Ростовские князья. В Смоленске, Иван Васильевич. Ярославский князь. Белозёрские. Кашин тож. Мологский князь. Стародубский. Роман Михайлович в Брянске. Оболенские. Тарусский. Андрей и Дмитрий Ольгердовичи из Гедиминовичей которые. Муромские. Поглядим, кто из них с нашим князем на смерть пойдет.
(Коту.) Оно, конечно, тяжко Орде платить. Да бесчинства всякие от гадюк злобных терпеть. Да только доля уж у нас такая. Христос терпел и нам велел. Орда-то сама в междоусобице увязла. Не ровен час и пожрут друг друга. Или Господь мор какой лютый на безродных нашлет. Пусть другой кто с Ордой бранится. А мы б к Мамаю со всем почтеньем. Делов-то, на коленях перед нехристями безбожными постоять. И заплатили бы уж как-нибудь. Платить то всегда лучше, чем воевать. (Собирает свитки со стола. Идет к двери, открывает, отдает свитки человеку за дверью.) Неси! Сам сейчас приду. (Молится перед иконами.) Прости, Господи, мне, слабому и убогому, словоблудие моё, да видать я поумней многих буду как есть.
Выходит из комнаты.
3.
Троицкая святая обитель.
На заднем фоне конные ратники, монахи, крестьяне. Все это шумит и шевелится под звон колоколов. Первуша стоит перед храмом Пресвятой Троицы.
ПЕРВУША. Господи, благодарствую, что сподобил меня посетить святую Троицкую обитель. (Крестится и кланяется, глядя на храм Пресвятой Троицы.) Хоть и не по своей воле я здесь. А по княжеву указу. Велено мне вместе с ним в поход на Мамая идти, временнИк каждый день писать. А ведь я по хозяйственной части человек. Страшно мне, Господи, хоть я и при обозе. Я ж не воин, не ратник обученный, страха не ведающий. Спать не сплю уж почитай как из Москвы отправились. Разобьет нас Мамай, ох разобьет. Никого, Аспиды, не пощадят. Спаси и сохрани раба своего, Ореха Первушу, Господи! Не дай ему смерти лютой изведать. Видать, согрешил я в чем пред тобою, Господи, что посылаешь меня с князем на погибель. Только вот в чём, в толк не возьму. Невеста-то молодая, не хочет за меня. Уж я проведал. Да кто ж их спрашивает? Или пшена сарацинского княжеского я слишком взял? Так ведь детки от первых жён заботы требуют. В чем промысел твой, Господи?
Продолжает молится молча. Заканчивает. Внимательно осматривает место.
Троицкая святая обитель, на всю Русь известная, а как-то худостно тут. Всё нищетно, всё сиротинско. Прости меня, Господи, за такие слова. Подправить бы старцу Сергию своё хозяйство. Почитай вся Русь помолиться и за благословением сюда идет. Я спросил у одного из братии, что ж, мало несут-то вам? А он говорит: много, да всё нищим и убогим раздаём. Непонятно мне это. ЧуднО. А все спокойные, смотрят ласково. (Всматривается вдаль, подходит ближе к храму.) Что это там? Преподобный старец говорить будет. Записать-то я запишу слова сии святые, да будет ли кому прочитать...
Садится на землю перед маленьким раскладным столиком. Достает из сумки перо, чернила и свиток. Пишет, проговаривая слова вслух.
Писано Первушей Орехом, служивым князя Дмитрия Ивановича человеком в лето августа двадцать третьего дня в Троицкой святой обители.
Внимательно слушает речь старца, записывая и повторяя его слова.
«Печальна земля русская. Не имеет в своем доме ни мира, ни радости. Разоряют ордынцы города русские в дым и пепел. Убивают, уводят в полон людей и скот. Переполнилась чаша терпения. Час отмщения настал. Объединимся же, други, по образу Святой Троицы. Забудем распри и обиды старые. Восстанем на поработителей под знаменами Москвы. Да не оставит нас Бог. Сыны русские, твердо сражайтесь за веру Христову и за православное наше Отечество!»
Прекращает писать.
Отечество...Много добра оно мне дало, это Отечество? (Оглядывается по сторонам.) Эка силища воинская собралась. Не бывало еще такой на Руси. Ошибся ты, Первуша. Господи, хоть и неохотно, но каюсь я пред тобою. Наговорил я на князей, а вон, пришли то все. Со своими дружинами отборными. С нашим князем на Орду идут.
Господи, я хоть и не воин, да по хозяйственной части не дурак. Ведь все тяжелая конница у нас. Доспехи богатые, да только супротив татар пустое это. Как набегут они легкой своей конницей, юркой как змея подколодная и давай с боков противника стрелами осыпать. Лучники они все знатные. А что ж, почитай в седле родЯтся. Каждый монгол по два лука возит. В двух колчанах по тридцать стрел. Только за ними погонишься, а они в рассыпную. Лови их потом в чистом поле. Погонишься, а они уж по сторонам ударяют, строй разбивают. Никто еще их не побеждал в таком раскладе, разве что отряды маленькие, разбойные. А тут войско целое татаро-монгольское на нас идет. Господи, ну я то в чем провинился, что на Мамая иду? Сидел бы сейчас на посаде, да пшено сарацинское продавал. Спал бы сладко с третьей женой, да пиво пил. Вот где мое Отечество. (Пауза.) А все же старец хорошо говорил. Аж душа затрепетала. (Первуша прикладывает руку к своему сердцу, потом к животу.) Вот тут. К чему бы это, не пойму.
Первуша видит, что все люди на площади перед храмом встают на колени. Звонят колокола. Преподобный Сергий осеняет всех крестным знамением и кропит святой водой. Первуша крестится вместе со всеми, встает на колени. Через некоторое время продолжает записывать и проговаривать записанное вслух.
Преподобный старец Сергий Радонежский окропил Великого князя Владимирского и Московского священной водой и все войско его. Осенил их крестом Христовым. И сказал: «Идите на поганых. Смерть вам ныне не смерть, но жизнь вечная. Во славе войдете в Царство Божие, ибо нет больше той любви, как если кто положит душу своя за други свои».
Первуша складывает свой столик, убирает письменные принадлежности.
Господи, сумятица у меня в душе. Тягостно мне. Вижу я, что все, как один, по благословению Преподобного Сергия с князем Дмитрием Ивановичем на Мамая идти хотят. О своей судьбе не помышляют. И князья, и ратники простые. А я, черная душа, о животе своем думаю. О невестушке третьей. О пшене сарацинском, что из княжеских закромов крал по маленьку. Как букашка неразумная, без смысла живу. Только о тепле да о пропитании забочусь. Сердце стучит, словно вылететь из тесной груди хочет. Помилуй меня, Господи. Вразуми. Избавь от уныния и мыслей черных, в коих я ныне пребываю.
4.
Утро перед Куликовской битвой. Первуша сидит на телеге и записывает события во временник, как обычно, проговаривая написанное.
В утро восьмого сентября тысяча триста восьмидесятого года от Рождества Христова рать русская единая под знамёнами Великого князя Владимирского и Московского Дмитрия Ивановича стоит на поле Куликовом, что в устье Непрядвы у Дона простирается.
Первуша встает на телегу и смотрит вдаль, на поле Куликово, комментируя то, что видит.
Как сердце то колотится. Не ровён час из груди выпрыгнет. И побежал бы я, Господи, назад, да дороги нет. Князь Дмитрий Иванович, как Дон перешли, повелел все переправы разрушить, что б знали православные: нет к отступлению пути. А поганые-то каким числом стоят...Нас много, а их и не пересчитать. А князь то наш умно рассудил. Поле узкое подобрал. Не разбежится татарва по сторонам с боков нападать. Между Доном и Непрядвой поле зажато. Придется им на лобовой удар с нашей тяжелой конницей идти. А в дубраве полк засадный стоит. Господи, помоги войску русскому праведному. Ведь все тылы в Отечестве оголили, вся русская доблесть здесь стоит. Если не сдюжим...(Первуша зажимает себе рот рукой.)
Записывает во временнИк и проговаривает.
Многие сыны русские возрадовались радостию великою, чая желанного своего подвига, о котором еще на Руси мечтали. Другие же люди печалятся, предвидя смерть свою скорую. И будет сие Куликово поле как судное место: быть ли русской земле по воле Божией или сгинуть навеки.
Привезли же сей час из Святой Троицкой обители Богородичную просфору и личное письмо святого игумена Сергия Радонежского с благословением русского воинства на битву. Теперь и слабые духом мужеством воодушевились и приготовились положить душу своя за святую Веру православную да за дорогое своё Отечество.
Наблюдает за происходящим и комментирует.
Господи, в изумлении наблюдаю я зрелище сие невиданное. У русской рати доспехи как солнце горят, знамя алое, великокняжеское со Спасом Нерукотворным на ветру полощется. Хоругви как живые колыхаются. А супротив темная сила татаро-монгольская стоит непоколебимая. И вОроны над ней кличут. (Первуша трет глаза, хлопает себя по щекам.) Уж не привиделось ли мне от страха?
Ишь, богатырь языческий на поле выехал. Красуется свирепый. Челубеем кличут. Похваляется, копьем потрясает. Русских витязей на бой вызывает. Великан поганый. А копьё-то у него...
Первуша вытаскивает из обоза обычное копье. С трудом держит его в вытянутой руке. Роняет.
А у поганца на два с половиной локтя еще длиннее. Кто ж такую тяжесть в руке удержит? При сшибке он тебя таким копьем раньше прошибет, чем ты его своим достанешь для удара. И на землю свалит. Батюшки, кто-то вперед выходит. На верную смерть. (Пытается разглядеть.) Да это Пересвет - монах! Из обители Троицкой с нами на битву пошел. Господи, прости мне любопытство моё. Вчера как вечеряли, подсел я к Пересвету и спрашиваю: как же ты, монах, на битву идешь, хоть и по благословению Сергия, старца нашего святого? Ведь повелел нам Христос любить врагов своих, щеку другую подставлять. А он мне и говорит: так то про своих врагов сказано. А кто Отечеству враг, того насмерть бей.
Неужто он на Челубея пошел? Воин то он знатный. Боярский сын, во многих сражениях прославленный. Так ведь не молодой, а уж почитай что старик как и я.
С волнением наблюдает за происходящим.
Что это он задумал, не пойму...Кольчугу снимает...И шлем...Да как же это...Слово последнее говорит.
Слушает и записывает во временнИк.
Пересвет же, инок из Троицкой обители выехал наперед к войску на боевом коне и сказал такие слова: «Велик Бог наш и велика крепость его! Гордый татарин не мнит найти среди нас равного себе витязя, но я желаю с ним переведаться. Снял я кольчугу. И шлем со щитом кладу на землю, ибо на мне оружие нетленное пребывает: благословенные слова игумена нашего Сергия Радонежского, на сию битву меня пославшего. Готов воспринять венец царства Небесного. Отцы и братия, простите меня грешного».
Комментирует происходящее.
Господи...Пощади...От ужаса смотреть туда не могу...Зачем, зачем так, Пересвет? Всю броню снял. Только копье простое себе оставил. В одной тонкой монашеской рясе на поле, к Челубею поскакал. А тот то весь в железо зашит, да с копьем своим длины немерянной.
Первуша руками прикрывает глаза от страха, но все же подглядывает за тем, как проходит поединок Пересвета и Челубея. Встает на мыски, чтобы по лучше видеть происходящее.
Господи! Ни о чем земном больше думать не буду. Ни о чем тебя не попрошу. Только помоги Пересвету как ты в древности помог Давиду Голиафа одолеть. Ибо, без чуда твоего тут уж ничего не случится. (Комментирует происходящее на поле.) Печенег Пересвета увидел. Дивится на его одежу черную с белыми крестами. Думает, что кольчуга под ней...Эх, Пересветушка, бедовая голова. Разъезжаться начали для сшибки. Несутся навстречу друг другу. Ревут мамаева полчища, предвидят Челубееву победу, супостаты. А наши все молятся. На колени встают.
Первуша не замечает, как подходит к краю телеги и падает с нее. Поднявшись, он снова смотрит на поле.
Господи, ты есть! Пересвет скачет назад, к войску нашему, а Челубей на земле валяется, насквозь копьем пронзенный. Радуется рать наша, победными криками кричит. Чудо, чудо произошло! С нами Бог! Спасено будет Отечество наше!
Первуша бежит к войскам, чтобы разузнать, как все произошло. Прибегает обратно к телеге, берет перо и свиток, но от возбуждения не может писать, рука у него дрожит. Он перессказывает то, что собирался написать, чтобы лучше запомнить.
Упокой душу раба твоего Пересвета, Господи. Челубей поганый его тож копьем насквозь пронзил. А все ж он в седле усидел и со смертной раной доскакал до своих, с коня не сшибленный. Победил безбожного и умер на руках у своих товарищей. Вот ведь голова человек! Все правильно рассчитал. Затем и кольчугу снял. Копье то Челубеево легко прошло сквозь тело слабое. Он и в седле усидел, и приблизился к поганому на удар своего копья короткого. Была бы на нем броня, сшибся бы сразу на землю. А так сам успел Челубея ударить. А на том броня крепкая. Хоть и прошиб ее Пересвет копьем, а супротивилась она удару, и упал с коня Челубей. Упал, да копье свое из руки не выпустил. Так и выдернул его из груди Пересвета. И сдох, как собака, на земле прямо перед войском Мамаевым.
Господи, до чего ж люди великие промеж нас живут. Я и рассказать то о том без дрожи не могу. (Плачет. Смотрит на поле.) А душа моя радуется, Господи! И сердце успокоилось. Ровно в груди бьется.
Первуша вынимает из телеги шлем, надевает его на голову, берет меч и щит.
Нет больше той любви, как если кто положит душу своя за други свои. Господи помилуй. Господи помилуй. Господи помилуй.
Идет к полю, откуда уже вовсю доносятся звуки сражения.
5.
Первуша сидит на телеге. Правая рука у него перевязана, писать он не может.
Как же мне временник-то писать...Буду повторять многократно увиденное. Авось, исцелится рука с Божьей помощью и память не подведет.
Повторяет по памяти.
Увидев, как победил Пересвет-воин Челубея поганого, возрадовалось русское войско. Сшиблось с ратью басурманской. И был треск и гром великий от преломленных копий и от ударов мечей. Кровь лилась как вода и пали мертвыми бесчисленное множество с обеих сторон. И некуда было ступить коням от мертвых тел, лежащих на земле. Не только оружием убивали, но и руками душили друг друга. А кто падал на землю, тот умирал под конскими копытами, а другие задыхались от великой тесноты, потому как не могло вместить поле Куликово всё множество воинов, сошедшихся между реками.
И час, и другой, и пятый бьются неослабно христиане с Мамаевым полчищем. Когда же настал седьмой час, по Божьему попущению и за грехи наши начали поганые одолевать. Много сынов русских сокрушено было. Не выдержал Великий князь Дмитрий Иванович. Достал крест с частицами Животворящего древа, поцеловал его и сам в битву ринулся. Ранили его, и с коня сбросили. И не мог он биться. Инок ОслЯбя, Пересветов брат, вынес его с поля и положил под березою.
Князь же Серпуховской, Владимир Андреевич, в засаде стоял. Видел, как погибает войско русское, но твердо сказал воинам своим: «Велика беда, да не пришел еще наш час. Начинающий раньше времени вред себе принесет. Потерпим еще немного до времени удобного и воздадим по заслугам противникам нашим. Сыны же русские в его полку горько плакали, видя друзей своих, убиваемых погаными. Непрестанно порывались на бой, словно званые на свадьбу вина сладкого испить. И вот наступил восьмой час дня, когда ветер южный потянул из-за спины нам, и воскликнул князь голосом громким: «Настало наше время и час удобный пришел! Братья мои, друзья, смелее: сила Святого Духа помогает нам!» И выскочили они из дубравы зеленой и бросились на великую силу татарскую. Точно волки лютые на овечьи стада напали. Половцы же, увидев погибель свою, повернулись и побежали. Сыны же русские рубили их будто траву косили. И многие раненые наши, и те помогали, рубя поганых без милости. И побежал поганый Мамай в излучину с горсткой людей своих. И многие погнались за ними, да не догнали, потому что кони их утомились, а у Мамая были свежие.
Страшно было смотреть и видеть человеческое кровопролитие. Кони не могли скакать, а брели, в крови по колено. А реки три дня красной водой текли. После побоища Мамаева долго князья и ратники искали Великого князя Владимирского и Московского и, нашед его живым под берёзою, возрадовались. И встал Великий князь Дмитрий Иванович, Донской теперь по прозванию, и стал обходить поле ратное. И много слез пролил по братьям погибшим за Отечество своё. Дорогой ценой Великая победа русскому воинству досталась. Восемь дён хоронили героев, за Веру и Отечество живот свой положивших. Там же, над братской могилой срубили церковку Рождества Богородицы у реки Непрядвы. А Пересвета повезли хоронить в Симонов монастырь, что близ Москвы.
Первуша замолкает. Он уже давно плачет.
6.
Москва.
Маленькая комната. По углам мешки и другие вещи. В шкафу многочисленные свитки. Небольшой стол. Перед иконами лампада.
В комнату входит Первуша. Рука у него на перевязи. В другой руке меч. Он кладет меч на полку, садится. Из угла выходит облезлый кот.
ПЕРВУША. Ну, здравствуй, убогий. Жив еще?
Кот подходит к нему, мяукает и трется об ноги.
А меня, видишь, Мамай покалечил. А Господь спас. Временник-то я левой рукой кое-как писать приноровился.
Наливает коту молока. Находит в углу мешок с рисом. Вытаскивает его одной рукой, развязывает, смотрит, сколько там риса. Берет горсть риса и ссыпает обратно в мешок.
Пустое.
Подтаскивает мешок к двери, приоткрывает, зовет человека.
Эй, иди сюда! В княжевы закрома отнеси. Скажи, Первуша Орех незаписанный мешок сарацинского пшена нашел.
Садится за стол. Пишет временник левой рукой, как всегда проговаривая слова вслух.
Великий князь Владимирский и Московский Дмитрий Донской пробыл на Москве четыре дня и поехал в Святую Троицкую Обитель, к Преподобному старцу Сергию Радонежскому. В субботу отслужили поминальную Великую панихиду обо всех убиенных в Куликовской битве.
(Коту.) Допил молочко? И я закончил. Тяжеленько мне левой рукой временник княжий писать. Кому половчее передам. И князю уж про то сказал. А жениться я передумал. Не то теперь сердцу надобно. Поеду-ка я в святую обитель. Я ж по хозяйственной части служивый человек. Опыт большой имею. Помогу им хозяйство наладить. Что б и сирым, и убогим дать, и братии достоинство внешнее хоть какое приобресть. (Гладит кота.) Вот как оно, Куликово поле нас всех перевернуло. На битву с Мамаем пошли рати разрозненные: москвичи, владимирцы, суздальцы, ростовчане, муромчане, белозёрцы, смоляне и другие многие, а вернулись мы единою ратью русской, невиданный доселе подвиг совершившей. Одна у нас теперь судьба.
Кот мяукает и трется об его ноги.
Да возьму я, возьму тебя с собой, животинка ты безродная.
Первуша берет кота на руки и выходит из комнаты.
Конец. 2023
