Стефания Данилова / Необъявленная весна / Поэзия

⁣***
Не подведи, Родная

— Следует жить, шить сарафаны
и лёгкие платья из ситца…
(Юрий Левитанский)

Мои друзья перестают быть моими,
из своих сердец вычеркивают мое имя,
за то, что я не стою с плакатами «Нет войне».
Я — неодиночный пикет с надписью «Да весне»
невидимыми чернилами.
Я — противница надругательства над могилами,
восьми лет игры в молчанку про боль Донбасса,
про лебедя, рака и щуку басни,
неумолимых отфрендов
за позицию политоппонента,
кораблекрушения планов этой весной.
Кто из нас тут всему виной?
Я — гражданский ребенок своей эпохи,
дела в которой отнюдь не плохи —
они ужасны, и я пытаюсь держаться.
Это не значит, что мне не больно.
Это не значит, что я хочу этой бойни.
Это значит, что я могу только молиться
за скорейшую мирную коалицию,
писать «жив ли, цел ли ты, дорогой?»
человеку страны своей и страны другой,
отвозить баулы гуманитарки беженцам.
Всадникам Апокалипсиса бы спешиться,
отпустить коней своих в чисто поле.
Переполнены стеки боли.
«Да весне!» — говорю я, пусть останутся живы все,
чтоб коты под руками и кофе гляссе,
и, по Левитанскому, платья из ситца.
Мои друзья говорят: «ты должна стыдиться
того, что ты русская, или мы не друзья тебе».
А еще вчера орали вместе ЛЮБЭ,
не выбирая ни выражений, ни стороны.
Я остаюсь частью своей страны,
пока из нее сваливают, проклиная.
Не подведи, Родная.


⁣***
Река

И какую сейчас позицию ни прими,
все равно ты будешь неправ.
На часах время оставаться людьми,
будь ты из Петербурга или с Днепра.

Открывать рот опасно без адвоката.
Меня отчитывали сегодня
за покупку донбасским беженцам носков с авокадо*.
Мол, я циничная тварь Господня.

Носки с авокадо, шампунь с ароматом дыни
не вернут им дом. И я его не верну.
Но лучше пусть пахнет дыней, чем черным дымом,
и лучше про авокадо, чем про войну.

Между двумя берегами я выбираю реку,
полноводную реку воды живой,
способную напоить и птицу, и зверя, и человека,

отразившую чистое небо над головой.


***
⁣***
Здравствуй, дедушка

Здравствуй, дедушка. Как ты и где ты?
Расскажи, ничего не тая.
Здесь, у нас, на Земле — День Победы.
Там, на Небе — улыбка твоя.
Я листаю страничку подружки
и читаю, нахмурившись, про
то, как траурный чай пьёт из кружки
ветеран в похоронном бюро.
Я умею букет и открытку
и совсем не умею войну.
Мне не выдержать голод и пытку!
Кто поставит мне это в вину?
Это сердце на вырост мне дали.
Словно мир, это чувство старо.
У военных тяжелых медалей
не бывает обратных сторон.
В ленте черно-оранжевым спамят,
золотят второсортную медь...
Я умею из этого — Память.
А хотелось бы больше уметь.
Я умею — «спасибо». Негромко.
От лица всех, кто чувствует, что
голубиной седой похоронкой
бьется под камуфляжным пальто.
До свидания, дедушка. Ветер
знает: скоро я снова приду,
помня, как ты смеялся над смертью
третьим справа
в последнем ряду.


***
⁣***
Великий урок любви

Когда половинки одного мира стали тереться
друг об друга, создавая скрежет и гул,
я зачем-то опять распахнула сердце
для всех, кто меня обманул.

Как слониха слонят, я злобу в себе носила,
мечтая втоптать их в грязь и размазать по стенке шпателем.
Но в какой-то момент злиться стало не-вы-но-си-мо
на обидчиков школьных, бывших, друзей-предателей.

Ибо происходящее — великий урок любви,
беспощадной, немыслимой, грандиозной,
в ее словаре нет понятия «неликвид»
или «поздно».

Вряд ли глаза их встретят мои глаза.
Как створки раковины — моллюск,
двери в дома их захлопнулись век назад,
но я за них помолюсь:

пусть у них будет синее небо над головой,
и на сладкий чай пригласит сосед,
пусть никогда не раздастся их волчий вой
по тем, кого потеряли они насовсем.

***

⁣***
Ангел необстрелянных городов

Если быть запредельно честным и откровенным, я доучиться на ангела не успел. Так, затуплял ножи тем, кто резал вены, и пару-тройку обычных небесных дел: чтоб кипяток не пролился на повариху, чтобы дитя в детдом не сдавала мать... Здесь, на Небе, такая неразбериха — мне приказали перераспределять неучтённые судьбы, которые оборвались и не продолжатся теми, кто их носил. Мы устроены так, чтобы не знать усталость. Но и у нас уже не хватает сил.

Вот парнишка, простой, смышленый и даровитый. Он придумал открыть метро Петербург-Москва, а теперь уснул талантливый и убитый, и в глазах застывает вечная синева. Передо мной сияет его задумка, что должна быть реализована, ё-моё. Ни один до такого ранее не дотумкал. Я не вижу того, кто б довел до конца её. Знаю, строителей и инженеров много, но такой проект — нечто большее, чем матчасть. И под землей стрелой пробежит дорога, по которой поезд промчится всего за час.

Вот девчонка. Она могла бы создать лекарство, что спасло бы от рака и пары других проблем. За ее жизнь бы никто не отдал полцарства, ибо проклято наше царствие на Земле. В кончиках пальцев жжётся её идея, а под чистым небом живут миллионы тех, кто и базовыми-то знаниями не владеет, чтоб она обрела применение и успех. Я смотрел на студентов из медицинских вузов — их обуяло неверие, будто мгла. А для этой идеи вера нужна как Муза, чтобы она себя воплотить смогла.

А эта пара умерших молодоженов не превратится в старушку и старика. И вот они лежат в земле обожженной, а любовь их мерцает снова в моих руках. Вот бы она попала к хорошей паре, близкой к разрыву. Но я не знаток вас всех и существую в вечном ночном кошмаре, что использую чьи-то сокровища не на тех. Из меня хреновый распределитель судеб, зарисовок, задумок, талантов, даров, любви...

Если вдруг обнаружишь их, как котёнка в сумке —
постарайся сберечь и ангелов не гневи,
ведь идея не может существовать не в теле,
и кому-то из вас достается случайный дар,
потому что все то, что погибшие не успели,

должен кто-то прожить в необстрелянных городах.