Александр Коваленко | Мандрыгины | Номинация - Проза

⁣⁣Рассказ

Мандрыгины.

На улицу Степную приходила баба Женя
Мандрыгина – сухонькая старушка в белом платочке. Она жила за вокзалом, где-то
на Просвещении. Придет к Филипповым, сядет на крылечке, достанет из сумки
треугольное письмо и тихонько горюет.

Ее сын Сашка когда-то учился летать в
Анжерском аэроклубе. Пришло время, и ушел он, как все, в Красную армию.

Вскоре началась война. В первый же день Сашка
по тревоге вылетел в свой боевой полет. Перед этим успел написать матери письмо
на тетрадном листке. Сообщил, что все у него хорошо. Велел, чтобы берегла себя.
Треугольник оставил для отправки почтальону эскадрильи. Улетел и не вернулся.

Ждет-пождет с тех пор старушка Мандрыгина
своего Сашку. В архивах Министерства обороны отыскались документы, что пропал
он без вести. Погибшим не числится. И осталась баба Женя после войны без
пособия, вдвоем с надеждой.

Никакой родни у нее в Анжерке больше нет.
Пособия за сына-фронтовика не дали. Пробовала похлопотать в военкомате, не
получилось. Сказали, что надо ждать. Спасибо, что надежду не отняли.

Никто на Степной не знал, кем она доводится
Филипповым.

– Ликсандра! Ты, если што, помогай бабе Жене, –
говорил дед.

– А как?

– Почитай ей письмо, коли попросит.

– Так я еще не могу по письменному. Там
разглядеть можно только каракульки!

– Учись. За кажной буквой человека видно...

Шурка прилежно старался разгадать каждую
написанную букву. Печатные, как в «Борьбе за уголь», он уже знал. А выведенные
химическим карандашом давались не сразу. Баба Женя подсказывала.

Каждый раз приходилось читать одно и то же.
Вскоре Шурка запомнил весь текст и стал читать от начала до конца без запинки.

– Ну-ка, снова почитай, вот тута, – попросила
баба Женя, высмотрев своими серыми подслеповатыми глазами нужную строчку. Шурка
перечитал с выражением.

Баба Женя утерла кончиком своего белого
платочка уголки сухих глаз. Слез не было.

***



Так баба Женя каждый раз отводила свою раненую
душу на крылечке у Филипповых. Шурка снова и снова читал ей фронтовое письмо.
Она прижимала мальчика к себе и ласково гладила по белобрысой головенке.
Погорюет таким образом старушка Мандрыгина, поплачет без слез и покойно уходит.

Провожая до калитки, баба Поля всегда давала
ей узелок с чем-нибудь и немного яиц в лукошке.

В этот раз Шурка решил поделиться с ней своим
секретом.

– А мне деда говорил, что никуда не делся ваш
Сашка, – озираясь по сторонам, прошептал он бабушке Мандрыгиной на ухо.

– Как это «не делся»? – удивленно переспросила
она и замерла в ожидании ответа.

– Мы не видим его, а он тута! – продолжил
шептать Шурка.

– Где «тута»? – не понимала взволнованная
Мандрыгина.

– В энтих буквах!

Шурка поднес ей к самым глазам фронтовой
листок. Баба Женя недоверчиво забрала письмо из детской ручонки. Стала
всматриваться, как в первый раз, в строчки, в буквы. То отдаляла от себя
письмо, то приближала. Наконец, прижала листок к груди. Посмотрела благодарно
на парнишку. Две слезинки выступили из ее глаз. Спина выпрямилась. Морщины на
лице куда-то подевались. Влажные глаза засветились, стали большими и голубыми.
Она подняла свой подбородочек вверх и устремила взгляд в высокое небо...

Так баба Женя долго и неподвижно сидела на
филипповском крылечке со своим письмом. Шурка уютно пристроился рядом и не
мешал ей.