Ольга Олесина / "Стучал копытами на перемене" / Проза

⁣Первого сентября на торжественной линейке под табличкой «3А» все переглядывались и перешёптывались. Один мальчик с букетом всё-таки решился спросить:

— А ты кто?

— Кит, — сказал Кит.

Мальчик отошёл обсудить ответ с другими, потом вернулся и сообщил:

— Ты не кит. У тебя нет фонтана на башке.

— Нет, это меня так зовут.

— А! Никита?

— Нет, Китоврас.

— А зачем ты пришёл?

Кит стоял в белой рубашке и форменном пиджаке под той же самой табличкой «3А» с таким же букетом, и вопрос его сбил. Но он нашёлся:

— А ты зачем?

— Я здесь учусь! С первого класса!

Ответить на это было трудно: Кит тут с первого класса не учился. Но он вспомнил нужное слово:

— Я здесь по поводу инклюзии, можно так сказать. Я в этом плане.

Мальчик отошёл обескураженный, и со стороны его друзей послышалось:

— Ин-что?

Когда Кит впервые сам услышал это слово, то подумал, что кто-то ошибся и в «иллюзию» напихал лишних букв. Но и мама, и папа, и директор всё время повторяли: «Инклюзия-инклюзия». Значит, то была не оговорка,
не описка, а специальное заклинание. Для перенесения кентаврёнка в человеческую школу.

Директор говорила родителям:

— У нас гуманистически ориентированная педагогика. В классе теперь вместе с вашим сыном двадцать девять с половиной человек. Наша цель — чтобы к концу обучения их стало тридцать.

Кит понял, что к одиннадцатому классу он из половины человека должен стать целым. Все четыре ноги в инклюзию не влезают. Оно и понятно: «инклюзия» звучит как что-то малюсенькое и узенькое.

Со своими быстрыми и сильными ногами Кит расставаться не хотел. Однако стоять на линейке отдельно от всех и отвечать на вопрос: «Зачем ты сюда пришёл?» — было не особо приятно. Требовалось стать человеком. Но директор не сказала, какие ноги лишние — передние или задние.

На деле «инклюзия» оказалась именно такой тесной, какой представлялась на слух. Вместо парты для Кита в конце класса обнаружилась высокая тумбочка. За подобной тумбочкой выступают президенты, тогда она называется «кафедра» и из неё торчат микрофоны, как грибы из пенька. А тут микрофоны не торчали — никто не ждал, что Кит будет произносить речи за своей тумбочкой. А жаль, ведь он считал себя неплохим оратором!

Если бы инклюзия сузила только парту, было бы ничего, учиться можно. Но из-за узости этой самой инклюзии Кит не мог в школе ходить в туалет. То есть право ходить в туалет он имел. Но кабинки для лошадей были не
предусмотрены.

— Мам, пап, я хочу в старую школу, — сказал Кит вечером первого сентября. — Эта для людей. А я, как бы сказать, кентавр!

— Китюша, нам очень повезло, что тебя взяли. Будешь учиться в спецшколе с углублённым изучением волшебства!

— Вам очень повезло, а мне не очень, — пробурчал Кит.

— В школу для кентавров и сфинксов ты не пойдёшь, — отрезал папа. — Там пользуются тем, что по нормативам должно быть тридцать человек в одном классе, и соответственно набивают в классы по шестьдесят получеловек!

Мама попыталась Кита отвлечь:

— Китюша, а хочешь, гусебабочку купим?

Игрушечные гусеницы из волшебной пластмассы в этом году продавались на всех лотках в городе. Это были гусеницы-трансформеры: они умели превращаться в бабочек. Правда, не сами — владелец игрушки должен был постараться. Нужно было катать свою гусебабочку по полу, а она от этого обматывалась ниткой. Кокон имел волшебный секрет: если ты хорошенько закутаешь в него свою гусеницу, то бабочка вылупится, а если сделаешь два оборота абы как — получишь просто обмотанную нитками игрушку. Владельцы гусебабочек соревновались, кто старательней, и докатывались до круглых клубков шерсти.

— Ну давай, — вздохнул Кит. Он уже успел заметить на школьном полу особо увлечённых гусеничных катальщиков. Наверное, гусебабочка входит в обязательный набор человека.

Ещё в набор двуногого девятилетнего человека входили кружки, которые в школе назывались «внеурочная деятельность». Оказалось, что ни один из них Киту не подходит. На рисовании мольберт стоял слишком низко. На шахматах доска тоже располагалась где-то внизу вместе с противником. Киту пришлось бы гнуть спину всю игру, а это уже не «шахматы», а «наклоны»! И на танцы его не взяли: все в чешках, он один в копытах.

На всю школу он был единственным четвероногим учеником. Директор не реже раза в неделю водила в класс важных тётенек на экскурсию и повторяла заклинание: «Инклюзия-инклюзия». Кит в такие моменты стоял за своей тумбочкой и пытался ощутить, происходит ли превращение в человека. Но никакие ноги не отваливались.

Инклюзия сузила не только парту и туалетные кабинки: она будто бы стискивала самого Кита. Когда завуч проверяла, как одеты ученики, то сказала Киту:

— В положении о школьной форме ясно написано: для учащихся мужского пола — тёмные брюки.

Кит никогда в жизни не носил брюк — только попону в холодную погоду. А брюки для лошадей — это попона с рукавами? Или нет, туда же суют не руки, а ноги, значит, с ногавами.

— А на какие ноги нужны брюки — на передние или на задние? — спросил Кит.

Завуч на вопрос не ответила, но продолжала наступать:

— Если сегодня разрешить тебе ходить без брюк, то завтра все мальчики придут в школу без брюк!

Странное у неё было мнение о мальчиках. Кит нашёлся с ответом:

-— А я полумальчик, можно так сказать.

Одноклассники, которые это услышали, заржали как лошади.

В школьных рекреациях не разрешалось стучать копытами. Топать можно, а цокать нельзя. Одна учительница увидела Кита на перемене и велела:

— Ну-ка подойди! — а когда он прискакал, сказала:

— Дай сюда дневник!

Это была не своя учительница, а какая-то дежурная в рекреации.

— А что я сделал? — растерялся Кит.

— Нельзя цокать так громко!

«Сами же сказали подойти», — подумал Кит. А разве он виноват, что ноги цокают! Но возразить вслух он не решился, и незнакомая учительница написала в дневнике: «Стучал копытами на перемене». У неё почерк был такой — одни палки. Строчка — красный частокол.

После этого Киту запретили между уроками выходить из класса: «Травмоопасно». Одноклассники на переменах скакали как кони. А Кит стоял за своей партой как единственный обладатель копыт. Ждал, когда же
заклинание «инклюзия» подействует и он превратится в человека.

Мама купила ему гусебабочку. Но с помощью гусебабочки стать человеком тоже не вышло. Оказалось, что кентавру неудобно катать её по полу — за ней же нужно двигаться на корточках или на четвереньках. Лошади на корточках не ходят и на четвереньках не ползают. На переменах половина третьего «А» исчезала под партами со своими игрушечными мотками. А Кит мог только смотреть сверху, как одноклассники то и дело сталкиваются внизу в проходах. Его гусеница лежала в портфеле.

— Китюша, подружился с кем-нибудь? — спрашивала мама.

— Они со мной не дружат, — жаловался Кит.

— Так ты не жди, а сам подойди.

Кит решил завоевать дружбу, показав себя одноклассникам с лучшей стороны. Лучшей стороной, как у всякого кентавра, у него были ноги. Стометровку на физкультуре бегали в парах. Кит свою пару, конечно, обскакал. Он показал себя таким быстрым, что будущие друзья должны были встречать его на финише живым коридором! Разогнавшись так, что в ушах свистело, он уже радостно чувствовал, как вырывается из красного частокола инклюзии на волю... Но вышло только хуже. Его парой был мальчик по имени Костя, тот самый, который спрашивал первого сентября, как его зовут. После забега никто не хлопал Киту и не поздравлял его с победой. Зато Костя стал что-то тихо и возмущённо говорить своей подруге, девочке по имени Мила. А та пошла к физруку:

— Это несправедливо! У Кости две ноги, а у этого четыре!

После этого Кита в пару уже никогда не ставили, чтобы не втаптывал ничью самооценку в асфальт стадиона.

— Они не хотят со мной дружить, — сказал Кит маме.

— Тебя дразнят? — начала волноваться мама.

— Называют «кит», — скривил губы Кит. — И «полумальчик».

— А! — лицо мамы прояснилось. — Так ты же и есть Кит и полумальчик!

Ей было никак не растолковать, что это обидно. Другим при входе в класс говорили: «Привет!» и «Здорóво!» — а ему: «О, этот тут». Или вообще: «Лошадка!»

Была у Кита ещё одна лучшая сторона. Когда его вызывали отвечать на окружающем мире или на магии, он старался показать одноклассникам и её тоже:

— ...После чего, однако, соответственно...

— Выпендривается, — громко шептали за партами внизу.

И Кит вообще передумал с ними водиться. Раз ему никак не вписаться в инклюзию, он решил дать всем понять: да, он кентавр. А кентавры в случае чего могут и лягнуть.

— А бывают секции специально для нас? — спросил он у папы.

— Поло, — сказал папа. — Игра, где кентавры клюшками гоняют мяч по полю.

— А люди разве в это не играют? На лошадях?

— Играют, но у них, как бы сказать, это спорт для богатых. А у нас даже дети могут сколотить дворовую команду по поло.

Во дворе у Кита команды по поло не было: он жил не в кентавровом районе, а в человеческом доме на первом этаже. Кит попросил папу:

— Запиши меня.

Правда, ему было некому в классе небрежно сказать: «Кстати, у меня сегодня тренировка по поло». Потому что никто не интересовался, куда Кит идёт после уроков.

Занятия для кентаврят проходили на стадионе соседнего детско-юношеского клуба.

— Игра командная, — сказал тренер Хирон Евгеньевич, когда все впервые выстроились перед ним. — Если вы скачете быстрее всех, но не обращаете внимания на других игроков — вам в поло делать нечего. В поло побеждают взаимодействие и взаимовыручка!

На первой тренировке они только бегали по стадиону галопом, клюшек ещё ни у кого не было. Кит решил учиться обращать внимание. Он не знал, что именно пригодится в поло, и подмечал всё подряд: вон тот полумальчик ходил в его прежнюю школу, в параллельный класс, а вот у этого привычка теребить завязки на капюшоне спортивной куртки. Он даже запомнил все
имена и кто какой масти! Жаль, что тренировать взаимодействие и взаимовыручку было пока не на чем.

Душевые в клубе были и человеческие, и кентавровые. А в раздевалке имелись огромные фены, чтобы сушить шерсть — человеческие руки ведь не смогут вытереть полотенцем весь конский корпус. Кит с удовольствием погрелся под феном, перед тем как выскочить на холодную улицу.

Напротив входа в клуб на скамейке сидела человеческая девочка. Обращать на неё внимание было не нужно, она ведь не из команды. Но Кит так увлёкся обращением внимания, что всё-таки присмотрелся. Это была Мила, и она отчего-то тёрла глаза кулаками.

— Эй, — сказал Кит. — Что, собственно говоря, случилось?

— Торопилась на занятие... упала, — всхлипнула Мила. — На ногу не наступить. А мама ещё через час за мной придёт.

Кит вспомнил про взаимодействие и взаимовыручку. Можно потренировать!

— Я, как бы сказать, довезу. Только не говори никому в классе, что ты на мне ехала.

Мила кое-как встала здоровой ногой на скамейку. Пришлось подтягивать её на спину рукой. Забралась, цепляясь за куртку Кита, и обхватила его за пояс. Она оказалась не слишком тяжёлая. Кит пошёл шагом, чтобы Мила не свалилась. Она из-за спины спросила:

— Почему не говорить?

— В том плане, что я лошадь. А я, между прочим, не лошадь.

— А кентавры никогда не возят людей?

— Э-э... возят, — вспомнил Кит. — У нас дома есть фотография, папа в студенческие годы друзей катал. Мой папа учился в университете!

В Милином доме не было грузового лифта, только маленький. Но втискиваться в лифт и не понадобилось — Милина мама уже спустилась, разохалась, и Мила на спине Кита поехала в травму. Под конец дня он чувствовал, что ноги прямо по-настоящему болят, и эта боль не приятная, как от небольшой усталости, а навязчивая и противная. Зато на душе, наоборот, было приятно.

На следующий день, когда Кит вошёл в класс, сразу несколько человек обернулись и даже подошли к нему:

— Привет! Здорóво! А правда, что ты Милу Клотову спас?

— Я, собственно говоря... — смутился Кит.

— Да! Он спас! — громко подтвердила Мила. Она сидела за партой с забинтованной ногой, а рядом стояли костыли. — Он не лошадь, а кентавр! Кентавры возят на спинах своих друзей!

— А я твой друг? — тут же спросил у Кита Костя.

Кит впервые слышал о том, что Костя его друг. Но два друга лучше, чем ни одного.

— Вообще говоря, да.

После этого в друзья записался весь класс: всем хотелось покататься.

— Мне нельзя на переменах выходить из класса, — напомнил Кит.

— Это несправедливо! — воскликнула Мила. И все пошли к директору просить за Кита, чтобы ему снова разрешили проводить перемены в рекреации. А Мила с больной ногой не пошла, а поехала — на спине.

Директор выслушала Милу и сказала:

— Конечно, можно. Я вообще не понимаю, кто установил такое неинклюзивное ограничение. Китоврас человечнее многих людей!

Кит удивился — выходило, что превращение в человека идёт полным ходом, а он и не заметил. Даже ноги не отвалились!

Перемены были отвоёваны. Установили очередь катания. А Мила перед самым звонком сказала:

— Мы с мамой думали, что тебе подарить. Хочешь гусебабочку?

— По поводу гусебабочки — у меня есть.

— А почему ты никогда не играешь? Я не видела.

— Я не могу катать по полу, соответственно.

— Ты же можешь по стене!

На перемене Кит впервые достал свою игрушечную гусеницу, и Костя, который должен был ехать на нём первым, тоже сбегал к своему портфелю и взял свою:

— Классно ты придумал! Так интереснее.

Он с помощью Кита забрался ему на спину. Они шагом поехали по коридору, не отходя от стены, и гусебабочка в руке Кита из гладко-пластмассовой начала становиться жёстко-нитяной. И Кит поверил, что когда-нибудь она непременно полетит.