Роман Круглов/ Подборка стихотворений/ Поэзия

Круглов Роман Геннадьевич
35 лет
Россия, Санкт-Петербург
Номинация: поэзия.

Родился 27.02.1988 в Ленинграде. Член Союза Писателей России (с 2011). Секретарь Союза писателей России (с 2018), руководитель Санкт-Петербургского отделения Совета молодых литераторов Союза писателей России (с 2018).
Автор книг стихотворений «История болезни» (2010), «36 кадров» (2012), «Двигатель внутреннего сгорания» (2014), «Гербарий» (2016), «Форма жизни» (2019), «Птичья партитура» (2021). Стихотворения публиковались также в «Литературной газете» (Москва), журналах «Аврора» (Санкт-Петербург), «Север» (Петрозаводск), «Подъём» (Воронеж), «Новый Енисейский литератор» (Красноярск), «Приокские зори» (Тула), «Русское поле» (Кишинёв), «Немига литературная» (Минск), «Каштановый дом» (Киев), «Зарубежные задворки» (Дюссельдорф), «Чайка» (Вашингтон)
и др.
Лауреат ряда литературных премий («Молодой Петербург» (2009 г.), премии им. Б.П. Корнилова «На встречу дня» (2013), премии журнала «Зинзивер» (2015), победитель конкурса одного стихотворения Санкт-Петербургского отделения Союза писателей России в номинации «Лучший лирик» (2016), дипломант международного форума искусств «Золотой витязь» (2017), лауреат премии «Российский писатель» (2017), лауреат премии
«Созидающий мир» (2020) и т.д.).
Филолог, кандидат искусствоведения. Работает доцентом кафедры искусствознания, заместителем декана факультета экранных искусств, старшим научным сотрудником Санкт-Петербургского государственного института кино и телевидения, по совместительству – старший научный
сотрудник Российского института истории искусств. Член редакционных коллегий альманаха «Молодой Санкт-Петербург», литературных журналов «Перископ» (Волгоград), «Литературные знакомства» (Москва), «Новгородский детинец» (Новгород Великий).

[email protected]
+7 904 334 98 75











* * *

Солнечная полянка
Жуткая, как приманка.
Птичьим трещаньем жарко
Звонко натоплен лес.
Чья-то большая сила
Смотрит в упор в затылок,
И стрекоза застыла
В пристальном хрустале.



Смолкла хитро́ сорока,
Навострена осока,
Сладко и плотно соткан
Солнечный сон земли…
Кто за спиной? Осины.
Знаю, что я один и
Собственной паутины
Пленник и властелин.

Из изумрудной чащи,
Как из последней чаши,
Ужас быть настоящим
Мне заглянул в глаза.
Птицы и ветви в выси,
Снизу грибы и слизни,
Всюду пространство жизни
И неизвестность — за.


КОНЬ


На дарёном коне
Обскакав дураков,
Понимаешь вполне,
Как ещё далеко
До глубокого слова,
До поступка большого,
До всего, за что стоит стареть…
И вдруг стала ненужной
Простая победа,
Но твой конь — из конюшни
Царя Диомеда,
Ему в зубы не стоит смотреть.
А другие с мечтами
Своими расстались,
Со своими конями
Хромыми срастались.
Сами стали питаться травой,
Нулевой мировой муравой.
А тебе был дарован
Особенный конь,
Он солидно подкован
Во всём, что ни тронь.
Под копытами мечутся
горние молнии!..
Но твой конь человеческим
голосом молвил:
«Нет копыт, нет подков, ты бежишь босиком
И при этом прищёлкиваешь языком.
На губах твоих пена, и глядя в простор,
Ты бежишь, пальцы в рёбра вонзив вместо шпор!
В голове твоей ветер
Свистит всё сильней!
Не бывает на свете
Особых коней.
Я придуман тобой, я лишь тень от коня…
Только ты ведь никто без меня».


* * *


И платье новое хотеть,
И Достоевского читать —
Добавь какую хочешь треть,
Ты всё способна сочетать!


Невозмутимо и легко
С ладони кормишь мой восторг.
Между цветком и мотыльком
Игра, похожая на торг.


Я — только воздух и огонь,
А ты вмещаешь жизнь и смерть.
На наш комический агон
Мне самому смешно смотреть —


Трепещущее торжество
И животворная пыльца,
А крылья только для того,
Чтоб ими нежности бряцать.


Но эта древняя игра
Скрывает от счастливых глаз,
Что, может, вовсе не светла
Та сила, что живёт сквозь нас.


* * *

Простились сады со славой
Кленовой своей звезды,
И над куполами лавры
Сбиваются в клин кресты.


Подранок в груди курлычет.
Куда нам лететь с тобой?
Сырая земля привычней.
Останемся. Примем бой.


* * *

Я был птицей, распахнутой настежь
Над страницами милой земли,
И не знал, что всего не охватишь —
Всё казалось мне мелким вдали.


Я был змеем в проклятой канаве
Подыхал с перебитым хребтом,
И от боли был полностью вправе
Быть несчастным и жить в прожитом.


Но и света, и тьмы было мало —
Превращаясь, чего-то ища,
Будто разную плоть обретала
В каждом возрасте новом душа.


Я не верю в индийские враки:
Если б карма на свете была,
То меня до паршивой собаки
Навсегда низвели бы дела.


Только то ли легко, то ли тяжко,
А душа всё растёт через быт.
Под каким теперь кровом бродяжка?
Кто из зеркала нынче глядит?



* * *

Мыкая счастье земное и сам стал земной,
Но в небеса отправляю тоски позывной
Так же, как в детстве, и так же не верю тайком
В то, что насущная явь происходит со мной.


Вот уже сын мой серьёзно, как маленький принц,
Спрашивает, кто под вечер зажёг фонари.
Про провода отвечаю земным языком.
Сын что-то подозревает, но не говорит.


Мы так похожи, а всё же разъединены —
Правду свою говорить, что рассказывать сны.
Спрячу слезу, глядя в небо, что сыплет снежком.
Синее небо, звенящее от позывных.


* * *


Радио проверяют,
Капает метроном.
Память скользит по краю
В городе ледяном,


Свет накренился серый,
Не удержаться — вот
Падаем в сорок первый
Непоправимый год —


Люди умолкли сразу.
Медленный ритм, отбой.
Это проверка связи
Нашей между собой.

* * *


Помнишь, мы с тобою шли на озеро,
В день рожденья лягушачьих орд?
Вся дорога прыгала, елозила
Россыпями ювелирных морд.


Медленно, под ноги глядя с трепетом,
Обходя несчастных лягушат,
Пропустили радугу над берегом
И двояковыпуклый закат.


Вязкой грязью осторожно хлюпая,
Лес не увидали по пути.
Мы щадили крохотное, хрупкое.
Мы хотели правильно пройти.


* * *


Строит воздушные замки паук,
В них и живёт.
Сам из себя, точно доктор наук
Что-то плетёт.

Ель наряжает. Транжир, сибарит
И казначей,
Он то на нитке висит, то царит
В центре лучей,

Но не летает — он только паук,
Зодчий седин.
Я ведь такой же. Мой маленький друг,
Ты не один.


* * *


Запахи тины колышутся в ветерке.
Бабочки высохших мидий летят в песке.

Выпуклые антрацитовые крыла
Бежевая пыльца времени замела.


Долго ли им, позабытым, порхать в пластах?
Завтра прилив всё начнет с чистого листа.


Память — особенность Бога, а не людей —
Кто ещё вспомнит следы мои на воде?