⁣***
Не уходи!
Наполнив море Грёз разлукой,
Застывшим кадром на экране,
Прощальной тенью, что без звука
Скользит итогом всех исканий,
Остывшим кофе, верой в случай,
Моим тебе «прости», «не надо»,
Прикосновений мимолётных
Изысканным надежды ядом.

Не уходи!
Ведь скоротечно
В улыбке счастья отражение,
В любви такой всегда беспечность
Граничит с болью поражения,
Не ровен час, не ровен отзвук,
Что было – ничего не значит,
И с ночью в сговоре закат
Стыдливо солнце в море прячет.

Не уходи!
В твоём «уйти нельзя остаться»
Я знаю знаки препинания,
В условных «против» или «за»
Никто не смотрит на страдания,
И пусть короткий страсти миг –
Настырный поиск бесконечности,
Не уходи, не уходи…
В прощании – горький привкус вечности.

***

Смотри, малыш, ступень, за ней ещё одна,
Нет, то, что оступился ты – моя вина,
Держись покрепче, милый друг, моя душа,
Мы вновь попробуем, ступай, не бойся, не спеша…

Ты видишь, сын, нет нерешаемых задач,
Да-да, согласен, школьный список – хоть рыдай, хоть плачь,
Давай портфель, ох, нагрузил же ты, да не тяни, несу,
Идём, и девочек не дёргай за косу!

Послушай, друг мой, мой родимый человек,
Да, уезжаешь, но ведь это не на век,
Ступай и не греши, тебе – весь мир теперь,
Одно лишь – уходя, не затворяй входную дверь!

Ах, дай же погляжу – какой ты стал!
Моё второе я как будто Бог сейчас мне дал,
Зови семью, нет, погоди ещё чуток,
Я посижу – мне б воздуха ещё один глоток…

***

Я напишу письмо другу…
О том, что радость – в простых встречах,
О том, что время и вправду лечит,
И всё проходит… но всё – по кругу.

Я напишу о далёких далях
И о немыслимых небосводах,
О вкусе кофе терпко-миндальном,
И как бывает горька свобода.

Я напишу то, что честь и совесть –
Всегда важнее любых признаний,
И если слёзы от расставаний,
То тем правдивее жизнь-повесть.

Я вспомню все наши споры-ночи,
Где не на шутку сходились нравы,
И как на самом деле всё проще,
И что на самом деле все правы.

Я поделюсь с другом всем светлым,
Что жизнь дарила нам скупо,
И, знаю, он улыбнётся мыслям,
Забыв сейчас же про дождь с ветром.

***

Есть у корабля борта,
Надводный и подводный,
Валы, винты и кóрпуса обводы.
Надстройка, леера и силовые агрегаты,
Антенны, навигация, гирокомпас
И в оружейке автоматы…
Есть киль и клотик,
Арматура и трубопровóды,
Есть нос, корма,
Есть в порт приписки долгожданные заходы.
Есть жизнь у парохода, полная волнений,
Воды морской стена прикосновений.
Есть диких чаек резкие признания,
Есть моряков нелегкие переживания.
Одно лишь остаётся неизвестным –
Где корабля душа таится бессловесно.
Она трепещет перед выхода началом,
Она поёт, когда он возвращается к причалу,
Израненная, вся в тоске, рыдает,
Когда его вдруг «на иголки» разбирают…
Но есть момент, когда она,
Как в выправке, по стойке «смирно»,
Глядит в закат,
Прощаясь с небом дивным.
Стеклом иллюминаторов-
Глаз неморгающих зрачками
Запомнить горизонт пытается,
Держась под сиплых волн толчками.
Когда холодным скрежетом и рваными бортами
Исходит крик её перед воды вратами, –
Тогда сполна она жила,
Она когда-нибудь начнёт сначала.
Нет ничего страшнее кораблю,
Чем медленная смерть у тихого причала…

***

Смотри, как толково устроено Богом:
Важна ведь не цель, а к цели дорога,
Срок жизни не вечен, хоть каждый беспечен,
Желание жить же – всегда бесконечно.

Возможности наши – бескрайни просторы,
Бессмертна душа, что сокрыта от взоров,
Иди и ищи, присядь на дорогу,
Движение к цели – движение к Богу.

Мы каждым дыханием шаг отмеряем,
Как будто страницы незримо листаем,
Страницы из книги, что пишем мы сами,
Убористо кто, а кто — кисти мазками.

***

ШИПКА

До Святого Николая*
Нам не велено тужить –
Сотня вёрст на перевале,
Шипку сдюжим – будем жить!
Нам в «Сидении» смертельней
Рукопашной роковых,
Льдом покрылся крест нательный
У Орловских всех святых.
Близ Елены* – турок клятый
Точит хмуро ятаган,
Зрит свирепо чёрт рогатый –
Тут уж с чарки будешь пьян.
Карабины чистят деды,
Ругань – в дымные усы,
Лейб-драгуны-медоеды
Смерть оставят без косы.
В снах холодных снится хата,
Крынка, запах из сеней,
Но недолог сон солдата –
Чуток к крыльям снегирей.
Сухарями перебьемся,
Фуража б для лошадей,
Жаль скотину – мы ж прорвёмся,
Люд наш всех зверей сильней!
Ждём вестей мы все из Плевны,
Там берданы «говорят»,
Треском на морозе гневным
Всё врагу уйти велят.
Что мы завещаем предкам,
Что потомкам отдадим? –
Поминайте, пусть и редко,
Честь Отчизны не сдадим!

***

Чёрный Джек и Хромой Терри
Любят вести тихие беседы
Под час смакования
Очередной бутылки виски.

Это раньше – бурлящая кровь
И волнующих тем градус
Приводили их
К драки с собеседником риску.

Чёрный Джек и Хромой Терри
Давно уже уяснили,
Что Святой Патрик
Был не из ирландцев.

У них нет больше времени
Спорить, кричать,
Общаться с женщинами
В ритме медленного танца.

Все истории
Про «на» и «в»
Для них стары и начались –
С Ольстера и Лондондерри.

Но в бушующем мире-море,
Пожалуй, нет разницы,
Какой виски предпочитает Чёрный Джек,
А какой – Хромой Терри.

Они пьют залпом,
Разом глуша ужасы пережитого,
Бессмысленных войн
Неизбежные потери.

Они счастливы в осознании того,
Что лучше все вопросы
Решать за бутылкой виски, –
Чёрный Джек и Хромой Терри.

***

А знаешь, что прекрасно в вопросах? –
У нас на них нет ответов:
В сменяющих зимы вёснах,
В надорванных театральных билетах,
В случайных улыбках прохожих
И горькой настойке полынной,
Во взглядах друзей односложных,
В рассветной позёмке невинной,
Их нет в проявлениях страсти,
В тоске неизменной, присущей,
В дожде, солнца свете, ненастье,
В дали горизонта влекущей,
Совсем не сыскать их в страницах
Прочитанных книг без закладок,
Ответов на них нету в ликах
Святых в свете блеклых лампадок,
Нельзя их найти в полустанках,
Как годы, нам жизнь отмерявших,
В любви и надежды огранках
Себя среди тьмы не терявших,
Ответов нет в смехе ребенка,
Нет в зеркале, в небе высоком,
В тепле не найти фотоплёнки,
Забытой в альбоме далёком, –
Пускай нам блуждать без ответов,
Пускай нам искать бесконечно,
Но счастье – в банальных сюжетах,
И пусть оно будет беспечным!

⁣Алексей Фоменко

Я ТАК ХОЧУ ОТ ТЕБЯ РЕБЕНКА

(мини-пьеса в одном действии)

Действующие лица

Марта – 45 лет, состоявшаяся, успешная женщина, 25 лет в браке. Сын – студент, учится в ВУЗе в другом городе.
Муж Марты – (непосредственно не участвует в пьесе. Слышен только его голос) мужчина 54-х лет, основательный, реализовавший себя; с предопределенным его возрастом, опытом и графиком работы укладом жизни.

Дом Марты и её мужа. Большой зал с камином, отделанным в классическом стиле. Окна «в пол». На улице льёт сильный дождь. В зале приглушенный свет. Овальный белый обеденный стол. На столе стоит полупустая бутылка красного сухого вина, почти опустошенный бокал, пустая пепельница.

М а р т а (подпирая рукой подбородок, напевает мотив песни «Un dernier mot d’amour» Мирей Матье. Поднимает бокал, смотрит на него на свет. Нервно смеется) Боже-е, как избито-то все это! Наполовину пуст или полон? Что вообще можно говорить о пустоте предметов, если о себе-то нет однозначного ответа…
Пуста или полна?.. Полна или пуста?..

(Резко поднимается со стула, идет с бокалом к окну, вглядывается в темноту идущего дождя.)

Почему принято считать, что во время дождя человеку особенно тоскливо? Когда кто-то чувствует себя опустошенным – важна ли погода за окном? Нелепо думать, что помочь могут солнечные лучи, на самом деле адресованные кем-то там совсем не нам?.. И при чем здесь вообще не зависящая от тебя смена погоды и твои жизненные обстоятельства со своими необъяснимыми метаморфозами?
Вот так живешь размеренно, предсказуемо, понятно… и вдруг осознаешь, что за этими размеренностью и пониманием распорядка следующего дня кроется совершенно непредсказуемая порой пропасть. (По слогам произносит.) Не-пред-ска-зу-е-ма-я…
Нет, ну, вот где ты взялся на мою голову, а? Я же такой взвешенный и спокойный человек. Под стать мужу-то. Вот уж – два сапога… Вовремя замуж, вовремя сын, вовремя свое дело, вовремя все… все…
(Раздается раскат грома.)
И в этой размеренности вдруг с тобой происходит то, что переворачивает с ног на голову все твои представления о любви, об отношении к мужчине, о возможности жить дальше привычной жизнью. Точнее, ты понимаешь внезапно дальнейшую невозможность продолжать все, как прежде.
А фоном этого – его серые, бездонные, умопомрачительные глаза. О-о-о, если, когда и существовал дьявол – это был бы его взгляд. Нет, это не взгляд человека – это что-то потустороннее. Это взгляд через него в себя саму, где ты неожиданно понимаешь, что твои установки летят в тартарары от одного только движения его ресниц.
(Нервно смеется.) Дура! Боже, какая дура! Заметив как-то на одном из совместных мероприятий, что он тер от усталости глаза, и его ресница, скользнув, оказалась на скатерти стола – незаметно для всех, озираясь, украла ее. И, придя домой, спрятала, чтобы раз за разом, оставаясь наедине со своими мыслями, открывать пудреницу и смотреть, смотреть на это самое малое воплощение своей впервые полностью осознанной любви.
(Марта, отойдя на полшага от окна, видит свое отражение в нем и резко отворачивается)
Осознание… Вот это самое жуткое. В один момент ты осознаешь то, что до этого не жил, не дышал… ничего с тобой не было. Не было ни-че-го!
Что мужчина рядом – какая-то нелепая случайность длиною в четверть жизни, что твои интересы, работа, домашняя суета – это пустое. А наполненной ты себя чувствуешь только рядом с ним. Робко наблюдая за тем, как он улыбается, как берет передаваемые ему бумаги. Радуясь каждой новой, надетой им жилетке поверх рубашки на следующий день. Такие мелочи, возведенные в ранг культа.

Никто никому ничего не обещал, да. Никто никому… (Марта нервным шагом подходит к кухне, достает с верхней полки пачку сигарет, несколько раз неловко пытается подкурить, руки заметно дрожат. Делает глубокий вдох и резко выдыхает сигаретный дым, возвращается к столу, садится.)
Что вообще значат обещания, если мы любим изначально по-разному. По-разному чувствуем друг друга. Я когда-то сказала ему: «Знаешь в чем отличие между моим отношением к тебе и твоим ко мне? В том, что я готова в любую секунду все променять на тебя, а ты не готов ни к этому, ни к чему-либо иному…». Да, семья, да, у всех сложившийся уклад, да, любовь на расстоянии... концентрированный рай мимолетных встреч. Но я готова была тогда, я готова и сейчас – зачем себя обманывать?

Как-то в одной из книг героиня по имени Камари пересказывает своему наставнику его же историю про птичку-медовинку. Это миниатюрное очень дружелюбное создание может прилететь к тебе и позвать за собой. А когда ты отправишься за ней, она приведет тебя к улью с медом. И будет терпеливо ждать, пока ты соберешь сухую траву для костра, чтобы можно было выкурить пчел. Но ты всегда, безусловно должен оставлять ей немного меда. Потому как если ты возьмешь себе весь мед – в другой раз, когда она позовет тебя за собой, она приведет тебя к погибели…
В такой безмерной, безотчетной, всепоглощающей любви нужно все то же, как бы нелепо это ни звучало – делиться медом с тем, кто дарит тебе возможность почувствовать его вкус сполна. Иначе эта любовь уничтожит, съест, раздавит…

Я постоянно думаю, что стала катализатором этих отношений. Говорят, так всегда нынче – женщина берет инициативу, даже в этом.
Но, черт побери, каков он в любви! Это ядерная смесь ангела и демона, этот человек дал мне понять, что значат слова из песни Синатры «I’ve got you under my skin». (Почти кричит) Я узнала, будь ты проклят, что значит чувствовать тебя у себя под кожей… (Закрывает глаза рукой. Курит.)

Бог есть любовь. Он же, он заменил мне Бога, всех святых и всех чертей вместе взятых! Он стал моей религией, моим воздухом, моим наваждением…
Я-то думала, что подростковая влюбленность является пиком эмоциональности при подобных чувствах. Я была абсолютно уверена в том, что все возможные синусоиды ощущений мной пройдены. Что предусмотренные размеренностью графики в работе, быту, отношениях с мужем, приезды на каникулы сына – это и есть дальнейшая моя понятная, предсказуемая и выверенная до минуты жизнь. Но нет же! Кто-то (устремляет взгляд сквозь окно в хмурое небо) очень настырно решил меня разубедить! Что ж, кто бы ты ни был – у тебя получилось! Слышишь?!

(Тушит сигарету о пепельницу. Встает, наливает остатки вина в бокал, подходит с бокалом к окну, опирается о раму.) Я научилась жить во лжи. Она, ложь, окутала меня целиком. «Мы могли бы служить в разведке; мы могли бы играть в кино…», да? Я уже и не знала, где я настоящая, а где нет. Но всегда ли ложь плоха?..
Муж… Не мог не чувствовать. Отстраненность нельзя не ощутить после такого количества прожитых вместе лет. Да, секс до этого всего уже не был чем-то необыкновенным, да, все было тривиально просто. Но тягучую холодность, которую я пыталась спрятать, укрыть – ее невозможно было не заметить.
Ревновал, скрывал, что понимает, да… Но сам же, сам во всем виноват! Я же так просила ребенка! Мне было мало одного. Ему же было достаточно. Достаточно нашего замечательного, милого мальчика. Самого лучшего в мире… но одного.
Когда сын вырос, я вздрагивала порой, проходя мимо детских площадок от заливистого звонкого смеха незнакомых малышей. И понимала, что моему отчаянию не будет никогда и никакой реализации с мужем. Он не хотел больше детей…
А ты их так любишь! Боже, как ты рассказывал о своих! Как горели в эти моменты твои глаза. Ты забывал обо всем, и я видела, что и меня в эти минуты не было для тебя. Любовники, которые были любовниками непосредственно во время любви.

(Подходит к столу, упирается в него обеими руками, смотрит в пустоту комнаты.) И в один момент я стала одержима. Я заболела мыслью, что, если я не могу не отпускать тебя раз за разом, если мне не суждено быть с тобой столько, сколько я хочу – я сделаю так, чтобы неземное твое проявление было бы со мной. (Срывается в рыдания.) Я так хочу от тебя ребенка! (Выдыхает, берет себя в руки.)
Нет-нет, ты бы не узнал! Это осталось бы моей тайной. Только моей. И она (я уверена, что это была бы девочка) стала бы только моей! Твоей моей девочкой...
Со светлыми длинными волосами, невероятными голубыми глазами, самой веселой в мире улыбкой! Она бы так же заразительно смеялась, как ты.
Вечерами я бы читала ей сказки про воздушные замки и принцесс, которые там живут. Про честных, смелых принцев, которые не боятся ничего. Про любовь, настоящую, неподдельную любовь без разлук. Как в сказке… Она засыпала бы, а я целовала бы ее эти твои глаза и тихо бы лежала рядом, наблюдая, как она улыбается во сне. Твоей улыбкой.
Она была бы…

(Слышен звук отпираемой, открывающейся и закрываемой входной двери. Лицо Марты изменяется, как будто бы удлиняясь и становясь абсолютно безэмоциональным.)

Г о л о с м у ж а М а р т ы. Дорогая, это я! Я – дома! Ты не слышишь – вроде бы твой телефон звонит?
М а р т а. Да, привет! Сейчас бегу!
(На мгновение выходит из зала в соседнюю комнату. В момент, когда открывается дверь слышен тихий звук мелодии мобильного телефона. Марта входит в зал со смартфоном в руке. Подносит телефон к уху. Нетвердым, осипшим вдруг голосом, медленно, с расстановкой отвечает.)
Да, доктор! Да, доктор, да. Да, я все обдумала еще и еще. Нет, не передумала. Я не передумала!
Завтра я буду, как мы договаривались. До встречи…

(Свет постепенно гаснет, неслышно, постепенно повышая звук, играет «Un dernier mot d’amour» Мирей Матье.)