Фархад Гулямов / Поэзия любви / Проза

⁣Здравствуйте! Я – Фархад Гулямов. «Поэзия любви» - так я
назвал историю в трех стихах. Номинация «Проза». Итак,

Поэзия любви

Стих 1. Одинокий волк

Как-то пришлось объясняться в любви к собственной жене – в телепередаче «Формула любви» на
«Россия-1». И надо было это сделать под музыку. Я – не поэт, но у меня получилось под любимую мелодию Джеймса Ласта. Пусть и прозой:

– Когда впервые услышал «Одинокий пастух» Джеймса Ласта, я увидел горы, солнце, цветущий луг с отарой овец и Одинокого Пастуха с дудочкой. Его дудочка, как и сердце, то пела о радости встречи, то разливала ноты грусти
о разлуке с любимой.

Я – Одинокий Пастух, это про меня, думал я, и по жизни прошел с дудочкой в обнимку, которая больше молчала, чем пела.

И как-то в горах лоб в лоб встретился с матерым волком. Он был настолько хорош своей дикой красотой, что я забыл о страхе. И мы разошлись мирно.

Нет, я – Одинокий Волк, подумал я, когда понял, что между мною, воюющим со всем миром, и тем Одиноким Пастухом, жизнь которого полна любовью к своим горам и лугам, кудрявым овечкам, огромная разница.

Я – Одинокий Волк, думал я, который если и любуется окружающим миром, то только в гордом одиночестве, с высокой скалы.

Я – Одинокий Волк, думал я, который под благодатным солнцем одиноко рыщет в поисках добычи, замечая лишь полную луну, когда надо излить тоску одиночества.

Я – Одинокий Волк, думал я, который выше будничной суеты стаи, ему не до всяких нежностей.

И упал к ТВОИМ ногам.



Стих 2. Когда старость не приходит?



Когда приходит старость?

Не тогда, когда получаешь официальный статус пенсионера.

И не тогда, когда будут вежливо отказывать в желанном месте с хорошей зарплатой.

И не тогда, когда впервые уступят место в автобусе именно как пенсионеру.

И не тогда, когда большая часть пенсии будет уходить на лекарства, а у кассы магазина унизительно будешь считать копейки, испытывая терпение и продавца, и молодой очереди.

И не тогда, когда одряхлеют члены, все ближе к земле будет клониться твой гордый стан.

Не тогда.

А когда уходит ЖЕЛАНИЕ.

На днях ты ехал в автобусе, который долго плелся в сторону центра. Тебе (да-да, тебе!) уступила место сероглазая русалочка дивной красоты: облегающее вечернее платье почти телесного цвета с открытыми плечами (едва заметные тонкие лямочки на них) и глубоким декольте. Она встала и уступила место твоим седым кудрям. И ты залюбовался ее станом в полный рост: открытую спину до бесподобных округлостей прикрывают распущенные светло-русые волосы и веревочки-невидимки внахлест. Нижняя часть платья почти до полу тоже не
закрывает стройные ножки – разрез выше бедра радует глаз...

Когда она со своим спутником вышла на одной из остановок, ты до последней возможности сопроводил ее взглядом: как она шла! Если обернется, значит, увидишь еще. Не обернулась: молодой обожатель обнимал ее всю. Не касаясь.

Ты всегда стеснялся девчонок, хотя никогда не сторонился их. Так же любовался ими и гадал: обернется-не обернется? Иногда мечты сбывались: вы опять садились в один автобус, электричку, или просто шли в одном
направлении. Ты шел, потом быстро обгонял, иногда успевая идти навстречу, чтобы увидеть ее глаза. Вчера попробовал повторить этот прием, но не догнал. И знаешь, что будешь повторять попытку вновь и вновь. Пока держат ноги.

Тестя тут вспомнил. Обычный был работяга, перевидавший многое в своем веку. Но ушел таким же шебутным, как в молодости. Дразня ревнивую жену, рассказал очередную байку:

– Иду по Набережной, а впереди – сама Весна. Ножки – моделям на зависть, фигурка в платьице в талию – Венере не снилось. Распетушил свои волосы, пылинки с костюма сдул, обогнал и вежливо так обращаюсь: «Девушка, можно с вами познакомиться?». Оборачивается ко мне не Василиса Прекрасная, а
жаба какая-та, старше моей бабушки! Так что, Надюха, ты всяко лучше!

После зашелся в табачном кашле и откинулся на спинку дивана. Так и не успел состариться. В свои девяносто с хвостиком.



Стих 3. Зелени свежей не забудь добавить



– Какая гармоничная пара! – звучало отовсюду.

Он – серьезный дядька с заплутавшимися кое-где серебристыми нитями шевелюрой. Она – юная красавица с золотой короной тонких волос, которые шелковисто струятся меж его пальцев...

– Как вы интересно живете! – восклицали знакомые и незнакомые люди. – Творческая работа, путешествуете вместе.

– Как он на тебя смотрит! – завидовали ей подруги, которых становилось все больше. Почему-то одиночки в основном.

– Ух ты, какую отхватил! – жали ему руку редкие друзья и через десять лет, и через двадцать.

Он, как сам говорил, дозревал: жгучий брюнет, сохраняя энергию молодости, и не зная что такое дряхлость старости, постепенно превращался в седовласого и седобородого красавца. Было такое ощущение, что он
только меняет окрас на более благородный. Однокурсницы, которые тогда, в юности, его не замечали, к которым он даже не осмеливался подойти близко, объяснялись в любви.

Она – цвела. И полтинник разменяла как тридцатник. Легкое увеличение объемов только прибавило формам соблазнительности.

В ее глазах теперь он читал больше снисходительности и уважения. Любовь? Ее, видать, отвели в запасной путь, который указали многоопытные подруги. Одиночки.

В его глазах все еще читалась нежность. И боль. Про запасной путь он угадал раньше, но принять не мог.

Она так же трогательно заботилась о нем, не забывала во время зарубежных командировок подбирать чудесные подарки, не отходила от его постели в редкие случаи болезней. Так трогательно, что хотелось их продлить, но
мощный организм брал свое.

Ее искренняя натура, быть может, не позволяла заблокировать запасной путь насовсем. Время от времени, как ни в чем не бывало, появлялась в общесемейном небосклоне, неостановимо рассказывала обо всем, что пережила за время разлуки, советовалась с многомудрым попутчиком, и так же буднично исчезала.

По привычке он в гипере каждый раз покупал что-нибудь вкусненькое, готовил очередной кулинарный шедевр и, сам не сознавая, ждал ее вечером домой. Ужин завершался, как всегда, в одиночестве, порция вкусненького
откладывалась в буфет, в холодильник.

Как-то он перестал отвечать в чате. Это ее не встревожило: наверное, опять что-нибудь творит.

Через недельку заглянула. На звонок к двери не подошел никто. Открыла своим ключом и вошла.

– Ты дома? Я устала плестись по этим пробкам. И есть хочу! Чё-нить домашненького!

Оглядела квартиру хозяйским взглядом: чистый пол, в кухне идеальный порядок, холодильник не пустует. Как всегда, кастрюля с чем-то вкусненьким (сомнения нет!) занимает центральную полку.

В спальне, где он обычно отдыхает после обеда, тишина. Да, спит – длинные кудри, которым она всегда завидовала (Бигудей никаких не надо: тряхнул головой – прическа готова!), растеклись по подушке.

– Ты чего? Почему не дышишь? Хочешь напугать, да?

Волосатая рука, которую она столько раз целовала, была ледяная...

Потом, когда его проводили, нашла записку:

«Поешь. Вкусненько получилось. Как ты любишь. Зелени свежей
не забудь добавить».