Евгений Голоднов / Жила-была Мария / Проза

⁣Жила-была Мария


Однажды обычной девочке из рабочей семьи приснился сон: будто она научилась танцевать и стала любимой ученицей самой Айседоры Дункан. С кем поделиться таким призрачным счастьем, кто сну поверит?
«Мама, я хочу танцевать», — однажды заявила двенадцатилетняя Маша. Мать с недоумением взглянула на младшую дочь.

- Мы с отцом всю жизнь вкалываем на фабрике, твои брат с сестрой тоже стали
ткачами. А ты, значит, хочешь красивой жизни? Я поговорю с отцом.
Электротехник Филипп Борисов, большевик с приличным партийным стажем, пришёл с работы в бодром настроении и новость жены его даже обрадовала: «А почему бы и нет, мать, тем более что Машка давно пытается танцевать? Пусть хоть кто-то из родни станет тем человеком, который сможет сделать нашу жизнь красивой».
Так в одночасье решилась судьба девочки из текстильного посёлка Дрезна, что в восьмидесяти километрах от Москвы. Зимой 1922 года на санях, запряжённых лошадками, отец отвёз Машу в Школу пластического танца, организованную американкой Дункан. «Дочка, наша она, красная, говорят, — как бы убеждал себя в дороге отец, — хоть и иностранка, а танцует с красным флагом. Не женщина - огонь!»
Чем-то с первого раза девчонка с пролетарскими корнями приглянулась Айседоре. Хотя, узнав про её возраст, сразу огорошила:
«Ты уже стара для нашей школы. Я набираю не старше десяти… А, впрочем, не
хмурься, рискнём». И Машу зачислили.
Ученики Айседоры – тоже выходцы в основном из небогатых семей в возрасте от четырёх до десяти лет. Школе выделили
особняк, прежде принадлежавший одной знаменитой балерине Большого театра. Предполагалось, что учёба продлится 7 лет.
Вскоре Маша с ребячьим восторгом рассказывала родителям, как летом она вместе с другими воспитанниками занималась
гимнастикой, подвижными играми, плаванием, начала изучать иностранные языки...
Вместе со всеми трудилась в огороде, чтобы помочь Школе запасти на зиму картофель, капусту и морковь. Дункан не собиралась воспитывать белоручек. Видя во всём старания деревенской девчонки, сделала её
своей первой помощницей.
Однажды бездетная Айседора подозвала к себе Машу и тихо, как-то по-особенному прошептала: «Хочешь быть моей дочерью?»
Конечно, девочка опешила от такого вопроса. «Я...я, может, и соглашусь, но
пусть решают родители», — как-то неуверенно ответила девочка.
И вот уже Дункан и Есенин едут на автомобиле в провинциальную Дрезну для серьёзного разговора «об удочерении».
Какой была та встреча, нам в подробностях неизвестно. Но беседа получилась
откровенной и в отдельных местах «пламенной». На обратном пути в Москву
Айседора вспоминала слова старых текстильщиков: «Да ты что, при живых родителях такой произвол учиняешь. Да мы тебя…» Даже не хотели отпускать Машу обратно в столицу.
Среди потомков М. Борисовой бытует предание, что сам великий русский поэт восторгался дарованием юной танцовщицы. Минуло совсем немного лет и – танцевальные соло ослепительно стройной и изящной Маши производили ошеломляющее впечатление на зрителей. Она будто парила над подмостками.
Дункан не таила обиды на родителей ученицы. Взяла и удочерила другую подопечную, Ирму. Тоже из многодетной бедной семьи, только немецкой.
Шло время. Звёздный союз Дункан и Есенина распался. Вскоре оба трагически погибли. Ирма Дункан после гастролей осталась навсегда в Америке. Мария Борисова вернулась в СССР, несмотря на ошеломляющий успех.
Американцы и канадцы высоко оценили тёмноволосую девушку, которая казалась более гибкой и динамичной, чем все остальные из юных замечательных танцовщиц в красных рубашечках. Марии Борисовой в ту пору - 19 лет. Она вернулась на родину и совершила многомесячную поездку по стране. Родина поразила её и размерами, и энтузиазмом людей, которые после танцевальных номеров скандировали: «Ур-а! Даёшь индустрию!», «Да здравствует ВКП (б)!».
А советский быт оказался тяжеловат. Мария и её подруги очень переживали: на
концерте в Челябинске часто гас свет, фальшивил почти вконец разбитый рояль, пол сцены был ужасен. Но артистки под руководством Марии Борисовой справились со всеми форс-мажорами. Выступление балетной студии имени А. Дункан завораживало.
Потом Мария Борисова с коллективом не раз выступала перед земляками в Орехово-Зуеве (в знаменитом Зимнем театре, построенном ещё меценатами Морозовыми до революции). А также выступала и в родной Дрезне. Она удачно вышла замуж за кадрового военного, влюбившегося в неё на концерте с первого взгляда, родила сына Владимира, ставшего профессиональным дипломатом.
С началом сороковых Студию Марии Борисовой перевели в Москонцерт, где она действовала до 1949-го. Творческий коллектив расформировали в формате нового политического тренда: «борьбы с низкопоклонством перед Западом», как «болезненным, декадентским искусством, завезённым в нашу страну из Америки».
В разгар «хрущёвской оттепели» группа бывших учениц Айседоры Дункан, в их
числе – Мария Борисова, обратилась с письмом к министру культуры Екатерине Фурцевой с предложением восстановить в Москве Студию танца А.Дункан. Официальный ответ их просто сразил наповал: «Искусство пластического танца, как художественное направление, представляемое А. Дункан и её последователями, имело прогрессивное значение лишь в первые годы советской власти…». Вот так говорилось в ответном письме Министерства. Мария Филипповна хваталась за сердце: для неё это была последняя попытка спасти уникальное и хрупкое искусство, привезённое в Россию великой американкой, пожертвовавшей даже своим гражданством.
Борисова жила к тому времени в столице, работала консультантом в Большом театре. Подмосковную родню не забывала, всячески помогала, а они её просто обожали и сохранили о ней добрую память.

P.S.
Биографию своей землячки М.Борисовой я не один год собирал по крохам. У меня родилось желание увековечить имя замечательной женщины. «Мы дадим денег на хорошее дело», — благодарные потомки танцовщицы и местные знакомые меценаты поддержали идею.
В Год театра на здании Детской школы искусств Дрезны, неподалёку от места, где проживала с родителями в казарме Маша Борисова, открыли мемориальную доску. Я предложил ещё установить на городской площади монумент в память о ней. Может, и эта мечта когда-нибудь сбудется.