Света Саватеева / Моя Найда / Проза

Рассказ «Моя Найда»
Посвящается Лене

Раньше мама не отпускала меня подолгу гулять. «Вокруг дома пара кругов и возвращайся, будешь помогать мне,» — была её дежурная фраза. Но с начала августа она так и выпроваживала меня на улицу. Однажды, когда я вернулась раньше обычного, я увидела, как мама кашляет так сильно, словно вот-вот изо рта выпрыгнут лёгкие. Потом она сплюнула тягучую чёрную жижу, и в этот момент она с кухни посмотрела в коридор. Пара секунд взаимной растерянности.

— Мама, что с тобой?
— Я просто поперхнулась, иди на улицу.
— Но уже все разошлись...

Мама нелепо осмотрелась на кухне, попросила купить хлеб и стала отсчитывать мелочь. И снова начался приступ сильного кашля. Согнувшись пополам, она оперлась на столешницу и прохрипела:

— Пожалуйста, сходи за хлебом.
— Но мам, — взмолилась я и крепко обняла её за талию.
— Иди. Пожалуйста.

У меня наворачивались слёзы, и я пошла. Почему-то мне стало страшно, что я обижу маму, не выполнив просьбу. Не помню, как дошла до круглосуточного магазина. Как вернулась домой и простояла дотемна на крыльце с буханкой в руке.

Бом-бом-бом! Огромные деревянные часы, бившие в прихожей, вытащили меня из размышлений. Я всё ещё вглядывалась в темноту. Мне казалось, что она скоро заберёт маму. Насовсем. Утянет за собой. Мой Подсолнушек.

Тоскливая, промозглая осень с проблесками солнца. Десятки протоптанных дорожек — и все от дома. Старое платье мама несколько раз ушивала, чтобы оно на ней не висело, но скрыть фиолетовые синяки и впавшие щёки она не могла. Она держалась, шутила, я видела её боль и её старания спрятать эту боль. Сморщиться — но не жаловаться, не сказать ни слова. Выдавить улыбку.

После уроков, я оставалась в продленке и делала там домашние задания. Затем мы бродили по окрестностям с моей подружкой Наташей. В гаражах мы соорудили шалаш, и часто приходили туда.

Наступил декабрь, и крыши, словно кроны деревьев, прогибались под толщей снега. Солнце переливалось перламутром. Морозный Воздух бодрил и напоминал о скором Новом годе. Я и Наташа шли со школы, весело болтая. Но вдруг наш разговор оборвался. Прямо возле нас, рядом на обочине, лежала собака. Чёрным подтекшим пятном на всей этой белой чистой картине.

— Пойдем, — Наташа дёрнула меня за руку.
— Подожди. Мне кажется, она ещё жива.

Я наклонилась и ощупала её. Собака была без сознания, но её грудная клетка слабо вздымалась.

— Она грязная, вся в крови. Пойдём отсюда.
— Может, ещё не поздно спасти?
— Ладно. Что с ней будем делать?

Мы аккуратно положили собаку на фанерку, что валялась недалеко от мусорки, и понесли. Надвинулись облака, всё как будто посерело. Нам предстояло пройти через весь посёлок. Конечно, будучи первоклашками, мы не знали, как помочь бедняге, и направились к врачу. Единственному хирургу, который лечил и детей, и взрослых. И, мы надеялись, что собак тоже.

Шли медленно, осторожно. Руки затекали от тяжести и одинакового положения. Потом мы потащили фанерку по снегу, стало полегче. Но то и дело руки срывались, и приходилось цепляться заново. Холодало. Наташе с самого начала не понравилась эта затея: «Так долго идти, ради полудохлой собаки», и она всё-таки бросила меня на полпути. Не выдержала.

— Если тебе хочется, то и возись с ней. А я не хочу втык получить от мамы.
— Наташа, вернись. Ещё немного. Помоги мне. Пожалуйста.

Я стояла, ошарашенная предательством. Да, она просто взяла и ушла. Холодно, мама поругает, да много что — но она оставила меня и собаку. Беззащитное существо, которому нужна помощь. И мы увидели беду. И бог видел. Он всё видит. Всё, что мы сделали доброго и злого — всё вернётся к нам. Обязательно.

Мне захотелось разреветься, позвать на помощь кого-нибудь большого и сильного. Но на улице было пусто, все разбежались по домам. Пить горячий чай. Я взяла себя в руки и пообещала себе поплакать, когда появится время. А сейчас — некогда. Когда я заходила в поликлинику, собака очнулась, посмотрела на меня и снова откинула голову на фанеру. Врач осмотрел собаку. Я не спускала глаз с него, затаила дыхание. Слушала. Надеялась.

— Ты — хорошая девочка, Лен. Я тоже в детстве приносил домой кошечек и собачек. Жалел. Но у псины повреждён позвоночник, задние лапы отказали. По-хорошему ей нужно делать операцию, нужны дорогие лекарства и уколы. Мороки много. И потом, сколько времени потребуется, чтобы выходить её?
— Вы поможете ей?

Врач отказался. И снова мне захотелось плакать. Я думала оставить собаку. Вдруг, кто-нибудь её подобрал бы здесь, возле больницы — взрослый, добрый и одинокий...

Узкий обшарпанный коридор был заполнен очередью к терапевту. Недовольные пациенты вздыхали, жаловались и провожали меня неодобрительными взглядами. Мне хотелось, как можно скорее пробраться сквозь эту толпу, и я нечаянно наступила на ногу нашей соседке, тёте Шуре. Совсем не вовремя.

— Ой, простите, пожалуйста.

Тётя Шура прошлась по мне испепеляющим взглядом, сморщилась, как изюм, и приготовилась выпустить тираду злословия. Казалось, что я стала последней каплей во всей её невзрачной, неудавшейся жизни.

— Что ты сюда припёрлась? Заразу разносить? Вся семейка — чахоточная, да ещё и суку притащила. Нас здесь толком лечить не могут, а это, принесла. На кой надо. Гоняются стаями по посёлку, только и смотри, чтобы тебя не загрызли. Перестрелять их надо.

— Мы... Мы не чахоточные!

Толпа расступилась, и я быстро вышла на улицу. Лицо обдало морозным воздухом, и во мне снова появились силы бороться. Теперь я точно знала, что должна справиться до конца сама. Если оставлю собаку, то никому до неё дела не будет.

Тогда не было интернета, даже телевизоры не у всех стояли. Только библиотека открывала ответы на вопросы. Я отнесла собаку в шалаш, насыпала туда опилок, настелила тряпок и старых одеял, отправилась в библиотеку. Книг по уходу за собаками было всего две. Но ни в одной из них не было сказано, что делать, если собаку сбила машина и отказали задние лапы.

— Что же ты такое ищешь, Лена? У тебя появилась собака? — дружелюбно поинтересовалась женщина в очках с грубой оправой.

Не отрываясь от страниц книги, я ответила:
— Мне нужно узнать... Подождите. Лариса Анатольевна, а где отдел про здоровье людей?

Среди книг для людей я нашла раздел о травмах позвоночника. Конечно, мы отличаемся. Но это лучше, чем ничего. Поразительно, но в семь лет я догадалась, как правильно наложить шину. Я нашла пластиковую сетчатую коробку из-под овощей, отрезала от нее одно деление. Это получилась основа шины. Завязала её шнурками к спине собаке и проделала всё остальное, как по инструкции.

Пришлось потрудиться, но к большому везению, мне удалось выходить собаку. Мою Найду. И это было не просто из-за человеческого долга. В тот день, у обочины, она стала для меня символом надежды. Я поверила: если удастся спасти собаку, то и тьма отступит от мамы. Мама будет всегда со мной, она не уйдет. Она вылечится.

Через две недели в калитку шалаша постучалась Наташа, принесла косточки, сухари и попросила прощения. С тех пор мы стали вместе ухаживать за собакой. Мы сильно привязались к Найде. Она так радостно нас встречала, когда мы приходили. Полулёжа, всё равно виляла хвостом изо всех сил. В скором времени она оклемалась. Прихрамывала, но ходила. А когда совсем пошла на поправку, стала встречать нас со школы. Удивительно: Найда всегда знала, во сколько у нас заканчиваются уроки, и к этому времени она подходила к школьному двору.

Однажды, когда мы вышли со школы, нас никто не встретил.

— Наверное, гуляет. Сейчас весна — ей не до нас, — подумали мы и посмеялись.

Но придя в гаражи, мы увидели нечто ужасное. Найда — моя любимая, моя хорошая... Её худое тельце свисало со штыря у крыши. Как туша на убой. Собака висела, задушенная бельевой верёвкой. Я рванулась к ней, пытаясь снять, но было уже поздно. Тело отдало последнее тепло. Тогда я рванула и побежала к реке, что есть мочи.

— Ленка, Лен, стой! — кричала Наташа, пока не нагнала меня. Бурная река заглушала мои всхлипывания и бежала, бежала вперёд.

⁣Позже мы узнали, что Найду убила тётя Шура. Она подговорила детдомовских ребят. С ними недолгий разговор был — вечно голодные, никому не нужные, сборная солянка из тех, кто не прижился в городских приютах. Дала им пиво и сигареты, повесила веревку, а им только и оставалось всей толпой набросить шнур на собаку и потянуть.

Я потом мстила соседке — так, по-детски, конечно. Писала на двери мелом «Убийца», «Ты за это заплатишь» и другое. Несколько месяцев. А потом меня отпустило, я вдруг поняла, что от этого ничего не изменится. Найду не вернуть.

Совершенные дела не имеют срока давности. Прошло пятнадцать лет, и до меня дошёл слух, что тётя Шура сильно заболела. Редкой болезнью — у неё стали хрупкими кости. Таких людей ещё называют хрустальными, потому что они не могут взять что-то тяжелее тетради. Рискуют заработать перелом. Так на собственном опыте я убедилась, что всё рано или поздно к нам возвращается.

...В тот год я потеряла и маму. Та невидимая связь, что существовала в моём воображении, мой светлый символ надежды — исчез. Моя Найда. И всё исчезло. Я стала очень замкнутой, молчаливой и понурой, то время помнится плохо. Всё больше фактов и чужих воспоминаний обо мне и меньше моих впечатлений. Но позже мне посчастливилось встретить мою новую семью.