Читаю стихи Пушкина
Больше моего творчества на сайте annaguseva.ru

Это надо только увидеть

Патриотическая песня о любви к родине и противостоянии "западным" ценностям от Авторской студии "16-й Квартал"

⁣Черепаха


Черепаха ползет по кругу,
Тяжело поднимая ласты,
Колею пропуская под брюхом,
Все ползет и ползет по кругу.
Черепахи не верят в счастье…
Ее панцирь в следах ударов,
Весь в царапинах, трещинах, сколах.
Черепаха не верит в сансару
И не смотрит в другие стороны,
Проползая стезею старой.

Пока люди бредят полетом,
Ищут способ расправить крылья.
В душной тьме бытового болота,
По-пустому не тратя силы,
По дороге, давно проложенной,
Черепаха ползет по кругу.
Под броню спрятав нежную кожу,
Тянет панцирь с глухим перестуком,
Игнорируя злое и сложное.

Обрастая мхом и коростой,
Черепаха ползет по кругу,
Под себя подгребая звезды,
Все ползет и ползет по кругу –
По орбите длиною в космос.


Медведь


⁣Одиночество на полу —
Как очерченный мелом круг,
Как защита от злобных ведьм.
Только я не из божьих слуг:
Всепрощения не несу…
Я здесь заперт, как в клетке медведь!
Я здесь заперт за крик и смех,
За попытки любить их всех,
За высокий полёт наяву.
Я здесь заперт за то, что смел,
Я здесь заперт за то, что пел
И теперь не пою, а реву.
В моём рёве услышит друг
Одиночества белый звук
И тоски ледяные своды.
Но, главой замыкая круг,
Под когтей жестяной перестук,
Я совсем не хочу свободы.
Пусть на волю идёт медведь,
Пусть звенит его шерсти медь.
Я, пошире расставив ноги,
Остаюсь здесь, чтоб досмотреть,
Доиграть, домолчать, умереть
Так же, как умирают боги…



Одноногий


⁣Кому сила, кому талант,
Кому небо легло на плечи…
Я поэт, я могучий атлант,
Меня знает и любит вечность.

Голос мой блюдо неба колет,
Нежно красным кровит заря,
Я — Иуда, и это больно,
Потому что Христос — тоже я.

Я из племени одноногих,
Мы непрочно стоим на земле,
Вдохновения чёрные дроги
Тянут вечно куда-то вовне.

Слово жжётся углём горячим,
Продираясь сквозь кущу дней,
Понимаю, что я однозначно
И Лонгин, и апостол Матфей.

Мне величие — как доспех,
Величайшая шутка в мире —
В том, что я, как и все, — человек,
Человек, как и все остальные.

До заката висеть на кресте —
За гордыню и желчь расплата,
За то, что я — ершалаимцы все,
И Пилат, и собака Пилата.

⁣рассказ из цикла «Записки без корсета»

Хирург был – женщина. Крупная. С хриплым голосом, короткой стрижкой и прищуренным глазом.
Казалось почему-то, что в карманах её просторного, не слишком чистого халата лежит по пачке папирос «Беломорканал». Хирург смотрела на ноги сидящей перед ней женщины и тяжело молчала. Пациентка
уже сказала всё, что могла, причём дважды. И теперь тоже молчала, не зная, что делать дальше. Молчание затягивалось.
- Э-то ко-сточ-ки? – Наконец, протянула врачиха так медленно, как только возможно.
- Ну да, и болят. Не постоянно, но часто. Особенно от каблуков.
- Маша, – процедила сквозь зубы врач медсестре, – ты это видела? И она заявляет, что это – косточки?!
Маша невнятно кивнула, проявляя полное отсутствие интереса и к косточкам, и к врачу, и к пациентке, и вообще ко всему окружающему миру.
Хирург угрожающе набрала в лёгкие воздух, подняла на ожидающую диагноза даму два глаза: один обычный, другой прищуренный, и завопила:
- Да с такими ногами на подиум летнюю обувь демонстрировать! Косточки у неё! Во-о-он отсюда!!!
- То есть как… – Женщина растерялась. – Но ведь вылезли вот… и болят. – Впервые в жизни её так однозначно выгоняли из медицинского кабинета. – Болят, понимаете?.. Вы что?.. - Мадам доктор встала
и нависла над ней всей громадой своей великанской фигуры.
- Вот из-за таких, как эта, настоящие больные в очередях маются! А государственные деньги в трубу вылетают!
- Доктор, я сейчас уйду, но может хоть, мазь какую… Пожалуйста! Болят ведь…
- Э-эх… Да чтоб вас всех…– Сменила, наконец, гнев на милость тётя врач. – В таком возрасте почти у всех и вылезают, и болят. Смирись. Мази – чушь! Массаж – дерьмо. Можно. И то, и другое. Но всё равно
болеть будут. Сильно вылезут – прооперируем.
- Но мне, понимаете, танцевать надо. На каблуках…
- Что-о-о?! Тан-це-вать?! – Снова задохнулась от возмущения хирург. – Маша! Маша! Уведи её, или я за себя не отвечаю…
- Но мне по работе… – Жалобно пискнула болезная танцовщица.
Флегматичная Маша показала глазами на дверь, давая понять, что аудиенция окончена.
- Ко-осточки… та-анцевать… на-а по-одиум… – Громыхала защитница госбюджета с гиппократовой клятвой, данной и тут же забытой в далёкой советской юности.
Пятясь задом, в страхе, что в неё полетит сейчас какой-нибудь тяжёлый предмет, пациентка
выскочила за дверь. Тяжело дыша, опустилась на ближайший стул.
- Что, милая, уже и резать поздно? – Вздохнула сердобольная бабулька, подавая платок. У женщины слёзы хлынули градом, превращая тушь в грязные лужицы под глазами.
- Обидно! За что? Я же к ней за помощью, а она…
- Ну так, бесплатная медицина… – Утешила старушка и тоже вхлипнула за компанию.
Слёзы из перепачканных тушью глаз лились и лились, и лились… А в голове взволнованной
дамы в ритме лёгкого вальса крутились слова: «с такими ногами на подиум летнюю обувь… с такими ногами… с такими…»

Пока она доехала до дома обида немного поутихла, а вот фраза про подиум продолжала звучать.
«Ну что я понимаю в ногах, в суставах? – Думала женщина. – Ну двигать ими могу красиво, и всё. А она – врач высшей категории, даже, кажется, кандидат наук… Эх, зря я табличку на кабинете невнимательно прочла. В любом случае, она – доктор, специалист, а я так, танцовщица почти на пенсии. Да конечно
же, она лучше знает! Даже и сомневаться не надо!»


В ближайшую неделю было много репетиций, и некогда было подумать ни о враче, ни о своих косточках. А через месяц, вернувшись как-то с трудного спектакля, довольная и уставшая актриса вдруг поняла, что ноги-то… не болят… Вот это да!!! Вот это доктор! С одного приёма вылечила! И без мазей! Вот это новейшая терапия!
Надо написать ей благодарность…

Видео канала Культ Кино - https://youtube.com/@Cultofcinema_spb

⁣
гитара с нуля


Поет Весна...
­­­­­­­­­­­
Звезды в небе горят, а в степи тишина,
Догорает костер, где-то песня слышна,
Гармонист по весне о любимой поет,
А по небу луна средь тумана плывет.

Ковыль трава к земле склонилась,
Красавец-конь гуляет на лугу,
Весна теплом ночи своим делилась,
Развеет ночь усталость и тоску.

С гор стекают ручьи, это слезы зимы,
Колокольчик цветет, зеленеют холмы,
Здравствуй новый рассвет, новый день и весна,
Чуть вдали, в устье гор краса-речка видна.

Течет река, земля проснулась,
И заливает голосисто соловей,
Береза стройная слегка качнулась,
Пернатых стрекот посреди ветвей.

И, словно, в дымке в поле схоронилась
Краса береза, а за нею клен,
Она ветвями немного прислонилась…
Весною каждый чем-то вдохновлен.

Ручей бежит, в реку стекая,
Качает лодочку волна на берегу,
Воркует голубей на крышах стая,
Поет весна про степь, про звезды и тайгу.
20.04.21г.

⁣Пепел

Облетает с головы пепел.
Седину не отряхнуть - жалко.
Каждый думал, что внутри светел.
Огляделся, а в душе - свалка.

Мысли встали на дыбы: Что же
Зря сомнений чёрствый хлеб грызли?
Знать, проторенный маршрут - ложный,
А распутье - тоже часть жизни.

Надевали, как хитон святость,
Но хитин запеленал разум.
Лишь в несказанных словах внятность.
А молчание - лишь часть фразы.

Я вчера поговорил с лесом
Он шептал: недалеко смысл.
Только будет ли ему место
В муравейнике больных мыслей?

Что ж, пойду и расскажу людям,
Что ошиблись мы совсем малость:
В катакомбах из пустых будней
Заблудилась, как дитя радость.

Что нетрудно быть на дюйм выше,
Только выше всё не тех ставим...
И с дороги уберу лишний,
Кем-то брошенный мне вслед камень.


⁣Ураган

Когда над миром властвуют ветра,
Лишая крыш убожество строений.
Когда реальность - странная игра
В повторную потерю поколений,

В которой ты - лишь выстроенный план,
Слепой актёр, не выучивший реплик,
Несвежий мозг насилует экран,
А из глазниц наружу рвётся скептик.

Когда мечты на тонком поводке,
Выгуливаешь вдоль границы счастья,
Вдруг осознаешь: в собственном мирке
Ты не творец, а только соучастник.

И значит - в путь: бегом, пешком, ползком -
Не важно как, но только не обратно.
Уже давно летит по ветру дом,
Он исчезал уже неоднократно.

Пора в поход: искать клинок ума,
Отваги щит и сердце без пробоин,
Собрать из букв все важные слова
Для тех, кто их действительно достоин.

Найди себя средь сотен амплуа,
Не вечно всё, включая ураганы.
Взгляни-ка, сквозь асфальт растёт трава.
И эта жизнь не поддаётся плану.


⁣О крысах и людях

Не допели вчера, не дожили теперь,
Не допили мескаль* из вопросов.
Эта память - уснувший реликтовый зверь.
Это прошлое - только набросок:

Нанесён силуэт на промокший картон...
И не стало покоя в покоях.
Если некогда жить, то не будет потом,
Я - мертвец, не прикрытый доскою.

Под каблук иль под плеть - так не всё ли равно,
Для кого моё небо в алмазах.
Имитация чувств в чёрно-белом кино -
Лишь цинизм с передозом сарказма.

Где-то дышит любовь - не картинок коллаж,
Выше принципа - твари по паре.
Как же жаль, человек, но для крыс инструктаж
Не включили в исходный сценарий.

И однажды проснулся мой адский вампир**.
Он небес никогда не касался.
Он восстал из немых безвоздушных глубин,
Чтоб напомнить: "Ты должен остаться!"

И неся на горбу незабитый костюм,
Предвкушая финал неизбежный,
Проводив свою паству покинувших трюм,
Я остался с людьми и с надеждой...

Для познавших глубины неведомо дно.
Лучше сдохнуть, не став чёрно-белым...
Видно, был человеком... когда-то... давно...
Лучше - мёртвым, чем истинно серым.

*Мескаль – мексиканский напиток из агавы
**Адский вампир – реликтовый глубоководный головоногий
моллюск


⁣Четверг

В полночь пришёл четверг. Курим, глотаем водку.
- Как тебе этот век? - всё же решусь спросить.
- Ваш-то? - да ничего. Мой вон совсем короткий.
Завтра придёт Она... Будете снова пить.

Я же уйду в закат. Мне умирать привычно.
Кстати, спроси её, как ей, не грустно ли?
Каждый её так ждёт, новую, как обычно,
Чтобы похоронить в вечно сырой пыли...

Да, я в неё влюблён каждой своей секундой.
Чтобы она жила, я поспешу истлеть.
Пусть королевой дней станет средь серых будней,
Хоть для неё итог - снова всё так же смерть.

Что я? - Меня не ждут. Я прихожу, как данность,
ПрОклятый рядовой, прожитый будто зря..
Слушай, не будь таким. Сколько тебе осталось?
Не надоело быть частью календаря?

В ваш безнадёжный век завтра теряет имя:
Глупый концлагерь дней в топке ушедших лет.
Список простых задач, строго по Парадигме.
Каждый узрит финал, не осознав сюжет...

Вечный круговорот Ваших беспутных жизней -
Он состоит из нас, вымерших и живых.
Знаешь, тоскливо быть болтиком в механизме.
Знаешь... - вдруг подмигнул и незаметно стих.

Он умирал легко, прожитым и смиренным.
Выцветшим номерком на уголке стола.
Мне захотелось стать болтиком внесистемным.
Выпил за упокой, тщетно ища слова.

Пятничный дилижанс. Чёрный квадрат алеет.
И доедает ночь всё, что не съест заря.
Тихо погас фонарь где-то в конце аллеи -
Всё, надоело быть частью календаря.


⁣Мой Дрезден

Покинем этот Дрезден, господа,
Покуда в нём - хоть что-нибудь живое,
Пока солдат, не ведая покоя,
Не знает, что исчезнет без следа.

Всё ближе бесконечная среда.
И тянет гарью от руин вокзала.
И всё за нас решила и сказала
Там, в небесах, бесстрастная орда.

И вот уже горят на площадях
Все те, кто не успел и не оставил,
Кто верил, проклинал, любил и славил
Свой город, умирающий в огнях.

А сердце, обращенное в костёр,
Отчаявшись спасти свои шедевры,
Набатом бьёт по омертвевшим нервам
Бойца, что в небо руки распростер.

Мой Дрезден, обратившийся золой -
Ушедших лет родное пепелище,
Для мира ставший отчего-то лишним.
Погибший, но по-прежнему, живой.


⁣Ты меня, пожалуйста, дождись

Ты меня, пожалуйста, дождись.
Знаю, вам непостижимо время.
Там, где ты не помнят слова жизнь
И давно забыли о потерях.

Принесу вестей с большой земли
И от тех, кто всё ещё в дороге.
И зачем нас столько берегли
Все несуществующие боги?

Будет комнат стареньких уют.
И плевать, что мы в них нереальны.
Важно лишь, что где-то просто ждут.
Значит даже смерть не так фатальна.

Расскажу тебе, каким был май,
Тот последний перед нашей встречей.
Только ты меня не обижай.
Мой. Один, кому я не отвечу...

Ты меня, пожалуйста, дождись.
В той стране, где вечно будет лето...
Монолог в безоблачную высь -
Разговор без права на ответы.


Эпилог. Так всё закончилось.

С губ срезаю стежки. Остаются багровые точки.
Кровоточат слова, безнадёжно стекая в прибой.
Под глазами - мешки одиночества не одиночки.
Набегает молва неживой помутневшей водой...

Значит время пришло обнажить изможденную память.
И пустить по рукам на потеху святейшим лжецам.
Заостренный сюжет, тот который уже не исправить.
И последний приют двум отверженным смелым бойцам.

Мой проигранный бой, неспасенный искатель историй,
Заключенный в земле мой единственный верный топор,
Безнадежное счастье и солнечно-яркое горе.
Развенчавший себя гениально наивный актёр.

Я в себе сохраню тишину опустевшей вселенной.
Мне идти, как и всем, по проторенной лестнице вниз.
На прощанье - щека, ледяная, как ветер осенний...
Не успели на миг - опоздали на целую жизнь.

киномультюмор

⁣Бьянка Цензори оголила "булочки" в Париже, где стоят заморозки и
температура воздуха ниже нуля...
Бьянка Цензори вновь

подняла шумиху вокруг своей персоны: жена Канье Уэста пришла на ужин в Париже
без нижнего белья и в коротенькой шубе.

стихи Сергея Досаева, читает автор

⁣Донатерам есть возможность попросить тему следующего расклада на канале.

1) USDT TRC: TCESjTWfzMuVLVg9hP8pz5Fhn3nw8fkphs
2) ВК - https://vk.com/razumnoesiyanie
3) 2200 7001 4449 5487 - мир
4) https://www.donationalerts.com/r/ExclusiveRacurs


Канал в Телегам - https://t.me/razumnoesiyanie

Чат канала ТГ - https://t.me/joinchat/Hcq_EOVQ6o0wYTVi
ВВЕСТИ КАПЧУ АНТИБОТ ПРОВЕРКУ

Годовые прогнозы, прогнозы на месяц, неделю, личные консультации.

Все вопросы через Телеграм
t.me/YagaVievna
#биткоин #фьючерсы#лукойл

⁣Стихи и музыка: Геннадий Щёголев
Исполнение: Светлана Щёголева и Геннадий Щёголев
Больше стихов Геннадия Щёголева на стихи.ру https://www.stihi.ru/avtor/shchgb


Видеомонтаж: Валентина Щёголева


⁣ 1.

Догорает закат над холмами,
День по взлетной бежит полосе,
Растворяя любовь между нами,
Испаряя подобно росе…

Припев:

Переверни… переверни листок календаря!
Ушедший день вернуть никто не сможет,
Его сожжет вечерняя заря
И календарь ничем помочь не сможет.

2.

Освещает печалью дорогу
Зацепившись за ветки луна,
Привыкаю я к ней понемногу, -
Как живешь ты на небе одна?..

⁣MOYCASH | ПОЛУЧАЕМ БЕСПЛАТНО 0.10$ |
ЗАРАБАТЫВАЕМ БЕЗ ВЛОЖЕНИЙ КАЖДЫЕ 10 МИНУТ ТОКЕН USDT

✅ ЗАРАБОТОК БЕЗ ВЛОЖЕНИЙ и С ВЛОЖЕНИЯМИ ✅
▶ ЗАХОДИ ◀
⚠✍ РЕГИСТРАЦИЯ НА САЙТЕ MoyCash👇
https://moycash.com/?ref=9326
🚨 ПОЛУЧАЕМ USDT (Tether TRC20) на WALLET FaucetPay
👉 ВЫСОКООПЛАЧИВАЕМАЯ БЕСПЛАТНАЯ ПЛАТФОРМА ДЛЯ ЗАРАБОТКА USDT БЕЗ ВЛОЖЕНИЙ
👉 Зарегистрируйтесь, чтобы получить бесплатный USDT
👉 За заявку 0.10 USDT
👉 Каждые 10 минут
👉 Реферальная комиссия 35%
👉 Минимальная сумма вывода 30 USDT

⚠✍ РЕГИСТРАЦИЯ НА САЙТЕ MoyCash👇
https://moycash.com/?ref=9326

⚠✍ РЕГИСТРАЦИЯ НА САЙТЕ WALLET FaucetPay 👇
https://faucetpay.io/?r=5286290

▶ ЗАХОДИ И НЕ ПРОПУСКАЙ НОВЫХ ПРOЕКТОВ ◀
🔥 Ссылка на мой КРИПТО-КЛАД канал по заработку без вложений👇
https://t.me/+feWw6GH0UixmZGFi
🔻 🔻 🔻 🔻 🔻 🔻 🔻 🔻 🔻 🔻
🔥Ссылка на канал с видео инструкциями👇
https://digiboo.ru/@1703155400....190868?page=play-lis
📣📣 📣 📣 📣 📣 📣 📣 📣📣
🔥 Группа канала в телеграм👇
https://t.me/+VJJ04OXZHcw3Zjcy 🔥
⚠Мой телеграм для связи👇
https://t.me/timoshka22022012⚠

⁣TAEMIN's 3rd mini album "Advice" is out!
Listen and download: https://smarturl.it/TAEMIN_Advice
Tracklist:
01 Advice
02 Light
03 If I could tell you (Feat. 태연)
04 Strings05 SAD KIDS
⁣TAEMIN 태민 'Advice' MV ℗ SM ENTERTAINMENT

______________
Видео канала ⁣SMTOWN - ⁣https://www.youtube.com/@SMTOWN

Koncepce společné bezpečnosti
⁣

⁣⁣Видео канала НЕСТОР - ⁣https://youtube.com/@Hamuria

Это видео на ютубе https://youtu.be/1osSswhOwcM?si=tQLcP6DvFgrmclWL

⁣СОЛНЕЧНОЕ ЯБЛОКО



Янтарные плоды хурмы нам украшают
стол,

Являют благородный вид, как царь
венчает трон.

Манят отведать и узнать далёких мест
букет,

Познать насыщенности пик и солнышка
привет.



Хурма рождает нам настрой, а также
аппетит.

Медовым вкусом каждый плод к любви
благоволит.

Вкушая ягоду порой, в мечтаниях
плывёшь

К заморским далям, где уют и радостью
живёшь.



Частицей терпкости хурма охватывает
рот,

Но это словно поцелуй, бальзам всем
от невзгод.

Вас ждёт вся сочность впереди, а
косточка внутри

Напомнит, как приятен вам вкуснейший
визави.



… Янтарные плоды хурмы созрели для
людей!

Спеши их побыстрее съесть в кругу
родных, друзей.

Недолог, но приятен путь у этой
красоты,

Что сердцу создаёт комфорт и аромат
мечты.





СКАЗОЧНЫЕ ПОПОЛЗНОВЕНИЯ ЛЮБВИ



Как-то в сказочной сторонке жил да
был один Кощей.

С виду хиленький, не броский, но
бессмертный и ничей.

Злата, серебра в достатке он немерено
имел…

Всё как будто бы в порядке. В смысле
денег. Между тем

Мужику любви хотелось, доброй
жёнушки, детей,

А душе – чтоб звонко пелось от семейных
новостей.

Чтобы счастьем наполнялся в замке
царском каждый день…

Но царёк, как не старался, одинок был
словно пень.



Ни одна из девок красных, что ему
свозили в дом,

Не желала благ с ним разных и
супружеских оков.

Каждая из них мечтала, чтоб красавцем
был жених,

Выше ростом, без изъяна, а «не этот
вот старик!»

Старичок имел причуду – позабыл я вам
сказать! –

Василис искал повсюду, чтобы Васей
жёнку звать.

А, известно, Василисы или мудрые во
всём,

Или ходят, как актрисы, думая лишь о
своём.



Потому Кощей бессмертный чах
буквально по часам,

Становился неприметным, оставаясь
вечно сам.

Думал кончить жизнь петлёю или в
ванной утонуть,

Или съесть поганок много. Вены
вскрыть… Ну просто жуть!

На пределе у героя состояние души…

Кто поможет в битве с горем? Кто не
даст грех совершить?

Кто сочувственно погладит, улыбнётся
без затей?

Кто поможет брюки гладить и родит ему
детей?



Тут нашлась одна девица, что явилась
втихаря

По весне. И молодица полюбила вдруг
царя!

Хоть ту девку Марфой звали, но была
мила собой…

Свадебку тотчас сыграли – стал Кощей
совсем иной:

Молодость к нему вернулась, перестал
грустить, хандрить.

Нежно доля улыбнулась – миру рад стал
индивид.

… Детки были. Все погодки. И имели
имена

Василиса и Василий… Вот такие, брат,
дела!



Счастливо прожили век свой
Марфа-душка и Кощей.

Вместе в рай они попали, жизнь
закончив в один день.



…Моя сказка завершилась! Вывод
каждому знаком:

Вечная Любовь, как милость, правит
миром, есть закон.





ПРЯТКИ



Пищит комарик в детсаду –

Мешает деткам спать.

Летает он туда-сюда,

Пытаясь тем сказать,

Что он желает не кусать,

Не жалить, не пугать,

А вместе с группой пошалить

И в прятки поиграть.



«И раз, и два, и три, и пять!» -

Считает тот комар.

Зажмурился, присел в тиши

Невидимый бунтарь.

Ребята прячутся тотчас

Под простынь с головой.

Стараются едва дышать –

В палате ведь отбой.



Комарик снова стал летать…

Но не нашёл ребят!

Затем в окошко улизнул –

Пускай детишки спят.







ТАНЮШКИНО УТРО



«И так?» «Зовут меня Танюшкой!»

«Ты – Ларина?» «Нет, Иванова…»

«Твой номер группы?» «Я не помню…»

«А возраст твой?» «Четыре года.»



«Ого, уже четыре года!

Большая…» «Нет, Богдан повыше!

«Из вашей, Танечка, он группы?»

«Ага, он толще даже Миши…»



«Не путай нас, постой спокойно…

Скажи, будь добрая, Танюшка,

Кто в вашей групповой столовой

Прыжки затеял вместо кушать?



Кто кашей разукрасил шторы,

Налил кисель в горшки с цветами?

Из макарон сложил кто горы?

Котлеты кто ел на диване?



Кто бабку сырную запрятал?

Куда исчезли ваши ложки?..

Сознайся, Танечка!» «Не помню…»

«Кто сахар сыпал на дорожку?»



«Он сам рассыпался…» «Кто – сахар?»

«То был не сахар, а песочек…

Мы в лето с Женечкой играли…

Была я мама, он – сыночек.»



«Ну-ну, рассказывай нам дальше!»

«Мы с Женей море вспоминали,

Когда Володя Ленский с Олей

Каклеты ели на диване…



Потом побегали немножко:

Сама разлилась на пол каша,

Упали сами макароны,

И потерялась бабка ваша!»



«Ну вот нашли мы вас, виновных...»

«А мы ни в чём не провинились:

Продукты сами потерялись,

Упали, спрятались, разлились…»







ПАМЯТЬ НАШЕЙ ПОБЕДЫ



Победа – это радость поколений

И гордая улыбка на устах.

Святыми были дорогие деды,

Принесшие свободу, взяв рейхстаг.



Победа – это сила, дух народа,

Прошедшего тяжёлый славный путь

За долгие четыре грозных года

На фронте и в тылу, где подвиг – труд.



Победа – это память со слезою,

Что душу рвёт до нынешней поры

За молодых, познавших страсти боя,

Но не познавших страсти от любви.



Победа – это мирный сон ребёнка

В кругу семьи, где властвует Любовь,

Где будет радость братику, сестрёнке

И каждый будет весел и здоров.



Победа – это с горечью надежда

На память, сохраняющей народ

В единстве духа с родиной любимой,

Где жертвенность по-прежнему живёт.



Победа – символ и врагам зарубка

Не пробовать мечом своим махать.

Напомним всем: славянский род достойно

Способен землю предков защищать…

1. ⁣Вынужденная мера

Когда меня не станет, точно знаю -
на этом месте будет кто-то новый,
кто поменяет вехи мироздания,
прочертит в них иные горизонты,
или, быть может, прорастёт другое,
безумное и раненое эго -
и свет исчезнет, как с полотен Гойи,
разрезав швы по радиусу неба.

В сей судный час быть сильным
стало трудно -
сгорают люди в бешеном пожаре,
плодятся только трусы да иуды,
опоры века стали очень шатки.
Таща свой крест под смерти страшный хохот
и демонов объяв в распаде мысли,
кипит душа в предчувствии исхода,
и вечность рвёт отсутствие в ней смысла.

Движенье вспять - совсем не трусость даже,
горизонталь - удел наш после смерти,
мы вынуждены прятаться от павших
под собственным распятием рассветов,
бежать от искалеченных пороком
и ложной верой подлинных величий,
узрев в бесчеловечном мраке окон
своё безмерно страшное обличье.

Колдунья-ночь гадает по ладони,
Прочерчивая циркулем по коже
Ушедшие года, чужие роли,
улыбки неслучившихся прохожих…


Мы бродим по маршрутам троп неверных,
стучимся в двери "мёртвых" адресатов...
И только боль не чувствует ни меры,
ни времени, развенчанного Сартром.


2. ⁣СЕКРЕТ ДАТСКОГО СЧАСТЬЯ

Из недр земли ползёт моя печаль,
укутывая ситцем бездорожье
избитых мыслей, скомканных начал,
и кажется до боли невозможным
присутствие себя самой
в руках простого дня,
распахнутого настежь для чьих-то слёз,
рисующих по коже
безудержными каплями дождя
загадки друг на друга не похожих
далёких звёзд,
рассыпавшихся дрожью
на жизнью перепаханных полях...

И всё же

мой каждый миг стирается в уме,
бессмысленности тень ломает крылья...
наверно, мне, не знавшей полумер,
не смочь понять преемственность безрыбья
над выбором гореть
в расколотых строках своей души,
неизлечимо буйной и нервозной...
и не смирясь ни с ретушью покоя,
ни с рокотом тиши,
себя тащить со дна водоворота
и всплыть,
испив до капли безысходность,
и просто жить.

Непросто жить...

душа моя, как сумасшедший дом
в преддверии больничного обхода, -
роняя веру, сваливаясь в ком,
мир катится под плач чужого хора
в седой туман пустых материков,
чужих фигур, бездушных ледоходов,
пунктирных линий судеб мертвецов -
не ведая, что счастье лишь в одном -
касаться сердца, шедшего неровно
при взгляде на любимое лицо,
при каждом всплеске искреннего слова,
звучащего со мною в унисон.


3. ⁣Деревья умирают… разве это кому-нибудь нужно?

Жизнь колотит меня о земли вековую стать,
бутафорский убор украшает бесцветность слов,
А деревья стоят, словно стражи у ног Христа,
укрывая собой испещрённую верой плоть,
А деревья шумят, напевая мне о луне,
что упрямо горит на руках исступлённой тьмы,
Я хочу в эту ночь обнажённой плясать на ней,
и кричать, и кричать, пока крик не прорвёт нарыв,
И не вытечет боль из присыпанных пеплом ран,
истлевая под светом спустившихся ниже звёзд,
Взгляд небес не способен безмолвный рассвет предать,
даже если разрушен последний вселенский мост.

Но безумная память стекает по мозжечку,
застывая в затылке скупым ледяным мячом,
Что такое любовь? Это то, что в накале чувств
обнуляет бездумно избитых ошибок счёт,
Что такое мечта? Это ломких иллюзий пыль,
как и сны -исступлённых и тайных желаний клеть,
И деревья умолкли, но в каждом движении - мысль,
что рождает надежду ходить по другой земле.


А деревья стоят, улыбаясь слегка - слегка:
ну куда им бежать от бессмертных своих корней?
Под бесчестьем людским только глубже врастают в ад,
где играют Шопена лишь третью из всех частей.
Я -смотритель своих безнадёжно пустых высот
и посредник меж спящих и бурных летящих дней,
Сквозь огонь и туман где-то там у больших мостов,
может быть, кто-то видит мою костяную тень…


И куда мне идти?
Под ногами закат хрустит
и меняет узоры под кистью не в тех руках,
Но я делаю шаг
в бесконечность иных стихий – больше
некуда
некуда
некуда
отступать.

4. ⁣Утопи меня в пустоте

Утопи меня в пустоте, крепче руку держи на шее,
В веке бешеных скоростей личный омут куда страшнее
Перекрёстков, распятых злом, небосводов с бельмом смердящим,
Феерично тупых голов с микросхемами псевдосчастья.

Я ослепла от фонарей и оглохла от громкой речи,
И не верю ни в добрых фей, ни в коронную безупречность,
Мысли вязнут в болотной лжи слов, утративших силу трения,
В смелых взглядах, на вид живых, разбиваю о дно колени.

Свет не греет в чужих домах, душ просторы сменили топи,
Я не то что схожу с ума, но устала от тленных копий
Кукловерти незрелых дней, обнажённых изгибов ночи, -
Ты, я знаю, идёшь ко мне, но у времени путь короче.

⁣Удачливый день

Письмоводитель Ветлужского уезда Александр Гордеевич Зайцев проснулся позже обычного, выглянул в окно втридорога снятой на Нижнем базаре каморки. Погода стояла за первый сорт! В мутных лужах колодезного двора отображалось на удивление ясное небо. Над прохудившейся крышей посвистывали стрижи. Пышнотелая хозяйка с неуемным бюстом, напевая Камаринскую, развешивала под окнами свежевыстиранные простыни…
Александр Гордеевич совершил утренний туалет, надел парадный сюртук и вышел во двор. Мимоходом похвастался хозяйке виденным сном, в котором он поймал огромную, размером с электрический вагон, рыбу.
Хозяйка, по своей натуре женщина рассыпчатая, враз припомнила толкователь снов от египетских и индийских астрологов, наобещала квартиранту богатство и почет, а при мужицкой смекалке и выгодную женитьбу. Зайцев поспешно отвел взгляд от украшенного прищепками бюста, задумчиво усмехнулся в жидкий рыжеватый ус:
– Знак судьбы, определенно-с!
Слова хозяйки подстегнули в Александре Гордеевиче и без того бродившее шипучкой предчувствие удачливого, пожалуй, даже судьбоносного дня…
– А с электрическими вагонами, касатик, поостерегись, – перекрестившись, пробормотала женщина, – у нас на Троицу Семена-кузнеца в усмерть задавило!
Зайцев отмахнулся от мрачного напутствия надушенным кружевным платочком, вдохнув пьянящий аромат рейнской фиалки, твердо решил, что сегодня ему положительно повезет…
С тех пор как он осознал свое наитие писать и бросил пить водку, жизнь его на корню переменилась. С должности писаря Подолихинского сельского общества, на которой он просидел бесконечных шесть лет, его против всякого чаяния перевели в Глушковское волостное управление. А год назад с легкой руки волостного старосты он скоропостижно перебрался в Ветлугу, и весьма удачно занял место письмоводителя при становом приставе. За проведенный в городе год Зайцев цивилизовался наружно безукоризненно, да к тому же прилично продвинулся в написании романа и даже благосостояние свое поправил, хоть и отсылал родителям в деревню ежемесячно по три рубля.
Начальство было им довольно. Не смотря на слухи о смене пристава, Зайцев не чувствовал шаткости положения, и более того, лелеял надежду перебраться куда-нибудь повыше, как только классный чин получит, а к тому имелись скорейшие предпосылки…
Вот и дозрел Александр Гордеевич до женитьбы. После тринадцати бестолковых смотрин в Ветлужском уезде, принял решение расширить горизонты и по наущению двоюродной тетки отправился в Нижний Новгород. Город ему приглянулся. Ярмарочный, людный… Да и невест здесь давали хороших, с деньгами, хоть рублей триста, а если повезет и с тысячей. Ежели присмотреться повнимательнее, можно и с местом отыскать. Одну такую Зайцев еще в первый свой приезд заприметил.
Юленька полностью соответствовала его идеальному представлению о жене: не безобразна, даже полукрасива, умна, работница, родом из деревни, но отчасти с городскими манерами (сам-то он деревенский, но терпеть не может своих). Не вовсе богачка, но невеста капитальная и с претензией (приданое рублей двести пятьдесят, аккурат на свадьбу, да к тому же будущий тесть намекнул при удачном раскладе выхлопотать для зятя должность канцелярского служителя при губернском управлении). Правда шаловлива, как белка, и не имеет в полной мере внутренней цивилизации. Не умеет понимать книги, как понимает их он. Да ведь, и сам Александр Гордеевич при своем идейном кругозоре, так сказать, материально бессилен.
Так что решил Зайцев жениться, самым форменным образом. Выхлопотал на службе несколько дней для поездки в Нижний, посчитал имеющиеся сбережения, самовыращенную герань с собой прихватил, чтобы к невесте не с пустыми руками... Ждал встречи с душевным трепыханием.
Но была у него еще одна первостепенная цель, ради которой он телеграфировал начальству и просил разрешения задержаться в городе на пару дней. Два месяца назад он отдал редактору на рассмотрение свою рукопись. Мучительно ждал разрешения вопроса и вот, наконец, получил весточку из редакции, ему назначили час встречи.
Волнения переполняли стянутую тугим сюртуком грудь. То, что ему предложат контракт, Александр Гордеевич не сомневался. А вот критикующие замечания редактора и спор по поводу заголовка романа выкинуть из ума никак не мог.
«Рыба гниет с головы»… Ну, как звучит, а? Нельзя, чтобы заменили! – размышлял Зайцев, с этими думами и вошел в редакцию.
Редактор был сух, резок, как обычно груб до невозможности. Впрочем, сегодня в его обращении чувствовалось какое-то особенное расположение, он предложил Зайцеву присесть и даже собственноручно поднес чашку чаю.
Сердце письмоводителя дрогнуло, Зайцев не выдержал паузы, спросил напрямую, оставили ли заголовок.
– Какой заголовок? – пробормотал редактор рассеяно.
– «Рыба гниет с головы»! – с вызовом бросил он. – Без промедления скажу, заголовок свой нахожу весьма крупным и важным. Им я сказал все то, о чем хотел сказать. Выше этого нет!
– Рыба? Причем тут... ах, да, название… Друг мой, я уже говорил вам, что вы до ужаса талантливы? – пробормотал редактор, и отчего-то спросил, под каким именем писан роман и как выглядела рукопись. Очень долго рылся в ящике стола и, наконец, стукнул себя ладонью по высокому, с глубокими залысинами, лбу. – Как же я запамятовал? Видите ли, мой секретарь случайно потерял ваш роман…
– То есть как потерял? – Зайцев чуть не опрокинул чашку с чаем на заваленный бумагами стол.
– Да не волнуйтесь вы так, любезнейший, мы объявление дали… – Преспокойно ответил редактор.
– Какое объявление? – голос Зайцева заметно дрогнул.
Редактор вынул из ящика стола газету, ткнул пальцем в разворот.
Александр Гордеевич с трудом сложил прыгающие по строкам буквы в предложения:
«Потеряна рукопись на пути отъ Варварской церкви до кремлевскихъ воротъ (против театра). Того, кто нашелъ эту рукопись, убѣдительно просим доставить въ редакцiю «Нижегор.Губ.Вѣд.»
Зайцев вскочил и с бешенством вцепился в свою шевелюру:
– Вы успели ее прочесть? – выдохнул он и с надеждой взглянул в покрытое желтоватой щетиной лицо редактора.
– Друг мой, – тот внимательно осмотрел свои длинные узловатые пальцы и принялся вычищать грязь из-под ногтей, – видите ли… у нас тут столько дел…
– Вы потеряли непрочитанную рукопись? – взревел Зайцев. – Вот так запросто потеряли пять лет моей жизни?
– Милостивый государь, зачем же так орать? И к жизни вашей, знаете ли… никакого соотношения…
Зайцев не дослушал. Стол вдруг отъехал в сторону, потолок качнулся. Грудь сдавило, в глазах потемнело. Он, словно выброшенная на берег рыба, глотал ртом воздух, но никак не мог вдохнуть… Хлопнув дверью, Зайцев пробежал по коридору, спустился по шатающейся лестнице, выскочил на улицу. Увидев небо, наконец, раздышался и, упав на первую попавшуюся скамейку, судорожно зарыдал…
Александр Гордеевич пришел в себя после третьей рюмки. Оглядел сарай, в котором подавали мелкие, как грецкий орех, пельмени с тонким, в папиросную бумагу, тестом. Понял, что вкуснее их ничего не едал и решил не сходить с рельсов. Черт с ним с романом! Женитьба, вот что теперь занимало все его мысли. Зайцев расплатился и, наведавшись на съемную квартиру за геранью, отправился к Юленьке.
Увидев на пороге дома нежданного посетителя, кухарка, а по совместительству не пристроенная в девках Юленькина тетка, основательно растерялась. Оно и понятно, явился без предупреждения и к тому же подшофе… Но герань приняла, просила обождать в прихожей и исчезла в кухнях. Александр Гордеевич оглядел себя в зеркале. Хорош жених, глаза красные, волосы дыбом. Он пригладил вихры и вдруг услышал задорный Юленькин смех, там… за приоткрытой дверью.
Милое создание! Скука, горе ей неизвестны. Воистину сотворена для того, чтобы оберегать ее как цветок, не имея о ней грешной мысли, кроме как поглядеть, полюбоваться… – Зайцев на цыпочках прокрался к двери и осторожно заглянул в щель.
Увиденное заставило его вздрогнуть: Юленька в тонкой исподней сорочке сидела на коленях развалившегося в кресле офицера и щекотала пальчиком его пышные бакенбарды. Ее пронзительный смех заглушало бархатное мужское гоготание…
Зайцев распахнул дверь и ворвался в комнату. Юленька вскочила, офицер не пошевелился.
– Что вы здесь делаете? – воскликнула девица, с ненатуральной стыдливостью прикрывшись шерстяным пледом.
– Свататься пришел, – не своим голосом прохрипел Зайцев, – руки вашей просить! Да видно не ко времени…
– Как же? Александр Гордеевич, разве это возможно, вы и не ко времени… – Пролепетала Юленька и, метнув взгляд на раздувшегося от злости офицера, прошипела. – Коленька, не смей!
Офицер ухмыльнулся, с ловкостью обезьяны подскочил к Зайцеву и свинцовым кулаком приложился промеж ясных письмоводительских глаз…
Придя в себя, Александр Гордеевич увидел склонившееся над ним, овальное, не вовсе молодое, неправильной формы женское лицо с мутными, точно у рыбы, глазами.
– Юленька? – пробормотал он и сел.
– Александр Гордеевич? – переспросило лицо, прикусив раскрасневшиеся губы.
– Как вы могли? – прошептал Зайцев, оглядевшись.
Офицера нигде не было…
– Ничего такого, Александр Гордеевич, это ж Коля, мой кузен…
– Кузен? – Зайцев с трудом поднялся, покачиваясь вышел из спальни, прошел в кухню, отыскал на подоконнике герань, сунул подмышку. Юленька семенила следом и молитвенно повторяла его имя…
– Прощайте, Юлия Никаноровна, растолкнулись мы с вами…
Юленька даже ножкой притопнула, но прежде выдворила с кухни тетку:
– То есть как растолкнулись?
– Мое мнение с натуры, – Зайцев зарделся, – с вас, ошибочное вышло…
– Ой, не пожалеешь, ли! – горестно прошептала Юленька и, обронив плед, прижалась к Зайцеву теплой грудью, – доведут тебя до ручки твои романы… Изотрешься, износишься попусту и ни к чему… А при мне человеком станешь!
– Кончено! – просипел Зайцев и отодвинул неудавшуюся невесту в сторону.
– Жалкий ты мужик, Зайцев, да и не мужик вовсе! – бросила в спину Юленька. – Ведь сопьешься, удавишься с горя, хотя… удавленнику смелость нужна, а у тебя, Александр Гордеевич, душа заносчивая, да робкая, бабья…
Зайцев обернулся, занес руку, представил, как ладонь впивается в дебелую щеку… Не посмел. Гулко простучал каблуками по колидору, звонко хлопнул дверью.
До телеграфа добрался быстро, пусть и не заметил, как промок под дождем до чертиков. Хотел телеграфировать начальству, что немедленно выезжает. Но расторопный телеграфист вручил Зайцеву полученную на его имя ответную депешу, в которой значилось, что письмоводитель при приставе первого стана Ветлужского уезда Костромской губернии Зайцев Александр Гордеевич с сего дня уволен с должности и ему причитается расчет в три рубля, девятнадцать копеек, который он может получить по возвращении.
Зайцев не мог вспомнить, как он очутился на ярмарке, на Самокатной площади. Но безошибочно полагал, что здесь имеется все, что ему сейчас нужно – женщины и водка. Он сделал себе развлечение, пьянствовал до вечера и пропил два рубля тридцать копеек. Взял нимфу радости в отдельный нумер, но совладать с ней не сумел, потому как напился до положения полнейшего пата. Но излить душу румяной девице в распущенном корсете соображения вполне хватило, после чего та выставила его на улицу вместе с прилично помятой геранью…
Александр Гордеевич брел по темной улице и проклинал начальство, женщин и книги.
– Книги! Будь они прокляты тысячами проклятий…
Зайцев наткнулся на фонарный столб и принял его за своего давнего приятеля – земского учителя Евсюкова.
– К черту книги! – пожаловался он Евсюкову. – От них в голове хаос ужасающий… и Дарвин с астрономией, и Кант с богословием… Все вздор! Хм, а Бог? Есть ли он, вотще, Евсюков? Ежели есть, пусть сей же час мне знак подаст!
Темноту разрезал свет. Он ударил по глазам и направился прямиком к Зайцеву. Александр Гордеевич осенил себя крестом… Вокруг прояснило, Евсюков исчез, но перед самым носом материализовался фонарный столб, рельсы и уж затем громыхающий чуть поодаль электрический вагон.
В голове Зайцева зазвенело: «Мой секретарь случайно потерял ваш роман… Семена – кузнеца в усмерть… удавленнику смелость нужна, а у тебя, Зайцев, душа заносчивая, да робкая, бабья…»
– Вот оно как! – выдохнул Александр Гордеевич и шагнул навстречу светящемуся электрическому вагону…
***
Очнулся Зайцев в комнате с совершенно голыми окнами и невозможно белыми стенами. Перед глазами порхали разноцветные мушки, голова нещадно трещала, его крепко мутило.
– Здорово, братец, я уж думал, ты вовсе не очнешься! – чрезвычайно громко поприветствовал его лежащий на соседней кровати мужчина с перебинтованной головой.
– Ну, что, голубчик, очухался? – сквозь пенсне на Александра Гордеевича взглянуло благообразное с аккуратно стриженной бородкой лицо.
– Где я? – Зайцев заметил на тумбочке стакан с водой, приподнялся, жадно вцепился в стакан дрожащими руками.
– У Христа за пазухой! – усмехнулся благообразный.
– Я болен? ¬– уточнил Зайцев, опустошив стакан.
– Голубчик мой, вы совершенно здоровы, если не брать к расчету абстиненцию, гематому в пол-лица и несколько пустяковых царапин.
– Царапин? – Зайцев попробовал припомнить давешний вечер, ничего кроме летящего на него электрического вагона на ум не пришло. – Я не умер?
– Не повезло тебе соколик, – благообразный достал из кармана халата молоточек и принялся постукивать Зайцева по выглядывающим из-под холщевой рубахи коленкам, – намедни во избежание несчастных случаев губернатор предусмотрительно распорядился снабдить все трамваи деревянными щитами… Так что, голубчик, капитальнее под поезд было! – окончив процедуру, благообразный заставил озадаченного Зайцева выпить попахивающую спиртом микстуру, лукаво подмигнул и выскользнул из комнаты.
– Приятель, да ты сегодня на первой полосе! – радостно воскликнул перебинтованный, и протянул Зайцеву свежую газету.
Безжизненным взглядом Александр Гордеевич, уставился в набранные крупным шрифтом строки:
«Вчера в 10-омъ часу вечера на Песочной ул., противъ часовни Александро-Невской лавры, при следованiи вагона № 4 электрической железной дороги на выставку, ветлужскiй мѣщанин Александръ Гордѣевъ Зайцев, 26 лѣтъ, по профессии писарь, будучи в пьяном виде, бросился на рельсы передъ самымъ вагономъ. Предохранительный щитъ не далъ Зайцеву попасть подъ колеса, а только протащилъ по рельсам несколько шаговъ. По остановкѣ вагона Зайцев былъ поднятъ и объявилъ, что бросился подъ вагон потому, что ему надоѣло жить. Онъ отправлен въ ярмарочную купеческую больницу, где поврежденiя признаны легкими.»
На тумбе у окна Зайцев заметил графин с водой, доплелся до него, дребезжа горлышком, наполнил стакан с верхом. Выпил все до последней капли, взглянув, на знакомый, отчасти треснутый горшок со сломанной геранью, задумался…
Не погорячился ли он с Юленькой? Может, еще не окончательный разрыв? И со службой безрассудно вышло. Разве по возвращении приставу в ноги поклониться? Поди не переломлюсь… А впрочем, право, все равно…
Зайцев почувствовал подозрительный холодок в филейной части и со стыдом обнаружил, что рубаха на завязках и потому неприлично расходится сзади. Он развернулся задом к подоконнику, робко глянул на перебинтованного. Тот что-то заинтересованно читал, но вдруг перевел бутылочно-зеленый взгляд на Зайцева:
– Ты брат, не стыдись! С кем не бывает? Закатился на ярмарку, кутнул, очнулся в больнице с голым задом и пробитой головой. Без денег, без надежд на будущее и в полной, так сказать, прострации. Ежели с житейского ракурсу поглядеть – вроде бы позорный финал. А ежели с литературного – презабавнейший зачин!
– С литературного? – Зайцева даже мурашки прошибли, в голове закрутился новый сюжет.
– То-то и оно… – Перебинтованный выскользнул из-под одеяла, бросил на тумбочку стопку исписанных листов, беззастенчиво сверкая белоснежным задом, вынул из тумбочки папироску и спички, прошлепал босыми ногами к форточке, закурил.
– Вы, по случаю писательством не балуетесь? – поинтересовался Зайцев.
– Не… я с другого флангу, – перебинтованный протянул Зайцеву руку, – Николай Петрович Калбасников, из Санкт-Петербурга. Издатель. Беллетристикой интересуюсь, перевожу на французский…
– Зайцев Александр Гордеевич! Письмоводитель… бывший. – Зайцев бодро ответил на рукопожатие и переспросил. – Вы издатель?..
– Да-с, начинающий, но довольно успешный! Недавно из Парижа… – Калбасников выпустил дым аккуратными колечками, радушно предложил Зайцеву начатую папироску. – Неделю пьянствовал, все деньги спустил, ввязался в драку, нашли-с в канаве у Мещерского озера.
– Нелициприятный поворот-с, – Зайцев сочувственно улыбнулся и пыхнул в форточку, – а что сейчас читаете-с?
– Так… романчик один, по дороге в больницу у извозчика рукопись позаимствовал, тот ее на скамейке у театра нашел…
– У театра? – Зайцев затушил недокуренную папиросу о подоконник.
– И ведь многообещающая штучка! Сюжетец забавный, хлесткий, я бы даже сказал политический, но с авантюрной линией, в Европах такие любят. Правда, заголовок дрянь и концовку извозчик скурил, но если доработать…
Зайцев бросился к лежащей на тумбе рукописи, пробежался глазами по заголовку:
– Слыханное ли дело! Это же мой роман!
– То есть как твой? – ухмыльнулся Калбасников и вырвал из рук Зайцева рукопись. – Ты брат, часом не свихнулся ли…
– Николай Петрович, вы не так все поняли-с! – возбужденно воскликнул Зайцев. – Это, же моя рукопись, определенно, ее в редакции потеряли, как раз у театра…
– Ты ж вроде, Зайцев? А здесь черным по белому написано – Александр Волков…
– Псевдоним-с…
– А доказательства у тебя имеются? – сухо спросил Калбасников.
Зайцев принялся ходить из угла в угол:
– Страница тридцать шесть с помаркой – девица Оленька исправлена на Юленьку, на семьдесят восьмой – главный герой пьет горькую и жалуется земскому учителю Евсюкову на низкое жалование, на девяноста четвертой…
Калбасников едва успевал листать страницы.
– Однако ж! – воскликнул он на четыреста двадцатой первой и звонко хлопнул себя по ляжкам. – Да ты брат, талантище! Если вытащишь меня отсюда, мы с тобой таких канделябров выпишем!
Зайцев вспомнил о спрятанной на съемной квартире заначке и громко сглотнул:
– С меня билет до Санкт-Петербурга и концовка романа. С вас – контракт, возмещение затрат, двести пятьдесят рублей авансу, и пятьдесят процентов с продаж…
– Ну уж, позволь, братец, ты положительно стыд потерял! – Калбасников нахмурился, выдержав паузу, протянул обомлевшему было Зайцеву руку. – Сто рублей авансу, двадцать пять с продаж и сменим заголовок?
– Черт с ним, с заголовком! – поспешно воскликнул Александр Гордеевич и цепко ухватился за горячую лопатообразную ладонь Калбасникова…