⁣Александр Кедровских

КЕТЦАЛЬКОАТЛЬ И МИКТЛАНТЕКУТЛИ



Они сказали: “О боги, родились масегуалы - заслуженные покаянием».

- Кодекс Чимальпопока.



Облик его был причудлив и вместе с тем величественен. Всё
тело покрывала чешуя. Осанка выдавала царя. Змеиный хвост заменял ноги. Мудрый
и спокойный взор устремлялся вперёд. Концы длиннопёрых крыльев касались
каменного пола.

Холодный и тёмный подземный мир освещали лишь рубиновые
глаза собак, бесшумно бродивших кругом. Они испокон веков сопровождали души
умерших на пути сюда. Ему же проводник был не нужен.

Наконец, Кетцалькоатль – так его называли – приблизился к
огромному дому без окон. Вдруг дорогу преградил его Нагваль,
всегда представавший в образе ягуара. «Постой», - сказал он тихо. – «Разве ты
не понимаешь, что Миктлантекутли не захочет отдавать тебе кости?» «Меня послали
боги Тамоанчана», - ответил Кетцалькоатль. – «Он не сможет отказать, если
только не пожелает разгневать всех нас». Нагваль, молча поглядев ему в глаза,
медленно растворился в воздухе. А Кетцалькоатль подполз к дому без окон и
открыл тяжёлую дверь.

Горел очаг. У дымящегося котла сидел острозубый
Миктлантекутли. Раскалённые угли освещали его кости, лишённые плоти, кожи и измазанные
кровью. На шее владыки девяти преисподних висело ожерелье из глаз, череп
украшали перья. Рядом с ним был огромный недвижный паук, на плече сидела сова,
а у ног ползала, перебирая перепончатыми крыльями, летучая мышь.

Когда Кетцалькоатль приблизился к
Миктлантекутли, паук подпрыгнул, повернулся к нему и зашипел, сова захлопала
крыльями, летучая мышь замерла, подняв уродливую голову, а сам владыка девяти
преисподних поглядел на гостя пустыми глазницами и затем сказал неторопливо: «Приветствую.
Не думал, что кто-то из богов почтит меня своим посещением». Кетцалькоатль ответил
так: «Приветствую и я тебя. Я прибыл с просьбой от них. Боги Тамоанчана хотят
населить мир новыми людьми, дабы мы услаждались и утешались созерцанием их
славных дел. Отдай кости людей последнего колена». Кетцалькоатль, пока говорил
это, заметил, что в окружающем их полумраке стоят чёрные как ночь, тощие
цицимиме, чьи тела покрыты бесчисленными вечноголодными ртами. Они смотрели на
него. «Раз вам нужны кости, забирайте их», - ответил, поразмыслив, Миктлантекутли.
– «Только сперва уважь старика, сыграй мне на раковине». С этими словами он
протянул гостю раковину. Кетцалькоатль взял её и приготовился играть, но вдруг
обнаружил, что в ней нет отверстий. А Миктлантекутли ждал. В котле кипела
кровь. Цицимиме приблизились к Кетцалькоатлю. Тогда тот призвал червей, пчёл и
шершней. Черви проделали в раковине отверстия, а пчёлы и шершни принялись
залетать в них и вылетать наружу. Огромный дом наполнился весёлой музыкой.

Дослушав до конца, Миктлантекутли забрал
раковину и сказал: «Хорошо. Будут вам кости». Две цицимиме вынесли из темноты
связки костей. Но остальные вдруг зашептали своими скрипучими голосами,
обращаясь к владыке девяти преисподний: «Не отдавай… Не отдавай…» Миктлантекутли
же громко сказал им: «Тихо». Те, смолкнув, отступили в тень. Кетцалькоатль взял
связки, поблагодарил и покинул дом без окон.

Немало времени занял путь наверх, но в
конце концов он выбрался из девяти преисподних. Стояла ночь, холодная, словно
объятья смерти. Небо было затянуто облаками, и ни луна, ни звёзды не освещали
дороги. Кетцалькоатль пополз по лесу.

Ветви исполинских секвой шумели на ветру,
местами лежал снег. Прямо перед богом снова появился нагваль. «Стой», - сказал
он, обеспокоенно озираясь по сторонам. «Ты что-то почувствовал?» - тихо спросил
Кетцалькоатль, остановившись. Тот не успел ответить. Позади громко затрещали
кусты, раздались резкие нечеловеческие крики. Бог отскочил, намереваясь
развернуться и выхватить из-за пояса обсидиановый кинжал, но земля под ним
разверзлась. Он упал в глубокую яму. Ударил гром, нагваль издал страшный рык и обратился
в дым.

Из кустов выбрались несколько огромных демонических
птиц с клювами, мощными как дубины. Они подошли к краю ямы и заглянули в неё.
Кетцалькоатль лежал на дне, пронзённый деревянными кольями. Широко раскрытые
глаза его поблёскивали во мраке. Из ран текла чёрная кровь. Он погиб. Слетев
вниз, птицы принялись яростно клевать кости из связок.



Забрезжил рассвет. Солнце в который раз стало
совершать свой каждодневный путь по небосводу. Едва лучи его коснулись изумрудной
чешуи и небесно-голубых перьев Кетцалькоатля, мышцы его разом дрогнули. Бог резко
вдохнул морозный воздух севера. Вновь забилось сердце. Он поднялся, выдрал из
себя колья – раны мгновенно затянулись - и осмотрелся. Взор его упал на кости,
разбитые на осколки. «О горе мне!» - воскликнул Кетцалькоатль, склоняясь над
ними и перебирая их. – «Ни одна не уцелела. Что же теперь будет?» На глаза ему
навернулись крупные слёзы. Одна скатилась по чешуе и упала на землю. Рядом
возник нагваль. Он печально глядел на хозяина. «Что мне делать?» - спросил его бог.
«Отнеси осколки в Тамоанчан, и будь что будет», - ответил тот и исчез. Тогда
Кетцалькоатль успокоился, собрал осколки, все до единого, сделал новые связки и
вылез из ямы.

Много дней он полз по диким северным лесам.
Потом – по прериям, где пасутся стада толстокожих бизонов. Добравшись до
великой реки , построил плот и преодолел её. Наконец, достиг родного Тамоанчана,
города, в котором вечно идёт тёплый дождь, и над которым вечно сияет радуга. Боги
– Сиуакоатль, Апантекутли,
Гуиктлолинки, Тепанкицки, Тлайяманак, Тцонтемок – радостно встречали его, но
Кетцалькоатль был задумчив и не отвечал на приветствия. Когда его спросили про
кости, он, показывая связки, громко объявил: «От них остались лишь осколки! Но
мы породим людей из того, что есть!» Все смолкли. Тогда Сиуакоатль,
пышногрудая, длинноволосая, облачённая в белоснежные одежды и поддпоясанная
живой змеёй, сказала: «Если создавать людей из осколков, они будут несовершенны».
«И им всегда будет, к чему стремиться», - проговорил Кетцалькоатль. «Они не
смогут жить в гармонии с силами природы, как ты хотел», - продолжила она. А тот
ответил: «И потому будут совершенствовать свои города, свои орудия, свои
знания». «Люди эти по-разному будут наделены благодатью», - сказала Сиуакоатль.
– «Одни будут сильнымми, другие – слабыми, одни – красивыми, другие –
безобразными, одни – здоровыми, другие – больными». «И это прекрасно», - заключил
Кетцалькоатль. Она непонимающе посмотрела на него. А тот протянул ей связки. Сиуакоатль
взяла их, постояла на месте, раздумывая, затем развернулась и пошла в город.
Все последовали за богиней.

Придя под навес, к жерновам, она сложила в них осколки костей, смолола муку
и ссыпала её в заготовленную каменную чашу. Затем Кетцалькоатль, приблизившись,
достал кинжал, порезал себе когтистую лапу и накапал крови в чашу. Сиуакоатль
взяла деревянный посох, увенчанный черепом орла, и начала, нашёптывая
заклинания, смешивать костяную муку с его кровью. Остальные же боги принялись
совершать обряд искупления – они жгли амулеты, пели колдовские песни, пускались
в неистовые пляски, выли подобно диким зверям.

Когда всё было кончено, из чаши поочерёдно выбрались первые люди, мужчины и
женщины. Боги, тяжело дыша от усталости, с интересом глядели на них. И лишь
один Кетцалькоатль понимал, что предстоит этому новому человеку. Но не говорил.
Ни богам Тамоанчана, ни самим людям, которые стояли
перед ним, нагие и наивные, словно малые дети. Шёл тёплый дождь. Сияла радуга. Кетцалькоатль
улыбался.

Отрывок из Сказки-повести "День сказки" в исполнении автора.Чудеса случаются в обычной жизни. В августе выпадает снег, в городе кончается мороженое. Сказочник родится в семье лесничего. На русской сказочной земле.

Лирические стихи в исполнении автора. "Позвольте женщине быть слабой", "Цикламен", Жил в лесу мальчишка", и другие

Меня зовут Анна, я - любитель автор-исполнитель песен. В конкурсном видео представлены 4 стиха: Время, цветная бумага, Та, что не я и Рекламные щиты.

тексты:


⁣Время
Сказка о потерянном времени – это моя жизнь,
Красками потемневшими тысячи страниц.
Лица ушли из памяти, превратились в пыль,
Мелькает за окном, как маятник, яркий, но чужой мир.
Мне реально дико, мне реально параллельно, мне реально больно,
Но передо мной закрыты двери.
Вникуда каждый раз иду с надеждой,
Никогда не стать другим в чужой одежде.
Облака пролетают, глядя в душу,
Свысока легко судить, там наверху тебе не нужно
Думать, что сказать,
Промолчать или послушать,
А пока иду себе, облака я вижу в лужах.
Апокалипсис для единственной души,
Мысль прогнать подальше, загрузить свежий плейлист.
Листья сорванные ветром никогда не прирастут,
Время становится пеплом, сколько цифры не рисуй.
Цветная бумага
Расскажи мне, почему ты любишь осень?
Остановил меня однажды кто-то этим вопросом.
Это сложно, может, даже как-то глупо,
Но мне кажется красивым это серое утро.
Мокрые дороги, небо в лужах отражаясь,
Увлекает в облака, больше, чем оно бывает.
Я не знаю, это так сентиментально,
Поэты разных эпох любили осень отчаянно.
И ваши печали от этого холода,
Насморк и теплый шарф,
Мне как-то дороги,
Кружка крепкого чая с кусочками сахара,
Онлайн радио, новости, "депрессия" в статусе.
Эти странности – признак творческой натуры,
Утверждают хором разукрашенные дуры.
Отвечаю хмуро – нет, это ваши странности,
Не судите о людях по цитате в статусе.
А я, наверное, не пригодна для общества,
Но тогда для чего? Может, для одиночества,
И эти дни кончатся, и выпадет белый снег,
И... странный человек будет вслух это петь.
Здесь снова осень закружит прохладой,
Но так мне и надо.
Листья сухие – цветная бумага,
Но только не падай.
Та, что не я
Холодный дождь, он совсем не тот, что прежде,
Темные одежды, вдребезги надежды.
Спешно наливаю в чашку кофе –
Горячий аромат моей паранойи на вдохе.
Ловлю частоты не своего настроения,
Чужого сердцебиения, события и мнения.
Там по ящику одни негативные мысли,
Два шага к зеркалу и переход в неизвестность.
Вроде мое лицо, вроде тело мое,
Но не пойму кто я, не пойму отчего.
Так напрягает, кружит голову и в сон,
Нет, всё же что-то не так, вот только что она.
Она стучится, входит в каждое окно,
Через зеркала проникает, пролезает в мозг.
Она – тоже я, только вот другая,
То ли я выхожу из себя, то ли не знаю...
Та, что не я снова входит через эти двери,
Нет, не проси не ищи у меня спасенья,
Вновь заключит меня в вакуум этих небес.
Та, что не я, снова за меня все решила,
Стерлись грани реальности, потеряли смысл.
Та, что не я или я не я или она не она или она не я, я не я?
Так трудно быть свободным, жить внутри большой системы.
Нас загоняют в рамки мнений, и уже, наверное,
Не уберечь свои идеи от комбайна идей,
Где перемалывают наши мысли каждый день.
Нам говорят, что есть, что пить, как одеваться, ходить,
Зачем вдыхать нормальный воздух, если можно дымить?
Рекламы сплошь и рядом, оглянись и поразмысли,
Ведь ты – давно не ты и в грошь ставят наши жизни.
Ты можешь спорить, потому что это очень больно,
Осознавать, что ты лишь пешка на огромном поле,
Но это более, чем просто вера в то, чего нет.
Людей загнали в угол и погасили свет.
⁣Считаешь это бредом?
Нет, ты просто слеп.
Ты ослеплен яркостью журналов и газет,
Оглушен песнями, в которых только деструктивность,
Где прославляют черноту, апатию, пассивность.
Мимо рекламных щитов и ярких витрин
Проходят сотни людей, но каждый один
Войдем в красочный мир, потеряв ориентир,
Забыв, кто мы есть, нанесем на лица грим.

Подборка
стихотворений

«На
любимом русском»



Осколки



Может,
плакать не стоит, бедняжка,

Это просто разбитая чашка.

Очень древний и хрупкий фаянс?

Подберём с пола всё до осколка.

Их должно быть 15 – вот столько

Попытаемся склеить сейчас.



Самый крепкий, всех лучше и краше,

С ручкой тонкой, ажурной, блестящей

За основу с тобою возьмём,

Смажем клеем надежд и сомнений.

Не мешали чтоб прошлого тени,

Факел дружбы затеплим огнём.



Мы к большому приладим другие –

Разноцветные, словно живые.

Как неровны, остры их края…

Прижимай-ка покрепче друг к другу

С жарким югом столичную вьюгу,

Пусть страна возродится моя!



Здесь дожди поливают рябины,

Там туманы скрывают руины

Бывших наших окраин родных.

Мельче мелкого каждый осколок.

Почему мне он близок и дорог,

Будто брошенный рай для двоих?



Пальцы режут в зазубринах грани,

Нет, не время для нежных касаний.

Жми сильней, не давая протечь,

Кровью пачкая, бок отщепенца…

… о прибалтах не ёкает сердце,

Из него б Украину извлечь.



Ты не помнишь, конечно, бедняжка,

Наш Союз – это чаша, не чашка,

До краёв наполнялась добром

Славных дел, и была монолитна.

Нам, пожившим в то время, обидно,

Что разбили её под столом.



С той поры, о потере жалея,

Я осколки в единое клею

Без особой надежды, прости,

Раздираемый ядом сомнений.

Только верю – поможет нам гений

Чашку целую вновь обрести.





Эпоха



Привычно
за ушко заправив истории локон,

Эпоха вздыхает – мурашки озноба по коже:

– Стеклянный наш мир обязательно будет раскокан,

И горю такому никто никогда не поможет.



Арктический лёд проливает слезинки участья,

Экватор сжимает кольцо, как удавку на шее,

А люди друг друга тиранят в погоне за счастьем,

И эти тиранства становятся только страшнее.



Известные истины чёрным на белом выводим,

Возможно и белым на чёрном – крошащимся мелом,

Что Родина стоит любви, ибо тот благороден,

Кто землю родную прикроет израненным телом.



Плюётся война смертной кровью, и хроники кадры

О подвигах ратных с экранов потоками льются…

Ни зла, ни обиды, ни чести, ни капли азарта –

Лишь чай на диване с вареньем вишнёвым на блюдце.



Лишь плач по мобиле, встающих не в позу, а в позку:

«Пусть гибнут другие, чего им терять, неимущим!»

Эпохе несчастной седин добавляя в причёску,

Летит беспилотник – ворона с ракетным подбрюшьем.



Буравя стремительным телом морские пучины,

Всплывают касатками годные к бою подлодки.

А в тёпленьких ваннах скучают большие мужчины

И плещут пивас бесконечный в горящие глотки…



Но память разбудит геройское прошлое током,

Победное знамя поднимет рабочий парнишка.

Стеклянный наш мир обязательно будет раскокан,

Эпохе к лицу снова станет солдатская стрижка.





Души



За
небом и заоблачной рекой

В озоновой прозрачной стратосфере

Живут лишь те, чей вековой покой

Дарован щедрым Господом по вере.

Легко их тело, неусыпен зрак,

Беззвучен шаг – они давно не с нами

В саду, где иллюзорен каждый злак

И эфемерны дерева с плодами.

Ласкают уши трели ярких птиц

И щёпот волн, и мерный гул молитвы…

Под шорохи евангельских страниц

Слетаются к ним души после битвы.

Измученные болью от свинца,

Оглохшие, поникшие от взрывов.

Отбросив плоть, взлетают без конца,

Чтоб к деревам прижаться сиротливо,

Чтоб обрести заслуженный покой

В озоновой прозрачной стратосфере,

И крестит их Господь своей рукой,

Благословляя каждого по вере.

Вплетаются в молитву голоса

За отчий край погибших в поле ратном.

Не гул, не шёпот – в небесах гроза,

И дождь, как плач людской о невозвратном.

Безвластно время, не итожит час –

И днём, и ночью, при рассвете тусклом

Звучат псалмы, спасая грешных нас,

Из уст ушедших на любимом русском.

⁣Прогулка с Юрием Левитанским


Такая осень


О том, что тоже, видимо, состарюсь, —
впервые в жизни думаю всерьез.
Листья осени («Листья летят», 1956)


Нам на неделю достается
Простое чудо каждый год —
Такая осень, что поётся.
Такая осень, что поёт.


В такую осень всем довольный
Кружным путём идёшь домой,
Как в детстве, двор покинув школьный,
Когда назавтра — выходной.


Чарует лист узором жилок,
Паук судьбы сплетает нить...
Прощаешь ту, что лишь дружила
За невозможностью любить.


Решаешь, глядя в неба просинь,
На леса огненный прибой,
Что все, кто был в такую осень
С тобой, все осени — с тобой.


Такую осень не запишешь.
Оставив фотоаппарат,
Каштаны, жёлуди и шишки
Кладёшь в свой строгий дипломат.


И, отдохнув душой и телом,
К простым вернувшись чудесам:
– Такую старость бы хотелось! –
Вздохнёшь — и удивишься сам.





Серёже
(из цикла «Пропавший без вести»)


Вот и кончено все.
С той поры ты не стар и не молод,
и не будет ни весен,
ни лет,
ни дождя,
ни восхода.
Остается навеки
один нескончаемый холод…
Памяти ровесника («Стороны света», 1959)


Надгробный памятник – потом,
Сегодня – крест, венки и фото.
Мороз серебряным налётом
Покроет рамку под крестом.



Поставят памятник. На нём
Обычно две конкретных даты.
Но как узнать, когда... когда ты…
Когда нет ясности с числом.



А впрочем, важно ли? Весь год
Ты жил в нас – перебором шансов,
Молитв, гаданий и пасьянсов,
Надеждой на иной исход.



Определённость. Ясность. Факт.
Свершившаяся неизбежность.
И остаётся только нежность,
Как будто музыка не в такт.



Так легче. Правду говоря,
От правды хуже быть не может.
Но навсегда проник под кожу
Мороз второго ноября.




Неточности



Ты всё равно пробьешься между строк,
заполнив эти белые листы.
Трава («Земное небо», 1963)


Как рифмуется пара строк?
Как из нас получилась пара?
Может, рифму придумал Бог,
Может, точных нарочно – мало?


...По брусчатке, не лёгшей встык,
Где из плиточного зазора –
Как нарочно – растут цветы,
Шли и спорили я и ты,
Выбрав рифму предметом спора.





За кадром


Вот его глаза.
Ее глаза.
Вот они увидели друг друга.
Время слепых дождей («Кинематограф», 1970)


0
Вот год, когда мы пошли в кино.

1
А это — пожалуйста, камеру ближе —
и мы провожаем в бесснежном Париже
тот год, когда мы пошли в кино.

2
А это потеря моя настоящая:
перебирание маминых ящиков,
желанье остаться среди
вещей неживых.
Гляди!
Здесь явно монтаж, я не помню деталей,
как в фильмах — спасённые из-под развалин,
живущие заново.
Но
ты спас меня
не в кино.

3
А это — корова, слизнувшая языком
ещё один год.
Диплом.
И мы отмечаем,
конечно, не чаем.
В общаге несусь на тазу[1]
и — ты меня ждёшь внизу.

4
Вот наша работа, которая спорилась,
когда мы о ней оглушительно спорили.
Писали на Перл и на Си[2].

5
А вот
ты меня спросил —
и сердце колотится где-то внизу,
как будто я снова лечу на тазу.
(Всё было предрешено,
когда мы пошли в кино?)

6
А это — кольцо,
в котором вопрос и ответ налицо,
которое делали под заказ, а
купили — простое, за день до ЗАГСа.

7
Сюжет развивается дальше и дальше.
В нём трудности были, но не было — фальши.
Казалось, простейший квест:
С двумя полосами тест.

8
Чем всё обернулось — оставить за кадром:
приходит пора говорить о приятном,
писать о приятном, мечтать о приятном.
Обратной дороги нет:
короче, уже — декрет.

9
А это весёлая птица-синица,
которая выбрала время родиться,
когда не найдёшь врачей.
И, веришь ли, нет, а ей

10
вот
год.
А вот
целых десять
лет,
как хрупкое есть
сильней непреклонных нет.

Вот год, когда мы пошли в кино.
Вот жизнь,
широкое полотно.





Свой у каждого


Часы и телефон
в их сути сокровенной —
и фабула, и фон
для драмы современной.
Часы и телефон («День такой-то», 1976)


Засыпая в одной постели
и лицом к лицу,
глупо спрашивать:
Пустота между нами?
Нет –
два чехла,
две задних панели,
два экрана,
где свой у каждого
отражается Интернет.





ИЗ ЦИКЛА ПАРОДИЙ «ПРО: ДРУГИХ КОЗЛОВ»


Мой мальчик,
мой царевич,
мой звереныш,
не доверяйся этому пути!
Царевич. Б.Ахмадулина («Сюжет с вариантами», 1978)



Cause love (⁣Вера Полозкова)


«От Кишинёва и до Сент-Луиса
Издевается шар земной:
Я ненавижу, когда целуются,
Если целуются не со мной».


«Смотрят, прищурясь, думают – something’s wrong here».
В.Н. Полозкова


1

Брянск или Брно,
Париж или вся планета –
Мне всё равно,
Откуда не пишешь мне ты.
Не happyend.
Но мой неизменный lastwish –
Взгляд твой. Взамен –
Гектары душевных пастбищ…
Только не ври,
Что кончилась эта ложь вся.
Ты ведь внутри,
Внутри у меня пасёшься!



2

И живёшь, и совсем козлёнок. А глаза – зеленее клёна. И не то чтобы взгляд влюблённый, но послушно идёшь в мой сад рано утром, когда не спится – и когда прилетают птицы из следа твоего копытца выпить: там собралась роса.
Ты пасёшься, как я просила. Я свой дар продаю и силы, чтоб не чах этот сад, мой милый, не заложен был под процент. Распадаюсь на ипостаси (пусть меня ни одна не красит!). Ты – мой внутренний Варанаси, мой нездешний какой-то дзен, золотой путеводный лучик. Жизни я не желаю лучшей, только зная мою везучесть – и тебя не уберегу.
И когда всё случится с нами – сход лавины, пожар, цунами – обещай, что дождёшься – в яме, среди пепла, на берегу…
Мы отыщемся, мой хороший, без зарубок и хлебных крошек.
Даже в том,
за чертой,
Саду
В млечных травах твой след найду.





Ноты сердца[3]


Время белых стихов, эти строки,
всего только время и сроки,
мгновенье и час
обостренного зренья, последних прозрений,
последних надежд
и последних утрат
Время белых стихов, белизна, тихий шаг снегопада... («Белые стихи», 1991)





я не
потеряла способность
чувствовать запах.
и вот
я иду в магазин:
мне нужен парфюм для офиса,
но открывайте всё –
я понюхаю,
то есть попробую,
то есть послушаю
(так говорят парфюмеры).
я купила духи для офиса,
для праздника,
с ностальгическим запахом,
для прогулок и всего остального.

когда мне становится скучно,
я думаю,
что не
потеряла тебя
ни тогда, когда пахло жареным,
ни тогда, когда пахло палевом,
ни дешёвым пивасом у спара,
ни цветущими где-то там вишнями,
ни гудроном на летних платформах,
ни больницей, ни четным в букетах.

расскажи про свою ностальгию.
расскажи, какой праздник ты хочешь.
расскажи про свой гребаный офис.
я послушаю,
то есть
попробую
слушать –
я попробую слушать иначе,
подумав о том, что
не
потеряла
тебя



[1] Традиция выпускников МГТУ им. Н.Э.Баумана: кататься на тазиках по случаю защиты дипломов. Уходит корнями во времена, когда бауманцы учились не 6, а 5 с половиной лет, заканчивая учебу зимой, а не летом. Тогда и было придумано катание на тазах, заполненных конспектами, чертежами старыми учебниками. Катались со снежных и ледяных горок в расположенном рядом с общежитием Измайловском парке. Не в силах расстаться с традицией, теперь бауманцы катаются по лестницам многострадального общежития, а также во внутреннем дворе – привязывая тазик позади автомобиля.
[2] Популярные в начале нулевых языки программирования
[3] Но́та — класс в классификации эфирных масел и других ароматических веществ по скорости их испарения. Ноты делятся на верхние (они же головные, начальные), средние (основные, сердцевинные, сердечные) и базовые (фоновые, конечные). (Википедия)

⁣Записки из дома видений и распада

Замешано на оригинальном соусе из раздумий, иронии и страхов, бушующих исключительно в воображении одного из тех, кто населяет дом распада и видений.



Тишина. Давно забытая тишина.


Да-да, согласен. Неуютно как-то. Выходит к людям и молчит. Не знаешь, что и ожидать. Ладно, если просто тупой и забыл, с чем шел к народу. А то, вдруг очнется и расскажет что-нибудь, и живи потом как хочешь со всем услышанным.
Дико извиняюсь, но я к вам надолго. Так что располагайтесь поудобнее. Приготовьте подушечки, одеяльца теплые. Запаситесь попкорном, лучше чем-то посъедобней. Ведь эмоции угощенья просят.
О, уже занавес открывается, и с каждым сантиметром нарастает шум. Теперь, увы, как изнутри, так и снаружи.
А я, привычно, остаюсь на месте. И жду, пока…

– Что за бредово-заунывное вступление?
– Кто его, вообще, делегировал сюда?
– Пока не поздно, отправьте его назад в дом тишины и грез потухших.
– Старик, забей на них. Можешь даже плюнуть. И не забудь, что Гений среди нас один.
– Я предчувствую провал. Все будет плохо.
– Да, вы что, ошалели? Что о нас люди подумают? А ну затихли все! И чтобы до конца ни звука!


Ой, извините, доктор, я отвлекся. Вообразил, что скоро занавес и выхожу один я перед всей планетой. Та в ожидании замедлила вращение свое… Увы, в реальности я в вашем кабинете. В пси…, извините, в сума…, виноват, пусть будет в замке, где наяву фонтан из сновидений и чудес, а ночь уколами приносит облегчение.
Меня зовут… Для простоты называйте меня Гением. Я тот, кто нашел убежище в этом доме страхов и иллюзий. Впрочем, что я. У вас же все в истории моей боле…, простите, усталости и непорядка в мыслях.

Доктор, вы, правда, хотите знать, что привело меня сюда? Это до безумия смешно. Видите ли, я вступил в тот странный промежуток жизни, когда с головы опавший волосок превращается в кусочек брюха. В переводе на русский, доктор, стремительное облысение порождает не менее резвое утолщение. Такое чувство, что организм достиг совершенства. Ничего его покидать не хочет. Но вот парадокс: вопреки повальной моде на атлетично-не употребляющий образ жизни, на сияющую на радость домохозяйкам лысину и на живот – гордость Колобка, я вдруг почувствовал явно возросший интерес со стороны молодых и не очень, красивых и даже очень. Здравствуй лето, ты ли это? А может, как перефразируя, говорилось в одном бессмертном романе: «А изменился ли этот гражданин внутренне?».

Первой на горизонте показалась брюнетка. Чуть полновата, но как поет! Повсюду и без ненужных перерывов. Несмотря на разные музыкальные пристрастия, воспылал к ней не на шутку.
Но тут в мою биографию тайфуном ворвалась блондинка. Стройная, стремительная. Делает бизнес. То здесь, то там. Никак не могу поймать момент между ее приветом и пока.
Последней объявилась рыжая. Из ниоткуда. Рыжая. Да, рыжая.
Все нравились. Я был готов жениться. Но на ком? И, как назло, никого не оказалось рядом, кто, как раньше маменька, одобрит или наоборот. Что было делать мне? Как выбирать одну?

Тогда впервые, доктор, я услышал Их.

Да, что там женщины. На меня вдруг работодатели объявили настоящую охоту. Вспомнили. И сразу все, как будто у них на всех один будильник. И предложения на вкус любой.
Работа по душе (кажется, впервые в жизни). Но денег, только чтобы государство и желудок отвязались.
Хорошая зарплата. Даже сверх. Но, как подумаю, что каждый день я буду заниматься тем, от чего воротит.
И гонорар приличный, и любимое занятие, но с этими людьми я не готов к совместному труду на одной планете.
Ну почему я должен делать выбор каждый раз? Не нужен ангел мне, пусть маменьку заменит одобрятель!

В тот момент, доктор, Они все более раскрываться стали со мной или, точнее, у меня.

Одновременно с атакой на мое холостое и безработное пребывание поступили весьма заманчивые предложения: отдых вдвоем на склоне гор; отдых вдвоем (или как придется) на склоне лет; под водой и над землей; среди людей или разумный отдых.
Как можно одному все это выбрать – куда, с кем и на деньги за какую из работ? Я более не буду толерантен – это просто сумасшедший дом. Маменька, что ж ты не оставила записку: что делать, когда возможность не одна?

Доктор, Они меня перестали слушать. Заявили на все свои права.

Как мне тогда казалось, я смог найти решение. Да так удачно. Не зря же так много времени потратил на посещение лекций и различных практик. Я, наконец, стал автором своей прекрасной жизни… Мне тогда казалось.


Представьте небольшой домишко. Да почему же небольшой? Огромный дом на берегу. После того как спас от гибели дочку олигарха, могу себе позволить. Каждую неделю дом наполняется веселыми и шумными голосами. Все меняется, но уже много лет никто не пропускает обед в гостиной по воскресеньям. Необъятный стол, дружная семья. Вот старшая черноволосая наследница (как на мать похожа!) что-то тихо напевает. По-детски беснуются мои дочурки. Их светлая и рыжая головки мелькают на дальней стороне стола. Как на мать похожи! Со мною рядом жена любимая. Как ни посмотрю, всякий раз иная. Кормит грудью малыша. Лысенький такой. Даже не знаю, кого напоминает. И за столом всегда такая благодать. О чем нам ссориться, ведь все так прекрасно.
Облепленный патокой с ног до головы, выхожу из дома, пробегаю по горячему песку и с наслаждением окунаюсь в море. Оно заключает меня в объятия как родного. Дельфин заныривая, подмигивает мне. Акулы образуют коридор из уважения и страха. Через мгновение я над землей парю в компании
орла. Он высматривает жертву, я наслаждаюсь ощущением свободы. В саванне наперегонки бегу с гепардом. В недоумении отставший, он бредет назад с одной лишь мыслью: «Ну, это слишком. Все, завтра ухожу я в зоопарк».
Торможу у деревушки перед замком. Народ с поклонами встречает как героя. То ли оживил красавицу принцессу, то ли чудотворно дождик намолил. И далее на всей Земле восторги, крики: «Браво» и шепот: «Смотрите – это он». Я спас планету от Третьей мировой, открыл звезду похлеще Солнца, покончил с раком, а заодно с алкоголизмом и верой в лотерейные билеты. Посредственности наблюдают за забором.
Сижу, ожидаю награждения. Весь мир за этим наблюдает. Кто получит Оскар, сегодня предсказать легко. Во всем, на что номинировать возможно, один лишь существует автор – я. Все снял, смонтировал, сыграл. А уж кто ведущим приглашен, излишне задавать вопрос.
Куда ни взглянешь, всюду я. Бога больше нет, вернее изменился лик.
Смущение окончательно поселилось на моем лице.
За самый читаемый роман. Издан на всех известных языках. Цитируют в пивных и на орбите.
За самую поющую мелодию. С ней просыпаются и засыпают от младенцев до глубоких стариков. Медведица напевает медвежонку.
За самую искусно написанную картину. В борьбе за это полотно музеи заложили все, что доселе считалось культурным достоянием. Из галереи выходя, хочется не открывать глаза до следующих визитов.
И, наконец, смущение достигло апогея за самый необъятный Мерседес! Человечество обреченно курит в стороне. А какой я гол забил в финале, вы это видели?!

Я не справился. Просто не справился. Террариум фантазий непобедим.
Не правда ли, доктор, очень смешная история? Гадкий утенок так страстно желал и так сильно боялся оборотиться в прекрасного лебедя, что теперь… Теперь превращается и превращается, превращается и воплощается. И надо признать, воплощается в невесть кого.

– Доктор, а ничего, что я разлегся на диване?
– ...
– Отлично. Но почему от вас я никакой реакции не вижу? Вы чем-то озабочены или устали? А может, слышали все это много раз? Или вам просто не смешно?
– …
– Доктор, а вас не смущает, что вы всю дорогу молчите, а я, выходит, сам с собою неспешную веду беседу? Вдруг, вы решите, что я их тех, кто нынче завтракал с Сократом?
– …
– Что ж, вам виднее. Продолжаю?

Каждый раз, как закрываю глаза, вижу необъятных размеров поле. Передо мной развилка.
Какой камень, доктор? Вы в каком веке застряли? Ну что вы.
Дорожка слева ведет к почему-то знакомым очертаниям дома видений и распада. Туда стремиться я не вижу смысла: одинокие умозаключения вкупе с тревожной обстановкой позволят обойтись без моего на то желания.
Справа две тропинки, как будто взявшись за руку, ведут по кем-то предопределенному маршруту. Та, что левей – к цинизму или порядку, смотря, откуда наблюдать. Впрочем, мне не по этому пути: говорят, не в той семье родился. Правее на расстоянии всего десятка страхов тропа приводит сразу на конюшню. Что ж, унизят, выпорют, но и без хлеба не оставят.
Еще одна дорога лишь недавно открылась взору. Куда ведет, не знаю. Притягивает,
соблазняет и ничего не обещает.
Но, доктор, и во сне я остаюсь на месте. И жду, пока…


– Да когда уже прекратится этот философский бред? Развел тут, понимаешь, вселенскую тоску.
– Кто, вообще, его сюда позвал? И, наконец, почему из нас именно его?
– Засуньте емукляп, загипсуйте руки.
– Отправьте его срочно в дом фантазий и упадка.
– Пирожки. Чай, кофе, пирожки. Кому пирожки?
– Я ни грамма не поняла. Но, кажется, ничего так. Томненько.
– Старик, забей на них. Можешь даже плюнуть с наслаждением. И не забудь, что только ты отзываешься на имя Гений.
– Я обещал провал. Он и случился. Все плохо.
– И что, теперь, о нас люди подумают?
– Большинство этого не хочет, – оборвав внезапную полифонию, проговорил низким голосом, по-видимому, главный.
– Ты кто? А, ну да. И что многоголосье не желает?
– Соп лей и жевания,печали и страдания, – торжественным басом заключил старший по голосам.
– А хотят чего?
– Плясать и веселиться. Веселиться и плясать.
– Так отправь их к Джокеру.
– А…?
– Лучше передай этим отголоскам интеллекта, что могут стройным шагом идти в известном направлении.
– Они удивятся.
– Тогда пусть разведают другие цели.
– Они сильно удивятся.



Знаете, доктор, спорить с собой как с авторитетным лицом, да в придачу бодаться с табуном внутренних недоумков, чересчур даже для моего изнеженного мозга.
Всё, всё. Подушечка, одеяльце теплое. Как хорошо. Завершаем на сегодня мысли. Засыпа…
– А сказку на ночь про доктора?
– Заткнись. Спать. Всем.

⁣

Сказка
о паровозике






Среди
кубиков, машинок,
Мишек,
зайчиков, кабинок,
Рядом
с котиком в футболке
Паровозик
жил на полке.
Все
игрушки жили дружно,
Им
и ссориться не нужно.
Мальчик
Стёпа в них играл –
Аккуратно,
не ломал.
Паровозик
был так рад
Ездить
к Стёпе в детский сад,
С
ним в песочнице резвиться,
Вечерами
в ванной мыться.
Но
ночами он не спал,
И,
глядя в окно, мечтал,
Что
однажды выйдет в рейсы
На
настоящие он рельсы.
Звонок
раздастся на вокзале,
И
паровозик в ветра шквале
Помчится
грузы доставлять –
Об
этом можно лишь мечтать…
Ведь
паровозик из пластмассы,
Возить
не может грузов массы,
Лишь
2-3 кубика всего
Войдут
в вагончик у него,
Тянуть
состав не хватит сил…
И
паровозик загрустил.
Напрасно
все друзья на полке
Его
смешили – мало толку
От
шуток их и утешений –

Колёса
жаждут приключений!






Желанья
нужно исполнять,
И
паровоз решил сбежать.
От
Стёпы на прогулке скрылся,
В
зеленой травке притаился.
Игрушку
Стёпа не нашел,
Один
домой в слезах ушел.
«Не
плачь, мой друг, тебе клянусь,
Я
обязательно вернусь!»-
Так
паровозик прошептал,
И
по дорожке вдаль помчал.
Катил
он по тропинке длинной
Вдоль
тёмной улицы пустынной.
Вдруг
слышит звон и скрипы свай –
То
едет по мосту трамвай.
Стук
рельсов и вагонов дрожь –
На
паровоз он так похож!
Смутился
наш малыш немного:
«Где
здесь железная дорога?»-
Спросил
трамвай тихонько он,
А
тот сказал: «Садись в вагон!
Путь
до вокзала покажу
И
всё, что хочешь, расскажу!»
В
трамвай запрыгнул наш герой,
Спросил:
«Но кто же ты такой?
Ты
паровоз напоминаешь,
Но
дыма ты не выпускаешь»
Трамвай
с улыбкою ответил:
«Сегодня
знают даже дети,
Что
паровозов прошёл век –
Придумал
поезд человек!
Уже
давно не топят печи,
И
искры не летят навстречу,
И
воздуху дым не вредит –
Здесь
электричество царит!
По
проводам поток идёт
И
силу поезду даёт.
А
я трамваем называюсь,
И
тоже током я питаюсь»
Трамвай,
чуть помолчав, сказал:
«Ну
вот, конечная – вокзал!»






И
наш малютка-паровоз,
Почти
не чувствуя колес,
В
волнении к рельсам поспешил,
Гудел,
пыхтел, что было сил.
А
на вокзале даже ночью
Людей
толпа и шумно очень.
Везут
тележки, чемоданы,
Светят
огни, горят экраны,
И
громкий голос возвещает:
«На
путь четвертый прибывает
Товарный
поезд»…стоп –сигнал.
Наш
паровозик замигал
Своими
фарами навстречу,
Но
там, в толпе, был не замечен.
Ушел
товарный, прибыл скорый…
Наш
маленький герой, который
Стоял
у краешка платформы
Был
оттеснён рабочим в форме.
У
поездов жизнь непроста-
Дороги,
скорость, суета.
Большие,
важные они
Всегда
на службе быть должны,
Как
стрелы быстрые летают,
Внимания
не обращают
Они
совсем на малыша…
И
паровозик, чуть дыша,
Смешавшись
с шумною толпой
Печальный
двинулся домой.
Но
вдруг знакомый крик раздался:
«Ты
как, дружок, здесь оказался?!»-
Бежал
к нему навстречу Стёпа,
От
радости в ладоши хлопал.
«Нашелся
паровозик мой!
Мама,
возьмем его с собой!»
Со
Стёпой, мамою и папой
Поехал
паровоз в Анапу.
От
радости он загудел,
Когда
в купе на полку сел.
Столбы
поплыли за окном,
Завод
и лес , забор и дом…
Под
монотонный стук колес
Заснул
наш крошка-паровоз.
Вот
так мечта его сбылась –
По
рельсам он, не торопясь
Навстречу
приключениям катит,

Надолго
впечатлений хватит!

⁣ SHAPE \* MERGEFORMAT




























Игры грибников



(финальному
сезону сериала «A Game of Thrones», а также сэру Полу, снабдившему меня в
дорогу пером и чернильницей, посвящается)








Хотелось бы
начать выспренно и неотразимо, подобно парящему вокалу ROY’а ORBISON’а в
припеве одноимённой песни:

"I Drove
All Night" — «Я гнал всю ночь» —

но это
прозвучало бы неправдой.

В
действительности, я рядовым, неспешным, в силу частых на трассе видеокамер,
образом (к тому же днём) наезжал в Ульяновск по своим обычным делам. Миновав
Димитровград, некогда перспективный, дерзкий и самовлюблённый, как все
«минсредмашевские» городки, бывшие в советскую пору на спецобеспечении, а ныне,
отлучённый от бюджетных излишеств и лишённый надежд, тихо и незаметно
угасающий, я невольно обратил внимание на роскошное, фэнтэзийное неубранство
залежей валежника в лесополосе, затянувшееся на несколько километров по обе
стороны дороги — свидетельство скоро как 15летней давности урагана небывалой
силы, нежданно случившегося в этих местах. Столь долговременная запущенность
лесопосадок прямо указывала на исчезновение, видимо, по вине урагана, лесничих
как вида.

Но самое
интригующее я заметил чуть дальше: на краю опушки задумчиво стоял отменно
экипированный грибник (перехваченный поясом добротный дождевик, недешёвые
ботинки и удобный рюкзак), внимательно и осторожно трогавший аккуратно
срезанной (скорее всего, туристическим BENCHMADE’ом или COLD STEEL’ом) веткой,
неподвижную, коричнево-чёрную амальгаму небольшой лужи, взявшейся здесь
неизвестно откуда; да и для грибов, сказать честно, было ещё рановато. Словно
почувствовав мой взгляд, он обернулся — и ещё долго, мне, удаляющемуся, холодил
затылок прищур его совсем недобрых глаз. Беззаботно тренькавшая FM-станция
вдруг куда-то подевалась, и в динамиках отчетливо послышалось ржание коней, а
неведомый гортанный голос что-то прокричал под яростный звон мечей. Пусть
солнце и продолжало светить, но дорога оставалась совершенно пуста, — стало
немного жутковато. И тогда я внезапно всё понял: те, якобы «лужи» — это
порталы в параллельный, загадочный и сказочно-опасный мир, — тот, где тоже мы —
только другие...

Случалось ли
вам, встречать в лесу настоящих, perfect* (весьма удачный в данном контексте
термин) грибников? Я имею виду не праздных горожан, выбравшихся в лес ради
«коннекта» с природой, в балахонах попугайской расцветки, немилосердно
цепляющихся за ветки и с не сходящими, блаженными улыбками на устах; с
обязательными, «сказочными» лукошками на игривом локтевом изгибе и суковатыми,
найденными по случаю, палками, — более для антуража, нежели для грибных
изысканй. И точно не тех, пыхтящих локомотивами, тянущих за собой обозы, с
верхом наполненных добычей корзин, красномордых «грибокопателей», зачищающих
грибницы с усердием, сделавшим бы честь и эсэсовской зондеркоманде.

Нет, я говорю
о другой, редкой, но встречающейся иногда породе поджарых, подтянутых мужиков,
лет 30-40, в непромокаемых куртках или плащах, с парою бутербродов и термосом
крепчайшего чая в заплечных мешках, добрым ножиком в чехольчике с боку,
уверенным, маршевым шагом пересекающих наши леса — скажите, зачем? — вы видели
ли когда-нибудь их с грибами? Настороженным, цепким взглядом неустанно
сканирующих лес, отыскивая отнюдь не боровики с подосиновиками…

По неведомой,
во много раз сильнее их, причине (думаю, тот самый, невиданной мощи ураган),
они оказались в нашем мире — и с той поры, по мере сил, стараясь не вызывать
подозрений у окружающих, пытаются отыскать дорогу обратно — домой.

Ведь пока они
здесь вынуждены прилежно ходить на постылую работу, отбивая бесконечные
кредиты, ублажать через силу нелюбимых жён и пытаться привить нерадивым чадам,
как вельможным отпрыскам, хоть малую толику учёности и рыцарской отваги, — там,
у них, рушатся и возникают города с прекрасными ратушами и загадочными
обсерваториями, распадаются и возникают заново королевства, красавицы с
льняными волосами томятся в подвалах злобных карликов, усталые, одинокие рыцари
стучатся в ворота мрачных и неприветливых замков, прибрежные пираты лапают
девок и шумно делят добычу в портовых тавернах, восстают вассалы, предают
союзники, а враги удивляют благородством. И понимая, что в том, их мире рокочет
эта волнующая, увлекательная и опасная жизнь, но без них, они поздними вечерами
выскакивают на балконы и, давясь безвкусной соломой здешних сигарет, с тоскою
смотрят на звёзды — они там такие же, только в ином порядке. И во всякий
свободный день торопятся в лес, чтобы искать, искать редкие лужи-порталы…


Если
наткнётесь на кого-то из них, случайно встретившись взглядом, — продержитесь
несколько секунд и не отводите глаза сразу — они это ценят. Предложите чаю иль
кофе из своего термоса — им ещё долго, до самого темна, ходить, ища выход или
хотя бы надежду. Скажите несколько тёплых, ободряющих слов — они ведь самые
несчастные среди нас — потому как помнят, что здесь чужие.

А главное —
не забудьте, крикнув в уже уходящую спину, попросить, ежели сумеет выбраться,
передать привет вашим — кто знает, может быть, вы тоже оттуда?



P. S.
Ну, а разоткровенничавшийся old fellow GEORGE RAYMOND RICHARD MARTIN, я
уверен, — из этих, perfect грибников. Просто староват стал для поисков, вот и
потянуло на мемуары.




*Истинных (англ.)

⁣Ориби Каммпирр - стихотворение "Земные ангелы без крыл"


⁣Мой милый друг! Прекрасен глас,
В твоих словах так много лести!
Я рад был слышать эти вести
И рад был видеться сейчас…

Прошу простить меня за столь
Свободный тон и глаз сиянье,
Я разделяю состраданье,
Но также рад улыбке той.

Ты говоришь, она больна?
О да, едва ли изменилась!
…А сердце, как и прежде, билось,
Переполняя дух сполна.

Да, вижу я, волненья свет,
Почти, как нимб, над ней зарделся.
Но я не маг и знать не смел,
Чем обернётся твой совет.

О, вижу, вижу… Спать не хочет,
Опять в мечтах, опять одна.
Но, согласись, теперь Луна
Над одиночеством хохочет.

Не спит – и путь! Не стоит крылья
Пускать в полёт на каждый зов.
Конечно, ты мудрей всех сов,
Но помни, друг, что не всесилен.

Оставь! Иди. И пусть она
Одна решит свои напастья
И пред мгновеньем сладким счастья
Предастся воли крыл и сна.

Она – звезда, всё в этом слове.
Ты – ангел, но порой, поверь,
И ты, и я стучимся в дверь,
Когда уже на всё готовы…

Она – лишь дева, впрочем, может
Случиться так: повыше нас.
Напомни, сколько, сколько раз
Она затягивалась кожей?

Уже почти в руках у смерти,
Но силы вдруг – и в облаках!
Её ведь ждал конец, в руках
Держал я Книгу книг, поверь ты!

Я знаю, это не объять,
Я знаю, что тебя тревожит,
Но человек порою может
И не такое вдруг являть!

Поверь, мой ангел, есть такие,
Они, как мы, но лишь без крыл,
Их силы – выше наших сил!
Они, как мы, но лишь земные.

Кончай грустить! Уж лучше к ней
Ступай скорей, ступай же смело,
Ступай, а утром вновь за дело –
Лети и мыслью не болей!

Ступай, ступай, не бойся света!
Тебе ль его бояться вдруг?
Есть средь людей такие, друг,
Что рождены в миру не в этом…

Они, как будто мы без крыл,
Ошиблась вечность – так бывает.
И мы порой на солнце таем,
Совсем лишённые всех сил…

Бесплотный дух питает нас,
А что питает их – не знаю.
Я только вижу, понимаю:
Бывает так в полночный час…

Наверно, чудо, не иначе!
Слыхал о том и ждал, и верил.
И вот теперь услышал сам,
Как человек ломает двери,
Которые, гласит поверье,
Лишь мы способны отворить…
О, это очень много значит,
В словах и нам не воплотить!


26 – 27.11.2020
#стихи_Ориби

⁣Добрый день, меня зовут Ксения Ланцова, псевдоним Ксения «Seva», Цикл стихотворений «Сентябрь 21ого» номинация - Поэзия
***
- я письма твои, нашла...
- к кому?
- к той, которой писал...
- люблю лишь тебя, одну!
- а в письмах совсем не так...
- понять не могу, зачем?
- я сам не могу понять...
- ты в сердце меня, ножом...
- прости, я такой дурак!
- а жить мне теперь, зачем?
- прошу, ну не надо так!?
- ты просто иди за дверь,
и сам за собой закрой.
- не нужен я больше такой?
- не нужен мне мир такой...

***
Чужим хочу тебя назвать
Совсем не думать о тебе
Пустынной улицей бродить
Питая чувства лишь к себе

В тиши прощаться не с тобой
А с громким возгласом "постой"
Ответ не слышать в голове
"Я нужен там, вас было две"

Не обнуляясь, обнулить
Все чувства горькие к тебе
И о потери не скорбеть
Освободить себя в душе.

***
Ворота открытые помню…
За ними желтела листва.
Запомнились сильною болью,
Кровавой казалась она.

Не пасть на колени пыталась,
Дрожало все тело внутри,
За кромку руками хваталась,
Дождаться надеясь зори…

***
Ты печаль за печалью не пробуй унять!
Как круги над озёрной гладью,
Ей в душе обязательно нужно бежать,
Словно локон струящейся прядью.

Проживи и прочувствуй сквозь слезы и боль,
Отдаваясь полностью грусти, -
Так над жизнью вернется скорее контроль,
Как река возвращается в устье...


Отец
И ты смолчал
Точней сбежал
Бежал всегда
Уже не новость

Слабее стал?
Наверно да
Не мне судить
Пусть судит совесть...

***
⁣Мне самым счастливым удалось быть однажды,
Таким, увы, мне больше не стать,
Такое мгновенье не случается дважды,
После него остается страдать.

И глаза эти видеть только в памяти,
Наяву никогда не ловить этот взгляд.
И улыбку ... такую родную
Хранить где то в сердце, не забывать никогда.

Та девушка, чьё имя мне неизвестно,
Чей взгляд был серьёзней, чем у других.
Я влюбился в глаза её, голубые как небо
И красоту её мне не с чем сравнить.

Она была той, которой я любовался,
Которой восхищался я издалека.
Теперь эта женщина дороже мне жизни,
Теперь эта женщина очень сердцу близка.

Мечта ведь когда то была так далёка,
Все время казалось что это лишь сон.
И как же прекрасно порой осознать,
Что та незнакомка, теперь оказалась передо мной.

Вот она рядом, та девушка,
Имя которой тогда я не знал.
Смотрит своим серьёзным взглядом
И глаза голубые меня всё так же пленят.


***
⁣Сердце вдруг быстрей забилось, себе на горло наступил.
Оно должно было принадлежать не вам,
Но покорился я, увы, о взгляде лишь молил,
Осознавая, что вогнал себя во мрак.

Души порывы мне необъяснимы,
И вы примите это лишь как стих.
Исчезла боль моей души ранимой
И голос страха громкий вдруг затих.

Стихи эти отнюдь не о любви,
Я не посмею нарушать ваших границ,
Это есть ода девушке, чье сердце по́лно доброты,
И милосердие чье описать не хватит тысячи страниц.



***
⁣А вот и я… а значит у тебя все плохо
И ты забыл, что же такое быть собой,
И каждый твой поступок отдалял тебя от Бога,
И каждый выбор твой был порицаем мной.

Как от меня избавиться? Ну ты хоть сам себе не лги,
Хоть для себя не притворяйся ты хорошим,
Ведь я то знаю все твои грехи,
Уух…у меня от них аж дрожь по коже.

Ты лучше расскажи о всех своих плохих мотивах,
Скажи, чем лучше ты всех остальных?
С чего вдруг ты достоин быть любимым?
С чего вдруг о тебе должны писать стихи?

Не стоит, так усердно ты не распинайся
В рассказе о неудавшейся любви,
И без того видны мне все твои накопленные раны,
Что сердце глубоко в себе таит.

Откуда мне известны все твои печали?
Я рядом был на протяженье твоего пути,
Ну разве о несчастной жизни мы с тобой мечтали?
Почему ж так хочешь ты меня и Бога подвести?

Я ангел твой, хранитель твоего покоя,
Избавить послан я тебя от всех невзгод,
В тот судный день, когда предстанешь перед Богом,
Душа будет чиста, хоть и сейчас ты гневом ослеплен.

Прости, я вовремя тебя не уберег,
Я позволял всему плохому оказаться в твоей жизни,
Но ведь и счастье ты однажды все-таки обрел,
Поведай же о нем в своей непревзойденной рифме.

⁣Поэзия

***

Где-то остались реки,

там же остались броды,

автовокзалы, перроны,

шумные пароходы.



Пустошь покрылась полем,

скомкана кромка моря,

и города грохочут

там, где стояла Троя.



Пеплом семи вулканов

новый родится остров.

Вместо дворцов и храмов

древних фрегатов остов.



В небо уткнутся древа

и спеленают тучу.

Вырежет мастер флейту,

с нею взойдет на кручу.



Звезды горят другие,

роза ветров сменилась,

только у флейты песня

так и не изменилась.

***

Впереди миллионы лет:

все успеется, не спеши.

Лишь когда захочешь сказать,

не откладывая, скажи.



Потому что их – миллион,

но не каждый из них для нас:

для всего есть судьбы кордон,

и, порой, невозвратный час.



Сколько в прошлом осталось лет,

сколько в будущем - и не счесть,

лишь сегодня другого нет,

жизнь всегда только то, что есть.



Пусть когда-то и не с тобой

приключится сомнений страх.

И, как прежде, такой живой

будет речь на твоих губах.

***

Я в человеке вижу свет,

его природу, первозданность,

на веру принимая данность

его несовершенных черт.



Во взгляде равнодушных глаз,

и в зависти, и в колком слове,

и в обвиненьи наготове,

и в лживости фальшивых фраз,



в безмолвном горе мудреца,

и в безутешном детском плаче –

мне посчастливилось в удаче –

я вижу замысел творца.

***

Посиди со мною, тишина.

Мы с тобой встречаемся так редко.

По окну постукивает ветка -

третьей лишней нам она дана.



Мне с тобой услышатся шаги

тех, кто навсегда уходит прочь,

как чернила разливает ночь,

спать ложатся други и враги.



Мне с тобою увидится рассвет,

лица, позабытые давно,

проплывают кадрами кино

и тихонько шепчутся в ответ.



Им сквозь годы молча прокричу,

все, что затерялось между строк,

но выходит нашей встречи срок,

от тебя я в шумный мир лечу.

***

Чайки кричат – это к
морю.

Море - всегда к кораблю.

Слышно, как ветер с волною

песню заводят свою.



Полною грудью дышит

парус, алея вдали.

Штурман за мили слышит

зов неизвестной земли.



Выдержат штормы - штили

и капитан, и борт.

Виден лихим матросам

давней надежды порт.



Чайки кричали утром,

Ветер хлестал с дождем.

Вижу вдали аллеи

Парус над кораблем.

***

Завязала память узелки

о простом, обыденном, неважном:

как играли в детстве в «Казаки»,

как пускали самолет бумажный.



У малины - пенный аромат,

варежки, облепленные снегом,

с газировкой шумный автомат,

не хватает воздуха от бега.



«Ножички», секретик под стеклом,

песни на заезженной пластинке –

сохранились в памяти тайком

прошлого счастливые картинки.

***

Больно тебе? не дышится?

Только пустой листок

болью твоей испишется

стаей неровных строк.



Будешь читать молитвою

болью рожденный стих –

станет не острой бритвою,

а послеслезно тих.



Ветки с листвой прощаются:

зелень сменив на медь,

тихо, легко срывается –

время листве лететь.



Время уйти от прошлого,

новый рождая мир –

будущим припорошенный,

чистый листок для лир.

⁣Людмила Кузенкова



Свет
из – под ресниц.



Эссе



Я
прощенья - не прошу,

Я
прощенье – искупаю:

Как
по тоненькому льду

До
тебя

шаги

считаю.



Пока
ты еще никому
не веришь, точнее – уже
никому. Ты никого
не

подпускаешь к себе
близко, и это – правильно, ведь
ты уже столько
раз

ошибался. Твое лицо
по – прежнему бесстрастно, но
я точно знаю:
ты слышишь каждое
мое слово, внимательно
следишь за мной.

Ты снова
останешься сидеть за
своей партой, когда
все соберутся вокруг
меня, чтобы поиграть:
зачем, ведь тебя
все равно не

выберут ведущим, и
вообще, вряд ли кто
– нибудь заметит твое
отсутствие. В тетради – тоже, что
вчера и всегда – равнодушные «каракули»,
с которыми самому
не хочется встречаться
взглядом.

Ты
не расскажешь мне
о том, что
на днях тебе
подарили щенка, о

котором ты так
давно мечтал, и
какой он забавный.
Ты не заплачешь,


когда на твой
любимый рисунок нечаянно
опрокинут стаканчик с водой.


Тебя не увидят
бегающим, спорящим, смеющимся,
потому что тебя
уже

- нет. Ты
ушел от нас.
Когда – то тебе тоже
хотелось быть с
нами, но

ты устал жить
невидимкой: не – нужным, не –
заметным, не – понятым.

Ты перестал надеяться,
что кто – нибудь заглянет
однажды в эти

удивительно умные голубые
глаза и увидит
в них весь
твой огромный

мир, которым тебе
не с кем
поделиться…

Потерпи немного,
еще чуть – чуть. Ты
прости, что пришлось так
долго ждать.

Это
будет очень трудный
путь – навстречу друг другу.
Я знаю – в
любой момент ты
можешь остановиться, и
между нами снова
возникнет леденящая бездна – отчуждения. Ты
не будешь прощать
мне ни одной
ошибки, даже самой
малой, по сравнению
с теми, что
уже пережил. Ты
станешь холодным, упрямым и
даже жестоким. Ты
начнешь возвращать все
обиды, причиненные тебе
другими, и каждый
твой шаг будет
больно ранить меня.
Но я выдержу
все это, не
сверну с дороги.
И однажды, солнечным
утром, а оно
обязательно будет солнечным,
ты подойдешь ко
мне, молча возьмешь
за руку, и
мы пойдем с
тобой вместе - ты
и я, Человек
с Человеком. И
забудутся прежние обиды,
словно бы их
и не было.
И на душе
станет светло и
спокойно оттого, что ты – вернулся, и
теперь мы – вместе…

Тишину взорвал
твой шепот. Протягиваешь
тонкую тетрадь:

- Это – стихи. Мои.

- Можно их
прочитать?

- Да.

- Спасибо. Что?
Не обращай внимания,
наверное, что – то в
глаза

попало… или - в сердце.



Сколько света из – под
ресниц…

Неужели случилось чудо?

Ты вернулся из
ниоткуда,

Ты один – среди тысяч
лиц.

⁣⁣Где сливается с небом поле...

Где сливается с небом поле,
Нить грунтовки стремится вдаль,
Где-то там притаилась воля
И покинет меня печаль.

Там свобода и ветер тише,
Домик пряничный средь лугов,
Там над речкой прохладой дышит,
Русь, низвергнув своих врагов.

Там душа, воспаряя в высях
Среди горних витает сфер,
И не лезут дурные мысли,
Раздражая покоя нерв

Нет предательства и обмана,
Суеты бесконечной нет,
Душ людских озаряя грани,
Там Господень сияет свет!

Там лежит моё Эльдорадо,
Беловодье и Шамбала,
Мне туда очень-очень надо,
И, чтоб милая там ждала.

Я иду туда беспрестанно,
Через годы и времена,
Через порты и полустанки,
Наяву иду и во снах.

Мне б дойти к безмятежья доле,
К русской, божьей моей стране,
Но слияние неба с полем,
Не становится ближе мне.

⁣осоногая моя девочка

Босоногая моя девочка,
Кружишь голову мальчугану!
Перешагивая через веточки
По заутреннему туману.

Собирая росу с травиночек,
Разгоняя жуков да гусениц,
К небу голову запрокинула,
Улыбаются губы-бусинки.

Стебельки щекочут коленочки,
Вожделеют девчонку травы!
Луг проснувшийся подбоченился,
Лишь взошла на него босая.

Даже ветер что пел работая,
Попритих, восхищением ласковый.
Обдувает тебя заботливо,
Лишь бы кудри твои разбрасывать!

Улыбаюсь картине радостной,
Расцветает природа спящая.
Ах, босая моя красавица,
Зацелуй ты меня пропащего!

Раскину руки

⁣Раскину руки, растопырив пальцы
И запрокину голову назад,
Потоком ветра буду наслаждаться,
Он меня нежно будет целовать.
Освобожденным, гулким криком
Слова я к небу устремлю,
Душа - взовьется в буйный вихрь,
Поправши городской уют.
Свобода, ветер на просторе,
Светила теплые лучи,
Зеленое колышет поле,
Речушка ласково журчит...
Я закружусь, не унимаясь,
Я - вихрь! Я - освобожден!
Пусть в дальней дымке город тает,
Теперь мне безразличен он!
Как стравливал, душил за горло,
Чахотным дымом заморил,
Бетонно-каменно-стекольным
Нагромождением давил.
Но я прорвал мороки полон,
Из липких вырвался сетей,
К речным, ласкающим затонам,
От надоевших тополей!
Пусть медленно, но забываю
Домов старинных бренный тлен...
Я наконец-то отдыхаю,
Свободный и вне серых стен!

⁣Зураб Бемурзов /Ветер/ Поэзия

Подборка стихотворений на конкурс ⁣Международной литературной премии им. Юрия Левитанского


⁣Изумруд


Был тглух и тих ваш сонный пруд
В оправе золота и сосен -
Старинный пыльный изумруд,
Каких никто сто лет не носит.

И я в незыблемость воды
Упала яростно и смело,
Как ваши спящие мечты
Внезапно возмутить сумела.

Упала навзничь, торопясь
В ожог, в озноб, в оцепененье -
Плыла и щурилась, смеясь
И все за мной пришло в движенье.

Плыла, как отдаваясь вам,
Вальсоподобно и вальяжно,
А есть ли дно под мглою там -
Мне было, в общем-то, неважно.

Я в вас тонула столько раз,
Когда меня вы обнимали,
Что в вашу кровь перелилась
И я сама, а вы не знали.

И если - от такого дня
Господь храни - найдёте сами
Свой пруд, то выплачьте меня
Водой любви, её слезами.



⁣На Луне.


Звезды падают в кратеры лунных морей,
Застывая кристаллами льда.
Ты живешь на другой стороне, на своей
Я встречаюсь с тобой иногда.

Наблюдаю, не смея ступить за черту,
Отпечатки подошв на камнях -
Ты порою приходишь ко мне, в темноту,
Искупаться в безводных морях.

Нам привольно обоим гулять по луне
Друг от друга лица не тая,
Только свет - он всегда на твоей стороне,
А в тени остается моя.

И кометы, взметнув золотые хвосты
Мимо нас пролетают стремглав.
Ты боишься меня и моей темноты,
И, по-своему, видимо прав.

Я - твое отраженье, обратная грань,
Воплощенье кривого пути,
Безупречного иня скрываемый янь,
От которого трудно уйти.

Я брожу, рассыпая базальтовый прах
По горам и долинам луны,
Но тебя избегаю, твой чувствуя страх,
И держусь лишь своей стороны.

Ты мечтаешь напрасно, что я утону,
Напорюсь на скалы остриё...
Разве станут другие, попав на луну,
Оттенять совершенство твое?



⁣Летаргия
Утром темень. Ни спать, ни встать.
Еле-еле напьёшься чаю,
Телефон уронив в кровать,
Убегаешь, не замечая.

До автобуса резвый спринт,
Захлебнувшись струёй морозной.
Путь твой – скрученный лабиринт,
Освещённый зарёю поздней.

В нём зима создаёт холсты
Их малюя легко, в два тона.
Сколько снов пересмотришь ты,
Притулившись в заду салона?

Область квеста – спираль дворов.
Вновь заблудишься, вехам веря,
Прошептав про себя без слов:
«Что ж – проснулась по крайней мере».

Дни – фальшивки. Живёшь впотьмах
По инерции числа ставя.
Пух ли белый иль белый прах
Этот год по себе оставит?

Ты, как все – лишь деталь внутри
Механизма огромной силы.
Горы снега на пустыри
Нанесло. А для чьей могилы?



⁣Зима Ассоль


Вползает сырость в недра кораблей,
Под мокрым снегом вздрагивают барки.
Сипят гребцы с игрушечной байдарки,
Уже ненужной даже для детей.

Идёт к таверне забияка Урий,
На якорь встать в каком-нибудь раю,
Геройски пав с бутылками в бою
На грудь какой-нибудь из толстых гурий...

Пред рыбной лавкой ужинает кот -
Его усы трепещут воровато.
Все паруса разбухли, точно вата.
Темнеет рано. На исходе год.

И злобно мачты зыркают во тьму,
И зябнут пальцы, сматывая пряжу.
По ветхой юбке всюду пятна сажи,
Как пятна слёз по сердцу твоему.

Все сроки вышли много лет назад
Твоих чернильных кос коснулась стужа...
"У дуры этой ни богатств, ни мужа!" -
Так про тебя соседки говорят...

Им не понять неумершей мечты,
В их очагах давно горят дровами
Те сосны, что кивали головами,
Когда о чуде говорила ты...

Вчера истрачен был последний грош,
И нет угля, а холод дышит в щели.
Опять всю ночь ворочаясь в постели,
Ты шепчешь вновь одну и ту же ложь.

Глумливо старость скалится в окно,
Беднягу Эгля уличив в обмане.
И алый блеск на зимнем океане
Тебе, ослепшей, видеть не дано.



Поход


Разрисован пейзаж киноварью и бронзою ржавой.
Мажет кисть октября и не может собраться никак.
Он замкнулся в себе, головой потрясая кудрявой,
Бледный саван небес перекрасив под воинский стяг.

В ритме марша шуршит по дорогам опавшее злато,
Набухает закат от тяжёлых непролитых слёз.
Что-то щиплет глаза - ведь не могут не плакать солдаты,
Расставаясь со всем, что на свете любить довелось.

Для жестоких годин смелых вдосталь всегда у России,
И встают и идут, раз она приказала: "Иди".
Им, как прежде, вослед очарованно машут святые
В пышном пурпуре риз и с крестами на впалой груди.

Порыжелым лесам и от хлеба ломящимся нивам
Провожать их, встречать и о ком-то рыдать суждено.
Нам теперь до весны об исходе молиться счастливом
Да из чёрных рябин цвета крови готовить вино.

⁣Сирень


Разбиваясь о тонкие листья,
Петербург заливают дожди,
Я тяжелые мокрые кисти
На бегу прижимаю к груди.
В тесном душном вагоне трамвая
Лепестки, точно крылья дрожат,
На угрюмых людей разливая,
Упоительный свой аромат.
С мрачных лиц исчезает усталость,
На секунды за чьей-то спиной,
Непреклонно стоявшая старость
Вдруг сменяется юной весной.
Без плаща, но с сирени букетом,
Замешавшись в толпу впопыхах,
Я любуюсь родившимся летом,
Что лежит у меня на руках.


⁣Наводчик


Висит звезда сигнальным маяком.
Как часовой по линиям позиций
Идёт мороз. Теперь бы с Рождеством
Поздравить близких, селфи поделиться…


Здесь праздник чтут на собственный манер –
Враг салютует смертью то и дело.
Разрывов грохот – пенье высших сфер
И милость к ближним – оптика прицела.


Даёшь салют пожизненно в ответ,
Едва сверяясь с точками на схеме.
Сам цел – работай, а о тех, кто нет,
Узнаешь позже, если будет время.

Меняешь угол. Дремлющая синь
Потрясена ударною волною.
Закрой глаза, и, выдохнув: «Аминь»,
Прижмись к земле расслабленной спиною.


Когда же дан на отдых краткий час,
Опять о фотках споришь с командиром.
Послать нельзя – что сделаешь, приказ!
Висит звезда предвечным ориентиром…

⁣Они сидели на перевернутом старом корыте и смотрели, как потерявший человеческий облик Кирюха черенком от лопаты остервенело колотил уже бесчувственное, мертвое тело Кешки. Несколько раз послышался даже и хруст костей.
- Не, ну ты глянь только, чо этот урод творит, а? И за что, главное, бутылка-то моя была, я принес, мне полюбэ больше положено было, а этот урод себе, значит, полную, а мне до половины… И на меня же драться лезет. Урод!
Странная это была пара: один – грязно-туманная сутулая фигура, на голове торчат во все стороны неопрятные вихры, сизая щетина - клубился, исходил мутным дымом, другой – весь белый, неподвижный и печальный – терпеливо держал его за руку.
- Ты вообще кто? Чей? Чо к нам приперся?
- Я не к вам, я за тобой.
- Тормози, братан, спьяну не соображу. Ты мент, чо ли? За мной? Чо так вырядился странно?
- Я твой ангел-хранитель, а так как ты умер, мне надлежит тебя сопроводить, куда следует. А Там, где следует, ты и будешь своего решения дожидаться. Ясно тебе?
- Ничо мне не ясно. Ты походу еще краше нас с Кирюхой налился. Я вот сейчас встану, ему люлей наваляю, а потом…
- Ты уже не встанешь. И никакого «потом» у тебя уже нет и никогда не будет. Он нанес тебе, как скажут завтра судмедэксперты, травмы, не совместимые с жизнью. Ты и жизнь больше не совместимы.
-Постой-постой, не гони! Это, значит, он меня за ноги в огород тянет и пинает? Это он, урод, меня закопать здесь хочет?
-Да, все верно.
- Верно? Все верно? Ах ты… Ангел-херов-хранитель! Ты куда смотрел, хранитель, ты о чем думал, ты чо не слышал, когда я на помощь звал?
- А ты? – не выдержал нейтралитета и заорал Хранитель, топнув бесплотной ногой, - Ты о чем думал, когда в 12 лет у мамки деньги стащил и самогон с друзьями на них купил? Ты меня тогда слышал? А когда пыхать начал? А когда у бабки-соседки деньги украл, пенсию ее жалкую, пока она на огороде ковырялась? А когда…
-Ладно, ладно. Остынь, как там тебя? Гавриил-Михаил?
- Кешка я. Мы ваши имена получаем. Чтоб не путаться.
- Ишь, хитрые какие – наши они получают! Ну вот скажи, зачем вы нужны, если толку от вас никакого. Деньги я таскал, пил, врал, воровал, то курил, то кололся. Ты как у себя там отчитываться будешь за работу со мной?
Кешка-ангел молчал, уставившись куда-то за спину Кешки-алкаша. Тот обернулся. Возле покосившегося штакетника уже собралась целая толпа любопытных. Востроносая, маленькая и любопытная соседка Ирка восторженно щебетала за забором, смакуя в деталях подробности. Двое полицейских по знаку медиков притащили какую-то тряпку-мешковину, перекатили на нее жалкое кешкино тело и понесли в маленький грузовичок.
- Эй, ты смотри, что делают, гады. Надо же по-человечески со мной. Ну, там в мешок такой пластиковый с застежками, что ли…
- Это ты сериалов бандитско-ментовских насмотрелся… Ну где тебе в нашей провинции да при сокращении финансирования мешки специальные возьмут и спецтранспорт. Так поедешь, тебе же уже все равно.
- Да почему все равно-то? Да чо ж я, не человек, что ли? Чо меня, как падаль, на помойку тащат?
Ангел Кешка опять тяжело вздохнул. Везет же другим хранителям. И пьют у них в меру, и в походы ходят, песни у костра поют. Правда, приходится следом за ними по горам лазить, в байдарках мокнуть, рядом по лыжне тащиться – страховать этих безбашенных. Но все лучше, чем рядом с алкашами и нариками страдать… Хоть бы следующий путевый кто попался…
- Ладно. Давай ты мне хоть пять своих добрых дел назовешь, и тогда снова можешь себя человеком считать, а я за тебя смогу, как ты говоришь, у нас отчитаться.
- Да легко! – сказал Кешка и надолго задумался. - А за всю жизнь считается или за последний год?
- Давай хоть за всю жизнь, чтоб пять…
Кешка-ангел ждал, терпеливо скрестив крылья и руки, пока Кешка-алкаш бормотал себе под нос, пытаясь вспомнить из своей забубенной жизни хоть что-то человеческое.
- Не, это я ей огород копал за бутылку – не пойдет, траву косил – тоже не за так… Это… вот кошку я с тополя снял, орала 4 дня чуть не на самой вершине – считается?
- Считается.
- А щенка у пацанов отобрал - убить хотели – кормлю вот, ходит за мной, Динкой назвал. Это как?
- Считается…
- Ах ты, мля…
- Ты хоть после смерти материться перестань!
- Да я вот подумал, кто ж ее, бедную, теперь кормить будет? Отощает или убьют!
- Считается…
- Чо считается?
- Что Динку пожалел – считается!
- О как! А больше и не вспомню…
- Думай, думай! Ты вон и посветлел уже чуть-чуть, так что вспоминай давай! Еще два добрых поступка …
Крики и шум в мире людей мешали сосредоточиться и отвлекали. Кирюху уводили двое полицейских, за ними шла его мать, голося во все горло, плача и проклиная неудавшуюся жизнь, сына-алкаша и убийцу, водку проклятую и весь мир, виноватый в ее беде.
- Слышь, Кешка, а Кирюху-то теперь в тюрьму, да?
- За убийство по головке не погладят. Известно, в тюрьму.
- Вот же дурак, чо натворил! А у него ведь и язва, и этот вырезан - как его? - пузырь-то. Он ведь в тюрьме пропадет, жалко дурака… А мать его, тетка Натаха, совсем с горя изведется, с мужем-пьяницей мучилась, потом Кирюха с круга спился, а теперь еще и сядет…
Ангел Кешка поднялся и взял своего Кешку за руку.
- Все, пошли! Нас уже ждут.
- Куда пошли-то? Я ж так и не вспомнил своего доброго ничего…
- Ты убийцу своего пожалел и мать его… А Там уж решат, что с тобой делать.
Над шушукающейся толпой любопытных, над рыдающими матерями убитого и убийцы, над кузовом старого замызганного грузовика, где лежал завернутый в старую тряпку Кешка, неслышно пролетели, держась за руки, два облака. Одно – белое и прозрачное, другое – светлеющее на глазах. Улетели Туда, где каждому будет отмерено по делам его…

⁣1) детство 3

Ах, если бы у дьявола на лбу бы,
Написано бы слово "дьявол" было,
Мы б не сгубили столько детских судеб
И слёзы не роняли у могилок.
.........................................................
Я слышала, конечно, про такое,
Но не могла тогда предположить,
Что это всё произойдёт со мною,
Что пропадёт желанье просто жить.

Однажды мама привела мужчину...
Ну я то что? Раз любят - пусть живут...
В красивых красках видела картину:
Есть мама, отчим, дом родной, уют.

Сперва всё так и было, врать не стану,
Как в кинофильмах - дружная семья!
Он окружил вниманьем мою маму
И обнимал, казалось, дружески меня...

Казалось... Правда, только так казалось...
В овечьей шкуре к нам пробрался чёрт.
Я так кричала, я сопротивлялась,
Но он ручишей закрывал мне рот.

Казалось, бесконечно это длилось:
Кровь, рвота, полуобморок и боль...
Всё прекратить и отпустить молила,
Но изверг наслаждался жадно мной...

Я не могу вам передать всю мерзость...
Словами ужас мне не передать,
С шампунем мыл садист мою промежность
И говорил, что нечего рыдать.

Сказал, чтоб никому не говорила,
Чтоб на замке держала свой я рот,
Что быть должна с ним ласковой и милой,
Иначе маму и меня убьёт.

Теперь так повторялось каждый вечер,
Как только мама уходила в ночь,
Тот, кто казался маме безупречным,
Насиловал и мучил её дочь.

Копилась боль, душа забилась в угол,
Что я могла в свои тринадцать лет?
Терпела я, я стискивала зубы,
Но больше сил, терпеть, простите, нет...

У мамочки опять ночная смена...
Но я готова... Жду его сама...
И острый нож ему вскрывает вены...
Умри! Исчадье ада - Сатана!

Мой Ад закончился, пора поставить точку,
Таблеток горсти дарят мне покой,
Мамулечка, прости свою ты дочку,
Я ухожу, но я всегда с тобой.
........................................................
Всё это только выдумка сегодня,
Всё это только вымысел в стихах...
Пусть бережёт детей от бед любовь Господня,
Пускай не знают дети боль и страх...
06.04.2023г Лука Ольга
2) Весенняя нежность

⁣Чёрно-белые будни кладу на клавиши
И вдыхаю май с ароматом черёмухи.
Расцветают в душе нежно-белые ландыши,
Солнце яркое светит с небес подсолнухом.

Расплетаю косички на плечи во;лнами
Босоногая юность щебечет с пташками,
Улетают в холодные страны вороны
И торопится лето ко мне с ромашками.

Набираю в охапку любви мгновения
И кладу на холсты, спрятав междометия,
Между строк о весне где-то откровения,
Где-то слёзы и боль, , где-то вновь комедия.

Под гитару ветров улетают снежные,
Одуванчиков первых, гонцы красивые.
Я себя наполняю весенней нежностью,
Чтобы даже все сны о любви счастливые.
14.05.2022г Лука Ольга
3) Крылья


⁣С клубами дыма выдыхаю боль,
Усталость давит тяжестью на плечи
И прижигает раны алкоголь
В такой холодный, серый, летний вечер.

Трещат дрова у жадного костра,
Танцует пламя под мою гитару,
А я без крыльев, я едва жива,
Я спирт вливаю в ножевую рану.

Два вдоха через силу, через стон –
Ещё не время в пепел превращаться...
Я берегу единственный патрон,
Когда совсем не будет сил сражаться.

Вдох, выдох, выдох, выдох, выдох,вдох...
Плевать на боль, я душу залатаю...
Сжимая зубы, сосчитав до трёх,
Я наживую крылья пришиваю...
04.08.2022г Лука Ольга

4) в ночь на пятницу...


⁣В ночь на пятницу сон твой, не жди, не сбудется,
О грудную клетку стучится камень,
Мы теряем себя по холодным улицам,
Те кто ближе сильнее всегда и ранят.

Под землёю метро, а не Стикс и лодочка,
Стиснув зубы, влезаем в вагон последний,
А душа ледяною покрылась корочкой –
Счастье снова садится в состав соседний.

Остановки считаем, как в детстве, столбиком,
В черно-белые будни бросаем кости.
Слёзы боли скрываем под детским зонтиком,
Между прошлым и будущим только гости...

Ручейками холодными отрезвляемся,
Вдох на полную и осторожный выдох,
Жаль инструкция к жизни не прилагается
И мы вечно не видим открытый выход.
28.04.2022г Лука Ольга

⁣Красный конь
Берегись! Не жди подмоги -
И не стой, не пустозвонь:
Видишь, мчится без дороги,
Как огонь горячий конь,

На заре он алый! Красный!
Жаром плавятся бока,
На пути стоять опасно
Удалого рысака:

В жилах – сила, мощь и воля,
И стихия, и полёт,
Он копытом вздыбил поле -
Звон в ушах! Земля вразлёт!

Скачет конь, врываясь в тучи,
Разгоняя облака...
Это Русь, конём могучим,
Мчится в даль через века,

Машет огненною гривой,
Как предутренний рассвет,
И взлетает горделиво
Алым знаменем побед!