⁣Лесная братва - Бухая белка

⁣Гуле 45 лет. У неё есть муж, четверо детей, дом, огород, несколько овец, собака, кошка. В общем, дом – полная чаша. Только вот счастья нет. Думала: стерпится – слюбится. Но нет… Мужа не любит, дом не в радость. Даже в детях не видит смысла жизни. Так зачем тогда рожала столько, спросите вы. Возможно, вы и правы. Но другого выхода у неё не было.
Читает автор Алина Загайнова
Текст на моём сайте ⁣https://heart-brain-soul.com/s....terpitsya-slyubitsya
⁣https://www.youtube.com/watch?v=oSXzVX206ac

⁣Зайчик

Маленький солнечный зайчик
Покинул мышление мое вчера.
За делом обратился с советом
К телу, что само по себе с ума.

Представьте, оно мне сказало:
Гад ушастый пускай забывает
Даже идею дороги к заборам,
Что возводились в угоду нам.

А если таки запомнился путь
Теплом солнца проторённый,
Тенями тропинки до дворика,
Жди лучистого друга всегда.

⁣Точка

Будто сердцем хочу тебя найти,
Всюду встреча схожих силуэтов.
Не в силах крыть свои памфлеты,
Что вовлекали слепо на борьбу.

Будто снами хочу все упростив,
Всюду миражи любящих поэтов.
Невмоготу упречь наши заветы,
Что умоляли вечность на краю.

Будто скорбью хочу туда крича,
Всюду горечь курящих поцелуев.
Не в пору спеть общие куплеты,
Что согревали точкой на полу.

⁣Следы

Россыпь шрамов
Твоих.
Множеством на руках,
Скоплением на ногах,
Неисчислимых
Причин.

Глубина глазниц
Твоих.
Остротой на ножах,
Точностью на губах,
Неопознанных
Величин.

Волнения шагов
Твоих.
Скрипами на полах,
Молодость на весах,
Непрерывных
Судьбин.

Обрывы желаний
Твоих.
Злобою на сердцах,
Копией на слезах,
Невидимых
Половин.

⁣Помада

Сними с меня
Платье, таю.
Столько красоты
Для меня одной.

Сними с меня
Панцирь, знаю.
Сколько немоты
С самой собой.

Сними с меня
Полдень, зеваю.
Сколько дремоты
От тебя волной.

Сними с меня
Попытки, скучаю.
Столько помады
На нас с тобой!



⁣Искусство

В мир доброты я вхожу
упрямо,
Полноты сердечной и
простоты.
Обаяла мягкость её
кварталов,
Подворотен чуткости и
наготы.

В летах ломоты я свожу
учтиво,
Повороты созванной и
красоты.
Огибала робость её
кристаллов,
Полноводен давности и
чистоты.

В тишь глухоты я кричу
устало,
Постаменты сводной и
немоты.
Отмирала давность её
порталов,
Поднебесен крайности и
толпы.

В ночь опыты я заведу
уставно,
Ползуны душевной и
слепоты.
Оживила личность её
анналов,
Полюбовен верности и
прямоты.

⁣Явь

Финал един, но в этой яме
С поры о главном помянув:
Без начала - нет конца.
Без протяженности - нет яви.

Что одному в моменте явно -
Область познания всему.
Это не прах, не выдумка.
Великим опытом дано ему.

В нем строптивою рукою,
Счастье мира, что воплощено,
Хранилось в треснутых пробирках,
Разбито божеству назло.

Не стерпев отчаяния напора,
Чрез реакцию приходит пустота.
То было для юнца ненастье,
Мудрёному живьём одарена.

Он заклинает наслаждаться,
Моментом, что ещё не стих.
Его молитвы, как тот стих
Пленённый существом стихий.

Цепляет за нутро повально,
Оповещая, что грядёт ловец
Тех снов стремящихся в реальность.
Захочешь, можно все тут сжечь!

Дотла чувства с запахом ванили.
Так резко, что от сладости сполна.
Сперва в признании истёр колено,
Позволив вечно вспоминать.

Не для того, чтоб забывать.
Иначе ценность обладает Нивелир.
Где-то на окраине сознания
Тайной благодарностью манит.

Фрактал временного тока
Материю вокруг себя гневит.
Коснулся он его однажды,
Судьбою к озарению прилип.

С любовью беспамятство забрав,
Очнулся без ума в той яме.
Без начала - нет конца!
Без протяженности - нет яви!

⁣Ноги и Лапки.
Белые пушистые снежинки медленно кружились над землей и, едва касаясь еще теплой, прогретой солнцем земли, таяли. Природа меняла образ с тоскливо-серого на светлый, наполненный чистотой и надеждами. Грязные тропинки уже светились по сторонам ярко-белыми искрами, а на площади тонкой вуалью лежал первый снег.
- Как свежо! – подумали пушистые Лапки, проснувшись в затхлом, темном подвале обычной многоэтажки и выбираясь через узкое подвальное окно на улицу. – Ой, что это?
Лапки, осторожно ступая по первому снегу, с удивлением обнаружили, что оставляют на земле неприятно-темные следы. В каждой ямочке появлялась вода. Внимательно рассмотрев дорожку из ямочек, Лапки побежали на привычное место, куда спешили каждое утро:
- Надо поторопиться! Там, вот за этими кустами, у камня, меня, наверное, уже ждут Ноги…
И Лапки весело побежали к кустам, в надежде, что Ноги уже там, и они очень расстроятся, когда увидят, что Лапок еще нет.
И правда, как только Лапки приблизились к кустам, стало видно, что Ноги уже ждут. Они были в удобных, уже разношенных тапочках, казалось, что Ногам тепло и уютно, но они нервно топтались по рыхлому снегу, то ли от холода, то ли от нетерпения и обиды, превращая его в воду:
- Наконец-то… вы пришли, Лапки. Мы ждали вас, уже не надеялись на встречу, - пробурчали ноги. - Давайте-давайте, кушайте, голодные, небось, а мы вам рыбку приготовили, любите рыбку?
И Ноги начали щедро выкладывать приготовленную с вечера, заботливо завернутую в бумагу, а потом еще в пакет, рыбу. А Лапки благодарно мурлыкали и уплетали один рыбий хвостик за другим.
- Ну, все-все, хватит, а теперь бегите, - сердито пробормотали Ноги, - а нам пора, не скучайте и завтра не опаздывайте, некогда нам тут стоять и вас поджидать!
И ноги ушли, а лапки еще несколько минут смотрели на следы, оставленные ногами, раздумывая, чем же сегодня заняться. Впрочем, стало заметно прохладнее, и лапки подумали о том, что нельзя долго сидеть на месте и надо непременно куда-нибудь бежать. Бежать, чтобы было интересно, и чтобы не было холодно, Лапки хоть и в меховых носочках, но все равно мерзнут.
Лапки решили отправиться вслед за Ногами:
- Интересно, куда же Ноги каждое утро уходят? Ловко и весело подпрыгивая, маленькие Лапки устремились навстречу теплому ветру и яркому солнцу. А солнце, действительно, встало сегодня рано и уже ярко освещало площадь, пригревая спешащие куда-то Ноги. Повернув за угол, Лапки застыли от удивления, смущения и растерянности – миллионы Ног! Все они куда-то шли, некоторые быстро, некоторые медленно, кто-то даже бежал, а кто-то, вооружился палочкой, чтобы не поскользнуться на тропинке. Кроме Ног, были Круги, которые двигались быстро, резко, визжа тормозили. Лапки подумали и догадались, что эти стремительные Круги используются Ногами, чтобы передвигаться быстрее.
- Интересненько, - подумали Лапки, - оказывается мир большой, оказывается существует не только темный подвал, где всегда неприятно пахнет, не только двор, на котором есть кусты, не только кусты, под которыми лежит камень, к которому каждое утро приходят Ноги и приносят мне что-нибудь вкусненькое.
Лапки бежали-бежали, пока не устали.
- Отдохнем немного, - подумали лапки и присели на скамейку.
На скамейке было много вещей: сумки, рюкзаки, какие-то пакеты и…Ноги. Это были незнакомые Ноги. Ноги были обутыми в черные высокие грубые ботинки. Ногам было нехорошо в такой обуви, но именно такая обувь дисциплинировала Ноги, не давала расслабиться и позволяла ногам делать четкий, резкий и сильный шаг. Когда эти Ноги ступали, то казалось, что земля подрагивает и отзывается эхом.
-Здравствуйте, - осторожно произнесли Лапки.
- Здорово! – отчеканили ноги.
- Скажите, пожалуйста, а куда спешат все ноги?
- Куда спешат, не скажу. Кто куда! А мы вот оправляемся на войну. Сейчас трамвай подойдет и поедем.
- А что такое война? Зачем на нее отправляться?
- Как зачем? Если вы настоящие мужские Ноги, вам обязательно надо ходить на войну. Родину защищать!
- А от кого ее защищать?
- От других ног! Вы что? Только что родились? Ничего не знаете? – обратились Ноги в ботинках к Лапкам.
- Эх, не знаю… Мы не только что родились, а несколько недель назад, - обижено проговорили Лапки. – Но ведь на войне вы будете убивать другие ноги?!
- Конечно, мы туда за этим и идем, - прокричали Ноги, быстро собирая все сумки с лавочки и запрыгивая в трамвай.
«Странно, - думали Лапки, - зачем убивать? Ведь земля, кажется, такая большая, всем ногам места хватит! Вот, к примеру, если бы какие-то Лапки попросились ко мне в подвал (там, конечно, неприятно пахнет, но все же тепло) мы бы непременно пустили эти Лапки и даже познакомили бы их с Ногами, теми, что в теплых тапочках, которые приносят вкусную рыбку каждое утро. Согласитесь, ведь вместе веселее и поговорить есть с кем. А если всех убить, то можно ведь остаться совсем-совсем одинокими».
Лапки побежали дальше. Перед лапками отрывался все более увлекательный мир… Впереди показался сквер. Он очень походил на двор, в котором росли Лапки: такие же кусты. Наверное, еще недавно они были густо покрыты разноцветными листочками. Сегодня листочков осталось совсем немного, а на тех, что еще висят на веточках, поселились прозрачные капельки. Сквозь ветки отчетливо были видны Ноги. Эти Ноги были в удобных чистых лакированных туфлях.
- Здравствуйте, - обратились Лапки к Ногам.
- Доброго дня, - ответили Ноги в туфлях.
- Подскажите, пожалуйста, куда вы идете?
- Хм, на работу, куда же еще можно идти в восемь утра? – небрежно ответили Ноги.
- А что такое работа? И зачем на нее ходить? – спросили лапки.
- Смешные вы Лапки, работа – это работа… - задумчиво ответили Ноги в лакированных ботинках, - а ходят на нее, чтобы заработать деньги.
- А зачем вам деньги? – не унимались Лапки.
- Деньги решают все! Без них совсем невозможно жить! На деньги можно все купить: еду, обувь, дом, путешествие, впечатления…
- И друзей?
- Друзей, пожалуй, нельзя. Но без друзей жить можно, а без денег нет. Ой, некогда нам, а вы нас отвлекаете, бегите по своим делам, а нам надо идти, зарабатывать деньги! - И Ноги быстро направились в сторону огромного офиса с множеством одинаковых окон и дверей и скрылись там.
«Понятно, все Ноги спешат по утрам заработать деньги, - думали Лапки, — это хорошо, что все можно купить. Меня, конечно, кормят по утрам Ноги в мягких тапочках, а вот если они однажды не придут?.. Да, а и в моем теплом подвале все-таки неприятный запах, вот бы мне заработать деньги и купить настоящий дом и много-много рыбки! Вот было бы чудесно!»
Пробегая мимо автобусной остановки, Лапки почувствовали приятный запах жареной сосиски, и в животе тихонько заурчало.
Под крышей на скамейке сидели Ноги, никуда не спешили и ели вкусный сочный хот-дог. Сыр медленно стекал с сосиски, а теплая булочка, обернутая в свежий ярко-зеленый листик салата, издавала такой манящий запах, что Лапки тут же подбежали к Ногам и принялись тереться о грязные, когда-то белые, но сейчас изрядно поношенные кроссовки. Ноги не стали разговаривать с Лапками, а лишь больно их оттолкнули.
Лапки, визжа не столько от боли, сколько от обиды и оскорбления, отбежав на безопасное расстояние, начали усердно вылизывать место ушиба. Очистив свои мягкие носочки от кусков грязи, оставленных кроссовками, Лапки побежали дальше. Теперь Лапки думали о том, как хорошо, что каждое утро Ноги в теплых тапочках приносят еду, наверное, это очень добрые Ноги.
Повернув в обратную сторону, лапки уже не так спешили, но все же приближался вечер, и нужно было непременно вернуться в подвал. В нем хоть и пахнет неприятно, но там тепло и даже уютно, там никто не сделает больно, никто не обидит, а утром…утром непременно придут Ноги в теплых тапочках.
Почти у дома Лапки остановились около маленьких Ножек, обутых в детские сапожки.
- Привет, - сказали Ножки в сапожках.
-Привет, - осторожно, не зная, чего еще ожидать, ответили Лапки.
- Ой, какие вы, Лапки, милые, пушистые, на вас такие симпатичные носочки. Давайте будем дружить? – предложили Ножки в сапожках.
- А как это дружить? – спросили лапки, боясь, что придется дружить как с Ногами в кроссовках. Теперь уже лапкам сложно было доверять Ногам, даже в таких милых сапожках.
- Дружить, это значит заботиться! – весело отвечали Ножки в сапожках. - Мы будем заботиться о вас, а вы о нас. И так будет всегда-всегда!
- Конечно, давай! - ответили Лапки. – Мы можем поделиться с вами рыбкой, которую нам завтра принесут Ноги в теплых тапочках, – радостно продолжали Лапки. - А пока нам нужно спешить домой, пойдете с нами?
На минуту у Лапок промелькнула мысль о том, что вот как раз это те самые Ноги, с которыми они будут делить свой темный, но теплый дом и еду, и Лапкам стало так хорошо и радостно, что казалось: весь мир – это только Лапки и вот эти Ножки в маленьких сапожках.
Но уже в следующее мгновение подошли Ноги на изящных черных шпильках и строго сказали маленьким сапожкам:
- Ну, чего застыли? Всех Лапок готовы домой притащить! Нам и без них хорошо живется, не придумывайте, пойдемте скорее домой!».
И … подхватив Ножки, в маленьких симпатичных сапожках Шпильки быстро зашли в подъезд.
А Лапки побрели домой. Свернувшись комочком, на трубе отопления в темном, но теплом и почти уютном подвале, Лапки еще долго думали о том, что мир, этот огромный мир, полон самых разных Ног. И, наверное, Ноги есть и хорошие, и плохие. И о том, что у всех Ног есть свои дела, увлечения, и всем Ногам, в принципе нет дела до того, куда ходят другие Ноги и где спят, свернувшись калачиком, Лапки.
12.07.2023

Виктор Цой и гр. Кино - Группа Крови

Елена Крюкова. Три стихотворения из книги "Знаменный распев"
⁣









Елена
КРЮКОВА





Три
стихотворения из книги "Знаменный
распев"








-
Тропарь Божией Матери «Богородице Дево,
радуйся»




Богородице
Дево, Радуйся, Благодатная Мария, Господь
с Тобою; благословенна Ты в женах, и
благословен плод чрева Твоего, яко Спаса
родила еси душ наших.




***




Я
прощаю Времени мои раны.
Я
прощаю Времени его копья
И
ножи его: так вонзались странно,
Норовили
к сердцу, а то к изголовью.
Я
прощаю детям жестокие пытки
Беззащитных
- и визги за гаражами.
Я
прощаю лжи бесконечные свитки,
Где
её палимпсест вопит под руками.
Я
зверям прощаю скрежет зубовный,
Крючья
хищных когтей и голод извечный:
Вы
- пожрать мя?.. а я вам - песней любовной,
Бестелесной
добычей, зарёю встречной.
Я
прощаю птицам и клюв, и клёкот:
В
небе чистом, будто дитяти дыханье,
Слышу
лишь голубей рыдающий ропот,
Вижу
крыл Благовещенских воздыманье.





Я
прощаю людям все плётки, пули,
Все
бичи, все зенитки и все снаряды.

Палачи
и герои навек уснули,
А
дивися, новые пялят наряды.

Человек
убивает вновь человека,
Все
равно, дальний, ближний ли, неизвестный
Иль
родной, забудь, он враг либо лекарь,

Иерей,
бормочет стихиру над бездной.

Тяжело
простить бандита, убийцу.
Тяжело?
А ты возьми да попробуй!
Эти
каменно-тяжкие, твердые лица,
Все
в щетине, над грубой тюремной робой.

Я
прощаю. Убил. Ну, а если матерь,
Да,
твою? Иль отца твоего? Иль брата?
Сдёрни,
криво крича, ты с посудой скатерть,
Перебей
на счастье, до первой расплаты.

Вы
не верите? Верите так, вполсилы?!
Не
по нраву вам любви угощенье?
Я
прощаю вам, люди! Давно простила.

...вам,
беда, наплевать на моё прощенье.
И
шепчу я всё невнятней и тише,
Полоумная
сеть узлы вяжет больно:
Богородице
Дево, радуйся, слышишь,
Просто
радуйся, только радуйся, только........




-
Ирмос канона Богородице «Отверзу уста
моя»




Отверзу
уста мои, и они исполнятся Духа, и слово
изреку Царице Матери, и явлюсь светло
торжествующим, и воспою радостно Ее
чудеса.




***




Праздник,
это праздник, пусть на полчаса!
На
столах навалена всей земли краса:
Персики
пушистые, вина - южный зной,
Вспыхнут
перевитою сладкою струёй!
Хрустали
гранёные! Олово, латунь,

Рюмки,
чаши сонные, блинная ладонь!
Чокаемся,
хлопаем друг друга по плечам:
Здравия
желаем дням ли, ночам!
Это
праздник Времени! О!.. догадка жжёт.
Хочу
слово выдохнуть, да замолк мой рот.

Глотку
перехватывает рыболовный прут,
А
вокруг - распятые радостью - поют!
Вносят
торт на блюде!.. тесто вдруг косит
Головой
отрубленной... виноград висит
Кистию
бессильною... звон созвездий чист...
Золотыми
листьями... ропотом монист...
Ах,
пирог возлюбленный! Где мой острый нож!
Пополам
разрубленный, нынче не уйдёшь
От
насквозь пирующих, жарко-жадных ртов,
На
тебе жирующих, рыбонька-любовь!
Ихтис,
первозванная!.. на краю взошла,
Лодкой
бездыханною ляжет вдоль стола,
Носом
осетровым - с заката - на восход:
Рюмки
полны крови - веселись, народ!




О,
замри, веселие! Карнавалий, встань!
Грянет
Воскресение сквозь оклада скань.
Встаньте
все, бокалом пусть задрожит душа:
Бог
идет! Окончен Путь! Невесомый шаг...
Бог
идет с улыбкою к вашему столу.
Бог
подцепит вилкою рыбную стрелу.

Ему
- табуреточку: мол, садись, пируй
С
нами... ну, со встречею... под свиванье
струй...




Тихо!
Тихо! Встанет Он под высверки ножей
Над
столом безумным, над сгибаньем шей
В
ожерельях зрячих и слепых камнях,
Очами,
косящими в факелах-огнях!
И
замрёт неистовый Валтасаров пир,
И
молчанье чистое вытрется до дыр,

И
в ночи хохочущей, страшной тишине
Молвит
Он тихонечко, ветром по стерне,
Скажет
Он раздумчиво, медленно, как снег
Падает
под тучами с поднебесных век,
Выдохнет
Он песнею, музыкой огня:
-
Завтра все воскреснете. Празднуйте -
Меня.





Смолкли
железяки все. Смолкло всё стекло.
За
столом притихшим Время потекло.

И
текло пьянее пьяного вина,
Дрожало
сильнее, чем острая струна,
Плакало
все громче, безутешней вдов,
Плакало
огромней, чем в ночи любовь,
Подставляй
стаканы, чашки и бокал,
Он
пришел так рано, никто и не ждал,
Он
пришел внезапно, как и говорил,
Нынче
или завтра, с крыльями, без крыл,
И
на пир явился, на безумный пир,
И
за нас молился, за безумный Мiръ,
Пьяное
застолье, рыбы-хрустали,
За
терпенье боли да за соль земли,
И
сидели, смертные, все мы как один,
За
судьбу ответные, за пиры годин,
За
кусок ржаного, рюмочку накрыть,
За
имя святого, что всю жизнь носить,

Да
в лицо глядели, счастливы, Ему,
Пока
не истлели, не ушли во тьму,

Да
шептали песнею на исходе дня:
"Завтра
все воскреснете. Помните - Меня".




***




Как
тяжело глядеть воглубь
И
видеть всё насквозь, до косточки, до
жилы.
Всё
знать, что будет. Ты пророка приголубь,
Пока
мы здесь-сейчас, пока мы живы.





Пророк,
для чуда он разверзнет рот,
Плодом
воспыхнет в мощных Райских кущах.
...пророк,
во срок как всё, как все, умрёт,
Провидя
грозный праздник свой грядущий.




Как
он, глаза я закрываю - и
Пытаюсь
зреть иные окоёмы...
Не
вижу ничего опричь любви -

Ни
во соборе, ни в Содоме.





Как
все орут... свиваются в клубки
Змеиной
злобы... языки раздвоены,
И
жалят, и кусают - от тоски:
Так
от тоски вдруг вспыхивают войны.





Как
лбами все сшибаются... вопят...

На
сто веков вперёд нам ненависти меты...

Пророк,
он больше не придёт назад.

Он
всё нам спел. Поцеловал планету.




Не
разгадаю Времени письмен.
Не
обласкаю клинопись перстами.

Не
поднимусь с затёкших я колен
Пред
образами, что горят над нами.




Дрожу.
Слеза разрежет горечь губ.
Пророчий
лик все обречённей, ближе.
Мне
тяжко, невозможно зреть воглубь.

Но
я гляжу. И не скажу, что вижу.

⁣Развлекательный музыкальный канал от Звезд Российской Эстрады. Лучшие альбомы, сборники, видеоклипы и концерты всех жанров и направлений. Следите за нашими новинками и слушайте музыку бесплатно!
Entertaining music channel of Russian pop stars. Top albums, compilations, video clips and concerts of all genres. Follow our news and listen to music for free!

⁣❤Dj Ramezz - Cover Hit Mix 90S (Morozoff Edit) Smash HiTS❣

Шерше
ля фам



Витя оглядел группу и, нацепив
дежурную улыбку, заговорил:

— Экскурсионное бюро «Истур»
в лице экскурсовода второй категории
Виктора Неклюшкина приветствует
участников двухдневной программы…

Вите не первый раз скидывали
экскурсии на выходные. Благо, он знал
весь «ассортимент» агентства. Вчера
вечером Владик впихнул ему свой тур,
потому что намылился с Иркой к друзьям
на дачу. Правда, потом обещал отработать
за Витю «Рюриков».


— …В заключение мы с вами
побываем в частном музее, где вы увидите…
— Выкладываться было не для кого. Три
девушки-ровесницы были не в его вкусе.
Пожилые пары, группа веселых тётушек
предпенсионного возраста, мама с
дочкой-подростком и несколько женщин,
выглядящих, как училки, — «полный шерше
ля фам», как Витя мысленно
называл такой контингент.






…День тянулся долго, был
изматывающе жарким, но наконец-то
закончился.

После позднего ужина все
расселись в автобусе быстро и тихо,
уставившись в свои телефоны, — даже
весёлые тётушки примолкли.


Витя пересел с бокового
«экскурсоводного» места на резервный
второй ряд к окну. Два часа до соседнего
городка, а там — рухнуть в номере
гостиницы до утра.

Водитель погасил общий свет,
только слабый отсвет телефонных экранов
и пролетающих за окном фонарей разбавлял
сумерки.

Витя, кажется, задремал, потому
что сильно вздрогнул от внезапно
раздавшегося над ухом:

— Простите, можно я здесь
сяду? — В проходе стояла одна из девушек.
— Меня сзади укачивает. Если за окно
смотреть, ещё ничего, но когда темнеет,
плохо становится…

— Конечно! — Витя невольно
подтянулся в кресле. — Только дополнительной
экскурсии от меня не ждите.

В отсветах дорожных фонарей
мелькнула её улыбка.

— Кстати, я Витя, — продолжал
шутить он.


— Я Оля, — ответила она,
пристроила под шею надувную подушку,
повесила на крючок переднего кресла
сумочку, оправила юбку и откинулась
вместе с креслом.

— Очень приятно, — с опозданием
сказал Витя.

Он отвернулся к окну. Стоило
подремать до отеля. Однако довольно
сложно вот так вот взять и уснуть, когда
в темноте рядом с тобой полулежит
девушка…






Витю внезапно пронзила мысль:
а вдруг она села к нему потому, что он
ей понравился?
Он сегодня классно вёл группу — вполне
мог очаровать экскурсантку!

У него от этой мысли даже
мурашки пробежали по всей поверхности
ног и рук, торчащих из шортов и футболки.



Он осторожно скосил глаза,
стараясь увидеть, не наблюдает ли за
ним соседка.






Отблески фонарей не касались
лица девушки. Дыхание её было ровным,
но она точно не спала: то и дело немного
ворочалась в кресле.


Витя стал перебирать в голове
события дня. Ни разу не поймал он на себе
её взгляда. Могло быть, что она подавала
ему знаки, а он не заметил?


Он снова покосился на соседку.



Девушка опять пошевелилась,
и Витя быстро отвернулся. Нелепое «Шерше
ля фам!» на непонятный мотив крутилось
у него в голове.

Мысли о работе, предстоящем
повышении, даже о путешествии в отпуске
вдруг стали казаться не такими уж
интересными.







Автобус стал делать резкий
поворот, всё наклонилось, и в этот момент
в полной темноте салона что-то нежное
коснулось колена Вити. Прикосновение
было секундным — наверно, просто на
повороте ногу девушки немного качнуло
в его сторону.






Автобус снова шёл ровно.

Витя попытался вспомнить, на
чём остановился в своих мыслях, но не
смог. Вот ведь какое коварство! Как умеют
отвлекать от важного незваные девушки
с их коленками!

И как только он снова
сосредоточился на своём, нога его снова
ощутила прикосновение. В этот раз касание
было чуть более долгим — примерно две
секунды. Сам не ожидая от себя такой
храбрости, Витя немного наклонил колено
вбок и коснулся ноги соседки в ответ.
Она не отстранилась.

С ним ещё никогда так не
заигрывали. Ну да, девушка не предел его
мечтаний, но нельзя же её игнорировать!
Нужно как-то ответить. Он уже начал
сдвигать пальцы с разделявшего их
поручня, как сомнение пронзило его: а
вдруг она дотронулась до него случайно?
Может, даже во сне?

Но тут же, словно в опровержение
этой мысли, его нога ощутила очередные
касания — три подряд, с равномерными
промежутками. Витя даже отвернулся к
окну, чтобы скрыть невольную усмешку.
И галантно ответил такими же тремя
прикосновениями.






Оля по-прежнему делала вид,
что спала. Только подрагивающие ресницы
и поёрзывания в кресле выдавали её. Витя
принял правила игры. Ну не хочет девушка
привлекать внимания посторонних — её
право!

Он стал вспоминать схему
расселения в отеле: у неё с подружками
номер на троих. Зато у него — на одного.
Наверно, она готовит его, чтобы не сильно
изумился, когда ночью услышит робкий
стук в дверь.

Он про себя усмехнулся: какое
там «ищите женщину» — сами найдут, сами
всё организуют!

Ещё одно чуть более долгое
прикосновение — и Витя, осмелев, ответил
на него почти дерзостью — прижался к
прохладной женской ножке на целых 3
секунды! Её нога не отодвинулась, и она
по-прежнему притворялась спящей!

Витя воодушевился.


Если подумать, то Владькина
история знакомства довольно банальна:
ну поговорили, ну влюбились…


То ли дело у него: его так
изящно добивается блондинка! При этом
не оторва какая-нибудь, а очень даже
приличная девушка!..

Надо позаботиться о том, чтобы
она нашла его в гостинице — невзначай
вслух сказать номер своей комнаты… А
вдруг испугается?.. Дверь придётся
оставить открытой. Правда, в этой
гостинице 3 раза грабили невнимательных
постояльцев только за это лето… Но риск
— дело благородное, когда речь идёт о
любви!






…Автобус снова поворачивал,
и Оля прижалась к Вите ногой на долгих
5 секунд. «Скоро приедем», — не удержался
и тихо-тихо прошептал он.

Она не ответила. Витя успел
лишь заметить, что ресницы её чуть-чуть
дрогнули.

Он откинулся в кресле, закрыл
глаза и погрузился в сладкую дремоту и
мечты…






Видимо, он всё-таки не просто
задремал, а провалился в сон — на какие-то
минуты, но провалился. Потому что внезапно
вспыхнувший свет разбудил его. Автобус
стоял. Витя зажмурился — и в ту же секунду
почувствовал, что нежная кожа касалась
его коленки, не отстраняясь!

Сердце Вити преисполнилось
благодарности, он открыл глаза и
повернулся к своей прекрасной спутнице…



Соседнее кресло было пустым.



Оля стояла в проходе, поправляя
юбку. Но вот она нагнулась к креслу —
он невольно подался ей навстречу… Она
протянула руку к висевшей на кресле
мягкой кожаной сумочке, касавшейся
колена Вити, и сняла её с крючка…






В состоянии измененной
реальности Виктор сидел, почти не дыша…

Так… Он, вроде, ничего не
сделал, ничего не произошло…

Над ним возникло озабоченное
лицо водителя:


— Ты уснул, что ль?

— Шерше ля фам! — внезапно
выпалил Витя.

— Чего? — вытаращился водитель.

— Да ничего,
иду...

Он достал из сумки список
размещения в отеле и вышел из автобуса.






Витя получил ключ, поднялся
в номер. Кинув сумку на пол, сразу включил
телик. Дверь закрыл на замок.

Появившаяся на экране заставка
«Мосфильма» сменилась нарезкой кадров
погонь.

«Зато можно не думать об
ограблении», — сказал он вслух и, не
разуваясь плюхнулся на кровать.


На желтом фоне экрана возникло
название: «Ищите женщину»

«Сами
ищите», — с досадой сказал Витя и
переключил канал.

Официальное видео песни "How I Want You"

⁣Гуляем по местам, где совсем недавно снимали Крила, запертого в доме маньяка из мира реализма, подобности в повести Ориби Каммпирр "Мир моей Музы"...

Koncepce společné bezpečnosti

Ветеранам.
Ветеран, ты помнишь войну,
Как в ушах грохотало и сердце сжималось от боли!
Ты страдал за любовь, за родную страну,
За родную Россию, за волю!
Ты сознание терял, землю сжав в кулаке,
Мыслью сердце терзал...
И одно лишь стучало в виске,
Колотилось в мозгу:
«Не отдать бы врагу…Землю-мать я отдать не могу! Не могу!"
Было трудно, но ты всё терпел и надежды ты не терял!
Было трудно, но ты всё терпел, за Россию горою стоял!
Так, спасибо же вам, дорогие мои,
Что живу и дышу я в свободной стране,
Что могу я ходить по счастливой земле,
Той, что вами, родные, завещанна мне!
Трава.
Трава не выбирает, где расти
Там, где упало семя, будут всходы.
Траве от сапогов нельзя спастись,
В плену всепожирающих заводов!
Но люди – не трава,
Нас оплетают корни
Сильнее и мощнее травяных…
О Родине в любой стране мы помним,
И ностальгию впитывает стих.
Мы.
Мы живем по законам военного времени -
Все стремления врозь, все желания в пыль.
Мы давно потонули в унылом безвременье,
Нас укрыл одеялом болотный ковыль.
Нашим принципам место на свалке истории,
Мы пропали навек в истерии потерь.
Но мы знаем, что всё не того ещё стоило,
Мы стоим и уже не сдадимся теперь!
«Мирок»
Никого никогда не пущу в этот славный мирок,
Ни любовь, ни вражду, даже дружбу,
В мой потерянный рай, в мой чертог, в тихий мой уголок…
Здесь гармония в моде, а больше?
Что больше – не нужно.
Вечерами люблю, так люблю я сидеть у окна,
И смотреть в неком трансе на звёздную вьюгу.
Звёзды сыплются с неба, снегопад – звездопад.
Звёзды лучше, чем люди понимают друг друга.
«По тропе войны»
Опять иду по тропе войны,
Свои знамёна плету на ходу.
Я знаю, цели мои верны,
Верны и точны как танец на льду.
Осенний бой ритмичен, упрям,
Упрям как мысли мои и слова –
О мёртвом лете твердит тамтам,
Из-под шагов убегает листва.
Как орден в петлице кленовый лист,
Он засиял, потому что потух.
Стихи рождаются, пишет кисть,
И мне не верится, что Бог глух.
«Птица»
Я птица с далёкого севера.
Мой мир-это мир расставанья.
Не в запахе тонкого клевера
Смысл жизни, а в существовании.
Наш страх в смертоносном слиянии
Душа-пелена, плоть как яд.
Лишь иглы цветного сияния
Проткнуть мои крылья хотят.
Я птица с далёкого севера,
Давно мне неведома роль.
Сберечь не могу цветок клевера,
Зима – моя вечная боль.
Доводит меня до забвения
По солнцу трагический голод,
Да только в моём уравнении
Лишь лёд, да пронзительный холод
Но даже минутой подстрелена,
На белом снегу погибая,
Шептать буду чётко уверенно
Я птица, но птица другая.
«Волчица»
Готическою, серой тенью
Проскальзываю за порог.
Меня ведёт моё сомненье,
И в шляпке скомканный цветок.
Мой бег – моё освобожденье
От пыльных окон и оков.
Влечёт к степи перерожденье,
Надеюсь встретить там волков,
Во вьюгу сбрасываю крылья –
Вновь закрываю в небо дверь.
Презренье в волчьем вое вылью –
Похитил моё сердце ЗВЕРЬ.
И вроде я пока живая,
Или пока что немертва…
Хриплю я и дышу, сшивая
Собой два жадных волчьих рта.
Покорность всю, отдав свободе,
Со стаей я в степи, в судьбе!
Мы таковые по природе!
Но возвращаюсь я к тебе.
Пусть не привыкнешь к волчьей морде,
Понять должна, понять могу
Не зря же поутру находишь
Ты сок рябины на снегу.

Официальное видео песни "Dragostea Din Tei"

⁣Художник

«Я двадцать пять лет просидел спиной к окну и писал картины»

Павел Филонов, художник-аналитик

Краски старой картины
Наивны в своей простоте.
Тени зыбких наречий
И эти, и те.
Ты, художник, живёшь
В полуобразе сна,
И в душе твоей спит
Весна.
В авангарде окна
Вижу твой силуэт.
Ему тысяча лет,
А ты молод и сед.
И в пиру, и в молитве,
И в горячей мольбе
Говорю о тебе.
Бессребреник. Гений.
В твоих исхудалых руках
«Корабли» на холсте -
Это жизнь, это смерть и прах.
Корабли уплывут, и останется
Тишь зари
Да одни сизари.




Метаморфозы
Шелест. Тихо.
В рваной неге
Немота.
Это раненое лихо
Пьёт с куста
Росы белые немые.
Жажда ждёт
Из пролесков, перелесков,
Из тенëт.
Заклинаю! Умоляю!
Не молчи!
Только ветер, тихий ветер
Спит в ночИ.

Речь

Раскрошилось небо
Закатом алым.
Я пою тебе песню
О море синем.
Шаловливые волны –
В песках,
В заливах,
В жёлтых травах,
Камнях,
Ручейках
И реках.
Я ловлю их руками.
Горят их шапки:
Вор не пойман,
А речь саблезубым тигром
Замыкает круг,
Ускользает в воду,
Чтобы вновь возродиться
К другому году.

Герменевтика чувств

Рыбы чувствуют свет.
Рыбий мир человечен.
Только кто в нём бывает вечен,
Если жабры сомкнулись дугой?
Не дышать! В этих жабрах,
Как в лёгких, живёт душа.
И живёт та душа
Не спеша.
Не спеша.
Не спеша.
Рыбий хвост окунулся в пучину
Морских страстей.
Ни икры тебе,
Никаких гостей.
Только ветер в тиши
Да холод немых ночей.





Наместники Бога

Это было давно. На раскидистых елях сидели
То ли Бога наместники, то ли вороньи птенцы.
И галдели они, и безбожно на небо смотрели,
И боялись упасть в этот мир, где росли их отцы.

Это было давно. Я не помню, когда это было.
Солнце тучно взошло, опоясав леса и поля.
А в лесу что-то пело, шумело, отчаянно выло.
И молчали птенцы, и молчала подолгу земля.

Тесно стало в гнезде, и птенцы полетели на волю.
Грозный дерева хруст разогнал матерей и отцов.
И какая им, Боже, сейчас уготована доля:
В мире праведных или же в сонме лжецов?

Это было давно. Даже ели качались упруго.
Где-то били в набат. Разлетелись! Не надо искать!
Тишина. Никого. Никого в беспросветной округе.
Нам уже никогда, никогда ничего не узнать.

Я летаю без крыльев

Город вырос из пепла,
Сроднясь с вековой золой.
На зеркальных монетах
Танцует чертёнок злой.
Я не Каин, не Авель,
Не рыба в воде,
Я – свет, отражающий небо,
В котором дороги нет.
Только призраки времени,
Только песок и пыль,
Только сахар на ложечке,
Горькой полыни вкус.
Я летаю без крыльев.
Давно уже не боюсь.

***
Люди играют в лото
На развалинах Рыбьей горы.
Ветер спит,
И шумят дожди.
...
Их гримасы — печальная немь,
На гирляндах ветвей — снег.

...

Тихо ходит зелёный рак,
На спине у него — земля,
А в клешнях — красно-алый мак.

Пусть так.

Стихи Владимира Мосина. ⁣Вокал Кунижев Валерий.

Аршалуйс и Верочка


– Давай мальчиков навестим, Вера. Ты не всех знаешь, я познакомлю.
Крепкие ноги Аршалуйс в мужских ботинках шустро ступают по каменистой земле Поднавислы, приминая невысокую, уставшую от южного солнца траву. Энергичный голос становится тихим, мягким. Женщина показывает пальцем издалека:

– Это Серёжа Ломакин, Сергей Фёдорович, командир стрелкового батальона, он из моих женихов самый красивый. Глаза прозрачные, серые, будто вода в Чепси. Люблю в них смотреть, отражение своё искать. Смотрю и молчу. И Серёжа молчит. По вечерам спать его укладываю, как
маленького, колыбельную армянскую пою, ему нравится, быстро засыпает. А это Стёпушка, джигяр. Белобрысенький, хорошенький, самый молодой здесь. Любит, когда полковые газеты вслух читаю. Сохранились штук пять, искрошились на сгибах. Уже наизусть могу – одно и то же по очереди. Мальчишке обе ноги выше колена оторвало, какой фронт? А так кажется Стёпке, что он сражается, а не лежит без дела, мамалыгу почём зря ест. Ваня Василенко, старший сержант; не смотри, что полноватый: бегает быстро, стреляет метко. Мыкола. Ранение в голову, зрение потерял.
Коле письмо от жены читаю. Одно письмо пришло, больше не приносили; видать, неживая она. Кудрявый, черноволосый – Игорь Саркисян. Тяжёлый был, три недели его выхаживала, супом с ложки выкармливала, точно птичку. Не хотел есть. Иногда завлекал: поправлюсь – женюсь на тебе, Аршалуйс. Единственный из них знал, как моё имя переводится.
– Как? – спрашивает подруга.
– Рассвет. У тебя хорошее имя, военное. Для врача подходящее.
– Вера? Вера – военное имя?!
– Конечно. Нельзя на войне без веры. Тем более докторице. Мальчики все, кроме Игоря, Шурой кличут, а Шусей – только ты. Да и не случилось других подруг, сама знаешь, ты у меня разъединственная, разговариваю – наговориться не могу. Надоело, поди, про белого бычка слушать? Терпи, моя золотая, ведь никого на хуторе нет, одна векую. Кроме тебя, не с кем словом
перекинуться. Брат и племяшка в Горячий Ключ звали: там электричество, телевизор, вода из крана. А как солдат оставить? Они просили – не бросай; клятву я дала, что не брошу, пока жива. Днём в колхозе работала, вечером к ним бежала – кому сказку рассказать, кого песенкой порадовать. Радио слушала, новости ребятам рассказывала. Так полвека и усвистало.

Ездила я в город. Красиво, не спорю, удобства всякие. Провода, как прыгалки, между столбами висят, на них птицы – чернавые, клювастые, что мой Игорёк. Ночью светло: фонари на улицах. Домой вернулась – скала нависает, Чепси шуршит по камням, убаюкивает, любимки спокойно спят. Вон там – братская могила, двести человек лично похоронила, чуток левее – ещё триста, а всего – почти две тысячи в Поднависле. Каждому камень приносила, отмечала, кто где упокоился. Под розовым большим камнем – командир. Запомни место.


Сколько за них перед скалой молилась! Храма нет, отсюда до ближайшего села – двенадцать километров. Помнишь бои в сорок втором, Вера-джан? Страшные какие бои… Гитлер здесь на Северный Кавказ хотел прорваться, в газете писали – главный удар: за нефтью шёл. В нескольких
километрах от Поднавислы его остановили. Не вышло ничего у фрица. Папа и братья на войну ушли. Дедушка, царствие небесное, всем Ханжиянам наказал: русская земля нас приняла, кров дала, братья по вере армян от турок спасли, и теперь свою новую Родину мы защищать должны до последнего.

Сначала пять раненых в дом принесли. Потом ещё, ещё. Я не санитарка, никто и звать никак, никем и не числилась – доброволец. Ничего, всему научилась – уколы ставила, капельницы держала, разве что не оперировала. В одной комнате операционную сделали, в других – лазарет. Дома ступить негде, новеньких под деревья клали. Жара, осы, мухи роятся, зато фруктов много. Пациенты плакали, кричали, еле успевала от одного к другому бегать. Мы с хирургом спали по три часа. Потом тебя на помощь прислали, солнышко рыжее, конопушчатое. Вер, до чего же мы молодые были! По двадцать восемь, кажется?

Иду с ведром воды однажды, гляжу – сидит лейтенант носатый, длинный нос повесил совсем. Поздоровалась по-армянски – барев дзез. Не понял. Спросила – армянин? Нет, грек. Совсем расклеился: руку оторвало, кому калечный нужен? Я рявкнула: чего удумал – духом падать! На фронте нужен, одной рукой запросто стрелять можно! Меня и дед, и отец к оружию приучили: охотники. Ружьё одной правой схватила, в воздух пальнула, зыркнула построже. Наверное,
жёстко, но так надо. Ожил парень.


В другой раз безногий Володя-тракторист скис. Вовке мягче сказала: после войны мужчин мало уцелеет, каждый наперечёт, женишься на доброй красивой девушке, детей нарожаете. Учись, мозги хорошие, образование получай! Обе руки на месте, одна нога имеется, необязательно трактором управлять. Владимир Петрович в восемьдесят пятом приезжал: Шурочка, помнишь меня? Молоком поила, жить учила – так выучился я, нынче сам учу – детей в школе.

В октябре хирург вызвал, сказал – все на фронт уходим, раненых подводами вывезем, тебя защищать некому, собирайся в эвакуацию. Отказалась. На кого могилы оставлю? Кто ходить за ними будет?

Так крепко ты на прощание меня обняла... на всю жизнь слово твоё запомнила, Верка, – что вернёшься. Твёрдо пообещала – вернёшься, глазищами намокла и к грузовику помчалась, а я стала ждать, пока довоюешь. Терпения, чай, не занимать. Слезу не подпускала: бойцы хныканья не любят, к чему их огорчать?

Шептала-журчала, перекатывалась на голышах год за годом Чепси, уносила тревоги, смывала горести.

Днём в колхозе, вечером с солдатами – так и сложилось. Женихов немало сваталось, да не вышла замуж: предназначение другое. Не рассказывала никому, открою историю давнюю. Лет пятнадцать мне было, через реку переправлялась – арба перевернулась, и понёс меня горный поток, притопил в
холодной воде. Я за воловьи хвосты схватилась – дотащили волы до берега. Долго в горячке лежала, с неделю, родители не верили, что поправлюсь, глаза выплакали.

Где-то в других мирах оказалась. Сначала увидела лестницу с резными перилами, по ней поднялась – открылся сад, на местные не похожий. Беседки каменные в рядок выстроились, возле них – фруктовые деревья невиданные. Кипарис лианами навроде глицинии до верхушки опутан, а глициния – каких на земле не встретишь: ярко-синяя, сыплется сверху бархатным дождём, под
исцарапанные босые ноги коврик стелет; до чего хорошо, до чего благостно на сердце! Полупрозрачный старик в белых одеждах наверху стоит, смотрит не на меня, а словно внутрь меня – и ни слова не произносит. Так захотелось в том саду поселиться! Прилечь на топчан, кожицу диковинного плода отшелушить, сладкую мякоть попробовать… Спросила – можно? Старец губами не шевельнул, но я услышала: нельзя, главное предназначение на земле не выполнено, а какое – узнаю, когда время придёт.

Спит моё предназначение под скалой. Смотри, оградки из ивы сплела, чтобы слаще спалось. Командиру куст посадила. Тощенький прутик за столько лет расщекастился, живым зонтом накрыл.

Привыкшими к работе руками в оплётке толстых сизых вен Аршалуйс ловко выдёргивает сорняки, переходит от могилы к могиле. Худая жилистая фигура закутана в тёмную самовязаную кофту, на седой стриженой голове – пёстрый платок. Подруга рядом, «роднулечка», так Аршалуйс её зовёт. Куда Шуся – туда и Вера, хвостиком всегдашним. В тысячный раз Шусин рассказ слушает; помочь не может, зато слушать – сколько угодно.

– Колхоз перестройкой растрепало. Растила кукурузу в огороде, держала несушек – прокормилась. Захотел местный буржуин дачу в урочище строить, бульдозер пригнал. Захолонула душа, Вер. Выскочила, растопырилась. Выглядывает паренёк – уйди, бабушка, у меня приказ, расчистить территорию надо. Не растерялась, отвечаю – у меня тоже приказ, покажу, только домой сбегаю,
обожди! Тот вылез, прикурил, а я за ружьишком метнулась. Перед ковшом встала, осадила: убирайся отсюда, здесь святое место, солдаты спят, да не шуми: разбудишь. Передай своему начальству: захоронения военных времён, ничего перекапывать не позволю! Дурак молодой рассердился, своей гремучей железякой попёр, я первый выстрел – в воздух, упредила, второй – в лобовое стекло. Удрал на бульдозере.

Потом чиновница приехала. Понимающая баба оказалась: у самой деды в войну сгинули. Распорядилась богатеев не пускать, денег раздобыла на железные ограды. Мальчики довольны, и мне легче. Готовые оградки помыть быстрее, чем из лозы плести: силы-то не те уже, глаза подслепли. Умру скоро, чувствую. Умирать нестрашно, страшно с солдатиками разлучиться, вся жизнь моя – за их могилами ухаживать и тебя ждать. Ты же тогда, в сорок втором, обещала
вернуться, с той поры и жду. Пятьдесят лет жду!

– Здесь я, с тобой всюду хожу, за плечом твоим, – успокаивает Верочка старуху, – просто ты меня не видишь. Хочешь, расскажу, что дальше случится?
– Хочу, матахгнэм.
– Ты потеряешь зрение. Когда умрёшь, племяшка твоя станет хранительницей. На поляне выстроят армянский храм, сможешь молиться не скале, а настоящей иконе. Местные жители соберут миллион рублей, представляешь, целый миллион! Хотя как ты представишь, если даже пенсию отродясь не
получала... Вот здесь поставят большой памятник: немолодая женщина, опустив голову, сидит на скамье, справа от её руки – простреленная каска. У ног всегда живые цветы – гвоздики, ромашки. Шуся, это ты! Не бросила своих солдат, осталась при них.

По вечерам невидимая Вера подсаживается к бронзовой подруге, гладит родные морщинистые щёки. Скамейка длинная, места обеим хватает. Аршалуйс под шёпот любимой Чепси негромко и ласково напевает бойцам армянскую колыбельную.


_________________________________________
А.К. Ханжиян признали Женщиной 1997 года в номинации «Жизнь – судьба». В 1998 году её не
стало. Аршалуйс Кеворковне присвоили звание Почетного гражданина Горячего Ключа, того самого города, куда она отказалась переезжать.

⁣Автоподбор под ключ в Смоленске - RENAULT DUSTER для Александра

⁣AUTO-EXPERT67.RU | Автоподбор | Продажа | Выкуп
Автоподбор Смоленск

☎ +7(910) 785-22-33 Денис (WhatsApp)
🌏 https://auto-expert67.ru
📮 [email protected]

Наше объявление на Авито
🌏 https://clck.ru/34xxdr

Узнать ЦЕНУ? Вам сюда!👇
https://t.me/auto_expert67
https://chat.whatsapp.com/CcQvuZE5VDzGIcRWagfUfM

Видео экскурсия по новому музею Санкт-Петербурга- Музею Военно-морской славы в Кронштадте, который открылся в 2023 году.