⁣Развлекательный музыкальный канал от Звезд Российской Эстрады. Лучшие альбомы, сборники, видеоклипы и концерты всех жанров и направлений. Следите за нашими новинками и слушайте музыку бесплатно!
Entertaining music channel of Russian pop stars. Top albums, compilations, video clips and concerts of all genres. Follow our news and listen to music for free!

Шерше
ля фам



Витя оглядел группу и, нацепив
дежурную улыбку, заговорил:

— Экскурсионное бюро «Истур»
в лице экскурсовода второй категории
Виктора Неклюшкина приветствует
участников двухдневной программы…

Вите не первый раз скидывали
экскурсии на выходные. Благо, он знал
весь «ассортимент» агентства. Вчера
вечером Владик впихнул ему свой тур,
потому что намылился с Иркой к друзьям
на дачу. Правда, потом обещал отработать
за Витю «Рюриков».


— …В заключение мы с вами
побываем в частном музее, где вы увидите…
— Выкладываться было не для кого. Три
девушки-ровесницы были не в его вкусе.
Пожилые пары, группа веселых тётушек
предпенсионного возраста, мама с
дочкой-подростком и несколько женщин,
выглядящих, как училки, — «полный шерше
ля фам», как Витя мысленно
называл такой контингент.






…День тянулся долго, был
изматывающе жарким, но наконец-то
закончился.

После позднего ужина все
расселись в автобусе быстро и тихо,
уставившись в свои телефоны, — даже
весёлые тётушки примолкли.


Витя пересел с бокового
«экскурсоводного» места на резервный
второй ряд к окну. Два часа до соседнего
городка, а там — рухнуть в номере
гостиницы до утра.

Водитель погасил общий свет,
только слабый отсвет телефонных экранов
и пролетающих за окном фонарей разбавлял
сумерки.

Витя, кажется, задремал, потому
что сильно вздрогнул от внезапно
раздавшегося над ухом:

— Простите, можно я здесь
сяду? — В проходе стояла одна из девушек.
— Меня сзади укачивает. Если за окно
смотреть, ещё ничего, но когда темнеет,
плохо становится…

— Конечно! — Витя невольно
подтянулся в кресле. — Только дополнительной
экскурсии от меня не ждите.

В отсветах дорожных фонарей
мелькнула её улыбка.

— Кстати, я Витя, — продолжал
шутить он.


— Я Оля, — ответила она,
пристроила под шею надувную подушку,
повесила на крючок переднего кресла
сумочку, оправила юбку и откинулась
вместе с креслом.

— Очень приятно, — с опозданием
сказал Витя.

Он отвернулся к окну. Стоило
подремать до отеля. Однако довольно
сложно вот так вот взять и уснуть, когда
в темноте рядом с тобой полулежит
девушка…






Витю внезапно пронзила мысль:
а вдруг она села к нему потому, что он
ей понравился?
Он сегодня классно вёл группу — вполне
мог очаровать экскурсантку!

У него от этой мысли даже
мурашки пробежали по всей поверхности
ног и рук, торчащих из шортов и футболки.



Он осторожно скосил глаза,
стараясь увидеть, не наблюдает ли за
ним соседка.






Отблески фонарей не касались
лица девушки. Дыхание её было ровным,
но она точно не спала: то и дело немного
ворочалась в кресле.


Витя стал перебирать в голове
события дня. Ни разу не поймал он на себе
её взгляда. Могло быть, что она подавала
ему знаки, а он не заметил?


Он снова покосился на соседку.



Девушка опять пошевелилась,
и Витя быстро отвернулся. Нелепое «Шерше
ля фам!» на непонятный мотив крутилось
у него в голове.

Мысли о работе, предстоящем
повышении, даже о путешествии в отпуске
вдруг стали казаться не такими уж
интересными.







Автобус стал делать резкий
поворот, всё наклонилось, и в этот момент
в полной темноте салона что-то нежное
коснулось колена Вити. Прикосновение
было секундным — наверно, просто на
повороте ногу девушки немного качнуло
в его сторону.






Автобус снова шёл ровно.

Витя попытался вспомнить, на
чём остановился в своих мыслях, но не
смог. Вот ведь какое коварство! Как умеют
отвлекать от важного незваные девушки
с их коленками!

И как только он снова
сосредоточился на своём, нога его снова
ощутила прикосновение. В этот раз касание
было чуть более долгим — примерно две
секунды. Сам не ожидая от себя такой
храбрости, Витя немного наклонил колено
вбок и коснулся ноги соседки в ответ.
Она не отстранилась.

С ним ещё никогда так не
заигрывали. Ну да, девушка не предел его
мечтаний, но нельзя же её игнорировать!
Нужно как-то ответить. Он уже начал
сдвигать пальцы с разделявшего их
поручня, как сомнение пронзило его: а
вдруг она дотронулась до него случайно?
Может, даже во сне?

Но тут же, словно в опровержение
этой мысли, его нога ощутила очередные
касания — три подряд, с равномерными
промежутками. Витя даже отвернулся к
окну, чтобы скрыть невольную усмешку.
И галантно ответил такими же тремя
прикосновениями.






Оля по-прежнему делала вид,
что спала. Только подрагивающие ресницы
и поёрзывания в кресле выдавали её. Витя
принял правила игры. Ну не хочет девушка
привлекать внимания посторонних — её
право!

Он стал вспоминать схему
расселения в отеле: у неё с подружками
номер на троих. Зато у него — на одного.
Наверно, она готовит его, чтобы не сильно
изумился, когда ночью услышит робкий
стук в дверь.

Он про себя усмехнулся: какое
там «ищите женщину» — сами найдут, сами
всё организуют!

Ещё одно чуть более долгое
прикосновение — и Витя, осмелев, ответил
на него почти дерзостью — прижался к
прохладной женской ножке на целых 3
секунды! Её нога не отодвинулась, и она
по-прежнему притворялась спящей!

Витя воодушевился.


Если подумать, то Владькина
история знакомства довольно банальна:
ну поговорили, ну влюбились…


То ли дело у него: его так
изящно добивается блондинка! При этом
не оторва какая-нибудь, а очень даже
приличная девушка!..

Надо позаботиться о том, чтобы
она нашла его в гостинице — невзначай
вслух сказать номер своей комнаты… А
вдруг испугается?.. Дверь придётся
оставить открытой. Правда, в этой
гостинице 3 раза грабили невнимательных
постояльцев только за это лето… Но риск
— дело благородное, когда речь идёт о
любви!






…Автобус снова поворачивал,
и Оля прижалась к Вите ногой на долгих
5 секунд. «Скоро приедем», — не удержался
и тихо-тихо прошептал он.

Она не ответила. Витя успел
лишь заметить, что ресницы её чуть-чуть
дрогнули.

Он откинулся в кресле, закрыл
глаза и погрузился в сладкую дремоту и
мечты…






Видимо, он всё-таки не просто
задремал, а провалился в сон — на какие-то
минуты, но провалился. Потому что внезапно
вспыхнувший свет разбудил его. Автобус
стоял. Витя зажмурился — и в ту же секунду
почувствовал, что нежная кожа касалась
его коленки, не отстраняясь!

Сердце Вити преисполнилось
благодарности, он открыл глаза и
повернулся к своей прекрасной спутнице…



Соседнее кресло было пустым.



Оля стояла в проходе, поправляя
юбку. Но вот она нагнулась к креслу —
он невольно подался ей навстречу… Она
протянула руку к висевшей на кресле
мягкой кожаной сумочке, касавшейся
колена Вити, и сняла её с крючка…






В состоянии измененной
реальности Виктор сидел, почти не дыша…

Так… Он, вроде, ничего не
сделал, ничего не произошло…

Над ним возникло озабоченное
лицо водителя:


— Ты уснул, что ль?

— Шерше ля фам! — внезапно
выпалил Витя.

— Чего? — вытаращился водитель.

— Да ничего,
иду...

Он достал из сумки список
размещения в отеле и вышел из автобуса.






Витя получил ключ, поднялся
в номер. Кинув сумку на пол, сразу включил
телик. Дверь закрыл на замок.

Появившаяся на экране заставка
«Мосфильма» сменилась нарезкой кадров
погонь.

«Зато можно не думать об
ограблении», — сказал он вслух и, не
разуваясь плюхнулся на кровать.


На желтом фоне экрана возникло
название: «Ищите женщину»

«Сами
ищите», — с досадой сказал Витя и
переключил канал.

Официальное видео песни "How I Want You"

⁣Гуляем по местам, где совсем недавно снимали Крила, запертого в доме маньяка из мира реализма, подобности в повести Ориби Каммпирр "Мир моей Музы"...

Ветеранам.
Ветеран, ты помнишь войну,
Как в ушах грохотало и сердце сжималось от боли!
Ты страдал за любовь, за родную страну,
За родную Россию, за волю!
Ты сознание терял, землю сжав в кулаке,
Мыслью сердце терзал...
И одно лишь стучало в виске,
Колотилось в мозгу:
«Не отдать бы врагу…Землю-мать я отдать не могу! Не могу!"
Было трудно, но ты всё терпел и надежды ты не терял!
Было трудно, но ты всё терпел, за Россию горою стоял!
Так, спасибо же вам, дорогие мои,
Что живу и дышу я в свободной стране,
Что могу я ходить по счастливой земле,
Той, что вами, родные, завещанна мне!
Трава.
Трава не выбирает, где расти
Там, где упало семя, будут всходы.
Траве от сапогов нельзя спастись,
В плену всепожирающих заводов!
Но люди – не трава,
Нас оплетают корни
Сильнее и мощнее травяных…
О Родине в любой стране мы помним,
И ностальгию впитывает стих.
Мы.
Мы живем по законам военного времени -
Все стремления врозь, все желания в пыль.
Мы давно потонули в унылом безвременье,
Нас укрыл одеялом болотный ковыль.
Нашим принципам место на свалке истории,
Мы пропали навек в истерии потерь.
Но мы знаем, что всё не того ещё стоило,
Мы стоим и уже не сдадимся теперь!
«Мирок»
Никого никогда не пущу в этот славный мирок,
Ни любовь, ни вражду, даже дружбу,
В мой потерянный рай, в мой чертог, в тихий мой уголок…
Здесь гармония в моде, а больше?
Что больше – не нужно.
Вечерами люблю, так люблю я сидеть у окна,
И смотреть в неком трансе на звёздную вьюгу.
Звёзды сыплются с неба, снегопад – звездопад.
Звёзды лучше, чем люди понимают друг друга.
«По тропе войны»
Опять иду по тропе войны,
Свои знамёна плету на ходу.
Я знаю, цели мои верны,
Верны и точны как танец на льду.
Осенний бой ритмичен, упрям,
Упрям как мысли мои и слова –
О мёртвом лете твердит тамтам,
Из-под шагов убегает листва.
Как орден в петлице кленовый лист,
Он засиял, потому что потух.
Стихи рождаются, пишет кисть,
И мне не верится, что Бог глух.
«Птица»
Я птица с далёкого севера.
Мой мир-это мир расставанья.
Не в запахе тонкого клевера
Смысл жизни, а в существовании.
Наш страх в смертоносном слиянии
Душа-пелена, плоть как яд.
Лишь иглы цветного сияния
Проткнуть мои крылья хотят.
Я птица с далёкого севера,
Давно мне неведома роль.
Сберечь не могу цветок клевера,
Зима – моя вечная боль.
Доводит меня до забвения
По солнцу трагический голод,
Да только в моём уравнении
Лишь лёд, да пронзительный холод
Но даже минутой подстрелена,
На белом снегу погибая,
Шептать буду чётко уверенно
Я птица, но птица другая.
«Волчица»
Готическою, серой тенью
Проскальзываю за порог.
Меня ведёт моё сомненье,
И в шляпке скомканный цветок.
Мой бег – моё освобожденье
От пыльных окон и оков.
Влечёт к степи перерожденье,
Надеюсь встретить там волков,
Во вьюгу сбрасываю крылья –
Вновь закрываю в небо дверь.
Презренье в волчьем вое вылью –
Похитил моё сердце ЗВЕРЬ.
И вроде я пока живая,
Или пока что немертва…
Хриплю я и дышу, сшивая
Собой два жадных волчьих рта.
Покорность всю, отдав свободе,
Со стаей я в степи, в судьбе!
Мы таковые по природе!
Но возвращаюсь я к тебе.
Пусть не привыкнешь к волчьей морде,
Понять должна, понять могу
Не зря же поутру находишь
Ты сок рябины на снегу.

⁣Художник

«Я двадцать пять лет просидел спиной к окну и писал картины»

Павел Филонов, художник-аналитик

Краски старой картины
Наивны в своей простоте.
Тени зыбких наречий
И эти, и те.
Ты, художник, живёшь
В полуобразе сна,
И в душе твоей спит
Весна.
В авангарде окна
Вижу твой силуэт.
Ему тысяча лет,
А ты молод и сед.
И в пиру, и в молитве,
И в горячей мольбе
Говорю о тебе.
Бессребреник. Гений.
В твоих исхудалых руках
«Корабли» на холсте -
Это жизнь, это смерть и прах.
Корабли уплывут, и останется
Тишь зари
Да одни сизари.




Метаморфозы
Шелест. Тихо.
В рваной неге
Немота.
Это раненое лихо
Пьёт с куста
Росы белые немые.
Жажда ждёт
Из пролесков, перелесков,
Из тенëт.
Заклинаю! Умоляю!
Не молчи!
Только ветер, тихий ветер
Спит в ночИ.

Речь

Раскрошилось небо
Закатом алым.
Я пою тебе песню
О море синем.
Шаловливые волны –
В песках,
В заливах,
В жёлтых травах,
Камнях,
Ручейках
И реках.
Я ловлю их руками.
Горят их шапки:
Вор не пойман,
А речь саблезубым тигром
Замыкает круг,
Ускользает в воду,
Чтобы вновь возродиться
К другому году.

Герменевтика чувств

Рыбы чувствуют свет.
Рыбий мир человечен.
Только кто в нём бывает вечен,
Если жабры сомкнулись дугой?
Не дышать! В этих жабрах,
Как в лёгких, живёт душа.
И живёт та душа
Не спеша.
Не спеша.
Не спеша.
Рыбий хвост окунулся в пучину
Морских страстей.
Ни икры тебе,
Никаких гостей.
Только ветер в тиши
Да холод немых ночей.





Наместники Бога

Это было давно. На раскидистых елях сидели
То ли Бога наместники, то ли вороньи птенцы.
И галдели они, и безбожно на небо смотрели,
И боялись упасть в этот мир, где росли их отцы.

Это было давно. Я не помню, когда это было.
Солнце тучно взошло, опоясав леса и поля.
А в лесу что-то пело, шумело, отчаянно выло.
И молчали птенцы, и молчала подолгу земля.

Тесно стало в гнезде, и птенцы полетели на волю.
Грозный дерева хруст разогнал матерей и отцов.
И какая им, Боже, сейчас уготована доля:
В мире праведных или же в сонме лжецов?

Это было давно. Даже ели качались упруго.
Где-то били в набат. Разлетелись! Не надо искать!
Тишина. Никого. Никого в беспросветной округе.
Нам уже никогда, никогда ничего не узнать.

Я летаю без крыльев

Город вырос из пепла,
Сроднясь с вековой золой.
На зеркальных монетах
Танцует чертёнок злой.
Я не Каин, не Авель,
Не рыба в воде,
Я – свет, отражающий небо,
В котором дороги нет.
Только призраки времени,
Только песок и пыль,
Только сахар на ложечке,
Горькой полыни вкус.
Я летаю без крыльев.
Давно уже не боюсь.

***
Люди играют в лото
На развалинах Рыбьей горы.
Ветер спит,
И шумят дожди.
...
Их гримасы — печальная немь,
На гирляндах ветвей — снег.

...

Тихо ходит зелёный рак,
На спине у него — земля,
А в клешнях — красно-алый мак.

Пусть так.

Стихи Владимира Мосина. ⁣Вокал Кунижев Валерий.

⁣София Джамора SLOW MOTION / Лучшее за неделю плавания в Майами Сейчас вы смотрите эксклюзивное видео Софии Джамора в замедленной съемке,


⁣Девушки которые мечтают о встречи здесь ⁣https://ify.ac/1AxN



⁣Полезная ссылка отдых пляж и развлечения здесь ⁣https://ify.ac/1AxT

Аршалуйс и Верочка


– Давай мальчиков навестим, Вера. Ты не всех знаешь, я познакомлю.
Крепкие ноги Аршалуйс в мужских ботинках шустро ступают по каменистой земле Поднавислы, приминая невысокую, уставшую от южного солнца траву. Энергичный голос становится тихим, мягким. Женщина показывает пальцем издалека:

– Это Серёжа Ломакин, Сергей Фёдорович, командир стрелкового батальона, он из моих женихов самый красивый. Глаза прозрачные, серые, будто вода в Чепси. Люблю в них смотреть, отражение своё искать. Смотрю и молчу. И Серёжа молчит. По вечерам спать его укладываю, как
маленького, колыбельную армянскую пою, ему нравится, быстро засыпает. А это Стёпушка, джигяр. Белобрысенький, хорошенький, самый молодой здесь. Любит, когда полковые газеты вслух читаю. Сохранились штук пять, искрошились на сгибах. Уже наизусть могу – одно и то же по очереди. Мальчишке обе ноги выше колена оторвало, какой фронт? А так кажется Стёпке, что он сражается, а не лежит без дела, мамалыгу почём зря ест. Ваня Василенко, старший сержант; не смотри, что полноватый: бегает быстро, стреляет метко. Мыкола. Ранение в голову, зрение потерял.
Коле письмо от жены читаю. Одно письмо пришло, больше не приносили; видать, неживая она. Кудрявый, черноволосый – Игорь Саркисян. Тяжёлый был, три недели его выхаживала, супом с ложки выкармливала, точно птичку. Не хотел есть. Иногда завлекал: поправлюсь – женюсь на тебе, Аршалуйс. Единственный из них знал, как моё имя переводится.
– Как? – спрашивает подруга.
– Рассвет. У тебя хорошее имя, военное. Для врача подходящее.
– Вера? Вера – военное имя?!
– Конечно. Нельзя на войне без веры. Тем более докторице. Мальчики все, кроме Игоря, Шурой кличут, а Шусей – только ты. Да и не случилось других подруг, сама знаешь, ты у меня разъединственная, разговариваю – наговориться не могу. Надоело, поди, про белого бычка слушать? Терпи, моя золотая, ведь никого на хуторе нет, одна векую. Кроме тебя, не с кем словом
перекинуться. Брат и племяшка в Горячий Ключ звали: там электричество, телевизор, вода из крана. А как солдат оставить? Они просили – не бросай; клятву я дала, что не брошу, пока жива. Днём в колхозе работала, вечером к ним бежала – кому сказку рассказать, кого песенкой порадовать. Радио слушала, новости ребятам рассказывала. Так полвека и усвистало.

Ездила я в город. Красиво, не спорю, удобства всякие. Провода, как прыгалки, между столбами висят, на них птицы – чернавые, клювастые, что мой Игорёк. Ночью светло: фонари на улицах. Домой вернулась – скала нависает, Чепси шуршит по камням, убаюкивает, любимки спокойно спят. Вон там – братская могила, двести человек лично похоронила, чуток левее – ещё триста, а всего – почти две тысячи в Поднависле. Каждому камень приносила, отмечала, кто где упокоился. Под розовым большим камнем – командир. Запомни место.


Сколько за них перед скалой молилась! Храма нет, отсюда до ближайшего села – двенадцать километров. Помнишь бои в сорок втором, Вера-джан? Страшные какие бои… Гитлер здесь на Северный Кавказ хотел прорваться, в газете писали – главный удар: за нефтью шёл. В нескольких
километрах от Поднавислы его остановили. Не вышло ничего у фрица. Папа и братья на войну ушли. Дедушка, царствие небесное, всем Ханжиянам наказал: русская земля нас приняла, кров дала, братья по вере армян от турок спасли, и теперь свою новую Родину мы защищать должны до последнего.

Сначала пять раненых в дом принесли. Потом ещё, ещё. Я не санитарка, никто и звать никак, никем и не числилась – доброволец. Ничего, всему научилась – уколы ставила, капельницы держала, разве что не оперировала. В одной комнате операционную сделали, в других – лазарет. Дома ступить негде, новеньких под деревья клали. Жара, осы, мухи роятся, зато фруктов много. Пациенты плакали, кричали, еле успевала от одного к другому бегать. Мы с хирургом спали по три часа. Потом тебя на помощь прислали, солнышко рыжее, конопушчатое. Вер, до чего же мы молодые были! По двадцать восемь, кажется?

Иду с ведром воды однажды, гляжу – сидит лейтенант носатый, длинный нос повесил совсем. Поздоровалась по-армянски – барев дзез. Не понял. Спросила – армянин? Нет, грек. Совсем расклеился: руку оторвало, кому калечный нужен? Я рявкнула: чего удумал – духом падать! На фронте нужен, одной рукой запросто стрелять можно! Меня и дед, и отец к оружию приучили: охотники. Ружьё одной правой схватила, в воздух пальнула, зыркнула построже. Наверное,
жёстко, но так надо. Ожил парень.


В другой раз безногий Володя-тракторист скис. Вовке мягче сказала: после войны мужчин мало уцелеет, каждый наперечёт, женишься на доброй красивой девушке, детей нарожаете. Учись, мозги хорошие, образование получай! Обе руки на месте, одна нога имеется, необязательно трактором управлять. Владимир Петрович в восемьдесят пятом приезжал: Шурочка, помнишь меня? Молоком поила, жить учила – так выучился я, нынче сам учу – детей в школе.

В октябре хирург вызвал, сказал – все на фронт уходим, раненых подводами вывезем, тебя защищать некому, собирайся в эвакуацию. Отказалась. На кого могилы оставлю? Кто ходить за ними будет?

Так крепко ты на прощание меня обняла... на всю жизнь слово твоё запомнила, Верка, – что вернёшься. Твёрдо пообещала – вернёшься, глазищами намокла и к грузовику помчалась, а я стала ждать, пока довоюешь. Терпения, чай, не занимать. Слезу не подпускала: бойцы хныканья не любят, к чему их огорчать?

Шептала-журчала, перекатывалась на голышах год за годом Чепси, уносила тревоги, смывала горести.

Днём в колхозе, вечером с солдатами – так и сложилось. Женихов немало сваталось, да не вышла замуж: предназначение другое. Не рассказывала никому, открою историю давнюю. Лет пятнадцать мне было, через реку переправлялась – арба перевернулась, и понёс меня горный поток, притопил в
холодной воде. Я за воловьи хвосты схватилась – дотащили волы до берега. Долго в горячке лежала, с неделю, родители не верили, что поправлюсь, глаза выплакали.

Где-то в других мирах оказалась. Сначала увидела лестницу с резными перилами, по ней поднялась – открылся сад, на местные не похожий. Беседки каменные в рядок выстроились, возле них – фруктовые деревья невиданные. Кипарис лианами навроде глицинии до верхушки опутан, а глициния – каких на земле не встретишь: ярко-синяя, сыплется сверху бархатным дождём, под
исцарапанные босые ноги коврик стелет; до чего хорошо, до чего благостно на сердце! Полупрозрачный старик в белых одеждах наверху стоит, смотрит не на меня, а словно внутрь меня – и ни слова не произносит. Так захотелось в том саду поселиться! Прилечь на топчан, кожицу диковинного плода отшелушить, сладкую мякоть попробовать… Спросила – можно? Старец губами не шевельнул, но я услышала: нельзя, главное предназначение на земле не выполнено, а какое – узнаю, когда время придёт.

Спит моё предназначение под скалой. Смотри, оградки из ивы сплела, чтобы слаще спалось. Командиру куст посадила. Тощенький прутик за столько лет расщекастился, живым зонтом накрыл.

Привыкшими к работе руками в оплётке толстых сизых вен Аршалуйс ловко выдёргивает сорняки, переходит от могилы к могиле. Худая жилистая фигура закутана в тёмную самовязаную кофту, на седой стриженой голове – пёстрый платок. Подруга рядом, «роднулечка», так Аршалуйс её зовёт. Куда Шуся – туда и Вера, хвостиком всегдашним. В тысячный раз Шусин рассказ слушает; помочь не может, зато слушать – сколько угодно.

– Колхоз перестройкой растрепало. Растила кукурузу в огороде, держала несушек – прокормилась. Захотел местный буржуин дачу в урочище строить, бульдозер пригнал. Захолонула душа, Вер. Выскочила, растопырилась. Выглядывает паренёк – уйди, бабушка, у меня приказ, расчистить территорию надо. Не растерялась, отвечаю – у меня тоже приказ, покажу, только домой сбегаю,
обожди! Тот вылез, прикурил, а я за ружьишком метнулась. Перед ковшом встала, осадила: убирайся отсюда, здесь святое место, солдаты спят, да не шуми: разбудишь. Передай своему начальству: захоронения военных времён, ничего перекапывать не позволю! Дурак молодой рассердился, своей гремучей железякой попёр, я первый выстрел – в воздух, упредила, второй – в лобовое стекло. Удрал на бульдозере.

Потом чиновница приехала. Понимающая баба оказалась: у самой деды в войну сгинули. Распорядилась богатеев не пускать, денег раздобыла на железные ограды. Мальчики довольны, и мне легче. Готовые оградки помыть быстрее, чем из лозы плести: силы-то не те уже, глаза подслепли. Умру скоро, чувствую. Умирать нестрашно, страшно с солдатиками разлучиться, вся жизнь моя – за их могилами ухаживать и тебя ждать. Ты же тогда, в сорок втором, обещала
вернуться, с той поры и жду. Пятьдесят лет жду!

– Здесь я, с тобой всюду хожу, за плечом твоим, – успокаивает Верочка старуху, – просто ты меня не видишь. Хочешь, расскажу, что дальше случится?
– Хочу, матахгнэм.
– Ты потеряешь зрение. Когда умрёшь, племяшка твоя станет хранительницей. На поляне выстроят армянский храм, сможешь молиться не скале, а настоящей иконе. Местные жители соберут миллион рублей, представляешь, целый миллион! Хотя как ты представишь, если даже пенсию отродясь не
получала... Вот здесь поставят большой памятник: немолодая женщина, опустив голову, сидит на скамье, справа от её руки – простреленная каска. У ног всегда живые цветы – гвоздики, ромашки. Шуся, это ты! Не бросила своих солдат, осталась при них.

По вечерам невидимая Вера подсаживается к бронзовой подруге, гладит родные морщинистые щёки. Скамейка длинная, места обеим хватает. Аршалуйс под шёпот любимой Чепси негромко и ласково напевает бойцам армянскую колыбельную.


_________________________________________
А.К. Ханжиян признали Женщиной 1997 года в номинации «Жизнь – судьба». В 1998 году её не
стало. Аршалуйс Кеворковне присвоили звание Почетного гражданина Горячего Ключа, того самого города, куда она отказалась переезжать.

⁣⁣КОРОЛЕВСКИЙ САЛАТ

Ингредиенты:
курица 300 г. (отварная или запеченная )

картофель отварной 2 шт.
морковь вареная 2 шт.
вареное яйцо 4 шт.
сыр 100 г
соленый огурец 3-4 шт.
свекла 200 г
майонез 100 г.

chicken 300 g (boiled or baked)
boiled potatoes 2 pcs.
boiled carrots 2 pcs.
boiled egg 4 pcs.
cheese 100 g
pickled cucumber 3-4 pcs.
beetroot 200 g
mayonnaise 100 g

⁣ЯНДЕКС ДЗЕН: ⁣https://dzen.ru/id/636abc2f71b8025f0b3a757a

____________
Видео канала ⁣SUPER KELINCHAK - ⁣https://www.youtube.com/@superkelinchak4599

⁣Автоподбор под ключ в Смоленске - RENAULT DUSTER для Александра

Видео экскурсия по новому музею Санкт-Петербурга- Музею Военно-морской славы в Кронштадте, который открылся в 2023 году.

⁣Мало ли что может присниться. Но не всё так просто. Дело в том, что мне такие сны снятся с завидной периодичностью. То я не могу попасть к себе домой, потому что заблудилась буквально возле дома. То в подъезде, в котором живёт моя подруга, все лестницы переломаны, и я не могу ни наверх подняться, ни спуститься. В общем, странный сон…
Читает автор Алина Загайнова
Ознакомиться с текстом можно на моём сайте по ссылке
⁣https://heart-brain-soul.com/s....trannyj-son-k-chemu-

⁣Игра "РУСЬ МОЯ" - вспоминай и узнавай, ищи и сомневайся... радуйся открытиям, сохраняй в себе знание - иди на РУСЬ, иди на СВЕТ!

Моя поющая поэзия
посвящается Светлане Бересневой (ушла любовь...
импровизация к муз.С.Чекалина
гитара с нуля

⁣Пошаговая инструкция ускорения Windows 10 2004, с отключением ненужных настроек, мониторинга, удалением встроенных приложений и другой опимизацией. Нажми https://goo.gl/zTd1vQ подпишись на канал, нажми на колокольчик, чтобы узнать о выходе нового видео.

1. Программа Dism++ страничка на GitHub: https://github.com/Chuyu-Team/Dism-Mu...

2. Резервное копирование Windows: http://bit.ly/35Ej2CY

3. Ликбез, как пользоваться компьютером: • Как пользоваться ноутбуком и компьюте...

4. Не работает микрофон? Нажимай • Не работает микрофон в Windows 10 Что...

5. Отключить обновления Windows временно или постоянно: • Как отключить обновления Windows 10, ...

6. Текстовая версия: https://nastroyka.pro/node/162


Источник:⁣https://www.youtube.com/@urtaev

Официальное видео песни "Highway to Hell"

⁣


Баллада о шуте



Сегодня в замке шум — объявлена пирушка —

Вся челядь сбилась с ног, а в поисках шута

Задавлена была премилая старушка,

Что чистит у собак. Да, чистила... и так.

Нашли меня с трудом в кровати у служанки,

Перечить я не стал, могли ведь и побить.

Камзол, штаны, колпак, глоток вина, осанка...

И я опять готов Величеству служить.

Величеству служить не лёгкая задача —

Оступишься хоть раз и... голову долой!

По лезвию ножа хожу, шучу и плача

Смеюсь над королём, вельможами, судьбой.

И жизнь моя — одно большое представленье,

Что длится до тех пор, пока не скиснет ум.

Мой разум — не вино и шутки в откровенья

Я превратить могу, на раз стихает шум.

На голове колпак — не шапка Мономаха —

Бубенцами звенит, как тройка
лошадей.

И мне всегда дают любовь простые махи,

Ведь я — лихой бретёр и наглый лицедей.

Сегодня в замке шум, хохочет вся пирушка,

И челядь сбилась с ног, посудою гремя,

На сцене только я — господняя игрушка —

Кручусь, верчусь, шучу, бубенцами
звеня...







В этом каменном сердце...

В этом
каменном сердце Донецкой степи

Каждый день, словно звенья железной цепи.

Каждый час тяжелее, чем прожитый год,

Смерть за нами, как тень, постоянно идёт.



По бульварам твоим и твоим площадям

Поливают свинцом, никого не щадя.

Только здесь понимаешь, зачем ты живёшь,

Хоть цена твоей жизни – лишь ломаный грош.



Чрева улиц, проспектов широкая гладь

Не вмещают войны тяжеленную кладь.

Но несём мы на хрупких усталых плечах

Свою ношу надежды, как Божью печать.



В этом каменном сердце Донецкой степи

Каждый день, словно звенья железной цепи.

Всякий раз, как на плаху, вхожу в новый день,

А за левым плечом снова тень, та же тень…





Ополченец



Ртутью заплыло небо,

Грудью ловлю свинец.

Мне бы немного хлеба,

Отсрочить чуть-чуть конец!



Зря что ли жилы рвали

Мы в неурочный час?!

Мы не боимся швали,

Нет её среди нас.



Мы на переднем крае,

А позади Донбасс.

Всё, что вы здесь украли,

Мы отберём у вас.



Ветер порвёт все флаги,

В глотках вскипит: УРА!

Дайте глотнуть из фляги,

Я доживу до утра!



Нашей земли ни пяди

Я не отдам врагу.

Бойтесь отмщенья, бляди,

Покуда дышать могу!







Донецкая зарисовка



Затихает нешуточный «гром»,

Вдаль неспешно бегут облака.

Мяч, качели и раненый дом,

Одинокий лежит самокат.



Девять лет, как малину с куста,

Проглотила злодейка война.

Нет грехов, книга жизни чиста,

Только жизнь, как из страшного сна.



На коленках следы от песка

(Непоседа, шалун, егоза...),

Непослушная прядь у виска,

Голубые, как небо глаза.



Тонкий лик и в прожилках рука,

Как на старых святых образах.

Вдаль неспешно плывут облака,

Отражаясь в открытых глазах.





Зимний Рассвет



Не спится. Встану. Утро знатное. Пройдусь по сонному селу.

До горизонта темень ватная, лишь под ногами всё в «мелу».

Услышу лай собак обиженных, что с полусна ругают ночь.

И побреду к рассвету ближнему, гоня ночные мысли прочь.



Вот покрывало туч раздвинулось, освобождая синеву,

И небо под луной раскинулось, во всей красе, для рандеву.

Зардел рассвет полоской алою, помятой лентой в волосах,

И солнышко, краюхой малою, вновь загорелось в небесах.



Открылась даль, деревья тёмные, вновь часовыми на посту.

И заскрипели брёвна сонные, от напряжения в мосту.

Вороны, кляксами чернильными, на домотканом полотне.

И дни отбелены-отстираны хрустят на стареньком плетне.

⁣Роман Назаров. На премию Левитанского. Проза

НА ПОРОГЕ СЕРДЦА

Да как же его звали? Не то Сергей
Андреев, не то Андрей Сергеев. Не помню его ни в первом классе, ни во втором.
Появился в третьем, исчез в пятом. На фотографии – это 82-й год, 19 мая, День пионерии.
Солнечно.

А он был маленький, худенький,
болезненный. Но умел так нахмуриться и зыркнуть – холодело внутри. Умел
посмотреть на тебя и с нравственным укором, по-взрослому, и презрительно – «да
кто ты такой». А чаще взгляд его был опрокинут куда-то в себя, застывший. Губы
складывал в шарики, когда выдувал гласные «у», «ю». Речь его была слегка
дефектной. Какие-то буквы он неправильно произносил, особенно, когда
волновался. И, в общем, его никто не любил, и дружить с ним никто не хотел.
Прозвали его Нытиком.

Сколько эпизодов с ним помню?
Три-четыре. Вот Юра Фурсов – полненький, умненький – пригласил к себе в гости
троих друзей – меня, Андрея Тимофеева и
Толю Шустрова. А Нытик за нами идет, ноет. «Возьми-ите меня с собой, возьми-ите,
ну, пожалуйста…» Юрка ни в какую. Мы пробыли у Юрки час-полтора. Мама угощала
конфетами, а Юрка показывал свои игрушки, гитару, на которой уже учился играть,
и, как нечто невероятное – газету с японскими иероглифами. Выходим из подъезда,
а Нытик под грибком в песочнице стоит. А осень холодная. Ветер ледяной дует,
моросит неприятно. И он, мокрый, стоит, ждет, словно часовой из рассказа
«Честное слово»...

И как-то мы с ним сошлись, что ли.
Помню, был у Нытика дома. Играли в солдатики. Его великолепную армию я
разгромил без потерь жестким лимонным теннисным мячиком. Нытик обиделся,
поднялся с пола и заявил взволнованно: «А у меня порог сердца! Я могу умереть в
любую секунду!». Я понял, что он имел в виду слово «порок». Я слышал это слово,
связанное с другим словом – «порочный», которое прочитал в одной взрослой
книжке, и означало оно что-то плохое, постыдное. И слово как-то не вязалось с
моей победой, с его поражением. Ну, проиграл и проиграл. Думаю: «Ну давай,
умирай. А я посмотрю!». Но не сказал этой глупости. А Нытик мне новую порцию
информации выдает: «Все умрут! Даже звезды и планеты умирают, а вотОн никогда
не умрет, потому что бессмертный». Что еще за «вотон»? Загрузил он меня,
конечно. Ушел я от него озадаченным.

И еще один эпизод. Я был по уши влюблен
в одноклассницу Лену Четверикову. Я провожал её часто из школы, нес портфель. И
Нытик знал о моей любви. И вот однажды, после уроков, он остановил меня,
рассказывая какую-то чепуху, а Лена ушла вперед, и я все порывался как-то
вежливо остановить Нытика, дать ему понять – разговор закончен, я иду по своим
делам, ты – по своим. И он мне заявляет: «Ну и иди к своей Червяковой!» И
смотрит презрительно… «Червякова»… Если бы у меня тогда было чувство юмора! Но я
маленький безумец – с ее именем засыпаю, с ее именем просыпаюсь, в сказках Марьи-царевны,
Елены Премудрые и Василисы Прекрасные – это все она, моя Лена Четверикова.
«Червякова!» Я повалил Нытика на землю и избил в кровь, разбил губу, порвал ему
куртку… У Лены миллион лет как отдельная счастливая жизнь, дети, семья – мы
никогда не были вместе. А я избил Нытика за одно слово.

Потом он исчез. Говорили, что он уехал в
другой город.

Лет через 12 я оказался на похоронах,
провожал в последний путь хорошего знакомого, убитого в бандитской разборке.
Когда народ поехал в ресторан на поминки, какая-то свинцовая тяжесть на душе
заставила меня прогуляться среди могил. Сколько молодых людей тогда унесли
проклятые 90-е, страшно подумать.

И вот передо мной выросла мрачная плита
и до боли знакомое лицо одноклассника – с нравственным укором во взгляде. «Сергей
Андреев 1972-1990». Я остолбенел. Никуда он, оказывается, не уехал, и, прожив
еще 8 лет, умер от порока сердца...

Еще через 20 лет с небольшим я пытаюсь
вспомнить, как же его звали. Точно ли Сергей Андреев? А может быть Андрей
Сергеев? Съездить на кладбище, найти его, убедиться?.. Почему внутри все дрожит
от этих далеких, никому не нужных и тающих воспоминаний? Да как же его звали?
Имя десятилетнего мальчика застряло на пороге памяти, на пороге сердца…

⁣Нашла очень крутые нейросети и пока большинство из них бесплатное тестируете!
⁣https://makereal.tldraw.com/
https://rows.com/product
https://neuro-texter.ru/?ref=779524
https://www.udio.com/
https://www.pacdora.com/
https://svgartista.net/
https://www.renderforest.com/
https://quickqr.art/


Источник:⁣https://www.youtube.com/@Web3nity