"ОТЕЦ"
...Как-то буднично все произошло. Без слёз, уговоров и нервов. Отец присел передо мной, четырехлетним, на корточки, обнял неловко и смазано поцеловал в щеку.
- Прощай, сын...
Подхватил свой лёгкий коричневый чемодан из кожзама, ещё раз внимательно посмотрел на маму, и ушёл.
Только после того, как закрылась дверь, она опустилась на кухонную табуретку и спрятала лицо в ладонях.
- Вот и всё...
Выдохнула.
Меня потянуло к окну - посмотреть с высоты третьего этажа на отца: может, то, что сейчас происходит, понарошку? Вдруг он стоит у подъезда, смотрит вверх, и улыбается?
Нет, быстрым шагом отец удалялся в сторону остановки. Понурые плечи в белой рубашке от мелкого сентябрьского дождя промокли и выглядел он от этого ещё больше потерянным.
Никчемным.
У дороги вдруг остановился и я подумал, что вот здесь и заканчивается эта глупая игра. Открыл окно и собрался было помахать рукой, мол, возвращайся, папочка! Но скользнул по подоконнику и ...
Последнее, что я помню из того дня - мамин крик, проникающий до самых косточек...

Слово "развод" я услышал гораздо позже. А его смысл понял примерно лет в четырнадцать. Да, ведь надо обязательно сказать, что тогда я не упал из окна - мама кричала по другой причине.

Чтобы я не останавливал отца.

Потом она кричала, чтобы я не плакал от тоски по нему. Затем - чтобы даже не вспоминал...
Не вспоминал о том, что у меня вообще есть отец...
Самое страшное во всем этом - она смогла внушить мне, что так оно и есть. Ведь это он ушёл, оставил нас, бросил. Поэтому - подлец…
Зачем мне это было нужно знать? У меня нет ответа на этот вопрос. Не подумайте, у меня замечательная мама. Возможно, что в её мыслях я просто стал инструментом нелюбви. Или - мести за расставание.
В общем, достаточно быстро он просто исчез из моей памяти. На целых двенадцать лет.
Я мало чем отличался от других подростков - курить попробовал лет в четырнадцать. Алкоголь - немного позже. Но я не был шалопаем в полном смысле этого слова - неплохо учился и даже считался активистом в школе. Планировал поступать в юридический. Но компания и двор своё дело делали. А ещё озлобленность из-за частых до недавнего времени формулировок в родительских междусобойчиках в школе типа "безотцовщина" - чего с него взять?
Отсюда и черствость. И цинизм.

К 16 годам я не боялся уходить из дома с ночевкой. Часто приходилось бывать и в подвалах, и на заброшенных стройках. Но матери звонил всегда, предупреждал, чтобы не волновалась.
И в этот раз позвонил. Стрелки на больших вокзальных часах показывали десять минут одиннадцатого вечера. Не ночи - она для меня начиналась гораздо позже.
- Привет, мам. Не жди меня сегодня...
- С тобой, сын, кое-кто поговорить хочет...
И тут меня буквально парализовало в таксофонной будке. Голос я узнал сразу. Отец.
- Привет, родной мой...- говорит.
Цунами в душе возникло за доли секунды. Хотя, может быть, моя злость маскировала совсем другие чувства...
- Родной??? Какой я тебе родной?! У меня 16 лет отца не было! Почему он сейчас появиться должен? Пошёл из нашей квартиры, тварь!..
Ничего не дал ему сказать, ответить. Повесив трубку, тяжело дыша, стараясь проглотить огромный комок в горле, я медленно открыл дверь кабинки и побежал!

Побежал домой. Может, успею...

Железнодорожный вокзал располагался в получасе ходьбы от дома и бегом это расстояние можно было преодолеть минут за пятнадцать.
На ступеньках подземного перехода споткнулся, упал на глазах редких вечерних прохожих, которые смотрели на меня как-то с вопросом что ли. Да плевать на всех!
- Чего уставились? - заорал на все мощь.
А слезы-то уже лились по щекам, проделывая извилистые тропинки от глаз к подбородку. Попытался размазать их грязными от падения ладонями... Стало ещё заметнее, что плачу. Как девчонка...
Поднялся, вздохнул, сделал три шага и снова припустил в сторону дома.
Успеть бы.
…Метров за сто от дома увидел красные фонари отъезжающей волжанки такси. А на заднем сиденье – все тот же понурый силуэт в белой рубашке…
Но по-прежнему бегом взлетел на этаж, ведь, может, обознался. Перед дверью в коридоре прислонившаяся к стене плачущая мать.
- Зачем ты так с ним? – вздохнула.
- Это я-то зачем? Я? – слов больше не было – их забрала моя бесконечная, как тогда казалось, боль. Лучше бы я упал с того подоконника!..
Уже потом, через несколько дней, мама рассказала мне, что все эти годы она с отцом созванивалась и переписывалась, мои фотографии ему посылала. Хвалилась – какой большой, самостоятельный и умный сын у него вырос. Добрый и понимающий. А я вон какой оказался, «пошел вон, тварь»…
Я, выходит, виноват во всем…

Плохо с виной жить. Но еще пятнадцать лет прошло с этим ощущением.
В армии отслужил, женился, дочь родилась. Как-то она у меня спросила – где мой папа, её дедушка? А что скажешь?
Ничего.
Но пути господни – странная штука. Туда приводят, о чем подумаешь. По работе оказался в том городе, где отец живет. Адрес его у меня с той, несостоявшейся встречи после разговора с матерью, всегда при себе в блокнотике был. Не знаю зачем – надеялся, наверное, что пригодится.
С самарского вокзала, с первых шагов по перрону, карман с блокнотом горел буквально. Ладонь обжигал, в которой сжимал его. Решение принял – увижу отца в этот раз. Обязательно!
Три дня командировки одним махом пролетели – уезжать завтра рано утром. Но слово себе дал – исполнять надо. Собрался, ботинки начистил, даже галстук нацепил. Может, чтобы понравиться? Кто же знает…
Такси привезло к обычной «хрущевке». Во дворе - детвора, старушки на лавочке. В этом смысле все наши города друг на друга похожи, не отличишь. Постоял на углу – может, так увижу? Нет вроде бы лица знакомого. Родного. Еще одну сигарету закурил. Чего жду – непонятно. Трушу, значит. Решился, зашагал бодро ко второму подъезду – по номеру квартиры посчитать успел, мимо бабушек прошел, поздоровался. Но на их вопрос в спину «вы к кому?» сил ответить не нашел. На второй этаж поднялся – вот она, дверь дерматином обитая. Уф, воздуху в легкие набрал, в звонок позвонил. А у самого ноги на несколько шагов назад отошли, будто бежать собрались. Стоять! – кричу себе. За дверью, слышу, шаги…Замок щелкнул.
Открыла приятная на вид женщина с сединой в прическе.
- Вам кого? – спрашивает.
Пока я слово подбирал – то ли отцом назвать, то ли по имени отчеству – в её глазах узнавание возникло. Рукой за сердце взялась.
- Господи…Игорек…
И слезы брызнули.
- Он тебя ведь каждый день ждет. Сейчас хотя бы в окно смотреть перестал… Да что же ты, заходи, - и дверь шире распахнула. – Сейчас он с прогулки вернётся – вокруг дома гуляет. Вот радости будет!
Сотни хороводов в голове эмоции закружили – и радость, что живой, и счастье, что ждал-таки. Не смотря ни на что.
- Нет, - отвечаю, - я его во дворе подожду лучше.
Развернулся и через две ступеньки из подъезда выбежал. Пристроился на низком заборчике детской площадки напротив, жду, в лица всматриваюсь.
…По плечам узнал – тем самым, понурым, будто груз на себе несет. Или вину за что-то. И по слезам тоже.
Отец остановился метрах в десяти, на дерево рукой облокотился. Смотрит прямо в глаза, только подбородок дрожит. И я не выдержал.
- Папа…
И тут рванул ко мне, словно пацана маленького загробастал, прижал. А сам в голос плачет.
- Сынок. Сына. Сколько же я ждал тебя. Как надеялся, что простишь…
- А я думал, что прощения просить я должен, - выжал из себя сквозь слезы.
И мир дворовый притих вдруг. Круги счастья, как по воде, до всех докатились. И даже умудренные жизнью бабушки, смотрю, платочки подоставали, носом хлюпают.
Отец отстранился, улыбнулся и все годы прожитые растаяли, талой водой из сердца смылись. И надо-то всего было – приехать. Просто как.
Под руку в подъезд зашли, в квартиру поднялись.
Всю ночь на кухне просидели. Про жизнь свою рассказывали. Тетя Валя, жена отцова, стол накрыла, суетилась до полночи. Потом оставила мужиков – мол, вам есть о чем поговорить – спать ушла.
А мы молчали больше – насмотреться друг на друга не могли.
Но время, как на зло, пролетело быстро. А у меня поезд рано. И еще в гостиницу успеть за вещами.
На пороге обнялись. Опять со слезами.
- Теперь, - говорю, - приезжать часто буду. И внучку твою привезу.
С этим ощущением счастья и уехал. С надеждой и любовью в сердце. Ведь родного человека, который, казалось, потерян, снова для себя нашел…

Как обещал, в следующий свой приезд к отцу дочку взял, с дедом познакомить. Правда, забегая вперед, скажу, что знакомство это скомканным получилось.
У могилы…
Отец через неделю после моего отъезда умер. Сердце не выдержало. Тетя Валя рассказала потом, что у него болезнь неизлечимая была, на чем держался – не известно. На ожидании, может.

…Дочка сорванные на лужайке перед входом на кладбище ромашки ему положила.
- Привет, деда, - улыбается. – Я тебя таким и представляла – глаза как у папы.
И погладила фотографию на памятнике…
Любовь, она ведь навсегда, вечная, независимо от расстояния между людьми, глупых и придуманных обстоятельств. Она и в прощении тоже. Ради детей.
Ради себя…

Игорь Галилеев.

⁣Автоподбор под ключ в Смоленске - Suzuki SX 4 для Сергея

⁣Музыка В. Бабинца
«У русского моряка есть только один путь — славный».

⁣ПЕСОЧНАЯ САМСА
1. РАСТОПЛЕННОЕ СЛ.МАСЛО - 250 ГР
2. САХАР - 1Ч. ЛОЖКА
3. СОЛЬ - 1 Ч.ЛОЖКА
4. ЯЙЦО - 1 ШТ
5. СМЕТАНА - 3 СТ.ЛОЖКИ
6. МОЛОКО - 250 МЛ
7. МУКА - 650-700 ГР
8. РАЗРЫХЛИТЕЛЬ - 12 ГР

НАЧИНКА

1. МЯСО - 400-450 ГР
2. ГОВЯЖИЙ ЖИР - 100 ГР
3. ЛУК - 2 ШТ
4. КАРТОФЕЛЬ - 1 ШТ
4. ЗЕЛЕНЬ, ЗИРА, ЧЕРНЫЙ ПЕРЕЦ, СОЛЬ ПО ВКУСУ.

ВЫПЕКАЕМ ПРИ 200 С 35-40 МИНУТ.

ВЫХОД : 20 ШТ

ПРИЯТНОГО АППЕТИТА!!!

⁣* * *
Август, пора утрат.
Осени близкой запах.
Серость пожухлых трав,
сырость погоды затхлой...

И ничего не ждёшь,
смотришь привычно в воздух —
мелкий сыпучий дождь,
иглы ветров промозглых


колют лицо. Глаза
воздух слезит, и морось
вымоет, как слеза,
выгоревшую поросль.


Только и ждать теперь,
чтоб завершился август.
Август, пора потерь.
Астры и спелый агруст.

* * *
Листьев мокрая прожелть,
тяжесть слоистых туч.
Вечер осенний прожит,
холоден и гнетущ.

Выжженный воздух стынет,
и в дождевых сетях
вязко, как в паутине,
путается сентябрь.

Вылинявшие стебли
струями исхлестав,
мутная серость неба
смазывает цвета,

чтобы, прозябшим утром
проняты до костей,
общую бесприютность
поняли мы острей,

чтобы, в тоске осенней
улицами снуя,
чувствовать полноценней
временность бытия

и сознавать, что в прошлом
мутная серость дня…
Мокнет новая прожелть
в будущем без меня.

* * *
С наступленьем зимы исчезают последние краски —
все старания осени были, увы, ни к чему,
лишь порою на небе несмело — должно, из опаски —
розовеет закат, растворяясь в холодном дыму.

Неприглядный пейзаж черно-белой зимой обесцвечен,
только сыплются хлопья, вершины дерев серебря,
но о том, что минует зима и что холод не вечен,
нам с тобою напомнил пастельный закат декабря.

* * *
В мерцаньи звёзд, в серебряной пыли,
покинув навсегда пределы дома,
увижу я сияние вдали
и оторвусь от краешка земли,
безвременьем безудержно влекомый.

Но перед тем как отправляться в путь —
в то самое далекое из странствий, —
остановлюсь еще раз оглянуть,
узнать, понять, запомнить что-нибудь
в когда-то мной освоенном пространстве.

Тоску ничем не в силах заглушить,
я в чей-то сон проникну вероломно:
Подсчитывая скромные гроши
немногих лучших помыслов души,
я напоследок о себе напомню.

И в гулкой предрассветной тишине
сквозь чуткий сон родной и близкий кто-то
почувствует движение планет
и, догадавшись, что меня уж нет,
мне пожелает доброго полёта.


Тогда душа опомнится моя,
уставшая от бешеного бега,
тогда, должно быть, осознаю я,
что истинная форма бытия —
жить в памяти другого человека.

Так стоит ли печалиться тогда,
что в жизни я чего-то недопонял,
коль теплится надежда, как звезда,
что я, уйдя однажды навсегда,
останусь в теплоте родных ладоней?


ЧЕРЕПАШЬЯ ДИЕТА

Одна черепаха прочла из газеты
рецепт очень вкусной, полезной диеты:
чтоб стройность обресть,
надо к завтраку съесть
лопух, одуванчик,
капусты кочанчик,
кадушку зерна —
ячменя и пшена
полдюжины репок,
чтоб панцирь был крепок,
петрушки пучок
для румяности щёк...
А после —
в кровать
на бочок.

Погрелась на солнышке — время обедать:
пора диетической пищи отведать.
В обед на столе —
овощное желе,
для острого зренья —
сырые коренья,
растенья полей
для здоровья когтей,
две полные миски
хрустящей редиски
один кабачок,
чтобы рос мозжечок...
И после —
опять
на бочок.

Согласно диете рептилии нужен
полезный и вкусный питательный ужин.
Под вечер она
после сладкого сна
управилась ловко
со свежей морковкой,
потом без затей
съела пару груздей,
опёнок и рыжик,
кило кочерыжек,
фасоли стручок,
чтоб острей был зрачок...
И снова
легла
на бочок.

Вот так похудеть черепаха пыталась
и долго своею диетой питалась.
Каков же теперь
экзотический зверь?
Ну, что же... Моложе
и панцирь, и кожа,
острее зрачок,
и подрос мозжечок.
Да только вот с этой
чудесной диетой
не стала пока
черепаха тонка...
И в панцирь
не лезут
бока.

* * *
Шагал по полянке отряд
весёлых усатых ребят
в сияющих новых сапожках
на тоненьких чёрненьких ножках.
А ножек, ежели счесть,
всего было сто двадцать шесть.
У каждого были в лукошке
три свежие хлебные крошки
(тех крошек, как видеть я мог,
меньше в два раза, чем ног).
Задачу скорее решите
и ниже ответ напишите:
Что это был за отряд?
Сколько в отряде ребят?
И сколько рядов было в строе,
если шагали по трóе?

* * *
Двенадцать маленьких мышат
к любимой бабушке спешат:
у бабушки Устины
сегодня именины.

Несут они в подарок ей
по пять румяных сухарей
да к праздничному пиру
по три кусочка сыру.

Скорей задачу ты реши,
понять условье поспеши
и запиши решенье
в одном лишь выраженье:

на сколько больше сухарей,
чем сыра, будет у зверей
на тех больших мышиных
весёлых именинах?

***
Возле пруда на зелёной опушке
жили однажды четыре лягушки.


Каждая ела на завтрак с утра
два аппетитных больших комара,

Три — на обед и на ужин — четыре,
нежась под солнцем в болотистой сыри.

Ты же задачу решить поспеши
и поскорее ответ запиши.

Высчитай, сколько козявочек съели
Наши лягушки в теченье недели.

* * *
К нам сегодня покормиться
под окошко чуть заря
прилетали три синицы
и четыре снегиря.

А за ними свиристели
подоспели всемером:
посидели — улетели,
скрывшись в небе голубом.

Воробьёв шумливых стайка
переполошила их
(тут их было — сосчитай-ка —
вдвое больше остальных).

Я не в силах разобраться,
мне мешает птичий гам.
Сколько птиц, скажите, братцы,
прилетало в гости к нам?

⁣В этом магазине покупались все материалы для первых зелёных Крыльев.
то были Крылья Крила - персонаж повести Ориби Каммпирр - "Мир моей Музы". Сейчас он активно гуляет по городу не пропустите...

⁣Стихи Николая Хмеленка, музыка и исполнение Евгения Никитина

⁣Уже в конце ноября советские школьники вовсю готовились к празднованию Нового года. Советская школьная ёлка – любимый праздник детворы. И нам не в тягость было заниматься подготовкой к этому долгожданному празднику. Как сейчас обстоит дело с ёлками в школах, я не знаю. Но раньше перед Новым годом украшение школьной ёлки ложилось на плечи учеников. А вернее, на плечи родителей учеников.
Читает автор Алина Загайнова
Ознакомиться с текстом можно на моём сайте по ссылке
⁣https://heart-brain-soul.com/k....akoj-byla-sovetskaya

⁣Расклад на КОРИДОР ЗАТМЕНИЙ, теракт, что будет дальше.


1) t.me/YagaVievna - по СБП

2) USDT TRC: TCESjTWfzMuVLVg9hP8pz5Fhn3nw8fkphs

3) ВК - https://vk.com/razumnoesiyanie

4) 2200 7001 4449 5487 - мир

ССЫЛКА НА ЧАТ С МЕДИТАЦИЯМИ В ЛИЧНЫХ СООБЩЕНИЯХ.

Канал в Телегам - https://t.me/razumnoesiyanie



Чат канала ТГ - https://t.me/joinchat/Hcq_EOVQ6o0wYTVi

ВВЕСТИ КАПЧУ АНТИБОТ ПРОВЕРКУ



Все вопросы через Телеграм

t.me/YagaVievna

#затмение#расклад#будущее

⁣Психология трейдинга и инвестиций. Потеря капитала. Психология денег.

1) USDT TRC: TCESjTWfzMuVLVg9hP8pz5Fhn3nw8fkphs
2) ВК - https://vk.com/razumnoesiyanie
3) 2200 7001 4449 5487 - мир

Канал в Телегам - https://t.me/razumnoesiyanie

Чат канала ТГ - https://t.me/joinchat/Hcq_EOVQ6o0wYTVi
ВВЕСТИ КАПЧУ АНТИБОТ ПРОВЕРКУ

Годовые прогнозы, прогнозы на месяц, неделю, личные консультации.

Все вопросы через Телеграм
t.me/YagaVievna
#психологияденег#психологиятрейдинга

⁣Стихи Николая Хмеленка, музыка и исполнение Евгения Никитина

⁣ВИА "СЛАВЯНЕ" (2013 год)
1. Давай попробуем вернуть (ВИА "СЛАВЯНЕ" '2013)
2. Серега-капитан (ВИА "СЛАВЯНЕ" '2013)
3. Помнишь ты (ВИА "СЛАВЯНЕ" '2013)
4. 100 балерин (ВИА "СЛАВЯНЕ" '2013)
5. Без тебя (ВИА "СЛАВЯНЕ" '2013)
6. Катя-Катерина (ВИА "СЛАВЯНЕ" '2013)
7. Летний вечер (ВИА "СЛАВЯНЕ" '2013)
8. Синий иней (ВИА "СЛАВЯНЕ" '2013)
9. Так случилось (ВИА "СЛАВЯНЕ" '2013)
10.Только дождись (ВИА "СЛАВЯНЕ" '2013)
10.У берёз и сосен (ВИА "СЛАВЯНЕ" '2013)
11.Прощаясь с осенью (ВИА "СЛАВЯНЕ" '2013)
12.Я купался в России (ВИА "СЛАВЯНЕ" '2013)
13.За тебя, моя женщина (ВИА "СЛАВЯНЕ" '2013)
14.Я позвоню (ВИА "СЛАВЯНЕ" '2013)

The Beatles - Yesterday

#мужчина#муж#брак#семья#матриархат#феминизм#подарок#праздник#жена#женщина

Телефонный звонок

⁣В последнее время жизнь для Нинки текла ровненько, спокойно: её никто не тревожил ни визитами в гости домой, ни телефонными звонками с предложением о встрече, не было и новых уличных знакомств...жизнь, как будто остановилась.
Походы в аптеку, на рынок, магазины, иногда в гости к подружке Вале...можно дальше и не перечислять...

И вдруг неожиданный звонок. Мужской голос. Она сразу и не поняла, кто это.
Звонил её бывший виртуальный поклонник и друг - Сашка.
Она и голос его не узнала. Года четыре не звонил ей.
Поговорили о том , о сём...

Он сообщил ей, что женился во второй раз и счастлив очень со своей Мариной.
А она еще подумала, куда же он мог подеваться?!
То, что по гастролям ездил с музыкальной группой-это понятно. Она видела его концерты в инете.
Но если, вспомнить, какая виртуальная дружба была у них!!
Вот именно: что дружба была у них! Ей подружки завидовали.
Не было и дня, чтобы он не звонил ей и не интересовался её творчеством.

Иногда это её тяготило: часами разговаривать с ним, особенно, если в разговоры между ними вмешивалась его бывшая ревнивая жена, которая вырывала телефон у мужа и кричала: "Забирай его с собой!", но Нинка пыталась убедить её, что она просто дружит с её мужем, что их связывает только творчество, она осталась верной таким отношениям, но Сашка видимо давал повод жене думать о ней по -другому.
И неожиданно их общение прервалось.
Кто первым сделал шаг к разрыву отношений?!
Сейчас и не вспомнить.

Как - то он с огорчением сообщил, что жена на почве ревности разбила его ноутбук.
Нинке все это было неприятно слушать и постепенно она стала отдаляться от него.
Он же, присылал ей видео электронной почтой, где он пел песни в ресторане.
Ей нравилось, как он пел.
Он-профессиональный певец и вся его жизнь связана с музыкой, у него и профессии другой нет, чтоб можно было подрабатывать на жизнь где - то , да и место в ресторане петь, у него давно забронировано.

И вот этот звонок...он пожелал счастья ей и хорошего мужа.
На что она ответила, что мужчины ей интересны только на расстоянии.

- "Чем дальше, тем лучше!" - был её ответ.
Он был удивлён этим и разочарован: узнав, что она его никогда не любила, а просто держала его, как запасного игрока.
Нинка сказала ему , что ей было приятно иметь в своем кругу друзей - артиста и что она общается со многими композиторами и музыкантами и с ними сотрудничает, не только с ним.
Вот такая: виртуальная любовь...а точнее: дружба!

- Жаль, конечно, что ты долго молчал,- с некоторой обидой сказала она.
- Да, время такое было сложное в моей семье, - ответил он и продолжил:
- Не до инета было. Да и компа не было...ты же ,знаешь...

И всё же, он считал, что все поклонницы его таланта должны его любить, обожать, а он среди них: выбирать ту самую, одну единственную из тысячи...
Поскольку он был сейчас счастлив со своей молодой женой, то простил ей в разговоре её искренность, но в душе верил, что это это ни так, что это она сочиняет такое, узнав про его женитьбу.

"Все женщины одинаковы!"-подумал он.
А она подумала так же о мужчинах.

И ей было совсем не грустно, от мысли, что кто-то стал счастливее без неё.

Ирина Неумоина

Номинация Проза

Соломбальский кораблик

В детстве летние
каникулы я проводила у любимой бабушки - Екатерины Михайловны, или «тёти Кати»,
как многие звали ее. Когда она была молодой, то работала в ясельках нянечкой, а
потом помощником воспитателя. По выходе на пенсию всё лето она посвящала мне. С
большой любовью и теплотой я вспоминаю это карамельно-тягучее и жаркое время
года. Три месяца счастья!



Жили они с дедушкой
Митей в деревянном двухэтажном доме, который находился за горбатым мостиком
через речку Соломбалку. Узкие и горячие от солнца мосточки, словно белые
ленточки первоклашек, опоясывали дом. Они были тёплыми и до того чистыми, что
можно было ходить по ним босиком или в одних носочках. Между крылечками красовались разноцветные оранжереи цветов. Каких
только не было красок в этих пестрых соцветиях! Пряные медовые ароматы
наполняли двор и привлекали пчел и шмелей. Они дребезжали в воздухе, как
реактивные самолетики и, сотрясая тишину, будили мое детское любопытство. Над
клумбами порхали бабочки в своих терракотовых нарядах, а затянутые в вечерние
платья неоновые стрекозы грациозно исполняли воздушный пасодобль.



Сам же двор не
представлял никакого интереса. Возле домов, на солнцепеке, словно разноцветные
блюдца, жарили свои бока перевернутые лодки. На электрических столбах висели
прикрученные веревки с настиранным бельем. Детей на улице практически никогда
не было. Основные жители стоящих друг против друга домов были пенсионеры.



Крыльцо и крутая
лестница с добротными перилами в подъезде всегда были выкрашены красной
масляной краской. Как я обожала этот
запах! Поднимаясь на второй этаж, можно было заслушаться приятным и каким-то
необычным скрипом ступеней. Они как будто переговаривались друг с другом. Я
всегда узнавала тяжелые шаги бабушки, когда она с сумкой продуктов поднималась
по лестнице. Ступеньки под её каблуками охали, ахали, словно жаловались друг другу. А вот
дедушкиных шагов было почти не слышно. Ступени издавали шуршащий звук, и одна
сочувствующе-протяжно гудела второй: «у-уу». Другая ступенька понимающе
откликалась в ответ: «угу»... Затем остальные подключались к их задушевному
разговору, и вскоре весь подъезд гудел,
словно оркестровая яма, распуская сплетни о каждом жильце. Всё в доме казалось
мне одухотворенным, живым и музыкальным.



Пенсия
у бабушки с дедушкой была очень маленькая. Едва сводили концы с концами,
заплатив за однокомнатную квартиру с холодной водой, газом и отоплением. На еду
оставалось совсем немного средств. Хотя и продукты были тогда недорогие, но все
же семейный бюджет был рассчитан до копеечки. В основном, экономили на
электричестве, и без надобности свет всегда выключался. Я до сих пор не люблю,
когда горит свет в пустой комнате. Привычка, привитая с детства. Мне от этого
становится неуютно и представляется, что в соседней комнате кто-то есть. Хотя
многим кажется наоборот.

Особыми
сладостями меня не баловали, но мне кажется, что еда в детстве была вкуснее
всех вкусняшек на свете! Я любила «жареную», но одновременно совершенно
недожаренную картошку. Только бабушка могла приготовить это уникальное блюдо на
старенькой, алюминиевой сковородочке. Когда я начинала скучать по родителям,
бабушка всегда говорила: «Может,
картошечки поджарить?» Я молча кивала головой и с нетерпением ждала большую,
румяную порцию.

А эта рассыпчатая,
размятая картошечка со сливочным маслом
на гарнир к засоленным грибочкам или квашеной капусте с луком!.. Что это было
за объедение! Всё натуральное, свежее, домашнее. Недалеко от дома был участок с
тремя длинными грядками. Сначала съедали мелкую картошечку, а затем большую.
Дедушка также заготовлял и лесные дары на зиму. В начале лета он всегда
готовился к этому долгожданному походу и красил большой деревянный кузов ярко
зелёной краской у открытого окна на кухне. Я любила сидеть рядом, наблюдать за
его неспешными движениями кисти слева – направо, сверху – вниз и жадно вдыхать
запах свежей масляной краски. До сих пор помню, как эта блестящая сочная масса
аккуратно тянулась за кисточкой, заполняя зелёными квадратиками поверхность
скучного кузова. Может, поэтому, глядя на это удивительное занятие, я захотела стать художником?



Бабушка Катя не
мыслила утра без двух яиц всмятку! Это было её единственное лакомство, на
котором она не могла экономить. «Что ты, бабка, разве можно столько яиц есть?»
– возмущался дед Митя. Бабушка, не обращая внимание на упреки деда, убирала
ложечкой расколотый яичный панцирь и,
неторопливо смакуя, ела тягучий яичный желток. Затем дотошно выцарапывала все
содержимое ложечкой из белоснежной скорлупки. Дедушка предпочитал на завтрак
есть кашу. Перловую. Или манную. Съеденную кашу
запивал кружкой клюквенного
киселя с крошенкой белого хлеба. «Намялся?» – в ответ на его замечание
«мстила» ему бабушка. Дед гладил круглый живот, отрыгивал, улыбаясь, подмигивал
мне и шел к умывальнику мыть свою кружку.



Заканчивался завтрак
свежезаваренным индийским чаем с вареньем.
Черника, брусника, клюква и обожаемая мной морошка! Варенье густым слоем
намазывалось на булку с маслом, стекало на стол и руки. «Бабка, разве можно
столько сладкого есть?» – опять тормозил бабушку дед. Чай пили все
исключительно из блюдец. Дедушка держал блюдце на трех растопыренных кверху
крепких пальцах, как на подставке. Бабушка придерживала блюдечко с двух сторон
за края и, подув немного на чай, осторожно подносила его к губам. Я же
наклонялась к столу и втягивала горячий напиток в себя мелкими порциями из
блюдца.



Так проходили наши
завтраки на светлой, просторной кухне, залитой солнцем. На окне стояли пышные
шапки ярко-красных и розовых гераней. Негромко, о чем-то вещало радио, которое
стояло на высоком старинном буфете. Бабушка первой вставала из-за стола и
направлялась мыть посуду. Дедушка всегда говорил: «спасибо, бабка» и шел в
туалет промывать в стакане вставную челюсть. Я последняя сползала с табуретки,
вразвалочку подходила к окну и, зависая между геранями на узком подоконнике,
пялилась в окно, вдыхая ароматы пряного лета.

* * *

До самого обеда я
сидела на красном, раскаленном от солнца крылечке со взрослыми соседками по
подъезду. Это крыльцо напоминало мне большой корабль. Наш ритуал «выхода в
море» никогда не нарушался. Солнце к полудню припекало. Все пассажиры
потихоньку закатывали подолы, оголяя белесые ноги, приспускали лямочки с сарафанов
или платьев, открывая покатые плечи. Они накидывали на голову все, что имели
под рукой: косынки, фартуки, газеты и даже носовые платки. Я же пряталась от
солнца за большой дверью в тени. Это была моя каюта, моё убежище.



Так, за разговорами
взрослых и проходили мои детские годы. Во второй половине дня, когда солнце
перебиралось на другую сторону дома, мы с бабушкой вновь шли за витамином «дэ».
Она вела меня на детскую площадку, где был выстроен из дерева большой корабль
для малышей. Настоящий, а не придуманный. Я на нем была отважным капитаном и
держала в руках штурвал. Бабушка – единственный пассажир. Дети там почему-то
никогда не играли. На крыльце, со взрослыми тётками, их шутками, прибаутками, а
порой с двусмысленными разговорами, было веселей и познавательнее. На детском
же корабле я скучала.



Было ещё одно весьма
«недетское» воспоминание. После обеда, стоя на капитанском мостике моего
лайнера, почти ежедневно я наблюдала похоронную процессию. Это было
одновременно грандиозное и горькое зрелище. Рядом с домом, за речкой было
кладбище. Впереди шел духовой оркестр и играл «похоронный марш». Большие
золотые трубы торжественно блестели на солнце и громко нарушали привычную
тишину двора. За музыкантами человек шесть несли бархатный бордово-красный гроб.
А за ним шла вереница людей в чёрном.
Мужчины, несмотря на жару, были в костюмах, а женщины в платьях с длинными
рукавами и платках. Почти все они плакали. Иногда навзрыд. Глядя на шествие, я
испытывала чувство необъяснимой тревоги, страха и одновременно чего-то неизбежного, мистического и очень важного.
Это были мои первые знания о жизни и смерти.

* * *

М-да, невеселое, прямо скажем, детство... Да нет
же! Я очень любила бабушку. Мне было уютно и надежно с ней. В небольшой
квартире всегда чисто, прибрано, каждая вещь на своем месте. По выходным, когда
мы ждали маму с папой или других гостей, из кухни доносился запах пирогов.
Бабушка вставала рано, чтобы растворить тесто и проверяла – «не убежало» ли
оно. А потом начинала раскатывать его и закладывать начинку, приготовленную с
вечера. Она любила заниматься стряпней одна, чтоб никто «не мешал». И хоть дом
был газифицированным, она пекла в печке. Пироги были с капустой, с грибами,
изюмом, яйцом и рисом, с мясом или рыбой. Ну и, конечно же, с ягодными
начинками.



Почти каждый год с
семьей приезжала с юга младшая дочь бабушки – тетя Зина. Тогда же собирались и
все родственники с детьми. Дом наполнялся и гудел. Словно пчёлы в улье, все
сновали туда-сюда. Всё вокруг оживлялось, шевелилось, двигалось. Квартирка была
хоть и маленькая, но, что удивительно, места хватало всем. Сидели за
большим и длинным столом, а спали на
полу. Дети и женщины в комнате, мужчины на кухне. После обеда, как правило,
женщины мыли посуду, а дети и мужчины
играли в домино. Здорово было! Но это я осознала только сейчас. Когда
приезжали гости, бабушка почему-то забывала обо мне. Я ей мешала. Она сразу
становилась заметно суетливой, пыталась всем угодить, всех накормить,
разместить в своей крохотной квартирке. Мне было обидно. Я становилась ненужной
и нарочно придумывала всяческие поводы, чтобы привлечь внимание. О чем-то
спрашивала, просила, жаловалась, капризничала. Она всегда отмахивалась, мол, «не
до тебя». Так я узнала, что такое ревность.



И хоть я любила эти
шумные встречи с родственниками, но втайне ждала, когда они разъедутся и
бабушка снова станет «моей». Дни наши протекали тихо и размеренно. В пять
вечера мы традиционно садились с ней у телевизора и смотрели его до полуночи.
Сначала мультики, а потом детские и взрослые фильмы. Мне разрешалось смотреть
всё.



Дедушка в наших телевизионных вечерах участия не принимал. Он
часами сидел на кухне один в темноте, барабанил пальцами по столу и чуть слышно
напевал себе что-то под нос. Очень редко он доставал гармошку и играл на ней.
Играл для себя. Ему не нужны были благодарные слушатели. Дедушка Митя был
тихим, неторопливым и практически незаметным. Хотя, по рассказам взрослых, в
молодости он обладал недюжинной силой, крепко выпивал, а отсюда и все
вытекающие последствия. Жизнь вел разгульную и бурную. Покоя бабушка с ним не
видела, хотя он и служил одно время в милиции. «Блюститель социалистической
собственности», – с гордостью говорил он
о себе. Я, глядя на деда, с трудом представляла его в виде дебошира и пьяницы,
до того он был мил. Если и случалось дедушке Мите выпивать сто грамм, то только
после бани или с устатку. И только с разрешения бабушки. «Ну-ка, бабка, налей
рюмочку-то...» Бабушка молча доставала из буфета «маленькую» и осторожно наливала
водку в небольшую стеклянную рюмочку на ножке треугольной формы. Затем, плотно
закрыв пробку, обтирала бутылочку руками и убирала обратно в шкаф. Дедушка, не
морщась, выпивал водочку не закусывая. Потом, крякнув, со словами «хорошо»
рассматривал донышко рюмки и опрокидывал «на лоб» еще раз, вытряхивая
содержимое до самой последней капельки. На этом процедура принятия на грудь
заканчивалась. Он никогда не залезал в заветный буфет сам. Никогда не
«припрашивал». А ведь бывало, что по дороге домой с работы он обходил шесть
ларьков из семи. В каждом выпивал по сто грамм и кружку пива. Когда и каким
образом дед отказался от спиртного – не знаю, а вот курить бросил в войну.
Купил на хлебные карточки табак, а бабушка сказала: «Есть не будешь».



От него я никогда не
слышала матерных слов. А еще дед был очень чистоплотным и аккуратным. Если
увидит где на полу маленькую соринку, волосинку или перышко – мимо не пройдет.
Обязательно наклонится и будет поднимать до тех пор, пока ничтожно мелкий мусор
не окажется в непослушных пальцах. Ходил дедушка дома чуть слышно. И зимой, и
летом – в войлочных тапочках. «Котики» – так он называл коротко обрезанные с
подшитой подошвой валенки. Получалось и впрямь, будто котик прошел.



Иногда я ходила с
дедушкой на экскурсию в сарай. Эти деревянные длинные сооружения всегда
привлекали мое внимание. Какой был у него там невероятный порядок! Сверху
донизу, глухой стеной, словно соты, ровно полешко к полешку, красовались
уложенные в ряды дрова. Пол всегда чист. В углу стоял строительный инструмент,
инвентарь для уборки снега, корзины, ведра, короба и кузов. Как-то в сараях
ночью случился пожар. Чудом пламя не перешло на их жилой дом с газовыми
баллонами на углу, стоявший буквально в нескольких метрах. Дед сильно
расстроился и даже заболел. Сарайки частично сгорели, но слава Богу, все
остались живы.



В Бога дедушка с
бабушкой не верили и не любили говорить на эту тему. Только однажды дедушка с
некоторым негодованием в голосе заговорил о том, как в деревнях крестьяне несли
попам в корзинах мясо, яйца, сметану и другие продукты. Они принимали эти
подношения, поглаживая круглые животы, а в домах крестьянские ребятишки пухли от голода. Их дом стоял
недалеко от Храма. Утром по воскресениям бабульки в белых платочках спешили на
службу, но бабушка там никогда не была. Я тоже не знала, кто такой Бог. А вот
их сын – Валентин, мой дядя, пяти лет
отроду, со слезами на глазах просил, чтобы его окрестили. Откуда он ЭТО знал,
было для всех загадкой.



г.Архангельск

2019 г.



























































































































































/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:"Обычная таблица";
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-qformat:yes;
mso-style-parent:"";
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin-top:0cm;
mso-para-margin-right:0cm;
mso-para-margin-bottom:10.0pt;
mso-para-margin-left:0cm;
line-height:115%;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:11.0pt;
font-family:"Calibri","sans-serif";
mso-ascii-font-family:Calibri;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-fareast-font-family:"Times New Roman";
mso-fareast-theme-font:minor-fareast;
mso-hansi-font-family:Calibri;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}



Ирина Неумоина

Номинация Проза

Соломбальский кораблик

В детстве летние
каникулы я проводила у любимой бабушки - Екатерины Михайловны, или «тёти Кати»,
как многие звали ее. Когда она была молодой, то работала в ясельках нянечкой, а
потом помощником воспитателя. По выходе на пенсию всё лето она посвящала мне. С
большой любовью и теплотой я вспоминаю это карамельно-тягучее и жаркое время
года. Три месяца счастья!



Жили они с дедушкой
Митей в деревянном двухэтажном доме, который находился за горбатым мостиком
через речку Соломбалку. Узкие и горячие от солнца мосточки, словно белые
ленточки первоклашек, опоясывали дом. Они были тёплыми и до того чистыми, что
можно было ходить по ним босиком или в одних носочках. Между крылечками красовались разноцветные оранжереи цветов. Каких
только не было красок в этих пестрых соцветиях! Пряные медовые ароматы
наполняли двор и привлекали пчел и шмелей. Они дребезжали в воздухе, как
реактивные самолетики и, сотрясая тишину, будили мое детское любопытство. Над
клумбами порхали бабочки в своих терракотовых нарядах, а затянутые в вечерние
платья неоновые стрекозы грациозно исполняли воздушный пасодобль.



Сам же двор не
представлял никакого интереса. Возле домов, на солнцепеке, словно разноцветные
блюдца, жарили свои бока перевернутые лодки. На электрических столбах висели
прикрученные веревки с настиранным бельем. Детей на улице практически никогда
не было. Основные жители стоящих друг против друга домов были пенсионеры.



Крыльцо и крутая
лестница с добротными перилами в подъезде всегда были выкрашены красной
масляной краской. Как я обожала этот
запах! Поднимаясь на второй этаж, можно было заслушаться приятным и каким-то
необычным скрипом ступеней. Они как будто переговаривались друг с другом. Я
всегда узнавала тяжелые шаги бабушки, когда она с сумкой продуктов поднималась
по лестнице. Ступеньки под её каблуками охали, ахали, словно жаловались друг другу. А вот
дедушкиных шагов было почти не слышно. Ступени издавали шуршащий звук, и одна
сочувствующе-протяжно гудела второй: «у-уу». Другая ступенька понимающе
откликалась в ответ: «угу»... Затем остальные подключались к их задушевному
разговору, и вскоре весь подъезд гудел,
словно оркестровая яма, распуская сплетни о каждом жильце. Всё в доме казалось
мне одухотворенным, живым и музыкальным.



Пенсия
у бабушки с дедушкой была очень маленькая. Едва сводили концы с концами,
заплатив за однокомнатную квартиру с холодной водой, газом и отоплением. На еду
оставалось совсем немного средств. Хотя и продукты были тогда недорогие, но все
же семейный бюджет был рассчитан до копеечки. В основном, экономили на
электричестве, и без надобности свет всегда выключался. Я до сих пор не люблю,
когда горит свет в пустой комнате. Привычка, привитая с детства. Мне от этого
становится неуютно и представляется, что в соседней комнате кто-то есть. Хотя
многим кажется наоборот.

Особыми
сладостями меня не баловали, но мне кажется, что еда в детстве была вкуснее
всех вкусняшек на свете! Я любила «жареную», но одновременно совершенно
недожаренную картошку. Только бабушка могла приготовить это уникальное блюдо на
старенькой, алюминиевой сковородочке. Когда я начинала скучать по родителям,
бабушка всегда говорила: «Может,
картошечки поджарить?» Я молча кивала головой и с нетерпением ждала большую,
румяную порцию.

А эта рассыпчатая,
размятая картошечка со сливочным маслом
на гарнир к засоленным грибочкам или квашеной капусте с луком!.. Что это было
за объедение! Всё натуральное, свежее, домашнее. Недалеко от дома был участок с
тремя длинными грядками. Сначала съедали мелкую картошечку, а затем большую.
Дедушка также заготовлял и лесные дары на зиму. В начале лета он всегда
готовился к этому долгожданному походу и красил большой деревянный кузов ярко
зелёной краской у открытого окна на кухне. Я любила сидеть рядом, наблюдать за
его неспешными движениями кисти слева – направо, сверху – вниз и жадно вдыхать
запах свежей масляной краски. До сих пор помню, как эта блестящая сочная масса
аккуратно тянулась за кисточкой, заполняя зелёными квадратиками поверхность
скучного кузова. Может, поэтому, глядя на это удивительное занятие, я захотела стать художником?



Бабушка Катя не
мыслила утра без двух яиц всмятку! Это было её единственное лакомство, на
котором она не могла экономить. «Что ты, бабка, разве можно столько яиц есть?»
– возмущался дед Митя. Бабушка, не обращая внимание на упреки деда, убирала
ложечкой расколотый яичный панцирь и,
неторопливо смакуя, ела тягучий яичный желток. Затем дотошно выцарапывала все
содержимое ложечкой из белоснежной скорлупки. Дедушка предпочитал на завтрак
есть кашу. Перловую. Или манную. Съеденную кашу
запивал кружкой клюквенного
киселя с крошенкой белого хлеба. «Намялся?» – в ответ на его замечание
«мстила» ему бабушка. Дед гладил круглый живот, отрыгивал, улыбаясь, подмигивал
мне и шел к умывальнику мыть свою кружку.



Заканчивался завтрак
свежезаваренным индийским чаем с вареньем.
Черника, брусника, клюква и обожаемая мной морошка! Варенье густым слоем
намазывалось на булку с маслом, стекало на стол и руки. «Бабка, разве можно
столько сладкого есть?» – опять тормозил бабушку дед. Чай пили все
исключительно из блюдец. Дедушка держал блюдце на трех растопыренных кверху
крепких пальцах, как на подставке. Бабушка придерживала блюдечко с двух сторон
за края и, подув немного на чай, осторожно подносила его к губам. Я же
наклонялась к столу и втягивала горячий напиток в себя мелкими порциями из
блюдца.



Так проходили наши
завтраки на светлой, просторной кухне, залитой солнцем. На окне стояли пышные
шапки ярко-красных и розовых гераней. Негромко, о чем-то вещало радио, которое
стояло на высоком старинном буфете. Бабушка первой вставала из-за стола и
направлялась мыть посуду. Дедушка всегда говорил: «спасибо, бабка» и шел в
туалет промывать в стакане вставную челюсть. Я последняя сползала с табуретки,
вразвалочку подходила к окну и, зависая между геранями на узком подоконнике,
пялилась в окно, вдыхая ароматы пряного лета.

* * *

До самого обеда я
сидела на красном, раскаленном от солнца крылечке со взрослыми соседками по
подъезду. Это крыльцо напоминало мне большой корабль. Наш ритуал «выхода в
море» никогда не нарушался. Солнце к полудню припекало. Все пассажиры
потихоньку закатывали подолы, оголяя белесые ноги, приспускали лямочки с сарафанов
или платьев, открывая покатые плечи. Они накидывали на голову все, что имели
под рукой: косынки, фартуки, газеты и даже носовые платки. Я же пряталась от
солнца за большой дверью в тени. Это была моя каюта, моё убежище.



Так, за разговорами
взрослых и проходили мои детские годы. Во второй половине дня, когда солнце
перебиралось на другую сторону дома, мы с бабушкой вновь шли за витамином «дэ».
Она вела меня на детскую площадку, где был выстроен из дерева большой корабль
для малышей. Настоящий, а не придуманный. Я на нем была отважным капитаном и
держала в руках штурвал. Бабушка – единственный пассажир. Дети там почему-то
никогда не играли. На крыльце, со взрослыми тётками, их шутками, прибаутками, а
порой с двусмысленными разговорами, было веселей и познавательнее. На детском
же корабле я скучала.



Было ещё одно весьма
«недетское» воспоминание. После обеда, стоя на капитанском мостике моего
лайнера, почти ежедневно я наблюдала похоронную процессию. Это было
одновременно грандиозное и горькое зрелище. Рядом с домом, за речкой было
кладбище. Впереди шел духовой оркестр и играл «похоронный марш». Большие
золотые трубы торжественно блестели на солнце и громко нарушали привычную
тишину двора. За музыкантами человек шесть несли бархатный бордово-красный гроб.
А за ним шла вереница людей в чёрном.
Мужчины, несмотря на жару, были в костюмах, а женщины в платьях с длинными
рукавами и платках. Почти все они плакали. Иногда навзрыд. Глядя на шествие, я
испытывала чувство необъяснимой тревоги, страха и одновременно чего-то неизбежного, мистического и очень важного.
Это были мои первые знания о жизни и смерти.

* * *

М-да, невеселое, прямо скажем, детство... Да нет
же! Я очень любила бабушку. Мне было уютно и надежно с ней. В небольшой
квартире всегда чисто, прибрано, каждая вещь на своем месте. По выходным, когда
мы ждали маму с папой или других гостей, из кухни доносился запах пирогов.
Бабушка вставала рано, чтобы растворить тесто и проверяла – «не убежало» ли
оно. А потом начинала раскатывать его и закладывать начинку, приготовленную с
вечера. Она любила заниматься стряпней одна, чтоб никто «не мешал». И хоть дом
был газифицированным, она пекла в печке. Пироги были с капустой, с грибами,
изюмом, яйцом и рисом, с мясом или рыбой. Ну и, конечно же, с ягодными
начинками.



Почти каждый год с
семьей приезжала с юга младшая дочь бабушки – тетя Зина. Тогда же собирались и
все родственники с детьми. Дом наполнялся и гудел. Словно пчёлы в улье, все
сновали туда-сюда. Всё вокруг оживлялось, шевелилось, двигалось. Квартирка была
хоть и маленькая, но, что удивительно, места хватало всем. Сидели за
большим и длинным столом, а спали на
полу. Дети и женщины в комнате, мужчины на кухне. После обеда, как правило,
женщины мыли посуду, а дети и мужчины
играли в домино. Здорово было! Но это я осознала только сейчас. Когда
приезжали гости, бабушка почему-то забывала обо мне. Я ей мешала. Она сразу
становилась заметно суетливой, пыталась всем угодить, всех накормить,
разместить в своей крохотной квартирке. Мне было обидно. Я становилась ненужной
и нарочно придумывала всяческие поводы, чтобы привлечь внимание. О чем-то
спрашивала, просила, жаловалась, капризничала. Она всегда отмахивалась, мол, «не
до тебя». Так я узнала, что такое ревность.



И хоть я любила эти
шумные встречи с родственниками, но втайне ждала, когда они разъедутся и
бабушка снова станет «моей». Дни наши протекали тихо и размеренно. В пять
вечера мы традиционно садились с ней у телевизора и смотрели его до полуночи.
Сначала мультики, а потом детские и взрослые фильмы. Мне разрешалось смотреть
всё.



Дедушка в наших телевизионных вечерах участия не принимал. Он
часами сидел на кухне один в темноте, барабанил пальцами по столу и чуть слышно
напевал себе что-то под нос. Очень редко он доставал гармошку и играл на ней.
Играл для себя. Ему не нужны были благодарные слушатели. Дедушка Митя был
тихим, неторопливым и практически незаметным. Хотя, по рассказам взрослых, в
молодости он обладал недюжинной силой, крепко выпивал, а отсюда и все
вытекающие последствия. Жизнь вел разгульную и бурную. Покоя бабушка с ним не
видела, хотя он и служил одно время в милиции. «Блюститель социалистической
собственности», – с гордостью говорил он
о себе. Я, глядя на деда, с трудом представляла его в виде дебошира и пьяницы,
до того он был мил. Если и случалось дедушке Мите выпивать сто грамм, то только
после бани или с устатку. И только с разрешения бабушки. «Ну-ка, бабка, налей
рюмочку-то...» Бабушка молча доставала из буфета «маленькую» и осторожно наливала
водку в небольшую стеклянную рюмочку на ножке треугольной формы. Затем, плотно
закрыв пробку, обтирала бутылочку руками и убирала обратно в шкаф. Дедушка, не
морщась, выпивал водочку не закусывая. Потом, крякнув, со словами «хорошо»
рассматривал донышко рюмки и опрокидывал «на лоб» еще раз, вытряхивая
содержимое до самой последней капельки. На этом процедура принятия на грудь
заканчивалась. Он никогда не залезал в заветный буфет сам. Никогда не
«припрашивал». А ведь бывало, что по дороге домой с работы он обходил шесть
ларьков из семи. В каждом выпивал по сто грамм и кружку пива. Когда и каким
образом дед отказался от спиртного – не знаю, а вот курить бросил в войну.
Купил на хлебные карточки табак, а бабушка сказала: «Есть не будешь».



От него я никогда не
слышала матерных слов. А еще дед был очень чистоплотным и аккуратным. Если
увидит где на полу маленькую соринку, волосинку или перышко – мимо не пройдет.
Обязательно наклонится и будет поднимать до тех пор, пока ничтожно мелкий мусор
не окажется в непослушных пальцах. Ходил дедушка дома чуть слышно. И зимой, и
летом – в войлочных тапочках. «Котики» – так он называл коротко обрезанные с
подшитой подошвой валенки. Получалось и впрямь, будто котик прошел.



Иногда я ходила с
дедушкой на экскурсию в сарай. Эти деревянные длинные сооружения всегда
привлекали мое внимание. Какой был у него там невероятный порядок! Сверху
донизу, глухой стеной, словно соты, ровно полешко к полешку, красовались
уложенные в ряды дрова. Пол всегда чист. В углу стоял строительный инструмент,
инвентарь для уборки снега, корзины, ведра, короба и кузов. Как-то в сараях
ночью случился пожар. Чудом пламя не перешло на их жилой дом с газовыми
баллонами на углу, стоявший буквально в нескольких метрах. Дед сильно
расстроился и даже заболел. Сарайки частично сгорели, но слава Богу, все
остались живы.



В Бога дедушка с
бабушкой не верили и не любили говорить на эту тему. Только однажды дедушка с
некоторым негодованием в голосе заговорил о том, как в деревнях крестьяне несли
попам в корзинах мясо, яйца, сметану и другие продукты. Они принимали эти
подношения, поглаживая круглые животы, а в домах крестьянские ребятишки пухли от голода. Их дом стоял
недалеко от Храма. Утром по воскресениям бабульки в белых платочках спешили на
службу, но бабушка там никогда не была. Я тоже не знала, кто такой Бог. А вот
их сын – Валентин, мой дядя, пяти лет
отроду, со слезами на глазах просил, чтобы его окрестили. Откуда он ЭТО знал,
было для всех загадкой.



г.Архангельск

2019 г.

Влюбитесь в чесночно-сырный соус! Без муки!
⁣Это красивые цветы картофеля, хрустящие и вкусные.
Обмакните их в чесночно-сырный соус.
На вкус и на вид он фантастический.
Ингредиенты:
1. Картофель
2. Картофельный крахмал
3. Соль, сырный порошок, петрушка.
4. Чесночно-сырный соус: сливочное масло, измельченный чеснок, сыр, молоко, сахар, специи по желанию.

____________
Видео канала ⁣쿠킹하루 Cooking Haru :) - ⁣https://www.youtube.com/@cooking_haru

⁣Фильм без слов...
Драма, 2023г.

Актер: Олег Васильков
Режиссер: Егор Бугаенко
Оператор: Максим Кротков
Музыка: Анна Булгакова
Звук: Артем Танцура
Монтаж: Станислав Ильинский
Исполнительный продюсер: Никита Рыжонков

⁣Здравствуйте. Я Елена МОРОЗОВА прочту стихотворение - ⁣Когда пройдёт последний ветеран!..
Номинация – “Поэзия"









⁣Давно затих злой грохот канонады

Над пепелищем стелется туман.

Колено преклонить перед лампадой

Придёт седой, последний ветеран.


Где город тот, чья площадь осветится

Мемориалом вечного огня?

Последний ветеран над ним склонится

Тех лет военных память сохраня.


В какой стране, на всей большой планете?

И по какой парадной мостовой?

Пройдётся гордо в двадцать первом веке

Наш ветеран, с наградой боевой!



Витает дух Победы тёплым маем

Над всей Землёй! Он всех коснётся стран…

Приблизит время, в коем мы узнаем,

Когда пройдёт последний ветеран!..


Елена МОРОЗОВА, Ангарск. Россия.

У меня не получилось отправить заявку на конкурс по указанному адресу ⁣ [email protected]. эл.почтой, т.к.система выдаёт, что этот адрес не корректен. Прошу принять мою заявку здесь.

Шоколад - Как мне жаль