Ирина Ордынская / МИЛЛИОН РОЗ / драматургия

Пьеса «Миллион роз» посвящена
судьбам женщин Донбасса. Пять сцен - пять женских судеб. Женская тема в
приложении к войне чаще говорит о трагедии больше, чем рассказ о боевых
действиях.



Ирина
Ордынская




Пьеса «Миллион роз» (2019 год). Посвящена войне в Донбассе.
«Городом миллиона роз» называли Донецк.



2019 год пьеса стала победителем Международного
конкурса современной драматургии «Время драмы» и лауреатом Международного
конкурса русской драмы «Автора — на сцену!». В 2021 году – лауреатом
Всероссийского драматургического конкурса «Сила слова».



Опубликована в литературных журналах «Литература», «Алтай»,
«Наш современник», в театральной библиотеке Сергея Ефимова.



Миллион
роз



драма



Пять монологов с линии огня



На
сцене стол, стул и шкаф с открытыми полками, на которых разложены вещи.



1 полка: женская
элегантная шляпка, чёрные гипюровые перчатки, завядший букет роз.



2 полка: очки в роговой
оправе, шёлковый платочек, книга.



3 полка: резинка для
волос, банка солёных помидоров, открывалка.



4 полка: настольное
зеркало, полоска для волос, косметика, яркий браслет и кольца.



5 полка: чёрный шёлковый
шарф, детская мягкая игрушка, мужские чёрные часы с кожаным ремешком.



На сцене никого нет. Полутьма. Сначала тихо, потом постепенно нарастает
звук военного обстрела. Свист снарядов, мин, грохот взрывов.



На заднике медленно проявляется
фотография красивого города, бульвар с множеством клумб, на которых растут
розовые кусты, целые поляны разноцветных, пышных роз.



Грохот обстрела
стихает. На сцене включается свет.





Сцена
1



К шкафу подходит
актриса (первой героине восемьдесят лет).



Актриса надевает
шляпку, натягивает на руки перчатки.

Любуется своими руками
в перчатках.



Моя любимая актриса – Людмила
Гурченко. Какая элегантная была женщина, какая красивая!



Кладёт на стол букет
роз. Садится. Смотрит в зал.



Я пришла вам сказать,
чтобы вы не смели ругать мой родной город! Не говорите о нём плохо! Вы же
ничего о нём не знаете!



Мне восемьдесят лет.
Думаете, это много, и старушка ничего не понимает?! Нет, я всё понимаю и помню!




Я всю жизнь прожила в
единственном городе: родилась, училась в школе, окончила институт, вышла замуж,
родила сына и дочь, дождалась внуков, здесь похоронила мужа, а ещё раньше…
родителей и сестру.



С детства для меня наш
город самый красивый! Да у нас такие зелёные бульвары, каких нет нигде, –
Пушкина, Артёма, Богдана Хмельницкого… в общем, их у нас много. Зелени столько
– улицы в ней утопают. Но главное! Первое, что рассказывали раньше гостям: у
нас везде на бульварах, улицах, в парках – растут розы! У нас же летом тепло –
юг, такие кустищи вырастают (встаёт, раскидывает руки), вот такие
огромные.



Миллион жителей –
миллион роз! Да представьте же вы – целый миллион розовых кустов! Хотя,
наверное, представить трудно… (снова
садится к столу).



Я даже стихи об этих
розах писала. Да, я сочиняю стихи…. Ну не такие чтоб очень серьёзные, когда
работала – в горном техникуме преподавала – шахтёров учила, мы готовили горных
мастеров, (с гордостью) так писала стихи
каждому коллеге ко дню рождения, и для коллектива – к праздникам…



Не представляю, как
люди переезжают из города в город. В родном месте всё дорогое, знакомых
пропасть, воспоминания разные.



Маленькой папа часто
водил меня в центральный парк – имени Шевченко. Мороженное, карусели – ну вы
знаете…. Шли мы с ним по мосту длинному-длинному через речку, красота вокруг, у
берега утки плавают, они и тогда плавали. Он меня за руку крепко держит, а я и
не думаю вырываться – с ним рядом идти хорошо, я как взрослая.



Папа у меня такой
необыкновенный был, всё умел, дом сам построил, и даже на пианино сам научился
играть…. Мне жаль, что не могу сейчас у них с мамой, ну и у сестры, и мужа, …
на могилах побывать. Наверное, там их холмики позарастали травой, и оградки
некрашеные стоят.



Хотела навестить
дорогих моих покойников на Пасху, убрать там всё, да поплакать, пожаловаться
им, но нельзя. Не пускают туда. И то… правильно, там кладбище простреливается,
и растяжки, ну вы знаете, с гранатами такие, ставит кто-то. Мне это объяснили
ребята, которые оцепили в праздник кладбище. Они не пускают туда никого, чтоб
не пострадали люди. Там ведь бывало, что приедут кого-то хоронить, да сами и
погибнут. Пришлось мне домой вернуться…, а я краску купила, кисточки, пирожки
испекла.



Я ведь раньше в церковь
не ходила, а сейчас, когда никого родных в городе не осталось, помолюсь, постою
на службе, и будто не одна.



У меня ведь сын давно в
Москве живёт, по работе в молодости перебрался. Там внучка растёт. А дочь, как
обстрелы начались, в Киев с мужем и сыном уехали. В машину вещи погрузили,
какие смогли, и поехали. Ну и я с ними.



Мне восемьдесят лет,
жить на квартире, у чужих людей, ох как было несладко. Не привыкнуть мне уже к
чужому месту, не то, что в родном городе, где кругом всё знакомое, близкое. Через
два месяца вернулась назад – домой! Да какая мне разница, где умирать и от
чего? Мне восемьдесят лет!



Две подруги здесь у
меня остались, тоже вдовы…, в театр, на концерты ходим, вы не думайте, что
комендантский час, значит, не ходим никуда. Да и праздники вместе отмечаем. Мы
с ними у меня собираемся, квартира у меня хорошая, двухкомнатная, перед самой
войной дети ремонт сделали. Дети и сейчас помогают, деньги, посылки передают. Это
одиноким плохо – соседка у нас есть, совсем одна, так голодала бы, если бы люди
не помогали. А есть и такие, что голодают…



Думаете, вот какая
молодец – ничего не боится! Нет…. мне страшно бывает. Ещё как. Хорошо, если
сразу убьёт. А если покалечит? Знаете, как громыхает иногда… Кошмар…



Вскакивает. Испуганно смотрит куда-то вдаль.



Когда из дома выхожу,
так на соседний дом смотреть боюсь. Там дыра! (долго крутит пальцем в пространстве). Дом девятиэтажный, панельный,
обычный, а в середине второго подъезда круглая дыра – снаряд пробил…



Медленно садится.



Мои родители ведь из
Полтавы, переехали после той – Отечественной – войны, я украинка. Там у меня
под Полтавой тётки были, умерли уже, сёстры-братья двоюродные остались. (Мечтательно). Мы раньше туда часто
ездили летом, молочка парного попить, а какой хлеб домашний тётки пекли, какие
борщи варили…. Я вот чувствую, только не подумайте, дорогие, что из ума выжила…
– ну не должно в меня попасть… то, что оттуда с родной Украины прилетает… и
убивает. Не может такого случиться. Бог не попустит! (Смотрит вверх).



Начинает бахать, а я
давай молиться. И вдруг кажется, что со мной и все мои детки и внуки в
опасности. Ничего не могу с собой поделать, не о себе прошу Бога, а их имена
повторяю. Защиты им прошу.



Встаёт. Выходит на
авансцену. Обращается к залу.



Никуда я не уеду
отсюда, в родном городе хочу умереть. Мне же восемьдесят лет. Жизнь прожита….
Да и где на земле есть ещё такой город … с миллионом роз… Красавец!



Каждый день думаю о
своих детях, вот тут они у меня (прижимает
руки к груди). Сердце надвое не разделишь. Я люблю своих детей.



Берёт букет завядших
роз, разрывает его пополам, долго на них смотрит, аккуратно кладёт снова на
стол оба букета.



В этот момент начинают
звучать выстрелы, взрывы.



Задник меняется – на
нём разрушенная войной улица.



Старушка поднимает
голову, с печалью слушает выстрелы, с осуждением качает головой.



Оставляет на полке
шляпку, перчатки, розы.



Уходит.

Сцена
2



Задник: меняется фотография
города, но снова на ней много роз.



Выходит актриса (второй
героине шестьдесят лет) надевает очки, на шею повязывает небольшой яркий
платок, берёт в руки книгу.



Выходит на авансцену.
Обращается к залу.



Нам очень нужны деньги!
Очень-очень! Вы не думайте, для себя я бы не попросила и копейки!



Но студенты мне, как
дети родные. Им учиться нужно. Представьте, у них вся жизнь впереди. Как же они
останутся без образования, без дипломов? Нельзя их так подвести.



Я всю жизнь в институте
английскую филологию преподаю, мне уже шестьдесят лет, на пенсии, но как
студентов бросишь. У меня семьи нет, детей нет…. Институт – это вся моя жизнь.



Сначала хотя бы два
учебных корпуса нужно отремонтировать, чтобы занятия начались. Вы не знаете,
что такое прифронтовой город…. В
нашем институте ни одного целого стекла ни в корпусах учебных, ни в общежитиях
не осталось. А скоро осень…



Знаете, у нас в
институте бомбоубежище хорошее, в нём не только студенты и преподаватели во
время обстрелов укрывались, а и горожане у нас прятались. Люди спаслись…. А здания как от снарядов сохранить?



Нам очень деньги нужны!
Мы просили всех друзей института. Вы только не подумайте, что мы сами ничего не
делаем! Все преподаватели написали заявления на бесплатные отпуска, на этом
институт сэкономил 700 тысяч. На эти средства мы начали ремонт. Но этих денег
мало…



Открывает книгу,
достаёт из неё лист бумаги, смотрит в него, начинает читать.



Нужно восстановить:
актовый зал, спортивный зал, крышу над библиотекой, деканат факультета
английского языка, кафедры педагогики, практики и фонетики английского языка,
романских языков, лекционные аудитории первого и второго корпусов…. Это чтобы
дети могли заниматься. И общежития восстанавливать придётся…



Нам бы окна вставить до
октября! Для этого нужны две с половиной тысячи квадратных метров стёкол!
Помогите нам! Сами не справимся!



Я ведь не для себя
клянчу эти проклятые деньги! Для себя никогда бы не стала просить …. Хотя у меня в квартире, живу в Горловке рядом
с институтом, нет ни одного стекла, и даже рамы вылетели. Но так у многих в
городе. Фронт рядом. Обстрелы были страшные….



Студенты помогли - пока
плёнку натянули в оконных проёмах, ничего… живу. Вы не подумайте! Мне не нужно
помогать! Вы детям помогите, у нас замечательные ребята…, сейчас они завалы
разбирают, стёкла битые убирают…



Гордо поднимает
голову.



У нас ведь выдающийся,
превосходный институт! Институт иностранных языков в Горловке вся страна знала!
Мы суперспециалистов выпускали.
Переводчиков высочайшего класса. Обмены студентами были со всей Европой. В 1949
году наш институт открылся… Нас весь мир
знает.… (Показывает книгу в зал).
Научную работу и сейчас ведём!



Друзья стараются нам
помочь, благотворительные вечера устраивали во многих городах, где нет войны, поэты
стихи читали, музыканты выступали. Мне кажется, что и в вашем городе такой концерт
был…. Да? (вопросительно кивает головой,
протягивает руку в зал). Жаль, что в итоге собрали мало денег…. Билеты на вечер люди покупали. А вот в
ящики для помощи почти ничего не бросали.



Дальше говорит задумчиво.
Рассуждает вслух.



Иногда я думаю, как же
так, люди слышат, знают, какое у нас тут горе – война. Много говорят умных
вещей о прошедших войнах, так правильно рассуждают…. Но у нас-то эта беда происходит теперь, в эту
минуту. Это в нашей республике погибло восемьдесят детей, не много лет назад –
недавно, прямо сейчас…. Неужели вам нас совсем не жалко? Ни капельки? Почему?



Снова гордо поднимает
голову.



Ну деньги мы всё равно
соберём! И сделаем остекление! И будем учить наших детей!



Вздыхает.



Вот никогда не думала,
что оконные стёкла такая ценность. Без них не сохранить тепло, не провести
занятия – это свет. Но какие они хрупкие…. Засвистит снаряд, взорвётся с диким
грохотом – будто душа из тебя вылетает, вмиг уши закладывает, земля вокруг гудит,
трясётся, … вот от нежных стёкол только осколки и остаются.



Мне очень неловко
просить, но поделитесь с нами деньгами, пожалуйста! Вас здесь много, не
жалейте, соберите хотя бы по сто рублей.



Главное в жизни
человечества – это подрастающее поколение. Так ведь считается? Очень мне жаль
выпускников, они столько лет учились, в дипломах их будущее…



Сто рублей – это
немного. Правда?



Достаёт из кармана сто
рублей, показывает зрителям. Кладёт сторублёвку на стол.



В этот момент начинает
звучать грохот обстрела.



Задник меняется – на
нём разрушенные войной дома.



Устало снимает очки, долго
не может развязать узел на платке, наконец, снимает его с шеи. Несёт вещи к
полке.



Оставляет на полке очки,
шёлковый платочек, книгу.



Закрывает руками уши.



Уходит.



Сцена
3



Задник: меняется
фотография города, но снова на ней много роз.



Выходит актриса
(третьей героине сорок пять лет) собирает волосы резинкой в хвост, ставит на
стол банку с помидорами и открывалку.



Садится у стола. С
улыбкой рассматривает помидоры в банке.



Как же я люблю солёные
помидоры! Ничего вкуснее на свете нет! Бывало, каждый год заставляла полный
шкаф на кухне трёхлитровыми баллонами с помидорами. У меня рецепт свой,
особенный, делаю их в томате с укропчиком, перцем, сельдереем. Помидоры
получаются бесподобно вкусные: в меру кисленькие и немного сладкие, чуть
остренькие. Хороши! Мы с подругой могли вместе сразу целую банку съесть!



Но теперь подруга далеко,
ещё до войны уехала жить в Россию… Повезло… Она замужем. Муж их с дочерью и
увёз. У меня мужа никогда не было, а мне сорок пять лет, когда поняла, что уже
ничего не светит, … родила себе дочку. Теперь хотя бы она у меня есть.



Открывает банку и ест
помидор с удовольствием, с наслаждением.



Мы жили с подругой по
соседству в новом районе. Какой же чудесный был у нас район на окраине города –
лесок, пруд, луга. Воздух чистый. В центре города, где металлургический
комбинат или рядом терриконы, воздух не всегда хороший, да и пыльно. А у нас
красота. Особенно, когда дочь моя Машенька маленькой была, я радовалась. Для
прогулок с детишками район идеальный. У нас с подругой детки одногодки, на
детской площадке мы с ней и познакомились.



Я так радовалась, когда
переехала сюда из Мариуполя. Квартирка у меня здесь небольшая однокомнатная, но
своя. Областной центр мне сразу понравился – ухоженный, чистый, снабжался
хорошо. А уж какой красивый. Миллион роз! Наш новый район с аккуратными домами,
весь в клумбах с розами, бутоны крупные – всех цветов – красные, белые, жёлтые….
У кого поднялась рука его обстреливать? Что же это за человек такой? Зачем в
такую красоту стрелять?



Какое-то время молчит.
Потом встаёт. Обращается к залу, пытается объяснить.



Я бы уехала, кому охота
в войне, на линии огня жить, но не к кому ехать, некуда… у меня родных не
осталось, мама недавно умерла от рака, а отца много лет как похоронили. Совсем
мы с Машей одни на свете. Я фармацевт, в аптеке работала, дочь в школу пошла,
как-то выживали.



Когда обстрелы
начались, у кого машины были, те в первые дни уехали. Хорошо тем, у кого
родственники где-то есть, к ним отправились. А мы с оставшимися соседями от
снарядов в подвале ЖЭКа прятались. Собрались женщины, дети, старики. Мужики
семьи постарались увезти. А у кого машин нет, мужей нет, тот и остался. Сидели
почти всё время в темноте. Готовили на керосинке туристической. Вместе выжить
легче.



Садится. Ласково
гладит банку с помидорами.



Как в квартире жить без
света, воды, газа? Да ещё на моём седьмом этаже… Пока с ведром воды поднимешься,
на каждой лестничной площадке отдыхаешь. Хорошо, пруд
недалеко. Для питья воду купишь, но её ж не хватает, а посуду помыть, а себя и
ребёнка искупать, вот пруд и пригодился...



В подвале жить
оказалось легче. Во-первых, в подвале безопаснее, и не так страшно, да и с
людьми проще с домашней работой справиться: кто-то воды принёс, другой еду
готовит, третий детей помыл…, так коммуной и выжили.



Свет, газ, вода почти
сразу в районе пропали, от первых обстрелов сгорели подстанции,
газораспределительные станции… Мы думаем, их специально обстреливали. И вода
сразу в кранах исчезла.



Первое время войдёшь в
свой подъезд – там вонь такая, жуть. Как обстрелы начались, люди самое ценное
похватали и уехали. А из холодильников им некогда было продукты выбрасывать, да
и свет вначале был, это потом подстанция сгорела, электричества долго не было.
Вот и стали у всех уехавших соседей пропадать продукты в холодильниках, я
свой-то вычистила.



Какое-то время молчит.
Потом складывает руки у себя крестом на груди. Начинает говорить с болью.



В
подвале, пока обстрелов нет, ничего, сносно, жить можно. Принесли матрасы,
столики небольшие, стулья, даже пару кресел, посуды натащили. Но как стрелять
начинают, страх такой, как животное, боишься. Если
рядом взрыв, прям, кричать от страха хочется, а нельзя, дети рядом (закрывает себе рот рукой).



Встаёт. Покачивается
из стороны в сторону. Говорит громко.



Дочь в меня вцепится,
аж пальчики у неё белые, плачет, дрожит. А я глажу её и успокаиваю словами
ласковыми. Приговариваю – не бойся! А сама боюсь – аж зубы стучат! А маленькие
детки пугаются прямо до истерики – пищат! Рыдают! Матери успокоить не могут. Малыш
трёх лет у нас там был, как взрыв – писался от страха. Горько так плакал, мать
трусики и колготки ему меняет, а сама тоже плачет. Старухи были две – те
молитвы читали, а как взрыв – так в два голоса воют: «Господи! За что?!!» (последние слова почти кричит).



Садится. Какое-то
время молчит. Потом говорит доверительно, с болью.



Знаете,
после обстрела так страшно из подвала наверх выходить. Думаешь, а вдруг это в
твой дом попали! Какой-никакой, а свой угол единственный, квартира. Там вещи
все, фотографии, одежда – как этого лишиться? Остаться бездомным…. Идёшь из
подвала на улицу, а сам думаешь – только б не мой дом!! Пожалуйста, не мой!!! (со
слезами в голосе).



Вскакивает.



Однажды взорвалось
прямо рядом с моим подъездом, воронка – яма глубокая. Я в подъезд зашла,
поднимаюсь по лестнице, смотрю: стёкла на лестничной площадке валяются – окна
повылетали. Поднялась к себе на седьмой этаж, квартиру ключом открываю, а самой
так страшно – что там за дверью? Ключом в замок не могу попасть, руки дрожат (показывает руки, которые у неё дрожат).



В коридоре и гостиной
ничего, всё в порядке оказалось, а на кухне стекло треснуло на несколько
крупных кусков, но они не выпали, а торчали острыми краями в сторону комнаты.
Потом я их осторожно поправила (показывает это руками) и заклеила
трещины лейкопластырем…



А вот помидоры мои
любимые… все погибли (покачивается
из стороны в сторону). В шкафу до одной… все банки разбились!




Смотрю, сок красный
томатный сочится из-под дверцы шкафа.

Распахнула дверцу (делает движение руками – будто резко открывает
дверцы шкафа и делает шаг назад): осколки стеклянных банок, как
посыпятся с полок, и красный томатный сок ручьём на меня полился! Красная лужа
на полкухни растеклась…



Я стою, смотрю на неё –
оцепенела. И так мне жалко мои помидоры, слёзы из глаз ручьём сами полились (готова заплакать). С продуктами и
так плохо стало, а тут столько закрутки пропало. Да ещё помидоры…



Наплакалась (вытирает
слёзы)…. Убираю. Осколки острые стеклянных банок
выбираю из лужи, а сама рыдаю…. Мысли страшные в голову лезут, вот так попадёт
снаряд в подвал, и мы с дочей вдребезги…. Много ли и нам с ней надо? Бах! И нет
нас…. Убрала на кухне по-быстрому и бегом к Машеньке в подвал.



Садится. Молча смотрит
на помидоры.



Говорит устало,
покачав головой.



Повезло нам. Живы. Я
ведь тогда не знала, как много людей в те дни погибли. С девочкой вместе
работали в аптеке, дочь её, восемь лет всего, во дворе дома играла, снарядом
накрыло, погибла. У знакомой муж телефон в машине забыл, побежал забрать, и
вместе с машиной сгорел…



У нас теперь так –
никто своего завтра не знает…



В этот момент начинают
звучать выстрелы, взрывы, свистят мины.



Задник меняется – на
нём разрушенная войной улица.



Обнимает руками банку
помидоров. Думает. Достаёт один помидор – ест его.



Бережно относит банку
на полку.



Смотрит вокруг и наверх,
как будто ищет откуда звуки, с досадой плюёт.



Сцена
4



Задник: меняется
фотография города, но снова на ней много роз.



Выходит актриса
(четвёртой героине сорок лет) надевает на руку большой красочный браслет и
несколько ярких колец на пальцы. Потом натягивает полоску на голову, аккуратно
прячет волосы под неё.



Ставит на стол зеркало,
раскладывает косметику. Садится. Начинает рассказывать, накладывая на лицо
крем.



За собой нужно следить,
какие бы времена не были. Уход за лицом каждый день – это обязательно! А уж
косметика для женщины вообще нужна непременно! Короче, ухоженная женщина всегда
привлекательна! Мне сорок лет. А все думают, что тридцать. Я слежу за собой,
потому всегда нравилась мужчинам! И не только (хихикает) мужу.



Похвастаюсь вам, муж
меня очень любит, так меня добивался, так красиво ухаживал. И сейчас балует, на
руках носит. Бывает, что и поругаемся, но не часто. Очень я жалела до войны,
что детей у нас с ним нет, а сейчас думаю, это хорошо. Под обстрелами с
детишками несладко.



Короче, живём мы с
мужем в частном доме, хотя и в областном городе. Место очень удобное – это
несколько кварталов малоэтажной застройки между Донецком и Макеевкой. В доме
все удобства, и газ давно провели. Ванную комнату сделали большую, таких в
квартирах не бывает (хвастается).
Недавно террасу пристроили к дому, теперь на улице летом ужинаем и с гостями
сидим. Вокруг террасы виноград посадили – изабеллу и лилию. Осенью кушаем виноград,
и даже вино своё делаем.



В частном доме жить
удобно. У меня сад, не только яблоки, груши, черешня, сливы, а даже персики
есть. Не крупные персики (показываем
пальцами небольшой круг), но сладкие.



Когда блокада началась,
нас обстреливать стали, скажу вам, цены как вверх подскочили. Мама не горюй!
Особенно на продукты. А нам хоть бы что! Вы не подумайте, я не белоручка, у
меня огород – засмотришься! Короче, у нас всё своё – огурцы, помидоры, кабачки,
перец, капуста, зелень любая… всё на грядках есть. Да что там… мы даже кур и
уток завели. При ценах в войну, когда своя еда есть, намного легче жить.



По образованию я химик,
в НИИ работала, в отделе, скукотища – одни бабы. Только кому сейчас у нас
химики нужны? НИИ прикрыли. Да и вообще в городе с работой плохо стало. Заводы,
шахты или совсем закрылись или стоят. А как без зарплаты прожить? Короче, муж
меня устроил работать завхозом в одну контору. Ничего… я быстро привыкла, дело
нехитрое. Начальство попалось понимающее, если сильный обстрел, то разрешают даже
несколько дней не приходить.



Говорит с гордостью.
Немного кокетничая.



Мы с мужем подвал
оборудовали, чтоб всё там удобно было. Прямо гостиную там сделали и со
спальными местами. Знаете, очень люблю, чтобы всё красиво было, чтоб везде занавесочки
в рюшичках, статуэтки разные, коврики – это у меня по всему дому отменный
порядок. Класс!



Короче, первое время
как снаряд рванёт недалеко, так мы пулей в подвал. А потом, знаете, ко всему
начинаешь привыкать…. Если стреляют изредка, то и надоедает сидеть в подполье
без дела. Конечно, нужно быть осторожным. Но ведь и неожиданно прилетают
снаряды. И захочешь, не успеешь спуститься в подвал… тут главное быстро
подальше отбежать от окон, осколки очень опасные.



Начинает поучать.
Строгим тоном.



Сейчас скажу вам
главное, а вы на всякий случай запомните (поднимает руку, строго машет
указательным пальцем)! Слушайте внимательно! Короче…. Самое надёжное место
во время обстрела – это дверь в несущей стене в глубине дома! Ну, в смысле
дверной проём. Становишься в таком дверном проёме, или можно присесть.
Замираешь и ждёшь! Важно дождаться, пока
обстрел не закончится, не нужно думать, что прилетело несколько снарядов и всё.
Тут самое опасное запаниковать, если метаться начнёшь, из дома выбежишь, то от
любого взрыва по соседству может осколок тебя достать. Сиди тихо в дверном
проёме, жди, пока тишина надолго установится, не высовывайся раньше времени.
Поверьте, так безопаснее всего. На себе много раз проверено…



Смотрит в зеркало,
снова мажет лицо кремом.



Первый раз, когда улицу
нашу обстреливали, видели бы вы, как мы с мужем паниковали (хихикает). Взрывы недалеко
гремят, а мы по дому бегаем, то вещи хватаем, то документы. Я психую – ору не
своим голосом…. А как рядом взрыв бухнул, так мы с ним из дома выскочили во
двор. И тут сразу снова где-то на улице недалеко взрыв. Мы бегом за ворота.



Становится серьёзной.
Начинает вспоминать обстрел. Будто озвучивает то, что вспоминает.



Встаёт. Прижимает руки
к груди.



У нас улица дружная,
соседи хорошие, все друг друга знают. Смотрим, соседи тоже повыбегали из домов,
мечутся. Многие плачут, бегают туда-сюда, не знают, что делать, куда детей
прятать. Тут прямо у всех на глазах в один из домов, Наташки-соседки, через два от нашего
двора, снаряд попадает. Бах!!! Дом горит! Все кричат! Кто-то за вёдрами побежал
– люди орут, что тушить пожар надо. А куда там тушить – дом загорелся, как
спичка, на глазах быстро выгорел. Огонь из окон, крыша с грохотом обвалилась.
Отошли подальше – жар от него пышет. Наташа так в одном халате на улице и
осталась. Она даже не заплакала, как мёртвая была. Её бабушка одинокая, другая
наша соседка, к себе забрала.



Устало садится к
столу. Какое-то время рассматривает себя в зеркале, трогает морщины.



Говорит печально.



Короче, на следующий
день рано утром наша улица, считай, опустела, соседи бегом грузили машины,
попрыгали в них, разъехались кто куда. У кого дети, те все уехали. Остались
люди только в нескольких домах.



Какое-то время притихли
обстрелы, мы уже успокоились. Они постреляют обычно ночью, мы в подвале
переночуем, а с утра работа, домашние дела…. Так, бывает, устанешь, что редкие
выстрелы тебя разбудят. И вдруг…. Не
знаю, что там у них случилось. Только в одну из ночей, бить стали прицельно по
нашей улице, так кучно, один снаряд за другим. В подвале всё гудит, трясётся, и
тут мы с мужем дрогнули. Выбежали на улицу, а там…. Не описать вам, что
творится.



Снова встаёт. Разводит
руки, крутит головой.



На нашей небольшой
улице восемь домов горят, как свечки пылают. В пожарах что-то стреляет, искры
сыпятся, и куски чего-то вылетают из пламени. Короче, не дай Бог такое увидеть
(искренне)! Восемь домов-костров, жарко нестерпимо, хоть
осень, хоть я была в одной пижаме и ботах на босу ногу. А соседний с нашим
домом уже догорает, у него крыша
обвалилась….



Начинает туда-сюда
ходить по авансцене.



Соседний дом от нашего
далеко, но смотрим, а угол нашего дома начал дымиться. Хорошо, мы у сарая
бассейн небольшой выкопали, до войны летом в нём купались, а теперь наши утки в
нем плавают, быстро хватаем вёдра и давай водой стену нашего дома, ту, что
рядом с соседским участком, поливать. Два часа с вёдрами бегали. Потушили.
Спасли дом.



На улице никто не
погиб, в пустые дома снаряды попали, повезло. Хотя ведь осталось нас мало –
несколько семей и старики одинокие. Гарью долго тянуло со всех сторон, пока
снег не выпал, а может, мы к ней со временем привыкли…. У нас ведь теперь
половина стен дома – закопченные…



Останавливается.
Начинает говорить медленно, задумчиво.



Вот я думаю, соседи
наши, что теперь живут неизвестно где, наверное, мечтают вернуться. Живут
где-то в чужих городах, надоели, наверное, родственникам. Вспоминают свои дома.
Скучают. А не знают, что их дома уже давно сгорели…. Теперь им жить негде,
некуда возвращаться, здесь у них только пепелище осталось. Не сообщишь им
никак…. А может, не нужно им ничего знать….



Иногда я думаю, ну как
же так всё могло случиться? Можно ли было сделать так, чтобы осталось всё
по-старому, был мир? Или это уже было невозможно…. Ведь долго молчали. Терпели.
Никто, ничего не делал.



Молчуны…. Школы русские
закрывали, русский везде запрещали – в институтах, на радио, телевидении, в
документах…, а все молчали. Короче, тут вот недалеко школа была (куда-то в
пространство показывает пальцем), русская, их под конец мало осталось. 1
сентября, праздник, дети в красивой одежде, родственников полный двор. Дети
поют, танцуют, директор всех поздравляет! А на фасаде плакат: «Добро пожаловать!»
И тут трое взбираются на сцену, вырывают у директора из рук микрофон. Требуют
убрать плакат на русском языке. Дескать, плакат по закону может быть только на
государственном языке!



И все, кто стояли во
дворе, промолчали…. Никто этим троим не дал отпора! Полный двор людей – но
никто не ответил. Дали этим троим сорвать плакат. Молчуны! Чё молчали? Думаете,
эта история перед войной была? Нет! В 97-м году! Дотерпелись!



Печальная,
снова садится к столу. Смотрит на себя в зеркало. Вздыхает.



Простите…, опять я
вспылила. Устала очень. Эта война кого хочешь измотает. Усталость такая
накопилась, что сил никаких нет. Так я обычно весёлая, хорошие компании люблю,
чтобы выпить и посмеяться. Раньше каждые выходные, когда тепло, шашлыки в нашем
дворе с друзьями жарили, после полуночи расходились.



Короче, начали у меня
нервы сдавать, выхожу из себя без повода, кричу на мужа, он тоже не смолчит,
ругаемся. Недавно он решил меня в гости к родственникам в Белоруссию отправить.
Говорит: отдохнёшь, выспишься в тишине, купишь себе что-нибудь новое из одежды.




Говорит со счастливой
улыбкой.



Меня родственники от
всей души принимали, старались порадовать. Хоть к ним оказалось трудно попасть,
ехала долго – через блок посты, где очереди дикие, обыски. А пока пропуск для
проезда оформили, столько натерпелись, что несколько раз думала плюнуть на эту
поездку. Но она того стоила!



Тишина, покой, драники
(хлопает в ладоши),
грибы, сало домашнее, баню топили. Думала, что вот оно счастье, отдохну от
войны…. Родственники так трогательно меня жалели, старались все желания
выполнять.



Снова становится
печальной. Встаёт. Выходит на авансцену. Смотрит на людей в зале. Пытается им
объяснить, что произошло.



Короче, потом собрался
фестиваль у них в городе, большой праздник. На улицах людей тьма. Я платье
новое надела, туфли на шпильке, причёска классная, знаете, перья такие светлые
на голове в парикмахерской мне сделали – мастер меня уговорила, отлично
получилось, ну… и маникюр, педикюр. Вышли мы на площадь, на сцене поют, люди вокруг
кричат, радуются… а я почти сознание теряю от страха! У меня паника!!



Боюсь!! Не могу
выбросить из головы, что когда людей много – опасно! Ноги у меня подкашиваются
(приседает ненадолго), задыхаюсь.
Прошу их: давайте домой пойдём! А они не понимают, что со мной… Мороженное мне
предлагают, потанцевать…



Становится на самый край сцены.
Наклоняется в зал.



Понимаете?! Фестиваль,
праздник, а я не могу расслабиться, хочется быстрее уйти, спрятаться. Где много
людей, туда могут стрелять!!



Быстро
возвращается к столу. Садится.



Короче, думала, что
отдохну от войны. А в конце уже и по улицам боялась ходить…. Вроде бы и понимаю
всё, а боюсь…



Инстинктивно сильно
сжимает в руках тюбик с кремом и сначала не замечает, что выдавила часть крема
из тюбика на стол. А когда видит, то быстро достаёт салфетку и начинает
вытирать стол.



Извините. (Вытирает
крем салфеткой). Простите.



Сгребает косметику,
снимает полоску с головы и быстро, беспорядочно бросает косметику на полку.
Снимает кольца и браслет, тоже бросает на полку.



Берёт зеркало, смотрится
в него.



Издалека слышны звуки
взрывов, вой мин, стрельба – звуки боя.



Задник меняется: на нём
фото горящих домов.



Какое-то время женщина слушает
звуки обстрела, опустив голову, потом грозит кулаком кому-то невидимому.



Относит зеркало на
полку.

Сцена
5



Задник: меняется
фотография города, но снова на ней много роз.



Выходит актриса (пятой
героине тридцать три года) повязывает чёрный шёлковый шарф на голову.



На стол ставит детскую
игрушку, ласково потискав её, и, аккуратно поглаживая, раскладывает наручные
мужские часы с черным кожаным ремешком.



Всё делает правой
рукой, движения левой руки ограничены.



Садится на стул не у
стола, а рядом с ним.



Мой муж – человек
потрясающий, настоящий мужик, таких в наше время поискать. Я намного моложе
его, мне всего тридцать три года, рано за него замуж выскочила. Муж старше
меня, у него наш брак второй.



Мы из посёлка -
пригород Донецка. Считай, деревенские жители. Знаете, какое крепкое хозяйство у
нас было: корова, поросята, куры, гуси, индюки …. Яйца продавали. Огород 20
соток. Сад. Всё своё!



У мужа руки золотые,
нет ничего из транспорта, чего бы починить не мог! Такого хорошего автомеханика
в округе больше не водилось. У него своя автомастерская была. К нему машины
чинить люди в очередь записывались…



Мечтательно.
С улыбкой.



И мы с ним жили душа в
душу. Не поверите, никогда не сорились. Он такой спокойный, из себя не выйдет.
Если проблемы какие, всё на себя возьмёт. А если я злиться начинаю, он так всё
повернёт, что своей уверенностью успокоит, не замечу, как забуду, что меня
расстр