Популярное
«Рас-стояние: версты, мили…»
М. Цветаева Б. Пастернаку
(читает Софья Маламуд, музыка Сергея Земцова)
Герой выпуска - виднейший французский писатель 19 века Ги де Мопассан. Это видео, как обычно, даст ответы на вопросы: с чего начинать погружение в мир данного автора, если вы его ещё не читали, и в какую сторону двигаться дальше, если погружение ваше было пока не очень глубоким… Я назову вам ТОП-5 лучших произведений Мопассана. Готовы?? Тогда погружаемся!
Мой телеграм-канал: https://t.me/pogruzh3ni3
Моя страница во Вконтакте: https://vk.com/yulianyurkov
По вопросам сотрудничества писать сюда: [email protected]
Если возникло желание поддержать канал:
Сбер: 4276380157317137
Тинькофф: 5536914151354721
Владимир Гущин / Подборка стихотворений / номинация Поэзия
Вновь я в лесу...
Вновь я в лесу, качая ветки,
Деревья машут мне – привет!
Опять в тайгу приходит Лето,
Поющий Рай! Тепло и свет…
С утра встаю, росой умоюсь…
(Она полезна говорят!)
Встаю я с утренней зарёю,
Вокруг деревья ещё спят.
Лишь ветерок потянет лёгкий,
Туман над речкой унесёт,
Шум раздаётся издалёка-
Лес просыпается,поёт!
Гимн солнцу! Жизни и природе!
Да здравствует тепло и свет.
И к размышлениям приводит..
В чём смысл жизни? - Вот ответ!
Как птицы поют...
Как птицы поют! Ты слышишь?
Шум ветра в еловом лесу…
Тайга вдохновением дышит!
Любуюсь на эту красу.
Берёзки стоят у дороги,
Листвой меж собой шелестят.
И кедр возле них, очень строгий!
А вот и семейка опят.
А лето уже на закате,
И осень вступает в права.
Примерка идёт новых платьев,
Кружится от них голова…
А ночью, сильный заморозок был...
Заря все звёзды с неба собрала,
И заиграло небо! День родился!
Он в речке, в озере и в ручейке, умылся,
Хозяйка-Осень на земле всё прибрала.
А ночью, сильный заморозок был,
Он утром в солнечных лучах искрился!
Трава и лес,весь в звёздочках,светился,
Как будто сказка превратилась в быль!
Поднялся ветер, зашумел в ветвях,
С берёз шурша, слетела позолота.
Звенит ручей, сказать мне хочет что-то,
Я здесь лишь наблюдатель, я в гостях.
В таёжном урмане - концерты...
В таёжном урмане - концерты!
Прислушайтесь к звону ручья...
Лесное прекрасное скерцо,
И музыка вроде б - ничья!
Вот соло звучит - гимн природе!
Такое запомнишь на век.
Вот ветер с листвой хороводит
И грохот порожистых рек...
Поют по утрам хором птицы,
Такого не будет - повтор.
Не может вам это присниться,
Ведь это - Природы узор!
Мелодия тайги...
Мелодия тайги – неповторима.
Природа в ней шедевры создаёт…
То ветер шелестит листвой игриво,
Или вдруг птица где-то запоёт.
Вот ручеёк звенит в камнях, у речки,
Он словно колокольчик средь тайги!
Мелодией своей мне душу лечит,
Попробуй музыку похожую найди…
Вдруг дятел застучал ритмичным стуком,
Вписался его стук, в сплетенье нот…
И нет в Тайге такого слова – скука,
Здесь каждая травиночка ….поёт!
А утром, затрубит любовно лебедь!
Он гладь воды крылами расплескал…
Жаль, кто не слышал это и не ведал,
Вот где Вивальди музыку писал!
Зимою, сидя у окна...
Зимою, сидя у окна,
Я часто слушал вой метели,
Смотрел как ветром кружит ели,
И снег…из белого сукна.
А ночью северное диво
Узором вспыхнет в небесах,
Всё небо в радужных тонах,
Цвета меняются игриво.
А утром зимняя заря
Весь снег в багровый перекрасит!
На небе звёзды все погасит.
Зима. Начало января…
***
Кот мурлыка лежит на печке,
Разомлел, одолела дрёма.
Я сижу за столом со свечкой,
Так тепло и уютно дома.
За окном разгулялся ветер,
Дождь осенний стекает в лужи.
Хорошо жить на белом свете,
Когда знаешь – кому-то нужен.
Ирина Егорова. Я эту жизнь живу впервые. Поэзия
Фламенко в Севилье
Упруго замершее тело
Струной натянуто – и вдруг
Чечётки выстрел – и взлетела
Змеящаяся пара рук.
Тягуче источает звуки
Весь искажённый мукой рот,
И кастаньеты множат стуки,
Гитара воет – не поёт.
Вот – заголённое колено.
Вот – мановение руки –
И юбок пламенная пена,
Дрожа, взвивает языки.
Гитары женских тел под платьем
Звенят. Летит оборок шквал.
Под током музыкант – в объятьях
Гитару истязать устал.
Танцоров выправка оленья.
Ритм от ладоней и подков
Горит – до белого каленья,
До испарения оков.
То дробь строчит очередями,
То замирает, то спешит…
Но вот – победный стон над нами.
И – извержение души!
Ниагарский
водопад
Так единенья жаждет пара!
Куда, вода, бежишь? Постой!!!
Необратимо – волн отара –
К обрыву, будто на постой –
Там сбросит космы Ниагара,
Взбивая радужный настой,
И воздух весь гудит от пара,
Трепещет пенною фатой.
Воды неистовой лавина!
Кто твой жених? Кто половина?
Нас манишь свадебным нарядом,
(Судёнышко почти что рядом),
Разверзнув многотонный плащ,
И хохот в нас родишь, и плач…
И душу напрочь проорав,
Всю страсть и мощь в себя вобрав,
Я слёзы пью взахлёб, в угаре
(Мои ли слёзы, Ниагарьи?)
И шею из глубин задрав,
Пьёт пену радуга-жираф.
Песенка молодой ведьмы
У меня душа –
страстная,
У меня шаги –
быстрые,
У меня ладонь
– ясная,
У меня глаза –
чистые.
Я люблю ходить
голая,
У меня спина
смуглая,
У меня длинны
голени,
В волосах –
волна круглая.
Я – ведьма,
богиня, чертовка, русалка,
И мне ни
единой души
Не жалко, не
жалко, не жалко, не жалко –
Глаза мои так
хороши.
И волосы
вьются, как флаги на мачте,
И пальцы тонки
у руки.
Любите,
желайте, стенайте и плачьте,
Смотрите, как
ноги легки!
Как ноги легки
и длинны, и проворны,
Как стройные
бёдра круты…
И это из
сердца не выдернешь с корнем
Ни ты, и ни
ты, и ни ты!
* * *
Там
выпуклость, а тут изъян –
Вросли друг в друга «Инь» и «Ян».
А если б не было изъяна,
То как бы «Инь» имела «Яна»?
Видать, в отсутствии изъянов,
Не существует «Инь» и «Янов».
* * *
Мужчины взгляд
набросан в беспорядке
Поверхностно – на ноги, руки, грудь…
Естественно, что женщина – загадка,
Коль в душу недосуг к ней заглянуть!..
* * *
Кошка,
как жирная запятая,
Лежит
и чувств ко мне не питает.
Весь
вечер она вымогала паштет.
У кошки
безнравственной совести нет!
Парадокс
Я прорастаю из любви,
Как из земли, как из основ –
И вырастаю из мужей,
Как из коротеньких штанов.
* * *
Глупее морды нет на свете,
Но мне – к лицу!
Так и попрусь со всем вот этим –
На улицу…
Недоумённо всяк прохожий
Цепляет взгляд,
Но пенной радости, похоже,
Не впрячь назад.
Скрутить пытаюсь хоть отчасти
Улыбки прыть,
Но возмутительного счастья –
Не утаить!!!
* * *
Чем попусту воспитывать –
Вкушать тебя, испытывать!..
Любимый мой испытанный,
Живи уж невоспитанный!
* * *
Содрав одежды с бытия,
Перед тобой явилась я.
И с хрустом скомкавши мечты,
Передо мной явился ты.
Скрестив сердца, тела, умы,
На свете появились МЫ.
* * *
Как счастлив тот, кто любит, и любим.
О, пропасть меж любимым и – любым!
* * *
Над самой бездной, где-то с краю,
Бог знает, как, обручены…
Любимых мы не выбираем,
Но мы на них – обречены!
* * *
Врут, что
любовь рассудочней с годами.
Вот затопила – и не усмиришь…
И, распластав себя над городами,
Сцепились мы мостом Москва – Париж.
Сезоны не сошлись. Ты посмотри же –
Москва в снегу, Париж уже в траве!
Но ты спешишь ко мне – домой, в Париже,
И я бегу к тебе – домой, в Москве.
Звонок – и припадём как можно ближе:
– Какие мысли бродят в голове?
– Как день твой пролетел в твоём Париже?
– А где металась ты в своей Москве?
И я услышу и почти увижу
Твой дом, детей… в окошке – шум ветвей…
Вот «скорая» завыла по Парижу…
Другая вторит ей – уже в Москве.
Где берега нам – те ли или эти?
И ждать чего – срастёмся или, нет?..
Но знаешь, ведь стихии – те же дети.
Нам и за них с тобой держать ответ.
Так как же быть – скорбеть плакучей ивой?
Или – лавина, паводок, аврал?..
А может – умереть такой счастливой,
Какой ещё никто не умирал?!.
* * *
Нет, не покой
перин и пышек,
Тот, что
занежит и растлит,
Я выбираю то,
что пишет –
Меня. И что
меня растит.
«Там путь закрыт!» – твердили вы, и –
«Не может
быть!»
Возможно, но…
Я эту жизнь живу впервые
И ничего не
решено.
Душа – на
вырост. Всё – на вынос…
Беги,
карабкайся, держись!
Творю я Божию
повинность –
Любя,
возделываю жизнь.
Пусть изойду
семью потами…
Пусть
нараспашку – каждый вздрог –
Иду воздушными путями,
Где проторённых нет дорог.
David Glen Eisley - Sweet Victory
Коренные. Рассказ.
– Н-да… – сказал он, бессмысленно сжимая пальцами пустую
рюмку. Очень хотелось выпить, но было ещё рановато – с прошлой рюмки не прошло
и пяти минут. Надо было что-то говорить, но мыслей в голове не было.
Некоторое время они смотрели друг на друга.
«Ну, скажи чего-нибудь», – мысленно сказала она.
«Хоть бы сказала чего-нибудь», – подумал он.
– А… – начала было она.
– А… – начал он одновременно.
– Ну-ну-ну… – поощряя собеседника, сказали они хором.
Повисла неловкая пауза.
– Гм… – сказал он, взяв-таки на себя обязанность начать
диалог первым. – Вот тут это… Я ведь что раньше? Я раньше пил много… Гм… А
теперь вот могу и не пить. Совсем…
И он с тоской покрутил в пальцах рюмку. По его мнению,
давно уже пора было налить, но эта дура всё цедила свой коньяк мелкими глоточками,
и пустота в его рюмке её, кажется, совсем не волновала.
– Да… – сказала она. И добавила, подумав, – это хорошо,
когда у мужчины есть сила воли.
– Да…– согласился он, – сила воли это очень правильно.
Нужное качество.
И налил себе рюмку.
– Твоё здоровье, – он с трудом удержался, чтобы выпить
только половину, – Да… А вот раньше это… Раньше, говорю, пил много. Постоянно
пил. И ведь затягивало так, что по неделям бывало… да… Ну это, правда, пока на
пенсию не вышел. А вышел – и ничего. Генетика у меня на алкоголь хорошая,
видимо, вот и не спился. А так – многие спились. Стресса очень на работе много,
сложно не пить. А потом уже привычка появляется. Не все могут бросить, мало
кому удаётся.
– Да… Очень я мужчин уважаю, которые могут жизнь свою поменять.
Сейчас мало кто может.
– Тут – что? Тут главное себя в руки взять, я и взял.
Теперь вот – дело совсем другое. Не пью. Могу, конечно, и выпить, но норму свою
знаю. Выпил себе немного, и хорошо… – голос у него был скрипучий и неприятный,
будто по стеклу скребли чем-то твёрдым. И интонации безжизненные.
– Да-да. Главное во всём норму знать… – согласилась она.
Минуту помолчали.
– А ещё я заметила, культуры в людях не стало. – Она нашла
новую тему.
– Точно-точно. Не стало. Нет в людях культуры.
– Это потому что понаехавших очень много. Коренных
ленинградцев-то и не осталось почти. Едут сюда все, кому ни лень. И чего им
дома не сидится…
– Те, кто коренные, намного культурнее, конечно, – согласился
он. – Я думаю, это в генах у нас уже. Культура эта.
– Да-да, сразу видать, кто есть кто. Я вот в магазине по
акции масло покупала, попросила мне каждую бутылку в отдельный пакет упаковать.
Так она даже не поняла! Смотрит на меня, глаза вылупила… курица…
– Ага, ага… – Поддакнул он на всякий случай, совершенно не
понимая, в чём была виновата кассирша.
– Пакет-то всегда в хозяйстве пригодится. Нужная вещь.
– Нужная, – согласился он, с тоской глядя в полупустую
рюмку.
– И зачем они прутся сюда все? А потом удивляются, что
культуры не стало…
– Ну, это как сказать… Польза от них тоже есть. Асфальт
кто-то класть должен, опять же. Или в магазине грузчиком. Потом, я работал ещё когда,
нам от мигрантов одна польза была. Остановишь документы проверить, ну а там… Да
даже если документы в порядке, всё равно... Это сейчас по-другому стало, много
с них не возьмёшь. И документы у всех, и права знают свои. Выучились. А десять
лет назад, помню…
– Да, совсем от них житья не стало. Всё хуже и хуже
становится. Главное – наглые такие. Вот дочка у меня – к татарину ушла. Чего ей
не жилось, всё в доме было…
– Ну, татары – не узбеки…
– Ой, да какая разница. Я вообще сначала думала, он меня
зарежет. Я думаю, он колдун какой-то, приворожил её.
– Ну уж прямо и колдун… Никогда такого не видел.
– Да нет, точно-точно. Есть колдуны, по телевизору даже показывают.
Мне аж плохо становилось, как я его видела. Три раза что-то вроде обморока со
мной делалось, и все три раза – в его присутствии. Или капли какие-то мне в чай
лил… Сейчас же всякие капли есть. В интернете прочитал, как они на человека
действуют, там же всё есть, в интернете…
– И купить по интернету тоже всё можно, – поддакнул он, не
удержавшись и выпив вторую половину рюмки. Бросил пристальный милицейский
взгляд. Решил: «крыша у бабы поехала, но не полностью».
– Да. А ещё лучше – так сделать… – она говорила всё
быстрее, как девочки-хорошистки иногда повторяют в школе выученный до уровня
«от зубов отскакивает» урок. – Она полностью под его контролем теперь, ушла из
дома. Мне даже не звонит. Вот он её быстренько теперь надоумит жениться. Потом
она меня отравит, сделает что-то со мной, он же колдовать умеет, власть над ней
взял. А он её в тюрьму сдаст. И всё, меня нет, она в тюрьме, и всё наследство
его. А у него ещё и в тюрьме всё схвачено, небось. Они же, татары, все друг за
друга.
– Да-да, – поддакивал он, сосредоточившись на процессе
наливания коньяка в рюмку, чтобы не ухмыляться, – надо же… Всякое бывает…
– Вот я и замки все поменяла. Главное, она как сбежала-то?
В институт ушла утром. А вечером звонит, говорит, всё. Не приду больше…. Нет, вещи
я ей не отдам. Скажу – вообще выбросила…
Она выпила остатки коньяка в своей рюмке, и с шумом
перевела дыхание.
«Или всё же полностью съехала…» – подумал он. А вслух
скрипуче подтвердил, заполняя образовавшуюся паузу:
– Дети неблагодарные растут, это у всех сейчас так. Моему
как раз восемнадцать стукнуло, такой оболтус… Я, правда, и увидел его первый
раз за пять… да, за пять лет. Чужой мне человек вырос. Да…
«Это хорошо», – успела мельком подумать она и продолжила
тараторить:
– А пусть вещи у меня останутся! Ничего, перебьётся
как-нибудь. Посмотрим, как без вещей поживёт. Или пусть теперь татарин этот ей
обеспечивает... Тем более, и деньги есть у неё. Только откуда – непонятно. Я ей
денег давала только на проезд, зачем ей деньги, дома всё было… А у неё
откуда-то берутся…
«Вот когда надо говорить – молчит. А когда не надо – трещит
как сорока. Дура. – Подумал он, наливая рюмку. – Пожалуй, на трезвую голову это
всё слушать сил бы не хватило».
– Теперь больше с ней совсем общаться не буду. Отрезанный
ломоть, – наконец выпалила она.
«Это хорошо», – подумал он и про то, что замолчала, и про
отсутствие в доме половозрелой дочери. В голове слегка зашумело от коньяка.
«Пожалуй, действительно, насовсем выгнала. Такой характер эгоистический… Хорошо…».
– Да… я вот тоже с бывшей супругой не общаюсь уже давным-давно.
Я, кажется, говорил уже. Так что проблем никаких нет, свободен как птица. А
теперь вот с того года и элементы платить уже не надо…
– Да, это хорошо, – соглашалась она, – это правильно…
– А твоей сколько до совершеннолетия?
– Через три месяца уже совершеннолетняя. Вот пусть куда
хочет и едет. Ничего ей не дам.
«Хорошо», – опять подумал он. Помолчали. В бутылке
оставалось меньше половины, и он впал в беспокойство, известное всем
алкоголикам. Видимо из-за этого рефлекторно налил ей поменьше.
– Я как считаю? – переводя взгляд с бутылки на свою рюмку,
её рюмку и обратно на бутылку, заговорил он, – Я считаю, разумный человек
всегда себе жизнь может правильно устроить. Чтобы и пуп не надрывать, и чтоб
всё было. А теперь, сама посуди. И пенсия милицейская. И сам ещё работаю в
охране. Всегда кусок хлеба в кармане. Так-то.
– Пенсия это немного. Но зато регулярно. Конечно, это
хорошо, когда пенсия, – рассудительно сказала она.
– Пенсия – да. Маленькая. Бутылка барматы и стакан для
красоты, как мой папаша говорил. Но с другой стороны, хотя бы на квартплату
хватает. А дальше уже – что потопали, то и полопали. Квартиру сдаю. И сам вот
на двух халтурах. Там на шлагбауме, здесь в больнице на КПП. Это наши халтуры,
для бывших ментов специально… да, вот так и живём… Главное – службу нести
правильно. Порядочность должна быть. А когда человек порядочный, у него и в
жизни везде порядок.
«Хорошо всё
обрисовал. Только плохо, что алименты «элементами» называет, низкой культуры
человек. Ну да ничего, тут уж особо выбирать не из чего, раньше думать было
надо. И пьёт много, конечно. Но вроде не так, чтобы совсем неприемлемо. Можно
будет контролировать. Намного хуже бывает». И за этими мыслями она светски, как
ей казалось, отпивала коньяк и что есть сил стреляла глазами.
– Да… я вот тоже… Квартиру сдаю, чтоб без дела не стояла. Приличные
люди снимают, третий год уже. А сама вот больше о душе теперь думаю. Это силу
придаёт.
– Интересно, – соврал он. Про недвижимость ему было бы куда
интереснее. Состояние её имущества – дачный участок и две квартиры – он
представлял себе неплохо, потому что она ему, хотя сама уже о том и не помнила,
почти всё выболтала ещё в прошлые разы. Но ему хотелось подробностей, и не
беда, если по второму разу. Очень ему нравилось говорить и слушать про
всяческое имущество. И про участки, и про квартиры, и про другие преимущества
вымирающих «коренных» перед прибывающими «понаехавшими».
– В церковь вот хожу.
– Главное много не жертвовать им, – сказал он с
беспокойством.
– Да нет, зачем же? Нигде не написано, чтобы обязательно
жертвовать надо было. Душу можно и так спасти. Так что на службы хожу теперь.
На крещение в прорубь окунаюсь, третий год уже. Говорят, для души полезно.
– И как же это ты в проруби плаваешь? Не холодно там?
– Да холодно-то холодно. Только о душе думать надо.
– Да, это точно, – задумчиво сказал он, – организм ко всему
привыкает. Я вот помню, в армии ещё… Горячей воды не было почти год. Зима,
холодно, а в бане только холодная из крана течёт. Ничего, никто не умер, все
мылись как-то. Правда, тогда и организм молодой был, опять же…
– Ну вот. А тут раз в год всего. Главное вытереться потом,
и чаю из термоса…
– Да, а можно и чего покрепче… Ради такого-то случая, чего ж
не выпить.
– И вино в церкви тоже хорошее. Я теперь его в церковной
лавке покупаю, там иногда скидки бывают. Сразу возьму бутылок пять, мне надолго
хватает. И как пожертвование получается, и самой пить приятно: сладкое. После
всенощной усталость хорошо снимает…
– Всенощная? – это слово почему-то вызвало у него ухмылку.
– Всенощная. Служба такая.
– Да, – согласился он, потянувшись к бутылке, – алкоголь на
службе первое дело. Когда долго не спишь, в наряде там или на дежурстве…
Снимает усталость, снимает. Давно замечено.
– …Стоять тяжело, конечно, на службе. Устаёшь. Но зато
понимаешь, что не зря, для души полезно. Вот так и стоишь. Приобщаешься к святости.
– Это да,… А я вот в армии помню, тоже… Дневальным стоишь
когда, наряд такой по роте, поставят на тумбочку и стоишь два часа. И не сойти.
А ночью спать охота… Да… Тоже тяжело было.
– Ой, как интересно, – она, спохватившись, опять начала
стрелять глазами.
– Да… опять же, два года эти в трудовой стаж идут. К
пенсии. Армия – вещь полезная.
– Согласна. Я вот тоже так воспитана, что считаю, настоящий
мужчина должен отслужить.
– Это уж как полагается… Сейчас вот год служат, это я
считаю, не служба. А вот, когда два года было – другое дело…
– Да, вы говорили уже…
Повисла новая пауза, кроме погоды оба решительно не могли
придумать тему для разговора. Но с погоды они сегодня начали и уже обсудили и
что было, и что есть, и все возможные прогнозы. А также тот факт, что погода в
глобальном смысле совсем испортилась: ни зимы, ни лета: не то, что лет, скажем,
десять назад. Сошлись они на том, что это всё не спроста: тут без человеческого
влияния не обошлось. Хотя оба так не считали.
– Да… А с коленом твоим мы так поступим. Тут я собрала
кое-что. Подмор пчелиный, прополис…
– Да помню я… – в скрипучем голосе прорезалась тоска.
– Прополис развести обязательно. Ну, там написано. И йод.
Только сильно не мажь, просто сеточку на колене сделать, и всё пройдёт…
Он кивал и поддакивал. И жалел, что рассказал про колено.
Кто ж знал, что у неё хобби – самолечение! Вообще-то, можно было догадаться…
– И фольгу. Просто от шоколадки бумажку бинтом зафиксируй,
сразу разницу увидишь.
– И капустный лист, – обречённо продолжил он уже выученный
урок, – он опухоль оттягивает.
– А летом лопух можно, – закончила она.
На этом всё было кончено: говорить стало больше не о чем. Он
выпил рюмку и поставил её на стол. Лёгкий стук выдал, что он немного запьянел.
– Ну ладно, пойду я, – сказал, поднимаясь. В бутылке
оставалось совсем чуть-чуть. На полпальца от силы. Конечно, был соблазн и это
допить, но опыт подсказывал, что от этого не будет ни тепло, ни холодно. А так
– даже приличия соблюдены. Не алкаши какие-нибудь, чтобы непременно всё до
капли высасывать.
– Да-да. Время позднее уже… – сказала она и вздохнула по
возможности томно. Он то ли не понял, то ли сделал вид.
– Да… А на такси не разъездишься. Ненужная трата средств, я
считаю.
– Я тоже не люблю. Таксисты ещё через одного нерусские…
– Да… Много, много их стало…
Они ещё немного постояли в прихожей, ища темы для
разговора. Тем не было.
– Вот… Ну что ж. Ещё заходи как-нибудь.
– Да, на восьмое марта зайду. У меня выходной будет, я ведь
два через два работаю…
– Чего ходит-то? Решил бы уже что-то, наконец, – сказала
она вслух, ставя в раковину посуду. – Дурак, конечно, но вроде мужик не самый плохой.
Опять же, как без мужика-то?
– Ч-чёрт его, знает, оно мне надо? – почёсывая подбородок, сказал он
вслух, уставясь на кнопки едущего вниз лифта. – Вроде и так хорошо, как есть.
Только поговорить иногда не с кем. Да и вообще, баба, она баба и есть, как без
бабы? К тому же хозяйственная, хоть и дура. Возраст уже, про детей не будет
заикаться. Зачем они нужны, дети? При имуществе… Подумаем… Может, зайду ещё. На
восьмое марта…
АРОМАТ НА ВЕСЬ ДОМ ГОРА КОНФЕТ ЗА 5 МИНУТ ИЗ 3 ИНГРЕДИЕНТОВ!
НАУЧИЛА ВСЕХ ПОДРУГ
ИНГРЕДИЕНТЫ:
ГРАНАТОВЫЙ
ГРАНАТ 1ШТ. 250МЛ
САХАР 130ГР.
КРАХМАЛ 2СТ.Л.
ЛИМОННАЯ КИСЛОТА (ШЕПОТКА)
СЛИВОЧНОЕ МАСЛО 20ГР.
КИВИ
КИВИ 2ШТ 150ГР .
ТАРХУН 100МЛ
САХАР 130ГР
КРАХМАЛ 2СТ.Л.
ЛИМОННАЯ КИСЛОТА (ЩЕПОТКА)
СЛИВОЧНОЕ МАСЛО 20ГР
ЛИМОН И АПЕЛЬСИН
СОК ЛИМОНА 75ГР.
СОК АПЕЛЬСИНА 75ГР.
САХАР 130ГР
КРАХМАЛ 2СТ.Л.
ЛИМОННАЯ КИСЛОТА (ЩЕПОТКА)
СЛИВОЧНОЕ МАСЛО 20ГР.
САХАР 50ГР
____________
Видео канала Nafis Taomlar - https://www.youtube.com/@NafisTaomlar
голубка
слышал, он с ветром говорил,
и как не свой
клинья фотонов ловил наитием.
выпучив зрение в полуночи совой,
сердце пропитывал нАсквозь литием…
слышал, он реку заговаривал потечь вспять,
что потрачено в прошлом времени
с паводком выбросить под ветреную речь,
чтобы опять потерять.
человек без племени
часто блуждая потускневшими
огнями, воздух бессонницы евши клетками
вслух «говорил с ней»:
кукуррукуку…
глазами он говорил,
и плакали губы словами
кукуррукуку…
он говорил о голубке
с камнями.
ЛАИ за кадром (Пирамиды и время - 2) - Дискуссии в перерывах между докладами
2-й семинар нучно-практический семинар "Пирамиды и время" (Муром, 9-16 июня 2017)
- - - - - - - -
🧮 Наши книги с автографом:
https://vk.com/laimerch
https://project.lah.ru/merch
- - - - - - - -
✨ Смотреть в раннем доступе новые видео и лекции, а также материалы, которые мы не можем выложить на Digiboo, можно по подписке на Спонсор.ру: https://sponsr.ru/onlinelai/
- - - - - - - -
Наш основной сайт: https://lah.ru/
Сайт проектов ЛАИ: http://project.lah.ru/
Форум ЛАИ: http://laiforum.ru
- - - - - - - -
ВКонтакте: https://vk.com/laivk
Инстаграм: https://www.instagram.com/lahlabhistory/
Кинозал ЛАИ: http://kinozal-lai.ru/
Страничка на Facebook: https://www.facebook.com/laipublic
Youtube: http://www.youtube.com/user/OnlineLAI
- - - - - - - -
Путешествия вместе с Атурс / Круиз-конференция ЛАИ: http://aturs.ru/
- - - - - - - -
👉 Записаться на лекторий им. Андрея Склярова: http://project.lah.ru/lecture
Очистка компьютера нужна тогда, когда на вашем диске C недостаточно места. Покажу пошагово как как освободить место на компе или ноуте без программ. Нажми https://goo.gl/zTd1vQ подпишись на канал и узнай больше о чистке компьютера.
Когда недостаточно места на диске C, компьютер начинает работать медленнее. Часто происходят сбои. Вам не удаётся установить новую программу или игру.
В этом случае, требуется очистка компьютера от мусора. Мусором принято называть временные файлы, которые создаёт система в процессе работы. Так же мусор создают программы, которые вы запускаете.
Как как освободить место на диске C? Сделать это можно с помощью программ для очистки компьютера. Таких программ сегодня немало.
В этом видео нам не надо будет скачать очистку компьютера. Мы сделаем всё вручную.
Хотите узнать как сделать очистку компьютера пошагово, для начинающих? Чистка компьютера бесплатно подробно рассмотрена здесь: • Очистка компьютера. Как освободить ме... Автор урока Евгений Юртаев.
Источник: https://www.youtube.com/@urtaev
Лёгкий шансон для настроения. Авторский концерт Александра Жданова-Таганского в
День России 2023 года.
Sting - Shape of My Heart
Ника
Виноградова
Кирпичи
– Ха, Колька Блаженный
идет! – кричали наперебой деревенские ребятишки, играющие у ворот дома бабки
Матрёны.
Та вышла с половником в
руках, дородная, грузная, но не утратившая былой прыти. Поварёшка лихо прошлась
по загривкам мальчишек, в том числе и по шее любимого внучка Васьки.
– Какой он вам
«Колька»? Николай Иванович! Быстро извинитесь! – прикрикнула на них Матрёна.
Мальчишки нехотя пробормотали
под нос: «Простите».
– Да Бог с ними, Матрёна
Ильинична! Дети ведь. Ничего, подрастут – ума прибавится, – добродушно отмахнулся пожилой небогато
одетый сельчанин.
– Я воспитания им прямо
сейчас добавлю! – Матрёна покрепче сжала половник, а пацаны с громким
улюлюканьем разбежались врассыпную и полями-огородами понеслись в сторону реки.
– Ты к церкви, Николай? Уж аккуратнее, разваливается там всё. Того и гляди,
кирпичом каким пришибёт!
Церковь у деревни
стояла с богатой историей. Как-никак – первый каменный храм в Забайкалье,
триста лет назад строился. Гордо именуют церковь Успения Пресвятой Богородицы
«архитектурным памятником», а что разрушается она ещё со времен Советского
Союза, никому и дела нет. Местные жители стараются хоть как-то уберечь здание
от разрухи, да что они поделать-то могут? Тут люди грамотные нужны, чтоб всё
заново отстроить. За молодёжью тоже не уследишь – древний святой камень исписан:
то инициалами, а то и ругательствами. Ни следа от богатых настенных росписей,
что сохранялись еще до шестидесятых годов… от былого убранства остались испещрённые глубокими сквозными
трещинами голые стены. Кровля над
алтарём и трапезной обвалилась – не пощадили вода и холод старый камень. Ни
окон, ни дверей: ветер гуляет да вороньё каркает. Один из пяти куполов опасно
накренился, того и гляди – завалится. В нишах стен стоят единственные «жильцы» –
современные отсыревшие иконы. Много лет идут разговоры
среди духовенства,
общественников и чиновников, что храм восстанавливать надо: и деньги
всем миром через пожертвования собирали (целых девять миллионов!), и мастеров
привозили, но никак дело с мёртвой точки не сдвинется: одна демагогия.
Вот и ходят туда
местные – мусор прибрать, надписи срамные отмыть, где чего подпереть по малости…
Рано овдовевший и чудом после
этого не спившийся напрочь Николай – один
из таких.
И в жару, и в холод
молился он в церкви да за
порядком по мере сил следил. Не зря злые языки «блаженным» прозвали. На предостерегающие
слова Матрёны сосед
только улыбнулся в ответ:
– Бог не выдаст, свинья
не съест. Светлое место там, доброе. Я, может, и грешник, но разве позволит
Господь в доме своем крови пролиться? Нет, Матрёна Ильинична, ничего плохого
там не случится.
– Ты тогда помолись,
Николай… засуха страшная. Может, смилостивится Господь над нами да пошлёт какую
тучу, – прокричала Матрёна, уже заходя обратно к себе по двор, а Иванович в
ответ только усмехнулся, идя своей дорогой: дескать, отчего не помолиться за
доброе дело?
Он добрёл до небольшого
деревянного заборчика, который местные забулдыги уже приноровились разламывать
на дрова, миновал скрипящую калитку, перекрестился,
поклонился, как подобает, и вошел
внутрь, с болью в сердце оглядывая царящую в церкви разруху. Под окнами грудами
валялись осыпавшиеся кирпичи, опять подростки да пьяницы набросали мусору.
Рядом давно стоит уже новая пристройка, в которой бы сторожа поселить, но она
чаще всего пустует. Открывают, когда экскурсия какая или батюшки приезжают.
Службы теперь в храме проводятся нечасто.
Одну из них Николай
помнит, как сейчас, и не забудет до конца дней своих.
К трехсотлетию храма
собралось всё село на богослужение. Будто пчёлы в улье, набились в церковь
прихожане так, что и яблоку было негде упасть. В октябре промозглый ветер с
пролетающим снежком выдул из каменных стен последнее тепло, и люди промерзли
напрочь. А у Николая и на душе стужа была – схоронил жену любимую, пил без
просыху, на службе стоял, как во сне, слов молитв не разбирая. Потом вечером,
когда все давно разошлись, сидел он у забора, крепко набравшийся, бранящий
Бога, что отнял у него Наталью, да так к ночи и уснул на холодных камнях. Ему
бы замёрзнуть в ту ночь, мороз крепко ударил, но утром проснулся он, жив,
здоров, а в голове будто прояснилось. Словно чудо какое… Не помнил Николай, что
снилось ему на пороге старой церкви, но поутихла боль в груди. Видно, помогла
намоленная земля. Попросил он прощения у Господа за ропот свой, вернулся в
пустой дом, а там опять печаль накатила. С тех пор и стал он приходить сюда
почти каждый день. Казалось бы – о чём с камнем говорить часами, словно
умалишенный какой? А всякий раз
после сбивчивой исповеди легче становилось.
– Ну, вот, Господи.
Опять пришёл. Уж лучше сюда, чем в магазин за бутылкой, – грустно улыбнулся
Николай, вставая на колени и собирая с каменного пола битое стекло. – Девять
лет сегодня, как нет моей Натальи, а всё как вчера. Помню, увидел её, девчонку
совсем: сарафанчик ситцевый, бантики какие-то на косы навязаны, лёгкая вся,
воздушная, а глаза так и смеются… вот и пропал я, как был. Два года за ней
ходил. Она всё отказывала. А когда согласилась за меня пойти, я не поверил
даже, думал, шутит Наталья. Ох, и счастлив был, Господи! Так счастлив,
наверное, больше и не был. Разве что когда Мишка родился. Да где он, Мишка-то?
И не едет из Москвы-то своей. Внучонку уж пять лет, а видал только на
фотокарточке. Ты дай, Господи, счастья им. Пусть живы да здоровы будут, – приговаривал
Николай. – А Наталье моей даруй Царствие Небесное?
Незлобливая она у меня была. Светлая. И тучу бы нам какую, Господи?
А после, как собрал
битое стекло, Николай присел у стены да стал глядеть в бескрайнее небо, что
голубело теперь в дыре крыши над бывшей трапезной. Конечно, пока никакой тучи
не наблюдалось:
– Одни мы будто у
Господа? – размышлял
старик, доставая дешёвую крепкую
сигарету, а потом спохватился
и спрятал её в мятую пачку. – Забот у
него много, и до нас очередь дойдет. Будет дождь. Аккурат через недельку. Как
же иначе? Жара на улице, а здесь хорошо. Тихо, спокойно. Хоть всю жизнь сиди и
слушай эту тишину. Но лучше бы дыры залатать да опять службы служить. Разве
можно, чтоб совсем святые стены рухнули? А потом что? Магазин какой отстроят
или склад? Хотя… кому мы тут нужны в нашей деревне? Магазины нам строить…
церковь пропадёт и деревня пропадёт. Старики помрут, молодёжь в город укатит, и
всё. Легко, оказывается, бросать то, что веками строилось. Защити нас, грешных,
Господи! От самих себя защити…
Старик просидел до
вечера, бормоча себе под нос всякое разное, пока жара не схлынула, а потом
засобирался домой – поливать свой нехитрый огородишко: пару грядок с морковкой
и свёклой да капусту. Много ли ему одному надо?
Только отошел он от
церкви, спустился с пригорка, глядь: подъезжает к храму ЗИЛ, выходят какие-то
молодчики, и внутрь. Старик, недолго думая, обратно побрёл. Чего им надо там
под вечер? Церковь государством охраняется, шастать туда-сюда кому попало нельзя,
а уж тем более на кирпичи её разбирать. Но именно это часто и пытались сделать
мужики из окрестных деревень. Вот и сейчас приехали за халявным стройматериалом,
ироды, дураку понятно! Без них едва стоят трёхвековые стены, так ещё эти гады с
ломами…
– Ребяты, вы чего это
тут удумали? – окрикнул
Николай парней, заходя в церковь. Оглядел
непрошенных гостей, запоминая на всякий случай: молодые совсем, лет по
двадцать, не местные. А морды бандитские, недобрые. Сколымить, видать, решили, «святая троица», чтоб им пусто было!
– Ты, дед, иди, куда шёл,
– ответил один из парней, а сам поудобнее перехватил лом в руках и продолжил долбить стену. Николай
бессильно сжал кулаки. Куда ему супротив троих мордоворотов? Не те силы-то уже
на шестом десятке. А эти смотрят волками, того и гляди, прибьют железяками своими.
– Так я, может, сюда и
шёл? Что вы творите-то? Поезжайте отсюдова подобру-поздорову, а то я сейчас
милицию вызову! Разве можно старую кладку – да ломами колоть? – пригрозил старик. Но вандалы только засмеялись в ответ, продолжая с силой выбивать
кирпичи, отчего стены дрожали, и казалось,
что вот-вот разойдутся старые трещины,
и никакие подпорки тогда храм не спасут!
– Да кому нужна твоя
развалюха! Не поедет сюда ваш участковый. Делать ему больше нечего! Она и без
нас скоро рассыплется, на соплях всё, чего добру-то пропадать? – один из
молодчиков, перемазанный пылью, подошёл к старику, поигрывая ломом. Мол, «на
кого батон крошишь, старый»?
– Ну, ничего, и без
участкового справимся! Сейчас мужиков с окрестных дворов позову, покажут они
вам, иродам! – ответил Николай наглецу, отходя от парня подальше. Как бы до греха не дошло.
Отступив на безопасное, как он думал, расстояние, Николай развернулся и уже пошёл к
выходу, намереваясь скорее доковылять до деревни. Но парень с ломом догнал старика в два шага и крепко
приложил тяжёлой железякой по голове.
– Витька, ты какого чёрта
сделал? – тут же зашипели на него приятели в два голоса. Побледнели оба,
перепугались.
– А если ты его совсем захлестнул? Я сидеть за
мокруху не собираюсь! – рявкнул один из них и бодро направился к выходу.
– Да я ж его слегка
приложил, Серёга, – начал оправдываться парень, глядя испуганно то на
лом, то на старика с ушибленной головой.
– Уже и кровь пошла. То
ли из носу, а то ли пробил её, голову-то… – пробормотал под нос ещё один
добытчик кирпича, бочком по стеночке пятясь с места преступления.
– Да я подумал, возьмёт и,
правда, позовёт местных? А они, может, сами этот кирпич долбят, и никто тут нас
не ждал!
– Слегка? Да много ли
этой колоде старой надо? – едва ли не с кулаками набросился на
Витьку товарищ, развернувшись в дверях. – Вы как хотите, мужики, а я поехал.
Мне эти кирпичи даром не нужны. Сесть ещё из-за хлама столетнего! Старик живой,
вроде, надо валить, пока не откинулся! Димка, ты идёшь?
– Серёга, я с тобой, – отвечает Димка, бодро догоняя приятеля. – Я тоже на такое
не подписывался! Ну, Витька… ну, мокрушник, чтоб ты был здоров!
– И чего только пёрлись
к чёрту на рога, – зло сплюнул Витька
и, не имея желания оставаться с полудохлым стариком один на один, догнал парней,
прикладывая некстати приковылявшего старика ещё и крепким словцом. Выскочили они
на улицу, завели старый тарантас и отчалили в свою деревню.
Сердобольная Матрёна
Ильинична тем временем не утерпела и пошла проверить Николая. Долго он что-то
сегодня не возвращался из церкви. Вдруг сердце прихватило? Жара весь день
нестерпимая. А годы уже не те. Да и одиночество-то годов не прибавляет… или на
голову впрямь что упало? Стены ведь только по Божьей воле и стоят.
– Николай, ты где? – прокричала
женщина, войдя во двор церкви. – Сосед, ты живой?
От церковной ограды удалялся грузовик, и больше никого
было не слыхать. Матрёна вошла внутрь и увидела, что
старик лежит на животе, кровь у седой головы натекла, шишка на лысоватом затылке соскочила…
видно, и правда, какой камень с крыши сорвался.
– Ох, говорила же, не
ходи ты сюда, бедовая твоя голова! – запричитала она, но без страха подошла
поближе – поглядеть, дышит или нет. У Матрёны мобильник с собой был, но вот
беда, связь в селе плохая, еле дозвонилась до соседки, а та уже сбегала к местной фельдшерице. Потом
и скорая из Нерчинска пришла. Местные, узнав о происшествии, только посмеялись:
дескать, крепкая у Блаженного голова, никакой кирпич не берёт. Но врачи сразу
определили, что ударили старика. Тут Матрёна и про ЗИЛ отъезжающий припомнила.
По деревне тут же пошла байка, что Блаженный на самом деле криминальный
авторитет, и было на него покушение. Только участковый быстро глупые сплетни
пресек.
Забрали Николая в
больницу в райцентр. Отделался
дед небольшим сотрясением – не соврал Витька, что только слегка приложил. Ещё попал на языки калининским сплетникам – и вся его беда.
Участковый, как
водится, почти сразу пришел к нему в палату, показания взял. Неудачливых
похитителей кирпича нашли на второй день. Матрёна помогла –
номера грузовика разглядеть умудрилась, правда, только цифры, но их точно
припомнила. Да только заявление Николай не стал писать, как его полиция ни
уговаривала. Господь накажет, и всё тут. Отмахнулся участковый от «блаженного»,
направил в суд тоненькое дело о вандализме, зная, что спустя недели проволочек
парни отделаются небольшими штрафами. И опять можно людей ломом по головам
бить!
Неизвестно, правда или
нет, а поговаривают в селе, наказал Бог тех молодчиков. И три дня не прошло,
как перевернулись парни, пьяные, на том самом ЗИЛе – помереть не померли, но
побились изрядно и «приехали» к Николаю в соседнюю палату.
Николай Иванович вернулся
в родное Калинино, едва выписали его, и скорее в церковь. Господа
поблагодарить, что беду отвёл, что здоровье не отнял, что обошлось всё. И едва
миновал он косой деревянный заборчик, как зашла туча с громом и молнией, спустился
такой ливень, какого давно тут не было, смывая и срамные надписи со стен, и
мусор с пола, и тяжесть с души!
Вымокший до нитки
Николай перекрестился, отбил поклон и прошептал:
– Слава тебе, Господи…
услышал…
________________________________
Прим.:
История вымышлена, а церковь эта на самом деле стоит заброшенная, ждет
реставрации больше десяти лет и понемногу разрушается…
сказочная повесть для детей
Автоподбор под ключ в Смоленске - Volkswagen Tiguan для Степана
💗JOY TOUCH BY TOUCH 98🔥 NEW VERSION _ ALAN WALKER MIX 2022🔥❣
Музыка Луис Оливера, (Генералы песчаных карьеров. Несчастный Cлучай).
басня в стихах Сергея Досаева, читает автор
Видеоэкскурсия по Тарханам, где провел детство М.Ю.Лермонтов
Для премии Левитанского я прочитаю две сновеллы из своей книги "Ливень лун". Презентации книги еще не было - все впереди. Сновелла - сновидение, сон, бережно сохраненный и обрамленный восхищенно самоцензурой и саморедактурой.
Сон Мандельштам-Эйнштейн
Он появился стариком, взъерошенным, волнующимся. Мчащимся. Внутри — идеи, доказательства. Он на сцене, я вижу из зрительного зала. Кроме старческой суеты запомнился циферблат.
Наверное, я повернулась на левый бок, и циферблат увидела под другим углом. Но опять большая стрелка и другая указывали — 3 часа. Он с кем-то ругался, оправдывался, но больше возмущался неслышно. Мне показалось, что Осип Эмильевич очень напоминает мне Альберта.
Время в миропонимании Эйнштейна и место гибели Мандельштама возникли черно-белой картинкой. Я рассматривала их долго. Рука затекла.
И я повернулась на правый бок. Сон продолжился с циферблата, на котором те же 3 часа. Мандельштам рвал и метал, но уже рядом, уже направляя гнев не к конкретным, а к общим, что ли.
Я слушала его благородно-упрямую речь и сострадая, и как совсем чужая, посторонняя. Ничем не могла ему помочь. Моё сочувствие оказалось примитивным, никчемным, неисторгнутым. Я чувствовала себя бессильной пред цунами. Нас скоро не будет.
Появился голос, и было сказано: «Останется элементарная, линейная, общая, универсальная алгебра, алгебраическая комбинаторика».
Родная рука, мне показалось, поправила одеяло и коснулась моего плеча. Потом Фалес Милетский взял под руку остывающего Мандельштама-Эйнштейна, и они вышли.
Глядя им вслед, Петрович (Овчинцев), как свойственно ему, изящно проматерился и подумал:
«Не плюй в колодец с видом молодца,
В нем отраженье твоего лица».
Сон про Женю Лукина
Москва. Метро. Станция «Белорусская». Кольцевая. Я спускаюсь с радиальной. Женя Лукин меня ждет. Подхожу. Смеюсь: «Ты сегодня такой, ха!» На нем полупальто, большое, в клеточку, зеленое, коричневое и по диагонали голубые полоски. «Жень! Ты неотразим!» Он: «Это мне подарил великий. Соратник по фантастическому цеху». — «Твой тезка, походу? Ха! Ну, поехали!»
Мы поднимаемся вверх на эскалаторе. Выходим.
Площадь. Идет снег. Много людей маячат туда-сюда. Среди них узнаю Славу Ананьева. Он в костюме, выправка офицерская. На Славе висит плакат «Продаю цветочки...» Я наивно смотрю на снег. А Женя бьет себя по карману, огромному, на пальто в клеточку. Смотрит серьёзно — как будто забыл мобильный или что-то другое. Опомнившись, говорит (такой же, слегка небритый, такой же, как с близкими людьми, очень близкий, открытый): «Слушай, мы не там вышли!»
Мы оказываемся на станции «Улица 1905 года». Подходим к Ваганьковскому кладбищу. При входе нам предлагают цветы. Много солнца, уже весна. Какой-то предпасхальный период. Он покупает восемь гвоздик. Мы заходим внутрь. Сидит дядька-узбек. Просит подаяние и улыбается.
Я откликаюсь: «И все опять, все здесь же?»
Он — узбек. Раньше я приходила, он водил меня к святому месту и говорил, что тут похоронен Николай Угодник.
Мы с Женей идем по главной аллее-тропе. Он что-то говорит, он все время что-то говорит, говорит и говорит. Справа Абдулов. Абдулов из памятника вытаскивает руку Жене Лукину. Женя оборачивается, пожимает ему руку. Мы идем дальше. Вдруг Женя говорит: «Наташа, он здесь!»
Я смотрю — справа на этой аллее могила моего деда Михаила Гордеевича Гусакова...
Я: «Жень, я так долго искала своего деда здесь...»
Женя спокойно говорит: «Мы же идем к Сергею Васильеву. Он на краю кладбища».
Я: «Но в Волгограде же он».
Васильев же в Волгограде на Центральном кладбище, а есть Сергей Васильев на кладбище рядом с Михаилом Булгаковым... Мы идем. Впереди вдруг видим, что крематорий превращается во Дворец культуры. Мы спокойно идём. Подходим. Женя: «Эх, гитару бы мне. Я бы в этом дворце спел!» И тут из Дворца культуры раздается пение... Женя поет свою песню: «Жизнь меня бьёт, как оглобля...»
Справа мы слышим, что хоронят кого-то — музыка похоронная. А слева раздаются выстрелы. Я говорю Жене: «Неужели там Синякина хоронят? Слышишь? Сергей же военный!» Женя улыбается и в такт выстрелам отвечает: «Наташенька, кто-кто, а Синякин будет жить вечно, только не произноси его имя». Вспоминаю, что в Волгограде Женя иронично просил: «А то он сейчас здесь возникнет».
Благодарю!