Шляхова Галина / Инфекция / Проза

⁣⁣«Инфекция»

– Когда-то в моем мире гнездились бабочки…
– Ты ничего не путаешь? Разве бабочки гнездятся? Они ведь насекомые...
– Как ты говоришь «На-се-ко-мы-е»? Странное слово, оно как будто ползёт… Но бабочки, они же летают! Я просыпался пораньше, чтобы не пропустить, как на небосклоне с востока поднимается синее солнце, а с запада навстречу ему желтое… Знаешь, как сложно не упустить рассвет, когда у тебя два солнца, ведь я обычный и у меня нет глаз на затылке… Но благодаря этому я стал изобретателем!
– Так ты изобретатель?!
– Конечно. Если тебе чего-то недостаёт, то это повод что-нибудь изобрести. Первым делом я изобрёл «противовизор», ну как бы тебе объяснить… Это такая штука, которую ты надеваешь на голову и можешь видеть одновременно противоположные стороны света! Её можно сделать из плодов шляпного дерева.
– Шляпного дерева?!?
– Ну, да… шляпного дерева! Они очень высокие и ветвистые, а по цветкам можно заранее угадать форму плодов. Вот, например, если цветок синий, из него обязательно созреет цилиндр… Синее солнце поднимается немного лениво, оно потягивается, зевает, трёт свои круглые глазки, знаешь, оно так смешно морщится, наверное, пугается собственного света. Жёлтое солнце, наоборот, всегда спешит, и всегда немного опаздывает.
– Спешит и опаздывает!?...
– Так задумано кем-то, чтоб они не столкнулись. Представь, восток становится голубичным, а запад – медовым, эти
два сиропа медленно текут и встретившись перемешиваются. В этот миг мой мир становится нежно зеленым и живым! Я звал своих друзей, и мы бежали в шляпный лес. Нужно всегда следить за деревьями, если плод перерастет, он обломит ветку, шляпы нужно снимать вовремя! Некоторые думают, что, собирая урожай, деревья нужно трясти, или стучать посильнее, но я изобрел способ получше: дерево просто нужно пощекотать!
– А бабочки?
– Бабочки гнездятся на отвесных скалах, всю свою жизнь они проводят в небе, у них огромные крылья, а ножки слабые, разбежаться и взлететь они могут только пока не выросли, а после им нужно строить свои гнезда между небом и землёй. Скалы самое удобное место! От того, что взрослые бабочки живут высоко, их малышам нужна помощь, ведь на скалах не растет арбузная трава. Ах, сколько счастливых забот было в моем мире! Тогда я не знал, что однажды всё изменится…
– А что случилось?
– Инфекция… Она очень опасна и разрушает все! Нам не спрятаться, она повсюду…
– Какая она?
– Я не всё понял, лишь смог разглядеть её симптомы… Однажды я готовился к рассвету… и на краю горизонта увидел крошечную точку, скоро я понял, что она движется… постепенно обретая очертания, человека. Я так
обрадовался! «Кто он?!» – думал я, – «Как хорошо, что он появился!». Зараженный пришёл в серединке дня... Он был точно я, но только серый, почти чёрный… как сажа, пепел или вакса для ботинок… от него пахло дымом… будто он горел изнутри … Ещё, от него веяло холодом какого я не знал прежде….

Анна глянула в зеркало, поморщилась в неприязни, зеркало ответило взаимностью… Женщина уткнулась в махровое полотенце и, опасаясь встретиться с неприятным ей лицом, быстро выскочила из ванной.
– Зачем? Зачем?! Зачем!?! Терпела, боролась, жалела, прощала… ради него, ради дочери, ради того,
чтоб было всё как у всех! За что?!? – беззвучно кричала она у распахнутого
шкафа, – А он! Предал и ушёл…
– Почему!? – в отчаянье прошелестела вслух, вздрогнула, нервно посмотрела на часы, – Половина
восьмого. Пора!
Анна поёжилась, схватила что-то первое попавшееся под руку. Платье повисло на поникших плечах,
серо-зелёный цвет придал погасшим глазам ещё большую усталость, а мешковатая
форма обострила болезненную худобу.
– Надо, – уговаривая саму себя, впихнула в рот столовую ложку овсяной каши и, преодолевая
рвотный позыв, зажмурилась... После направилась в прихожую.
Сумка. Ключи. Ступеньки. Скрипуча дверь. Улица. Гололед. Остановка.
– Анна Александровна, привет! – как протяжный визг тормозов раздался весёлый голосок позади.
«Господи, ЗА ЧТО?!?» – женщина умоляюще посмотрела на приближающуюся коллегу.
– Привет, Аня! – широко улыбалась та, что-то зловещее чудилось в этом оскале.
Анна Александровна испуганно озиралась. На остановке толпились школьники, мамочки с детишками,
женщины, мужчины, знакомые и незнакомые сливаясь в безликую массу чуждого и опасного ей мира.
– Грустненькая такая… Случилось что-то?
– Да, нет… – выдавила Анна Александровна.
– Может, сегодня вечером в гости придёшь, чайку попьем, поболтаем?
Анну Александровну передернуло: «Что за чушь!?». Ей вообще не хотелось выходить из дома, если б не нужда обеспечивать дочь студентку, она в лучшем случае уволилась с работы, а в идеальном – погрузилась в вечный сон.
– Нет. Дел много. Не до гостей! – проскрипела она.
Но коллега сдаваться не собиралась. Так бывает, счастливым людям отчего-то хочется, чтобы весь мир жил их счастьем, всем своим существом они кричат «ЭЙ, ты, радуйся! Посмотри, как всё прекрасно вокруг!»
– Аня не говори «нет», подумай! – искрились зелёные глазки, а по нежным щёчкам растекался здоровый румянец, – После уроков к тебе забегу. Хорошо!
– М… – недовольно промычала Анна, ей захотелось сказать что-то резкое, гадкое, чтоб навсегда прекратить этот бессмысленный разговор, но подошёл спасительный автобус, и Анна Александровна юркнула в открытую дверь, а протиснувшись вперед, оказалась отгорожена живой стеной от назойливой коллеги. Она облегчённо вздохнула: «И
так! Терпела, боролась, жалела, прощала… ради него, ради дочери … А он ушел! Он всё равно ушёл… Предатель!»

– Он то стонал печально, то злобно скрипел, часто закатывал глаза, а после рычал и лаял… Мы не понимали его, а вот бабочки догадались, что слишком опасен…Опасен для целого МИРА, а может даже и больше… ведь ин-фе-к-ци-я алчна, ей не надо всё… Приглядись ко мне внимательней, прислушайся. Если заметишь, язвительный прищур, кривую ухмылку, услышишь в словах что-то скрипучее, режущее и колючее, запомни – это самые первые её приметы.

Семиклассник Витька Крачкин в очередной раз опаздывал в школу. За прошедшее лето он вытянулся на двадцать сантиметров и из пухленького конопатого мальчишки превратился в длинного угловатого подростка с бешеным аппетитом и строптивым характером. Изо всех перемен для матери самой неприятной в Витьке стала его утренняя
сонливость. Если раньше её Витюшка по первой команде подпрыгивал с кровати, то теперь всякое утро начиналось с десяти побудок, уговоров и увещеваний... Витька вбежал в гардероб, когда по школе уже заливался нетерпеливый звонок.
– Эх, Витя, Витя! – качала головой гардеробщица Маргарита Петровна, – Уже который раз опаздываешь!
– Ага, просыпаю, тётя Маргарита… – кивнул Витя и поспешил в класс.
Анна Александровна как раз приступала к объяснению новой темы. «Терпела, боролась, жалела, прощала… ради него, ради дочери … А он ушел! Он всё равно ушёл… Предатель!» – громко стучал мел по доске. «Сама виновата? Надоела? Некрасивая?» – скосился прямоугольный параллелепипед.
Анна Александровна сжала губы и ткнула в него указкой.
– Начнем! – скомандовала она.
Дверь распахнулась, Витька Крачкин проскользил мимо неё к своему учебному месту…этого легкого движения воздуха было достаточно… И Анна Александровна вспыхнула:
– Крачкин! Какого чёрта ты ломишься в кабинет без стука?! Это какое по счёту опоздание!?! Ты совершенно обнаглел!!! – её голос стал скрипуче-визгливым, лицо исказила гримаса ненависти, взгляд впился в растерянного Витьку, отыскивая в рыжем подростке черты самого главного на земле зла.
Витька переминался с ноги на ногу.
Анна Александровна направилась к виновнику:
– Бесполезный человек! Безответственный разгильдяй! Оболтус! Тунеядец!
– Что вы на меня кричите? – не выдержал Витька.
Анна Александровна остановилась. Мальчик смотрел с вызовом.
– Ах, ты, наглец! – прошипела она, – Ещё смеешь мне огрызаться! Выйди вон! Сейчас же!!!
Витька окаменел. Класс молчал. Когда пауза затянулась, Анна Александровна хмыкнула, и, вернувшись к учительскому столу, склонилась над журналом:
– Два тебе Крачкин сегодня! За поведение! – она выпрямилась – Я требую, чтоб ты сейчас же вышел из кабинета и без родителей ко мне на математику не являлся!
Лицо мальчишки пылало, а на глазах выступили предательские слёзы.
Но Анну Александровну это только задорило:
– Если сейчас же ты не выйдешь, выйду я и вернусь я с директором! А после – накажу весь класс!!!
– Иди уже, Крача! – крикнул кто-то с задних парт и по классу прокатился недовольный шум.
Витька схватил портфель и рванул из кабинета.
– Что ж, продолжим урок… – ухмыльнулась Анна Александровна и направилась к доске.


– Инфекция расползается быстро: спорами грубых окриков, бациллами ядовитых взглядов, потоком грязных слов и
конвульсиями жестоких поступков… Первыми заболели бабочки … У них почернели крылья, порхая над землей они пачкали небо чёрной сажей. Совсем скоро небо стало грязно-серым. Мы перестали видеть восходы, а ещё начались горько-соленые дожди. Эти дожди смешиваясь с золотыми реками, отравляли всё вокруг… В моём мире
воцарилась чёрно-чёрная ночь, и звезды больше не пели, а злобно рычали и лаяли…


Витька пронёсся по коридору, вылетел в холл, и даже не заметил, как споткнулся и перевернул горшок
с фикусом… Едкие слёзы жгли глаза. Цветущая жизнь превратилась в куски битой керамики, сломанные ветки и груду чего-то грязного…

– Витя, а ты куда это собрался? – удивилась гардеробщица.
– Меня выгнали! Домой! – взвизгнул Витька.
Маргарита Петровна, подошла к мальчишке:
– Ну, Витя, ты чего? Давай-ка, перемены дождёмся, сходим к учителю, поговорим по-хорошему…
– Никуда я не пойду! Отстаньте от меня! – он выдернул куртку из рук женщины, – Надоели вы все! Что вы лезете!?
Маргарита Петровна оторопела.
– Что с тобой, Витя? – прошептала она с досадой.
– Да пошли вы! – крикнул Витя и, испугавшись собственного голоса, вздрогнул и побежал прочь.


– Чёртовы деточки! – возмущалась уборщица, сметая в совок землю. – Это ж надо такой фикус был пышный! Вот и сволочи!
– Тётя Арина, – обратился четвероклассник Пашка, – А что кто-то фикус сломал?
– А ты слепой? Не видишь? – всплеснула руками тётя Арина, и, пригрозив веником, продолжила, – Вот
такой же как ты пакостник!
– Это не я… – начал оправдываться Пашка.
– Иди отсюда! – рявкнула уборщица и отвернулась.

Паша скривил ей злобную мордочку в ответ, потряс кулачком, и сложив руки в замок на груди стал мрачно прохаживаться по коридору. Неподалеку резвились девочки. Внимание Пашки привлекла одноклассница – полненькая и неуклюжая Ленка Скоробогатова.
– Эй, Скорободушка – толстая подушка! – взвизгнул Пашка, показал язык и начал подпрыгивать.
– Я всё маме расскажу … – надулась девочка.
– Ябеда – толстуха! Жирная – жируха! – зло хохотал Пашка.
– Ну, Пашка – какашка, держись! – Ленка кинулась на обидчика.


Молодая и элегантная дама, специалист службы социальной защиты населения, уже накинула кашемировое пальто, чтоб сбегать во время обеда в магазин за новой блузкой, как вдруг в сумочке зазвонил телефон.
– Добрый день, я вас слушаю, – вкрадчиво, но выразительно ответить дама.
– Вот и слушай! Если еще твоя дочка тронет моего ребёнка, я ей все ноги поотрываю и скажу, что так и было! – выругались ей в ухо.
Бархат в голосе испарился, и дама взвизгнула:
– Ты кто? Ты чё орешь?
– Я мама Паши Сергеева! Ваша Дочь моего сына ударила учебником так, что у него шишка на весь лоб!
Дальше обе женщины иступлено орали:
– Чё орёшь? Сама заткнись! Да я на вас заявление напишу! Идиотка! Сама дура!!!
Тем временем в кабинет прошаркала скрюченная старушка. Элегантная дама бросила телефон.
– У меня обед! – отрезала она.
– Вы меня простите, можно к вам по вопросу… – мямлила старушка умоляюще – Я не на тот автобус села,
два квартала пришлось идти пешком… ещё раз извините, но мне всего спросить…
Но дама демонстративно застегнула пуговицы, взбила упругие локоны и вопросительно уставилась на старушку.
– Ну, как же… еще же без десяти? – жалобно лепетала старушка и ещё больше скрючивалась.
– А вы мне собрались на время указывать? Сказано – обед! И не надо скандалить! –– и дама жестом указала посетительнице на выход.
– Да что же это такое! – завопила старушка и попятилась из кабинета…

Анна Александровна равнодушно смотрела на полки с продуктами. Ни цветные баночки, ни блестящие пакеты, ни яркие коробки – ничто не привлекало её внимания. «Что она ко мне привязалась?» – думала Анна, искоса поглядывая на коллегу, порхавшую по торговому залу.
– Чего встала посреди дороги! – и в бок вонзился острый локоть, а следом из тумана мыслей возникла скрюченная
старушка с недовольным лицом:
– Ты что одна тут? А? Придут! Встанут! Как будто людей вокруг нет… Берёшь что-то? – старуха сморщилась вопросительно.
Анна испугано съёжилась.
– Ну, а раз не берёшь, то отойди! – старуха бесцеремонно оттолкнула женщину…


– А тот зараженный?
– Он всё там же, скрипит зубами посреди болота, которое когда-то было цветущим лугом арбузной травы. Он совершенно истощен, измучен и одинок. Я узнал, что однажды, он пережил невыносимую боль, его унизили, предали, возможно, почти убили… Но он остался: пустой оболочкой, скоплением гнетущих мыслей, горькой обидой… Он тяжело болен и ядовит, но не безнадёжен...


Витька не спеша спускался с третьего этажа, он тайно надеялся, что гардеробщицы уже нет, наверное, смена её окончилась до обеда. Его сжигало чувство стыда за утреннюю выходку, а более всего кололо то, что вернувшись уже с мамой спустя тридцать минут после происшествия и встретившись с Маргаритой Петровной, он не обнаружил в ней никакого гнева. Женщина, казалось, всё пропустила мимо… Она так же приветливо улыбалась и даже ободрила маму, мол «ничего-ничего, мои мальчишки в своё время так бедокурили, что через день ей в школу хаживать приходилось». Весь день Витька думал лишь об этой странной Маргарите Петровне и чувство совестливой вины
становилось в нём крепче и сильней. Его надежды были напрасны… Маргарита Петровна тихонько мурлыкала под нос незатейливую песенку и лихо орудовала спицами, провязывая замысловатые крылья на крошечном свитерке. Мальчишка подошёл тихо. Маргарита Петровна, подняла взгляд и улыбнулась:
– Отучились-отмучились?
– Ага… – кивнул Витька и густо покраснел, – Вы, тётя Маргарита, того… Этого… Ну, короче… Я там утром…
Женщина молчала.
Витька собрался и с трепетом в голосе произнёс:
– Вы простите меня, пожалуйста...
– Прощаю, Витя…Прощаю!


– Значит всё ещё можно исправить?!
– Поэтому я здесь! Что-то важное должно произойти с тобой! – ребёнок крепко сжал холодную руку Анны, – Понимаешь, весь этот мир очень болен, из-за того, что болен Я!!!
«Я!» – протяжно раздалось вокруг, и в этот же миг Анна Александровна оказалась на берегу золотой реки. Женщина огляделась – удивительный зелёный мир с диковинными шляпными деревьями и арбузной травой. Ей нестерпимо захотелось пить. Склонившись к воде Анна беззвучно вскрикнула, в отражении на неё смотрели то маленький ребенок с живыми веселыми глазами, то серый, или чёрный, или чёрно-серый... как сажа, или пепел, или вакса для ботинок…
– Так это же Я! – закричала она и проснулась.



Набросив пальто, Анна пролетела по ступеням, выпорхнула на двор и застыла. Пушистой ватой в ночном ноябрьском небе кружился первый снег – белыми хлопьями засыпал простуженную от осенних сквозняков, землю. В пронзительной тишине ей почудился шелест крыльев: «Укрываем небесною ризою приболевший мир, даруя ему всё полезное коспасению».