⁣ Васёк останавливается на заправке – залить топлива в фуру и в самого себя. Марина, кассирша, только завидев его, без вопроса наливает стакан горького дешёвого американо. Она знает: Васёк – ценитель! Настоящий ценитель кофе, каких тут мало. К тому же – может себе позволить. Тех, кто может, тут ещё меньше. И раньше-то мало кто имел стабильную работу, а теперь вообще кризис… Так что Васёк Марине нравится. И она ему, может быть, тоже, потому что он называет её то «Мариша», то «Маринка», то «Мариночка» и всегда улыбается, сверкая двумя железными зубами. Остальные зубы, грязно-жёлтые от кофе и курения, не сверкают, но она не обращает на это внимание. Это – не главное!
Васёк, как всегда, угощает Марину мороженым. Ей вообще-то не положено – на работе-то, да ещё и при двух холодильниках мороженого прямо на заправке. Но все знают, что у него мороженое – гораздо вкуснее. Только лучшие магазины и тур-базы закупаются у Васька: дорого. Зато – свежее, настоящее, своё, из хорошего молочка мороженое, а не эти все импортные со сплошной химозой в составе…
Стакан американо Васёк пьёт залпом, почти в один глоток, как иные пьют водку. Может быть, и он пьёт, вот только Марина об этом не знает, она же его всегда посреди пути видит – каждые два дня он проезжает и останавливается у неё выпить кофе – и потому Васёк кажется Марине ещё прекраснее. В деревне все пьют. Кто больше, кто меньше, но вообще все. А у человека работа – с раннего утра и до поздней ночи крутить баранку. Какой уж тут алкоголь!
Допивает – вытирает рукавом спортивной куртки лицо, как детишки, когда напьются парного молока. Шлёт Марине воздушный поцелуй, говорит заботливо: «Ты мороженое-то кушай, укрепляет иммунитет!» – и выходит. Марина – Мариша, Маринка, Мариночка – мечтательно вздыхает, глядя ему в след. И от кассы-то не отойдёшь попрощаться. Впрочем, когда-нибудь он, может, увезёт её на своей фуре, прохладной, чтобы мороженое не таяло, и вместо того, чтобы терпеть на круглосуточной заправке вечное хамство усталых водителей, она будет вести ему бухгалтерию. Она-то может. У неё даже образование имеется, и ничего, что незаконченное. Не выгнали, она хорошо училась. Просто семье деньги были нужны, пришлось пойти работать на целый день.
Васёк садится в машину и едет, насвистывая на протяжении нескольких часов одну и ту же мелодию. Диск в магнитоле заедает, хрустит, она старенькая уже, а в прочем, ну их эти записанные голоса. Без души. Вот если бы какого-нибудь попутчика подобрать, чтобы травил истории… В кузове что-то странно шебуршит, такой звук, будто упал один из контейнеров, и мороженое рассыпалось. «Не может такого быть, – думает Васёк, – у меня всё очень плотно уложено». Но всё-таки тормозит на пустой дороге, сворачивает, оседая тяжёлым брюхом фуры в траву, и выходит из машины. Звук в кузове стал громче; там прямо какая-то суета.
Скрипя, открываются створки, и Васёк замирает на месте, не в состоянии хоть как-то отреагировать на увиденное. Один из холодильных контейнеров открыт, мороженое рассыпано, а внутри, приложив ванильное эскимо ко лбу, сидит дед в красном меховом пальто. Васёк и дед глядят друг другу в глаза молча; дыхание у обоих спёрло.
А через несколько минут они начинают говорить одновременно.
– Ты что тут делаешь, дед, совсем дуру дал?! Ты как сюда попал вообще?!
– Василий Тарасович! Коллега! Извините за вторжение, надо было предупредить…
И снова замолкают и просто друг на друга смотрят. Наконец, дед заговаривает первым:
– Говоря откровенно, главная цель моего визита – просто знакомство с Вами… Наслышан… Говорят, Вы один из лучших в нашей сфере. Но ещё, как бы нагло это ни было с моей стороны – при первой встрече! – я хочу обратиться к Вам за помощью. У нас какая-то небывалая жара в этом сезоне. Всё под угрозой. Я не знаю, что делать… Боюсь, только Вы один можете мне помочь!
– Сумасшедший, – констатирует Васёк себе под нос. Совершенно непонятно, что с ним делать. – Дед, обморозишься же.
– Ох, – дед неловко смеётся, – не переживайте. В этом-то всё и дело. Я, так сказать, в последнее время недостаточно заморожен… да послушайте Вы! Я не сумасшедший, нет. Просто я Дед Мороз.
– Гы! – Васёк лыбится, как последний дурак. Если этот дед не сумасшедший, значит, сумасшедший он, Василий Тарасович Непогодько. Третьего не дано.
– Вы тоже, конечно, не сумасшедший. Ох… как-то я невежливо с Вами разговариваю, простите, надо подняться, вылезти… Но я так долго добирался по жаре, что, завидев наконец Ваш фургон, не мог удержаться! Думал, растаю! И простите, что раскидал мороженое, я приберу… всё приберу, вот только приду в себя.
Дед, кряхтя, выбирается из холодильника. Смахивает в него то мороженое, что ещё не упало на пол, и осторожно, не наступая на рассыпанное, вылезает из кузова. Васёк начинает собирать эскимо и вафельные рожки с пола, мысленно считая убытки. Конечно, такое мороженое нельзя везти детям. Уж лучше минус холодильник в бюджете, чем испорченная репутация.
– Вы не переживайте. Оно не испортится. Может быть, станет даже вкуснее. Есть некоторые привилегии в моём положении…
Васёк уже не думает «ага, конечно». Он шокирован так, что дальше просто некуда.
– Давай в кабину, – просто говорит он, и дед согласно кивает и залезает в кабину. Если говорить честно – выглядит он и правда по-дедморозовски. Красная шубка и штанишки в цвет, ботинки с пряжками, белая борода и белые волосы, увенчанные алой шапкой со снежинкой. – Слушай, дед, ты не пробовал переодеться? Лето всё-таки на дворе. Вон тебе и жарко: в такой-то шубе…
– Не положено, Василий Тарасович. Дресс-код. Меня без костюма никто не узнает. И так, вон, летом не узнают… зимой бы Вы наверняка не так удивились встрече со мной. Самое страшное – приняли бы за ряженого, но не за сумасшедшего же. А я… это уже суть истории.
– Валяй, – хмуро кивает Васёк.
– Понимаете, вот в чём дело: я действительно Дед Мороз. Из Великого Устюга, может быть, Вы слышали? Долго сюда добирался. Но не жалею. Я на самом деле не путешественник, никаких саней с оленями у меня нет – это миф. Подарки высылаю курьерами родителям детей незадолго до Нового года, чтобы они их хорошенько припрятали и в урочный час положили под ёлку. Звучит несказочно, конечно, а что поделать? Вы не представляете, какой у меня объём работы! Целый офис не справлятеся! А мне каждый подарок нужно хотя бы минуту подержать в руках, чтобы зарядить праздничным волшебством. Это за меня никто не сделает. Не сделигируешь. Прежде как-то проще было, хотя оно к лучшему, что теперь не так: просвещение, гораздо больше детей про меня знает. Нагрузка выросла, но и доход… я не о материальном, разумеется, какое уж тут материальное – так, маленькая субсидия от государства, которому ещё каждый год отчётами надо доказывать, что не зря меня содержат. Тьфу! При царе… нехорошо так говорить, но при царе всё-таки лучше было. Дед Мороз! Чего непонятного? А теперь только и думаю в межсезонье, что о сокращении. Никто же за меня не вступится. У детей нет права голоса, а взрослые частенько таят обиду: чего это им подарки не приходят? Не положено – вот и не приходят, мне же не жалко, но на что бюджет дают, на то и трачу… Ох, извините, я совсем ушёл от сути.
Дело в том, что мне очень, очень жарко. Каждое лето – по одной схеме: головокружение, давление, повышенная потливость… Вы сами видите, как на мне сейчас сидит костюм: я не просто потею, я таю! По несколько килограмм в день! Спасался всю жизнь только мороженым на завтрак, обед и ужин, но – кризис. Мой поставщик закрыл производство. А все остальные в области, как выяснилось, ни о чём. Я нашёл неплохого на юге, но сейчас моё здоровье уже в таком состоянии, что «неплохого» недостаточно. Нужен самый лучший. А самый лучший – широко известное в узких кругах мнение – Вы. И дети Ваше мороженое любят, и родители его почему-то не запрещают… не в такой степени, как другое. Так что только Вы можете меня спасти.
Я очень тяжёлый на подъём человек. Собраться, приехать – всё это было для меня практически немыслимо! Ведь на самом деле я уже несколько лет назад захотел познакомиться с Вами! Нам, людям, которые дарят детям волшебное чувство сбывшейся мечты, стоит держаться вместе. Как бы часто мы эти мечты ни выполняли: раз в год или каждые несколько дней. Хотя я знаменит, Вы, пожалуй, куда больший профессионал, чем я, ведь работаете без выходных весь долгий сезон, и даже вне сезона продолжаете развозить мороженое, хоть и пореже… Скажите, пожалуйста, Вы согласны помочь мне?
Васёк неопределённо пожимает плечами. Разумеется, он не верит в Деда Мороза, хотя верит в сумасшествие вот этого отмороженного на голову деда. И всё-таки почему-то сказанное не вызывает сопротивления. Как будто дед говорит о том, что он и так давно знал, просто забыл и теперь даже не может сразу в это поверить. Поэтому Васёк отвечает только на тот вопрос, который напрямую касается его работы.
– Поставлять – это не проблема, вот только я до вашего… как его… Устюга не доеду.
– Это не страшно! Не страшно! Я сам организую доставку, мне бюджет средства на мороженое выделяет! Настроим канал. Если хотите, можете заодно и с нашими Устюгскими магазинами договориться, вместе с моим мороженым отправлять мороженое для розничной продажи… всё-таки у нас сейчас ни одного мало-мальски вкусного, не говоря уже о том, чтобы не в конец вредного мороженого, нет. Дефицит остро ощущается населением. Дети ходят по улицам грустные и сердитые. А я ничем не могу им помочь! Просто сердце разрывается, понимаете!
И Васёк – точнее, Василий Тарасович – вдруг понимает. В самом деле: «несчастные дети» – вот это сказано на его языке. Прямой запрос. Дети несчастными быть не должны, точка. Это его жизненная миссия, крест и благословение в одном рожке. Василий, расправив спину, заводит фуру, берётся за баранку. Нельзя просто так стоять посреди дороги, задерживая поставку, ведь тогда кто-то из детей, ждущих его с нетерпением, может не дождаться и уйти домой несчастным!
Покряхтев, включается в магнитоле заевший диск. Василий дёргается и торопится убрать звук: нельзя же слушать в присутствии Деда Мороза такой развязный шансон! Нельзя, да и не хочется… Вслепую пошарив в бардачке, Василий находит диск с аудиокнигой – «Анна Каренина», Лев Толстой. Он не дурак вообще-то, Василий-то. Не неуч какой-то, не деревенщина, не гопник. Он в институте учился – дипломированный менеджер производства!
А Дед Мороз морщится и скромно просит:
– Простите, Вы не могли бы выключить Льва Николаевича? У нас с ним неразрешённый личный конфликт… был. Теперь, получается, и разрешать-то не с кем. Отчего особенно неприятно.
– Да у меня кроме него ничего нет… – грустно говорит Василий. Он удивляется, почувствовав лёгкий стыд от того, что у него всего один культурный диск, и поставить нечего.
– Не переживайте! Если Вы не против, я прямо сейчас на этот диск что угодно запишу. Сказки народов мира – хотите?
– А алтайцев – можно? Я наши сказки давно не слушал.
– И алтайцев – можно! Одну минуточку! – дед достаёт фломастер и пишет что-то на упаковке диска.
– Всё, теперь можете переключать!
Василий крутит переключатель, и из динамиков в самом деле начинает звучать сказка. Водитель сосредотачивается на дороге; пассажир потихонечку точит шоколадное эскимо; а остальное мороженое в холодильнике изо всех сил прислушивается к сказке, которую читают в салоне. И от неё становится ещё вкуснее.
На мгновение оторвав сосредоточенный взгляд от дороги, Василий говорит пассажиру:
– Я за рулём только слушать люблю, говорить – нет, отвлекает. Поэтому счастливых детей мы с вами обязательно обсудим по приезде. Я обычно ночую на замечательной турбазе – там здорово кормят и очень душевные люди, они вам обязательно понравятся.
– Конечно, Василий Тарасович, конечно! Я с удовольствием! – благодарно улыбается дед. Он доедает уже восьмое мороженое подряд, и цвет его лица стал куда более здоровым. Так что Василий будто бы даже узнаёт его. Был такой, в самом деле был – ну вот хотя бы в детстве…
И дети на турбазе тоже узнают Деда Мороза. Ошалев от счастья, они бросаются к фуре мороженщика даже быстрее обычного. От вида их радостных лиц у обоих морозных профессионалов по-весеннему расцветает душа.

⁣Мудак
монопьеса
Героиня – Елена, 26 лет.
Начну, пожалуй, с предыстории. Просто как бы понять, как я к этому пришла. Произошло это 8 лет назад. В 18 лет. Был у меня парень. Ну, узнала я, что он гуляет направо и налево от меня. Расстались, но вот как же тебе отомстить-то? Я же девочка нестрашная. Я раньше занималась бальными танцами профессионально. И к этому моменту пару лет уже не занималась. И списалась со своим старым-старым другом с танцев. Он на 10 лет меня старше. Он как старший брат, Пашка. Привет как дела, давай встретимся, сходим в наш коллектив, на тренировку там. Ему уже тогда было 28, получается. Грубо говорят под 30. А он сам по себе такой нарцисс. А возраст такой, лысинка начала проявляться, кожа проблемная, но постоянно чисточки, масочки, а духи… Там один костюм, такое чувство, что на заказ. Карие глаза, жгучие, мини приподнятая бровь, кошачья улыбка, взгляд этот оценивающий. Ну, там был грех не повестись!


Собственно, встретились, потанцевали, ну и как-то так… В такси поцеловались, потом встретились, сходили в кино. И собственно – отомстила. Всё, моя душа успокоилась. А всё закрутилось. Я уже представляю, что я там в свадебном платье. Он мне говорит: «Вот тебе через неделю 18 лет, переезжай ко мне, будем жить вместе». А я: «Ммм, как все прекрасно». И тут внезапно он начал как-то юлить от меня. То он якобы уехал в командировку в Москву, у него украли документы, он долго не мог вернуться, то он попал в аварию, и у него ребра отбиты, поломаны. Продолжалось это буквально пару недель. У меня день рождения в ноябре. Как день рождения прошел 18 лет, вот до нового года, где-то к 20-м числам он начал юлить. А мы же все бабы такие Шерлоки Холмсы. Я смотрю всю его страницу, нашла какую-то бабу. И у них там фотосессия перед новым годом. Совместная. Всё. Остапа понесло. У меня истерика, я писать ей: «Здрасте, а кем он вам приходится?». И он как бы долго ждать меня не заставил. Он начал писать мне, зачем я лезу в его личную жизнь. И он пропадает. Это конец ноября, а в 20-х числах декабря у нас всегда на танцах проходила новогодняя елка. Там и взрослые, и дети, и родители, и можно всегда прийти. А мы после нашего этого разговора мы не общаемся.


Всё. Проходит месяц и я на этих нервняках, вся такая расстроенная… Я тут пошла, у меня карэшечка такая была, я пухлик была, и я как резко всхуднула, я вот такая вот, под мальчика подстриглась. Я иду на этот корпоратив, и думаю, что он придет. Я знаю, что он придет, я же буду конфеткой, походка от бедра, юбка короткая, платье красивое. И вижу: эта сука приехал. Ну, думаю, подойдет или не подойдет. Подошел. И как-то он так: «Хорошо выглядишь, стрижку сменила». Я: «Спасибо, да».


И вот мы пришли к этому дню. Он подошел, вот это вот сказал, он там с кем-то танцует, то есть не обращает внимания на меня… ну, у меня была ревность. Я раз шампусика глотнула. А у нас на елках всегда приглашается Дед Мороз, Снегурочка, Баба Яга. Тут я смотрю, че-то он куда-то уходит. Ну а мне тоже больше тут ловить нечего. Что мне здесь делать? Поехала я, наверно, домой. Выхожу… Время было, наверно, где-то около часов 10-ти вечера. Я выхожу, походка от бедра, куртка расстегнута, юбочка. Выхожу, сигаретку в зубы, и смотрю, как он выводит Снегурочку, сажает в машинку. Дверку ей открыл, посадил ее. Я думаю, ах ты собака просто. И он садится в тачку, разворачивается и уезжает. Не то, чтобы у меня обида была. Была такая злость. Вот был бы кирпич, я бы схватила и в него! Выхожу, может быть, знаете ДК «Машиностроителей» И там вот чуть пройти и там типа кафешки тире магазин. Справа. Ну, вот нормальный человек как, вызвал бы такси. Ну, я же нифига. Зачем мне это? Я психанула. Я иду, каблуками топаю, у меня сигарета дымится одна за одной. Я думаю, ах ты сука, ах ты такой. И вот я подхожу к этому магазину тире кафешка, и стоит там, то ли 6-ка то ли 7-ка, что-то такое, бежевого цвета. С шашечками. Я дверь: ты, говорю, на вызове? А он, то ли кавказец, ну… то есть нерусской национальности. Восточной внешности. Чуть-чуть там щетинка, темненький, ему где-то 30 с чем-то. Ну не старый и не молодой. Ты, говорю, на вызове? «На вызове». – « До Придонского сколько?» - « Ну, 200». Я говорю – поехали. Ну, я села. Сумку по привычке на эполет застегнула, чтобы она не соскакивала с плеча, в руках у меня мешочек с танцевальными туфлями. Еду. Едем в Придонской. И тут я понимаю, что номер машины, если что, я не посмотрела. Я же сначала на этих психах села, а номер-то я и не посмотрела… Ну, думаю, сейчас я маме позвоню. Скажу, что еду. А деньги на телефоне кончились. Обещанный платеж – не получается. И я с ним просто сижу, общаюсь, на переднем сидении. Еще, как на зло, на ремень пристегнулась. Еду, а сама думаю: блин, машина как у бывшего. Только у него вишневая. Мы с ним пообщались, я там: «Ой, у меня там у молодого человека машина такая». И ля-ля-ля. А ты там, учишься, работаешь? Разговорились. А я помню, я тогда в колледже училась. Едем-едем. А я пытаюсь маяковать, что бы мне хоть кто-нибудь позвонил. Мама – нет, этот дебил – нет, бывший, даже ему умудрилась… и никто мне не перезванивает. Я еду и начинаю дергаться. Ладно, поворачиваем, значит, на Придонской. А разговоры главное, пустые и ни о чем. Поворачивает на Придонской, а там такие просеки и линии электропередач. Мы первую просеку проезжаем. На второй он резко заворачивает. То, что я сообразила в этот момент сделать, это… я старалась не нервничать. И я только руку за ремень. А он меня за затылок и об эту панель. Бум! Я не отключилась, я была в сознании, но то, что удар прилетает и вот эти искры из глаз. В глазах темно. Я вообще не пойму, что происходит. Я понимаю, что я хотя б отстегнулась. Я ремень стаскиваю, а он как раз думает, как бы подальше заехать. Там идет лес, а дальше, знаете, такая просека и линии электропередач. И вот он туда свернул. Было не особо холодно, снег когда-то там выпал. Я испугалась… Ну, у меня какая-то сдержанность была. Я была не удивлена, это предвещало. Ну, что я не просто так сюда попала. Я сама была в этом виновата. У меня была только одна мысль: я знаю эту машину, я знаю, как из нее выбраться. Но когда он меня ударил, меня это дезориентировало. Я реально сначала потерялась. Он остановился резко. Когда кинулась за ручку, чтобы ее открыть, он меня вот тут за клок волос и прижал головой к панели. Попытался задирать юбку, драть колготки и вот это вот всё. Дальше, знаешь, как вот в фильмах показывают вот эти вот вспышки: чух, чух. Я помню, что в этом состоянии я пыталась вырываться, я его схватила как-то очень сильно за лицо. А у меня ногти нарощенные были. И я так поняла, что я его очень сильно схватила то ли за глаз, то ли куда, но очень сильно надавила. Я помню: «Ах ты, сука». Он схватился за лицо. А я открыла дверь, чтобы просто выпасть из машины. Я поворачиваюсь. Он еще в машине, пытается отстегиваться, и светят боковые фонарики машины, знаете, когда дверь открывается. Я это просто вижу, и всё, драпом! Я не знаю, как я побежала, у меня была вот такая платформа, вот такая шпилька. Я летела, дальше, чем видела. Я бегу, а дальше лес, сосны. Я лечу, вот куда глаза глядят. И слышу сзади визги: «Сука, иди сюда, я тебя сейчас убью!». Темнота… Лечу, и понимаю, что я куда-то проваливаюсь. Просто плашмя: бух! Понимаю, что это не овражек, а яма такая.


Я улетела. Я лежу. Я просто стараюсь не шевелиться. У меня темная куртка, земля черная. Волосы темные, я не шевелюсь. Я слушаю: может, шаги какие-то рядом. Ничего. Я перевернулась в другую сторону. Я понимаю, что там есть свет какой-то. Я помню, вот реально вспышками. Убегала, упала, лежала. Я повернулась, просто вот так вот, чуть подняла взгляд. Фары увидела, двери открыты. Увидела, как он ходил, искал. Я не прям его четко видела, ну вдалеке машина. Вижу силуэт, что он ходит. Свет фар перекрывает. Всё, он попсиховал, походил, поорал. Я уже просто лицом в землю уткнулась и лежу… Я сумку же пристегнула, она у меня вот тут бултыхается. Он сел в машину и уехал. Я просидела там минут пять. Ну, фиг его знает, может, он щас вернется. Может, он щас отъедет специально, машину поставит, развернется и пойдет пешком. Я лежу, пока лежу, я опять хоть маяки хоть какие-нибудь, ну, хоть кто-нибудь! И никто не перезванивает! Вообще! Я лежала, лежала. Я поняла, что уже замерзла. Ну а че делать, лежать замерзать? Тут я начинаю понимать, что у меня болит вот тут лицо. Болят ноги, ну, как он драл вот, пытался. Как идти? Выходить к дороге? Чтобы не дай бог наткнуться, может он там колесит? Может, он вообще меня сейчас собьет. И время как бы уже 11 час. Встала. Постояла. Курить? В вдруг этот щас увидит уголек? Блин, ну думаю, пойду. И мелкими перебежками по этому лесу. Прям чуть пробежала, встала, послушала. Пробежала, встала.


И в итоге, ну вот дорога по Придонскому идет, там заворачивает, есть кафе «Дозор». Я с этого леса перебежала в этот «Дозор». Ну, думаю, тут уже не страшно! Тут хотя бы люди ходят. Я иду по дороге. Че самое обидное, я пока шла… я понимаю, что я была похожа на проститутку, потому что у меня было такое короткое платье, порванные колготки, сбитые ноги, грязное вот это вот всё, куртка и все на свете, лицо в крови. Ну, у меня нос не был сломан, ну рассечение было и из носа кровь. Все опухло. Я иду, покуриваю сигаретку. Ну, думаю, может, меня хоть кто-нибудь встретит? Хоть кто-нибудь из знакомых. Предложит помощь. Ну, я иду к этому кафе, а там - рядом школа 55, вдоль дороги, и тут навстречу два парня. Я даже не поняла, кто это. И тут: «О, Ленок, привет, как дела?». Это были знакомые. Ну, значит, наверно, заслужила… Тут я начинаю осознавать, что происходит, пока иду. У меня слезы крокодильи, у меня всё болит, у меня страх. Я поняла, что могло произойти. Меня могли в лесу по частям или там… и пока всё это происходит, думаю, а где же мои туфли. Ну, нашла о чем думать! Где мои туфли танцевальные! Единственная память о танцах, которая у меня и осталась. Хорошая пара танцевальных туфель. Я заглядываю в сумку, а там кроме пачки сигарет, денег, а туфлей нет. И я вспоминаю, я садилась в машину, у меня этот мешок был в руках. То есть он остался в лесу. И у меня опять эта обида. И тут мне начинают звонить все! Мне начинает звонить бывший, сильно пьяный. «Че ты мне звонила?» - «Да уже ниче. До свидания». Мне звонит мама: «Ленок, ты звонила, солнышко?» - «Мам, да я скоро дома буду».


Я пришла домой. Она сидела с подружкой, они меня увидели: «Что случилось?» - «Всё нормально». Я зашла в ванную, все сняла. Помылась. Посмотрела, у меня уже вот так вот лицо залито, начинается красное… Я зашла, а мамка, ну, как… она подозревала, что я курю, а я тут в наглую достала сигарету, достала из морозилки кусок курицы, положила себе на лицо и сижу. «Че случилось» - «Я пока не хочу об этом говорить». Сижу и столько гавна крутиться. У меня вертится в голове, как этот сажал Снегурку в машину, у меня крутится в голове переписка с той бабой. У меня крутиться как этот таксист меня лицом и как прижал к перекладине. Ну что ж так глупо-то получилось? Я же знала, чем это может закончиться. Зачем я села в эту тачку? Просто я обиделась. Просто я психанула. Почему я не посмотрела элементарно номер машины? У меня были деньги. Почему я не положил себе деньги на телефон? Ну ладно. И тут перезванивает этот мудак. «Лен, ну я же сказал, меня попросили отвезти Снегурочку, что тебе надо?» - «Да не, Паш, ничего не надо, все хорошо. Спасибо тебе большое» - «За что спасибо?» - «За вечер прекрасный, за его окончание» - «Что ты мне хочешь предъявить? Что я тебе сделал?» - «Паш, да потому что ты повел себя как последний мудак. Ты не нашел в себе смелости, гордости со мной, сказать всё как есть. Ты со мной погулял, поигрался, и все. Вешал лапшу на уши, и в итоге поступил как мудак. Я психанула, и знаешь, чем это закончилось?». Ну, я рассказала. А он: «Что ты вызываешь к себе жалость, что ты врешь, прикалываешься, да не может такого быть. Да у меня друзья есть в ФСБ, я сейчас подниму за 5 минут, все камеры прочекаю» - «Паш, сделай доброе дело прочекай и найди. Кто и че. Я даже не знаю, что это за мужик был. Я вот щас сижу, похожа на последнюю шмаромойку». И всё, у меня слезы накатывают. Я ему: «Ой, все тебе удачи». Ну и всё. После этого я так разочаровалась в мужиках.


Зато мне очень понравился момент. Прям бальзам на душу. Был конец августа/сентябрь. Мы уже с мужем женаты, я уже глубоко беременная, с пузиком. Мне беременность шла. Я иду с супругом под ручку, он меня трогает за животик, и идет он. В темноте я его увидела. Я его просто по глазам узнала. Он уже полулысый, идет, сумка спортивная, футболочка, джинсики. И самое главное, прям рядом с этим, сука, ДК! Мы шли пешком с ним. И идет мудила… я иду, себя по животу глажу, ну и завидуй! Чтоб у тебя булки заплесневели!

⁣

КАК ПЕРВУША ОРЕХ НА МАМАЯ ХОДИЛ

Читает Алексей Фомин


Действующие лица

Первуша Орех – служивый человек при дворе великого князя Владимирского и Московского Дмитрия Ивановича.

События происходят в августе-сентябре 1380 года, накануне и во время Куликовской битвы.

1.

Москва.
Маленькая комната. По углам мешки и другие вещи. В шкафу многочисленные свитки. Небольшой стол. Перед иконами лампада.
В комнату входит Первуша. Вынимает из-за пазухи небольшой мешочек. Развязывает его. В мешочке рис. Он насыпает рис себе в руку, рассматривает.

ПЕРВУША. Ай хорошо сарацинское пшено!

Завязывает мешочек. Подбрасывает мешочек в руке, чтобы прикинуть, сколько в нем веса.

Курочка по зернышку клюёт. А от князя не убудет.

Выглядывает за дверь, проверяя, нет ли там кого. Вытаскивает из дальнего угла мешок побольше и пересыпает туда рис. В этот момент из-за мешка раздается кошачий писк. От неожиданности Первуша просыпает рис.

Ах ты ж... (Отодвигает мешок и вытаскивает из угла облезлого кота.) ...Аспид какой!

Кот вырывается у него из рук и прячется в другом углу комнаты. Первуша ищет, чем бы ударить кота. Хватает кочергу, отодвигает вещи из угла комнаты, где прятался кот, но тот уже в другом месте. Первуша бросает кочергу и возвращается к мешку с рисом. Собирает крупу с пола.

Супостат хвостатый. Вот только вылези. Пришибу.

За дверью людские голоса, топот. Первуша быстро собирает остатки риса с пола и выглядывает за дверь.

ГОЛОС ИЗ-ЗА ДВЕРИ. Выходи во двор. Князь людей собирает.

ПЕРВУША. Иду-иду. (Ссыпает собранный рис в свой большой мешок. Отряхивает одежду.) Чего там еще удумали...(Выходит из комнаты).


2.

Первуша возвращается в комнату. Садится на табурет. Некоторое время сидит молча, обхватив голову руками.

ПЕРВУША. Вот беда-то, беда. Эх, князюшка, Дмитрий Иванович. Дурак. Как есть дурак.

Резко встает. Ходит по комнате. Говорит раздраженно.

Великий князь Владимирский и Московский. Уж деды и прадеды в князьях ходили. Вот гордыня то и взыграла. Ох, вырежут нас татары. Как есть всех вырежут.

В углу раздается мяуканье кота. Первуша хватает кочергу, замахивается на кота, но в последний момент останавливает удар. Кот, сжавшись в комок и перестав мяукать, смотрит на Первушу. Первуша смотрит на кота. Бросает кочергу на пол.

Вот как перед силой склоняться надо. Умная животинка. И нам бы так перед татарвой. Иди уж сюда, убогий. НА тебе молока.

Наливает молока в миску. Ставит на пол перед котом. Рукой манит кота к себе.

Кыс-кыс! Ешь, горемычный. Недолго тебе осталось. Затопчут тебя кони татарские. Иль свои, как назад побегут. А в щель забьешься, как запалят всё кругом, так и сгинешь. Как в писании сказано: «И не останется здесь камня на камне. Все будет разрушено». А я-то, только жену себе присмотрел. Надоело мне вдовствовать. Чего- то мрут они у меня, жены-то. Вот, третью беру. Добро собираю. А князь на Мамая в поход собрался.
Да в своем ли он уме? Как с силищей несметной напрямую совладать? РОдит и рОдит степь собак безродных. Где ж такое видано, что б Орде дань не платить? Полтора века под ней живем. Хоть и без радости, а все ж богатеем по маленьку. Землишку Московскую приумножаем. И дедЫ наши, и прАдеды платили. Тем и живы пока. А он, видишь, на Воже татарву посёк, а теперь со всей Мамаевой ордой браниться решил. И князей созвать. Что б вместе всем навалиться. Слыханное ли дело? Что, уж допил всё? На ещё. А мне, слышь, за невестой два дома на посаде дают. Место хорошее, да чего уж теперь...Все прахом пойдет. (Ходит по комнате.) А коль князь в поход с собой призовёт? Может, бежать? А за добром кто присмотрит? Нет, не призовёт. Я ж по хозяйству служивый человек. Да и стар я уже. Пятьдесят пятый годок идет.

Стук в дверь. Первуша подходит к двери, приоткрывает ее.

ГОЛОС ИЗ-ЗА ДВЕРИ. Князь тебя кличет. Со списками.

ПЕРВУША. Сейчас принесу. (Закрывает дверь.) Гонцов к князьям послать – дело не хитрое. На Переяславском собрании все в дружбе клялись. На крестины молодого князя чего б и не приехать. С подарками. А в поход на Мамаеву Орду? Ой ли... Дружину собрать. Да что б все ратники о дву-конь. Да с бронёю не простой. В обозе что б овса и сена в достатке. (Смотрит на кота.) Вот ты заморыш, а за четверых ешь. А то конь боевой! Ему четверть пуда овса да сена еще поболе в дён вынь да положь. Ну, положим, соберем мы обоз. А вот что б под Дмитрия Ивановича знамя одним войском все встали...(Гладит кота.) Хороша сказка, а? Не бывало еще такого на Руси, что б в изобилии князья на общее смертное дело собрались. Всяк о своей выгоде печется. Почитай каждый год между собой бранятся. (Подходит к столу, находит длинный свиток, разворачивает, читает имена.) Князь Храбрый, Владимир Андреевич в Серпухове. Суздальский князь Дмитрий Константинович и сын его Семён. Ростовские князья. В Смоленске, Иван Васильевич. Ярославский князь. Белозёрские. Кашин тож. Мологский князь. Стародубский. Роман Михайлович в Брянске. Оболенские. Тарусский. Андрей и Дмитрий Ольгердовичи из Гедиминовичей которые. Муромские. Поглядим, кто из них с нашим князем на смерть пойдет.
(Коту.) Оно, конечно, тяжко Орде платить. Да бесчинства всякие от гадюк злобных терпеть. Да только доля уж у нас такая. Христос терпел и нам велел. Орда-то сама в междоусобице увязла. Не ровен час и пожрут друг друга. Или Господь мор какой лютый на безродных нашлет. Пусть другой кто с Ордой бранится. А мы б к Мамаю со всем почтеньем. Делов-то, на коленях перед нехристями безбожными постоять. И заплатили бы уж как-нибудь. Платить то всегда лучше, чем воевать. (Собирает свитки со стола. Идет к двери, открывает, отдает свитки человеку за дверью.) Неси! Сам сейчас приду. (Молится перед иконами.) Прости, Господи, мне, слабому и убогому, словоблудие моё, да видать я поумней многих буду как есть.

Выходит из комнаты.

3.


Троицкая святая обитель.
На заднем фоне конные ратники, монахи, крестьяне. Все это шумит и шевелится под звон колоколов. Первуша стоит перед храмом Пресвятой Троицы.

ПЕРВУША. Господи, благодарствую, что сподобил меня посетить святую Троицкую обитель. (Крестится и кланяется, глядя на храм Пресвятой Троицы.) Хоть и не по своей воле я здесь. А по княжеву указу. Велено мне вместе с ним в поход на Мамая идти, временнИк каждый день писать. А ведь я по хозяйственной части человек. Страшно мне, Господи, хоть я и при обозе. Я ж не воин, не ратник обученный, страха не ведающий. Спать не сплю уж почитай как из Москвы отправились. Разобьет нас Мамай, ох разобьет. Никого, Аспиды, не пощадят. Спаси и сохрани раба своего, Ореха Первушу, Господи! Не дай ему смерти лютой изведать. Видать, согрешил я в чем пред тобою, Господи, что посылаешь меня с князем на погибель. Только вот в чём, в толк не возьму. Невеста-то молодая, не хочет за меня. Уж я проведал. Да кто ж их спрашивает? Или пшена сарацинского княжеского я слишком взял? Так ведь детки от первых жён заботы требуют. В чем промысел твой, Господи?

Продолжает молится молча. Заканчивает. Внимательно осматривает место.

Троицкая святая обитель, на всю Русь известная, а как-то худостно тут. Всё нищетно, всё сиротинско. Прости меня, Господи, за такие слова. Подправить бы старцу Сергию своё хозяйство. Почитай вся Русь помолиться и за благословением сюда идет. Я спросил у одного из братии, что ж, мало несут-то вам? А он говорит: много, да всё нищим и убогим раздаём. Непонятно мне это. ЧуднО. А все спокойные, смотрят ласково. (Всматривается вдаль, подходит ближе к храму.) Что это там? Преподобный старец говорить будет. Записать-то я запишу слова сии святые, да будет ли кому прочитать...

Садится на землю перед маленьким раскладным столиком. Достает из сумки перо, чернила и свиток. Пишет, проговаривая слова вслух.

Писано Первушей Орехом, служивым князя Дмитрия Ивановича человеком в лето августа двадцать третьего дня в Троицкой святой обители.

Внимательно слушает речь старца, записывая и повторяя его слова.

«Печальна земля русская. Не имеет в своем доме ни мира, ни радости. Разоряют ордынцы города русские в дым и пепел. Убивают, уводят в полон людей и скот. Переполнилась чаша терпения. Час отмщения настал. Объединимся же, други, по образу Святой Троицы. Забудем распри и обиды старые. Восстанем на поработителей под знаменами Москвы. Да не оставит нас Бог. Сыны русские, твердо сражайтесь за веру Христову и за православное наше Отечество!»

Прекращает писать.

Отечество...Много добра оно мне дало, это Отечество? (Оглядывается по сторонам.) Эка силища воинская собралась. Не бывало еще такой на Руси. Ошибся ты, Первуша. Господи, хоть и неохотно, но каюсь я пред тобою. Наговорил я на князей, а вон, пришли то все. Со своими дружинами отборными. С нашим князем на Орду идут.
Господи, я хоть и не воин, да по хозяйственной части не дурак. Ведь все тяжелая конница у нас. Доспехи богатые, да только супротив татар пустое это. Как набегут они легкой своей конницей, юркой как змея подколодная и давай с боков противника стрелами осыпать. Лучники они все знатные. А что ж, почитай в седле родЯтся. Каждый монгол по два лука возит. В двух колчанах по тридцать стрел. Только за ними погонишься, а они в рассыпную. Лови их потом в чистом поле. Погонишься, а они уж по сторонам ударяют, строй разбивают. Никто еще их не побеждал в таком раскладе, разве что отряды маленькие, разбойные. А тут войско целое татаро-монгольское на нас идет. Господи, ну я то в чем провинился, что на Мамая иду? Сидел бы сейчас на посаде, да пшено сарацинское продавал. Спал бы сладко с третьей женой, да пиво пил. Вот где мое Отечество. (Пауза.) А все же старец хорошо говорил. Аж душа затрепетала. (Первуша прикладывает руку к своему сердцу, потом к животу.) Вот тут. К чему бы это, не пойму.

Первуша видит, что все люди на площади перед храмом встают на колени. Звонят колокола. Преподобный Сергий осеняет всех крестным знамением и кропит святой водой. Первуша крестится вместе со всеми, встает на колени. Через некоторое время продолжает записывать и проговаривать записанное вслух.

Преподобный старец Сергий Радонежский окропил Великого князя Владимирского и Московского священной водой и все войско его. Осенил их крестом Христовым. И сказал: «Идите на поганых. Смерть вам ныне не смерть, но жизнь вечная. Во славе войдете в Царство Божие, ибо нет больше той любви, как если кто положит душу своя за други свои».

Первуша складывает свой столик, убирает письменные принадлежности.

Господи, сумятица у меня в душе. Тягостно мне. Вижу я, что все, как один, по благословению Преподобного Сергия с князем Дмитрием Ивановичем на Мамая идти хотят. О своей судьбе не помышляют. И князья, и ратники простые. А я, черная душа, о животе своем думаю. О невестушке третьей. О пшене сарацинском, что из княжеских закромов крал по маленьку. Как букашка неразумная, без смысла живу. Только о тепле да о пропитании забочусь. Сердце стучит, словно вылететь из тесной груди хочет. Помилуй меня, Господи. Вразуми. Избавь от уныния и мыслей черных, в коих я ныне пребываю.

4.

Утро перед Куликовской битвой. Первуша сидит на телеге и записывает события во временник, как обычно, проговаривая написанное.

В утро восьмого сентября тысяча триста восьмидесятого года от Рождества Христова рать русская единая под знамёнами Великого князя Владимирского и Московского Дмитрия Ивановича стоит на поле Куликовом, что в устье Непрядвы у Дона простирается.

Первуша встает на телегу и смотрит вдаль, на поле Куликово, комментируя то, что видит.

Как сердце то колотится. Не ровён час из груди выпрыгнет. И побежал бы я, Господи, назад, да дороги нет. Князь Дмитрий Иванович, как Дон перешли, повелел все переправы разрушить, что б знали православные: нет к отступлению пути. А поганые-то каким числом стоят...Нас много, а их и не пересчитать. А князь то наш умно рассудил. Поле узкое подобрал. Не разбежится татарва по сторонам с боков нападать. Между Доном и Непрядвой поле зажато. Придется им на лобовой удар с нашей тяжелой конницей идти. А в дубраве полк засадный стоит. Господи, помоги войску русскому праведному. Ведь все тылы в Отечестве оголили, вся русская доблесть здесь стоит. Если не сдюжим...(Первуша зажимает себе рот рукой.)

Записывает во временнИк и проговаривает.

Многие сыны русские возрадовались радостию великою, чая желанного своего подвига, о котором еще на Руси мечтали. Другие же люди печалятся, предвидя смерть свою скорую. И будет сие Куликово поле как судное место: быть ли русской земле по воле Божией или сгинуть навеки.
Привезли же сей час из Святой Троицкой обители Богородичную просфору и личное письмо святого игумена Сергия Радонежского с благословением русского воинства на битву. Теперь и слабые духом мужеством воодушевились и приготовились положить душу своя за святую Веру православную да за дорогое своё Отечество.

Наблюдает за происходящим и комментирует.

Господи, в изумлении наблюдаю я зрелище сие невиданное. У русской рати доспехи как солнце горят, знамя алое, великокняжеское со Спасом Нерукотворным на ветру полощется. Хоругви как живые колыхаются. А супротив темная сила татаро-монгольская стоит непоколебимая. И вОроны над ней кличут. (Первуша трет глаза, хлопает себя по щекам.) Уж не привиделось ли мне от страха?

Ишь, богатырь языческий на поле выехал. Красуется свирепый. Челубеем кличут. Похваляется, копьем потрясает. Русских витязей на бой вызывает. Великан поганый. А копьё-то у него...

Первуша вытаскивает из обоза обычное копье. С трудом держит его в вытянутой руке. Роняет.

А у поганца на два с половиной локтя еще длиннее. Кто ж такую тяжесть в руке удержит? При сшибке он тебя таким копьем раньше прошибет, чем ты его своим достанешь для удара. И на землю свалит. Батюшки, кто-то вперед выходит. На верную смерть. (Пытается разглядеть.) Да это Пересвет - монах! Из обители Троицкой с нами на битву пошел. Господи, прости мне любопытство моё. Вчера как вечеряли, подсел я к Пересвету и спрашиваю: как же ты, монах, на битву идешь, хоть и по благословению Сергия, старца нашего святого? Ведь повелел нам Христос любить врагов своих, щеку другую подставлять. А он мне и говорит: так то про своих врагов сказано. А кто Отечеству враг, того насмерть бей.
Неужто он на Челубея пошел? Воин то он знатный. Боярский сын, во многих сражениях прославленный. Так ведь не молодой, а уж почитай что старик как и я.

С волнением наблюдает за происходящим.

Что это он задумал, не пойму...Кольчугу снимает...И шлем...Да как же это...Слово последнее говорит.

Слушает и записывает во временнИк.

Пересвет же, инок из Троицкой обители выехал наперед к войску на боевом коне и сказал такие слова: «Велик Бог наш и велика крепость его! Гордый татарин не мнит найти среди нас равного себе витязя, но я желаю с ним переведаться. Снял я кольчугу. И шлем со щитом кладу на землю, ибо на мне оружие нетленное пребывает: благословенные слова игумена нашего Сергия Радонежского, на сию битву меня пославшего. Готов воспринять венец царства Небесного. Отцы и братия, простите меня грешного».

Комментирует происходящее.

Господи...Пощади...От ужаса смотреть туда не могу...Зачем, зачем так, Пересвет? Всю броню снял. Только копье простое себе оставил. В одной тонкой монашеской рясе на поле, к Челубею поскакал. А тот то весь в железо зашит, да с копьем своим длины немерянной.

Первуша руками прикрывает глаза от страха, но все же подглядывает за тем, как проходит поединок Пересвета и Челубея. Встает на мыски, чтобы по лучше видеть происходящее.

Господи! Ни о чем земном больше думать не буду. Ни о чем тебя не попрошу. Только помоги Пересвету как ты в древности помог Давиду Голиафа одолеть. Ибо, без чуда твоего тут уж ничего не случится. (Комментирует происходящее на поле.) Печенег Пересвета увидел. Дивится на его одежу черную с белыми крестами. Думает, что кольчуга под ней...Эх, Пересветушка, бедовая голова. Разъезжаться начали для сшибки. Несутся навстречу друг другу. Ревут мамаева полчища, предвидят Челубееву победу, супостаты. А наши все молятся. На колени встают.

Первуша не замечает, как подходит к краю телеги и падает с нее. Поднявшись, он снова смотрит на поле.

Господи, ты есть! Пересвет скачет назад, к войску нашему, а Челубей на земле валяется, насквозь копьем пронзенный. Радуется рать наша, победными криками кричит. Чудо, чудо произошло! С нами Бог! Спасено будет Отечество наше!

Первуша бежит к войскам, чтобы разузнать, как все произошло. Прибегает обратно к телеге, берет перо и свиток, но от возбуждения не может писать, рука у него дрожит. Он перессказывает то, что собирался написать, чтобы лучше запомнить.

Упокой душу раба твоего Пересвета, Господи. Челубей поганый его тож копьем насквозь пронзил. А все ж он в седле усидел и со смертной раной доскакал до своих, с коня не сшибленный. Победил безбожного и умер на руках у своих товарищей. Вот ведь голова человек! Все правильно рассчитал. Затем и кольчугу снял. Копье то Челубеево легко прошло сквозь тело слабое. Он и в седле усидел, и приблизился к поганому на удар своего копья короткого. Была бы на нем броня, сшибся бы сразу на землю. А так сам успел Челубея ударить. А на том броня крепкая. Хоть и прошиб ее Пересвет копьем, а супротивилась она удару, и упал с коня Челубей. Упал, да копье свое из руки не выпустил. Так и выдернул его из груди Пересвета. И сдох, как собака, на земле прямо перед войском Мамаевым.

Господи, до чего ж люди великие промеж нас живут. Я и рассказать то о том без дрожи не могу. (Плачет. Смотрит на поле.) А душа моя радуется, Господи! И сердце успокоилось. Ровно в груди бьется.

Первуша вынимает из телеги шлем, надевает его на голову, берет меч и щит.

Нет больше той любви, как если кто положит душу своя за други свои. Господи помилуй. Господи помилуй. Господи помилуй.

Идет к полю, откуда уже вовсю доносятся звуки сражения.

5.


Первуша сидит на телеге. Правая рука у него перевязана, писать он не может.

Как же мне временник-то писать...Буду повторять многократно увиденное. Авось, исцелится рука с Божьей помощью и память не подведет.

Повторяет по памяти.

Увидев, как победил Пересвет-воин Челубея поганого, возрадовалось русское войско. Сшиблось с ратью басурманской. И был треск и гром великий от преломленных копий и от ударов мечей. Кровь лилась как вода и пали мертвыми бесчисленное множество с обеих сторон. И некуда было ступить коням от мертвых тел, лежащих на земле. Не только оружием убивали, но и руками душили друг друга. А кто падал на землю, тот умирал под конскими копытами, а другие задыхались от великой тесноты, потому как не могло вместить поле Куликово всё множество воинов, сошедшихся между реками.

И час, и другой, и пятый бьются неослабно христиане с Мамаевым полчищем. Когда же настал седьмой час, по Божьему попущению и за грехи наши начали поганые одолевать. Много сынов русских сокрушено было. Не выдержал Великий князь Дмитрий Иванович. Достал крест с частицами Животворящего древа, поцеловал его и сам в битву ринулся. Ранили его, и с коня сбросили. И не мог он биться. Инок ОслЯбя, Пересветов брат, вынес его с поля и положил под березою.
Князь же Серпуховской, Владимир Андреевич, в засаде стоял. Видел, как погибает войско русское, но твердо сказал воинам своим: «Велика беда, да не пришел еще наш час. Начинающий раньше времени вред себе принесет. Потерпим еще немного до времени удобного и воздадим по заслугам противникам нашим. Сыны же русские в его полку горько плакали, видя друзей своих, убиваемых погаными. Непрестанно порывались на бой, словно званые на свадьбу вина сладкого испить. И вот наступил восьмой час дня, когда ветер южный потянул из-за спины нам, и воскликнул князь голосом громким: «Настало наше время и час удобный пришел! Братья мои, друзья, смелее: сила Святого Духа помогает нам!» И выскочили они из дубравы зеленой и бросились на великую силу татарскую. Точно волки лютые на овечьи стада напали. Половцы же, увидев погибель свою, повернулись и побежали. Сыны же русские рубили их будто траву косили. И многие раненые наши, и те помогали, рубя поганых без милости. И побежал поганый Мамай в излучину с горсткой людей своих. И многие погнались за ними, да не догнали, потому что кони их утомились, а у Мамая были свежие.

Страшно было смотреть и видеть человеческое кровопролитие. Кони не могли скакать, а брели, в крови по колено. А реки три дня красной водой текли. После побоища Мамаева долго князья и ратники искали Великого князя Владимирского и Московского и, нашед его живым под берёзою, возрадовались. И встал Великий князь Дмитрий Иванович, Донской теперь по прозванию, и стал обходить поле ратное. И много слез пролил по братьям погибшим за Отечество своё. Дорогой ценой Великая победа русскому воинству досталась. Восемь дён хоронили героев, за Веру и Отечество живот свой положивших. Там же, над братской могилой срубили церковку Рождества Богородицы у реки Непрядвы. А Пересвета повезли хоронить в Симонов монастырь, что близ Москвы.

Первуша замолкает. Он уже давно плачет.


6.

Москва.
Маленькая комната. По углам мешки и другие вещи. В шкафу многочисленные свитки. Небольшой стол. Перед иконами лампада.
В комнату входит Первуша. Рука у него на перевязи. В другой руке меч. Он кладет меч на полку, садится. Из угла выходит облезлый кот.

ПЕРВУША. Ну, здравствуй, убогий. Жив еще?

Кот подходит к нему, мяукает и трется об ноги.

А меня, видишь, Мамай покалечил. А Господь спас. Временник-то я левой рукой кое-как писать приноровился.

Наливает коту молока. Находит в углу мешок с рисом. Вытаскивает его одной рукой, развязывает, смотрит, сколько там риса. Берет горсть риса и ссыпает обратно в мешок.

Пустое.

Подтаскивает мешок к двери, приоткрывает, зовет человека.

Эй, иди сюда! В княжевы закрома отнеси. Скажи, Первуша Орех незаписанный мешок сарацинского пшена нашел.

Садится за стол. Пишет временник левой рукой, как всегда проговаривая слова вслух.

Великий князь Владимирский и Московский Дмитрий Донской пробыл на Москве четыре дня и поехал в Святую Троицкую Обитель, к Преподобному старцу Сергию Радонежскому. В субботу отслужили поминальную Великую панихиду обо всех убиенных в Куликовской битве.

(Коту.) Допил молочко? И я закончил. Тяжеленько мне левой рукой временник княжий писать. Кому половчее передам. И князю уж про то сказал. А жениться я передумал. Не то теперь сердцу надобно. Поеду-ка я в святую обитель. Я ж по хозяйственной части служивый человек. Опыт большой имею. Помогу им хозяйство наладить. Что б и сирым, и убогим дать, и братии достоинство внешнее хоть какое приобресть. (Гладит кота.) Вот как оно, Куликово поле нас всех перевернуло. На битву с Мамаем пошли рати разрозненные: москвичи, владимирцы, суздальцы, ростовчане, муромчане, белозёрцы, смоляне и другие многие, а вернулись мы единою ратью русской, невиданный доселе подвиг совершившей. Одна у нас теперь судьба.

Кот мяукает и трется об его ноги.

Да возьму я, возьму тебя с собой, животинка ты безродная.

Первуша берет кота на руки и выходит из комнаты.

Конец. 2023

⁣МОЛИТВА СТАРШЕГО ЛЕЙТЕНАНТА


В изгибах огненной дуги,
В давно дымящейся округе
Уничтожали нас враги,
Но умирали мы за други.
И прижимала нас к земле
Орудий грозных канонада,
Но верил раненый старлей,
Что Бог нас выведет из ада.


Мальчишкой видел, как попа
Везли куда-то на подводе.
Потом сказали, поп пропал.
На Беломорканале, вроде.
Осиротевший храм в селе
Стал филиалом зерносклада…
Со дна воронки звал старлей:
«Прости и выведи из ада!»



Рука в крови. Лицо в слезах.
В кармане – книжка коммуниста…
И внял Господь на небесах
Молитве слёзной атеиста.





СКРИПКА НА ВИТРИНЕ

Когда бы мне купили скрипку
За те четырнадцать рублей,
Я б точно совершил ошибку
И стал служить бы только ей…
Как я завидовал страдальцам,
Что шли со скрипкой на урок!
Я струн чужих касался пальцем,
А в них мелодии тёк ток.
И бились струны этим током.
Тряслась от тока пятерня.
И бурным жизненным потоком
От скрипки унесло меня.
Но вспоминаю я доныне,
Как у витрины горевал;
Как в музыкальном магазине
Скрипач в парнишке умирал…
Но если б не жалели денег
Родители, заслышав плач,
Об этом вспомнил не священник,
Об этом вспомнил бы скрипач.





ТЕНИ ВЕТХОГО ЗАВЕТА


Восстали тени Ветхого Завета
И бродят по просторам интернета.
Заходят тени в каждый мирный дом
И распри поселяют в доме том.
Разгневанный Саул копьё метает
Содом с лица земного исчезает.
Сион на Гаризим идёт войной.
И где-то свой кораблик строит Ной.


УПАВШЕГО ПОДНЯТЬ

(бесконечное стихотворение)


Всех поддержать, обнять,
Всех уместить в горсти,
Упавшего поднять,
Заблудшему простить,
С идущим разделить
Все тяготы пути,
Отпетых отмолить,
Для каждого найти
Понятные ему
И нужные слова…
Вот только б самому
Пупок не надорвать.
Я сам ещё грешу.
От святости далёк.
И потому прошу,
Чтобы помог мне Бог
Всех поддержать, обнять,
Всех уместить в горсти,
Упавшего поднять,
Заблудшему простить…

Юмористический рассказ Елены Коллеговой "Влиятельная особа", номинация - проза.
#Левитанский #еленаколлегова #влиятельнаяособа #проза #юмор
⁣
Накануне премьеры спектакля «Женитьба Фигаро» в театре случился страшный переполох. Прима театра, играющая Сюзанну, попала на сохранение в больницу. Премьера оказалась под угрозой срыва. Нет, не потому что артистку не кем было заменить. На роль Сюзанны претенденток было трое. Они прекрасно знали текст и мизансцены. Нужно было лишь влезть в итальянское, дизайнерское, свадебное платье, с вшитыми в него трюками.

Таково было режиссёрское решение, чтобы платье Сюзанны, на глазах у публики могло трансформироваться несколько раз на протяжении спектакля.

Пока главный режиссёр театра, постановщик этого спектакля, Сергей Петрович Масштабный, размышлял в своём кабинете, кому из троих доверить играть роль Сюзанны, в костюмерной происходила настоящая битва.

В центре комнаты стоял манекен со свадебным платьем Сюзанны. Три актрисы – пухлая Кадкина, худая Маркова и Ираида Матвеевна, жена директора театра, женщина почтенного возраста, игравшая эту роль сорок лет назад, явились в костюмерную практически одновременно, и каждая заявила костюмерше Людмиле Ивановне, что она будет играть премьеру. Затем эта троица дружно перессорилась из-за платья и чуть не подралась, потому что Кадкина и Ираида Матвеевна влезть в платье не могли, а на Марковой оно висело, как на вешалке.

Людмила Ивановна, как человек уравновешенный и здравомыслящий, успокоила актрис, сказала, что нужно дождаться распоряжения главного режиссёра и отправила их в буфет пить чай, а сама пошла на дальний склад поискать какие-нибудь похожие остатки ткани, если всё же придётся расширять платье. В фортуну бездарной Марковой она не верила.

Как только в костюмерной стало тихо, откуда-то из-за передвижных рейлов со сценическими костюмами, вылезла странная бледная особь с огромными чёрными глазами в пол –лица, подошла к свадебному платью и
пробормотала:

– Вот люди! Вот страсти-то! Из-за какого-то платья! Я вот не такая привередливая! Мне всё равно: платье это или пиджак, на размер больше или на два размера меньше. Главное, вкус! Да, такого я ещё не пробовала! Gucci! Итальянское! Хм! Кружево венецианское, шёлк из города Комо, ручная вышивка цветов! Будем относиться к еде, как к искусству! Сначала полюбуемся, потом полакомимся!

Особь пощупала ткань, потом понюхала её и сказала со знанием дела:
– Натуральный шёлк, не искусственный. Итальяшки и вправду не обманули. Фуфло не подсунули. Вот моль
мебельная ест что попало, потому долго не задерживается на этом свете. А мы – платяные, только натуральные
продукты употребляем – шерсть, лён, хлопок, бархат и шёлк. Потому и живём дольше всех из сородичей! Мой девиз: экологичность и натуральность! Я за здоровый образ жизни! А театр – это такое место, которое всем продляет жизнь! С какой радостью приходят актёры на репетиции и на спектакли! С такой же радостью я помогаю им обновлять гардероб! Какие они модные и знают толк в натуральных тканях! И в этом наши вкусы совпадают! И главное, не ходят в одном и том же два дня подряд! Всегда есть чем поживиться! Какие у них костюмы! Какое разнообразие в меню! Живи и наслаждайся жизнью!

Тут моль почесала затылок и задумалась: «Но к сожалению, это не всегда удаётся. Случается, что какая-нибудь проныра испортит твою жизнь! До вчерашнего дня жила я в кабинете главного режиссёра театра, в кармане его клетчатого пиджака. У меня была спокойная, сытая жизнь! На всех репетициях, совещаниях и переговорах
бывала. Всё обо всех в театре знала. И надо же, решил наш главный режиссёр поставить спектакль «Женитьба Фигаро» по пьесе Пьера Бомарше! С этого момента на Сергея Петровича стали оказывать давление разные
влиятельные люди: все хотели, чтобы Сюзанну, юную невесту Фигаро, сыграла их протеже.

Директор театра Кирилл Алексеевич настоятельно требовал, чтобы его жена Ираида Матвеевна получила эту роль! Но не сыграет Ираида Матвеевна эту роль. Это понятно по объективным причинам... Есть особы
более влиятельные, чем директор театра!

Сюзанну должна была сыграть протеже губернатора, жена его племянника. Это бы так и случилось, если бы она не кстати не оказалась в больнице.

Сергей Петрович стал думать, как спасти положение. Ведь на премьеру обещал прийти сам губернатор.
Конечно, из трёх претенденток, у худой Марковой был шанс сыграть эту роль завтра, если бы она не
испортила отношения с особой более влиятельной в театре, чем главный режиссёр.

Вчера, когда Маркова пришла вечером в кабинет главного режиссёра просить роль Сюзанны, я спокойно
доедала рукав клетчатого пиджака, который уже несколько дней висел на спинке стула из-за жары. И надо же было это увидеть Марковой и указать на меня Сергею Петровичу, который очень огорчился из-за утраты своего любимого пиджака. В следствие чего Я с остатками пиджака была сослана в костюмерную театра.

Конечно, так унизить меня и выгнать из кабинета главного режиссёра могла только недалёкая актриса,
которая не ценит дружеского расположения незаметных авторитетов театрального искусства.

Поэтому свой сегодняшний обед я решила посвятить такому деликатесу, как итальянское, свадебное, трюковое
платье, чтобы Маркова поняла, что в театре есть ценители искусства! А премьера завтра отменяется! Это говорю я - платяная моль».

И она принялась с удовольствием поедать платье.

В этот момент со склада вернулась костюмерша, с найденными обрезками различных тканей, ахнула и в ужасе застыла на месте. На свадебном платье зияли огромные дыры.

В костюмерную из буфета, устав пить чай, прибежали Маркова и Кадкина и остолбенели, увидав остатки
платья на манекене.

Первой пришла в себя Маркова.

– Моль! Моль! – истошно заорала она. – Лови её, она платье сожрала! В чём я играть теперь буду? – И погналась за ней по костюмерной.

Моль вылетела из комнаты. За ней выскочила Маркова. За Марковой – Кадкина. Страшный шум и дикие вопли неслись из коридора. Это продолжалось какое-то время, затем раздался пронзительный вскрик Марковой, оборвавший весь этот гам. Далее послышались журчащие, неразборчивые голоса и в костюмерную вошла Кадкина.

– Что там случилось? – встревожено спросила Людмила Ивановна.

– Маркова моль поймала! – ответила сияющая Кадкина.

– И что, надо так орать на весь театр?!

– Поймала моль и с победным криком вместе с ней упала в открытый люк на сцене. Ногу сломала! Сергей Петрович сказал, премьеру буду играть я! Надо что-то с платьем придумать.

– Никогда бы не подумала, – воскликнула Людмила Ивановна, – что моль поможет артистке роль получить!

Артём Горшенин, ⁣⁣34 года, Г. Санкт-Петербург (Россия). Член Союза писателей России и литературного объединения «Молодой Петербург».

Подборка стихотворений для Международной литературной премии им. Юрия Левитанского:

⁣***
Я в детстве сильно заикался.
Всех больше были не в чести
Слова на «Б», на «П». И в классе,
Пытаясь их произнести,
Рот будто пробкой затыкался.

Частенько школьники дразнили,
Бывало, плакал из-за них.
Учителя боролись с ними,
Но кто же не дразнил заик?
Нравоученья тут бессильны.

У логопеда был излечен,
Но помню до сих пор о том,
Что человек с дефектом речи
В беседе реже опрометчив,
И цену слову знает он.

***
Блошиный рынок. Перед входом,
У продуктового ларька
На блёсны собственной работы
Ловил Иваныч рыбака.

Расстелет коврик на асфальте,
Минуту вертит головой.
И заблестят на солнце снасти
Одна изысканней другой.

Любого вида, цвета, веса.
На них клюёт и стар, и млад.
Осматривают с интересом,
Губами молча шевелят.

Но трёх клиентов отоварив,
Засобирался старичок -
Он самогонщице Тамаре
Давно попался на крючок.

***
Я ненавижу видеть сны
И их запоминать.
Закаты для меня страшны
И не мила кровать.

Да и будильник не спасёт,
Не принесёт покой:
Я жду, что нет, ещё не всё,
Что это сон такой,

В котором просыпаюсь я.
О, Господи, направь!
Но нет, понять никак нельзя,
Что это вновь не явь.

Ночные демоны лихи.
Как разобраться мне,
Что даже эти вот стихи
Читаю не во сне?

***
Ковыряет ворон тишину
Вечером в пустом осеннем сквере.
Как безумец, вдруг пришедший к вере,
Проклял всё, на что бы не взглянул:

Карусель, карнизы и картон,
И кортеж шикарный, и каршеринг,
Кара и тебе грозит, Горшенин,
Перегар к себе несущий в дом.

Укоряешь ты, каркуша, зря –
Пользы в этом никакой. Ну пил я!
Ты с рожденья получаешь крылья,
Я, родившись, крылья потерял.

***
Кукушка – прирождённая убийца:
Как вылупится, сбрасывает вниз
Другие яйца. Отнимает жизнь.
Чужая мать покормит и смирится.

Кукушке взрослой тоже чужда жалость,
Ведь ею был подброшен тот птенец.
Вот существо, что знает всё про смерть.
Скажи, кукушка, сколько мне осталось?

***
Я вспоминаю, как по выходным
Мы всей семьёю делали пельмени.
Но мне со старшим братом было лень и
Казалось, мало места четверым
На кухоньке в хрущёвке, но стоим,
От взрослых ожидая поручений.
Обычно мясо брат на фарш менял
У старой мясорубки, постоянно
Отец просил, чтоб тот всё делал плавно,
Ведь что там пальцы – прожуёт металл.
Я в это время маме помогал,
Круги из теста делая стаканом.
Лепил пельмени папа посытней,
Лепила мама аккуратней, тоньше,
Мои ж поделки не были похожи
На пищу вообще, и братик мне
Помочь пытался, этим лишь сильней
Меня бесил. Я злился, корчил рожи,
Но продолжал, и проходила часть
Несчастных, чьи тела я исковеркал,
Итоговую мамину проверку.
А у отца была другая страсть -
Один пельмешек тестом начинять
И называть счастливым человека
Которому тот выпал. А потом
Закидывали в воду мы пельмени,
И сами же кипя от нетерпенья,
Стояли у кастрюли с кипятком,
Откуда те бросались прямиком
В тарелки, все мы шли за стол и ели.
Я много городов и деревень
Объездил, и пельмени повсеместно
Встречаются. Но нет, ни фарш, ни тесто
Не пробовал вкуснее по сей день.
Ведь был счастливым каждый наш пельмень,
И не было на кухне той нам тесно.

***
Однажды меня не забрали из детского сада:
Родители не успевали – работа, вторая смена.
Заранее брата просили, а тот всё забыл мгновенно.
Двенадцатый час. Я играю со сторожем в карты.

Вбегают: «Сыночек, прости!» «Ой, спасибо вам, дед Виталий!»
Уводят домой, обещают купить мне игрушку
И много конфет, но я злюсь всё равно, потому что
Хорошая карта пришла, а нам кон доиграть не дали.

***
Мой брат
крутой
игрок
в пинг-понг.
Играл
Игнат
порой
как бог.
И страсть,
и ум:
отскок,
удар!
Опять
триумф,
восторг
у дам.
А я?
Да ну,
тяп-ляп,
так-сяк.
За пять
минут
сопляк
иссяк.
Пинг-понгом, брат, я утомлён,
Давай сыграем
в бад-



мин-



тон!

УТРО В ОФИСЕ
Ещё не слышен щебет телефонов,
Не щиплет степлер лист, копир молчит,
И словно между сосен солнце сонно
Сквозь жалюзи льёт первые лучи.

Проходишь мимо мониторов спящих,
Не задевая стебли проводов.
Ты здесь лишь месяц и встаёшь всех раньше,
Ты ко всему здесь должен быть готов.

И воду родниковую лакая
Из кулера, пытаешься понять,
Доволен ли средою обитания?
А может заблудился ты опять?

***
В детстве любил залезать на чердак,
Я часто играл там один.
Люлька, сундук, самовар, кочерга,
Книги, журналы, корыто, рога
Застыли в цепях паутин.

Вещи прабабушки, деда с отцом,
Деревни размеренный быт –
Всё на чердак относилось потом.
Что я оставить смогу на своём?
И кто же его посетит?

"Надо нам у детей поучиться..."

⁣Надо нам у детей поучиться
Доброте, теплоте и тому,
Что с рожденья отлично известно
Лишь ребёнку.
Ему одному.
Говорить только искренно, честно
Без обид, лицемерья и врак.
От души только детской и чистой,
Что не знает слов «подлость» и «враг».
И дружить, чтобы раз и навечно,
И любить несмотря ни на что!
И улыбке ребячьей, конечно:
Улыбаться всегда широко.
Нам мечтать, как они, научиться,
И не строя прескучных преград,
Верить в то, что и чудо случиться,
Чтобы каждый на свете был рад!
Чтобы жили все дружно и мирно,
Чтобы мама жила много лет.
Сердце детское очень наивно,
Но такого у взрослого нет.
И чтоб чуду большому свершиться
В каждом доме бескрайней Земли,
Надо нам у детей поучиться
Повзрослев, оставаться людьми.

⁣⁣Заградотряды


⁣Разбит окоп. Где мёртвый, где живой?
Война это круги сплошного ада.
У старого солдата молодой
Спросил: У нас в тылу заградотряды?

И протерев рукою автомат,
Сложив в карман, военные награды,
Ответил старослужащий солдат:
Ещё какие там заградотряды.

Не знаю я, что за твоей спиной,
А вот в мою стучат солёным градом,
Жена моя и мой сынок родной,
Вот это для меня заградотряды!

А у меня есть мамка да сестра.
Отец уже погиб под Сталинградом
И во дворе осталась ребятня.
Выходит что они заградотряды?

Раздался вдруг ракетницы хлопок,
Но от врага ещё неслись снаряды.
Старик сказал: Пошли вперёд, сынок!
Ты знаешь, мы для них заградотряды!

____________________________________
⁣Русь люблю! Я русский человек.


Щиплет нос, румянцем красит щёки
Озорная, русская зима.
О жаре мечтаем мы далёкой,
Только впереди грядет весна.

Треснет лёд и бурных рек разливы,
Враз затопят снежные поля.
Как же это сказочно красиво!
До чего ж прекрасная земля!

Вот из белой вдруг зазеленела,
Крохотным, салатовым листком
И грозой весенней прогремела,
Умывая всё вокруг дождём.

И уже горит на солнце кожа,
В тень нас гонит нетерпимый зной.
Лишь кусок зимы сейчас поможет
До чего ж ты разный, край родной!

Посмотрите, в золото одета
И горит рябины красной кисть.
Это значит пролетело лето,
Это значит вечной будет жизнь!

Есть конечно страны красивее
Где всегда жара, где вечный снег.
Ни одна мне душу не согреет.
Русь люблю! Я русский человек.
⁣____________________________________
Глаза влюбленных

Шум дорог, движеньем оживлённых,
Рёв моторов, чьи-то тормоза.
Но ловлю в толпе глаза влюблённых,
Нежностью, горящие глаза.

Есть покой в сединах убелённых.
Не сидит ребёнок-егоза.
Счастием горят глаза влюблённых,
Умиротворённые глаза.

Вёрсты войн, огнями опалённых.
Сеет смерть военная гроза.
Но не испугать глаза влюблённых,
Будущем горящие глаза.

Рухнет мир, в руинах запылённых,
Мёртвой льдинкой светится слеза.
Вечно будут жить глаза влюблённых,
Верностью, горящие глаза!

⁣ДЯДЯ
СЁМА ─ АЛЬПИНИСТ
(почти по С.В.Михалкову)

У меня года растут, мне уже за… очень…
Детство, школа, институт – все, как и у прочих.
Знаю кое-что из книг. Многое
из жизни.
Даже помню – напрямик! – призрак
коммунизма. Был
когда Союз Советский, каждый был всегда готов!
И творил писатель детский – всем
известный Михалков.
Если б партия сказала, что про горы книжек мало,
что
советских альпинистов плохо знает наш народ,
написал легко б и быстро про высотный горный спорт
наш писатель Михалков, если б был наказ таков.
И узнала б вся Европа альпиниста
дядю Стёпу.
Но такого не случилось, и она не появилась – книга,
где заглавный лист: «Дядя Стёпа – альпинист».
И поэтому, друзья, эту брешь заполню я.
Нет, ребята, не страдаю манией величия!
Просто
должен сделать кто-то очень нужную работу:
прославлять простым стихом тех, кто ходит с рюкзаком по
горам и перевалам, по крутым отвесным скалам,
по снегам и ледникам… (нет
покоя башмакам!).
Для кого «репшнур» и «крюк» -- не простой в пространстве звук, тех,
кто знает, что верёвка – не сушилка для вещей,
а надежная страховка для друзей-товарищей,
тех, кто знает, что на свете горы есть и те, и эти.
Очень
разные есть горы: Канченджанга и Чогори,
Коммунизма Пик, Победы (над фашистом и над шведом),
и Эльбрус, и Эверест… Мало ли высоких мест!

***

…Помните, Степан Степанов был советский постовой?
Был
он добрым великаном, сердцем чист и головой!
Помните его сынишку, что по имени Егор? Как
мужчиной стал мальчишка – космонавт, штангист, майор!
Но не
только для страны достижения важны.
У таких парней должны быть достойные сыны!

***

Вот однажды утром ранним, время совместив с
желаньем,
восходить решил на гору внук Степана, сын Егора.
И высок
он, и силён, а по имени – Семён.
Он задумал не один покорение вершин. Вместе
с ним друзья по Клубу -- горовосходители,
кто
умеет, стиснув зубы, подниматься длительно.
Те, кто может превозмочь боль, усталость, холод,
кто
шагает день и ночь и душою молод.
А для этого так надо, чтобы друг надёжный рядом,
чтобы страх свой одолеть, не стонать и не реветь,
чтоб не
подвела снаряга, ну и личная отвага.
И тогда – физкульт-ура! – точно примет нас гора!

***

В небесах светло и чисто, метео прогноз даёт.
Начинают альпинисты восхождение своё.
Для
дороги трудной, длинной взяли «кошки», «карабины»,
ледорубы, башмаки, и защитные очки, и
веревки для «перил», как инструктор говорил.
Все сложили в рюкзаки,
лишнего – ни грамма!
Взяли волю в кулаки, выполним программу!

***

…Беспощадный «молоток» в такт дыханью бьёт в висок,
Шебуршит «наждачка» в горле… Ну зачем мы вверх попёрли?
Было ведь внизу красиво:
ясно видно блеск вершин;
плов, лагман, вино и пиво – наслаждайся и дыши!

Это мысли слабаков! Но Семён наш не таков:
знает он, что их задача – выйти выше облаков.
Знали
все, что будет тяжко на высотном том пути,
что на высоте «горняшка» норовит с ума свести. «Где
по снегу, где по льду, где по стенке гладкой я пролезу, я пройду, будет всё в
порядке!» --
думал каждый из ребят: Сёма, Игорь, и Марат, и
Виталий, и Жумар («снежный барс» и «ягуар»),
и
Марина, и Тамара -- да, была девчонок
пара
(слабый пол – он сильный, смелый, и настырный очень;
если тётка захотела – сделает, что хочет!).
Есть! Награда для упорных, тренированных,
проворных:
вот тропа на самый пик! Раздаётся счастья крик! Мы
старались, мы спешили, и теперь мы на вершине.
Мы теперь над облаками, облака под башмаками! Радость
душу распирает: мы сумели, мы смогли!
И
теперь сюда забрались, стали выше всей Земли!
Вот и тур вершинный близко (пирамидка из камней).
Мы кладём туда записку: кто,
когда стоял на ней, (на вершине, цели
нашей). Улыбаемся и машем!
Подмечает объектив: вид суров, но и красив! …
Но вершина – не курорт, альпинизм – опасный спорт.
Альпинизм – не шоколадка, не ириска
и не торт.
Ведь подъем – всего полдела, время здесь нельзя терять,
надо
вниз теперь умело. Эх, откуда силы брать?
Но в любой момент пути знает Он, как всем идти.
Четко выполнял работу, вёл нас вверх, а сверху – вниз
проводник Жумар Брамшкотов – альпинист-рецидивист.
На пути опасном, длинном никуда без дисциплины. Воля,
мастерство и труд покорят любой маршрут!

***

Вот такой у нас, ребята, альпинистский коленкор.
И всем нам давно
понятно, что быть может лучше гор.

Помним, уходя в дорогу, как Высоцкий хрипло
пел:
горы лучше быть лишь могут, те, где быть ты не успел.

Потому, Семён, дыши, достигай других вершин,
потому что горы манят и чертовски хороши!

Восходи, не зная бед, пусть тобой гордится дед.
Он, хотя почти столетний, точно
знает вкус побед!

⁣Сентябрь

Ночь растворилась в стакане с лимоном
Кислая осень пришла с сентябрём,
Ветер бродяга опять засифонил,
Голос простужен, хрипит под дождём.

И от земли тянет запахом пряным,
Пью ароматный настой с чабрецом,
А за окном гроздья ягод румянит,-
Вяжет рябина плоды с огоньком.

Луг обесцветился солнцем лимонным
Травы не сочны, поникли цветы,
Всё обнуляется, кажется сонным
Парализовано от скукоты.

Лето уходит сменив настроенье,
Тут же стилист обновляет прикид,
Осень капризна в своём обновленье,
Хаосом медным наносит визит.

Луч среди туч путь к земле пробивает,
Вот он скользнул по стеклу и лизнув,
В лужу упал, дождь отпрянув стихает,
Чаем согревшись, ждать буду весну.
18.09.22

Под дождём
Бредёшь по мокрому асфальту -
Холодной, серой скользкой смальты.
Бесцельно, вечно одинока,
Уставшая от суматохи.

Скрываешь боль души ранимой
Внутри озябшей, уязвимой.
Несёшь судьбу в потоке хлёстком,
Лицо твоё подобно воску.

А дождь -наглец, все льёт без меры,
Вокруг уныло, небо серо.
А ты идёшь, промокли ноги…
Куда-то прочь своей дорогой.

И на лице дождинки- слёзы
Туманные смывают грёзы,
В них счастье женское лишь мнимо,
Сейчас ей так необходимо.

Потерялась
Потерялось во времени время,
Заблудились в минутах часы,
И в каком нахожусь измеренье
Все немы, у кого мне спросить?

Перекрёсток, стою на распутье
Ширь проспектов, кругом тупики
Не пройти, поменяла маршруты,
Но зигзагом летят сквозняки.

Всюду тени ходячие в масках
Блудят в страхе, потерян покой.
Бьют куранты зачем - то на Спасской
Механизм повреждён, слышен сбой.

Сквозняки искорёжив проходы,
Повернули ход стрелок назад,
Время в ступор, кому-то в угоду
Изменить, обновить им формат.

Измеряю минуты шагами,
Вдох и выдох – пульсации ритм,
И в пространстве глухом меж домами
Непрерывным потоком льёт stream.

Изменилось пространство и тема,
Биполярный в нём кружится мир,
И повсюду спускаются мемы
Заполняя собою эфир.

Не уходи

Время сжалось, озябло и не по часам,
В страхе полном , в агонии бьются минуты.
Подожди же, постой, ты души моей шрам
Не затянешь, коснись, его больше не будет.

Время в милость, сотрётся что было не так,
Оно даст разобраться во всём без сомненья
Вот и слёзы ушли, источник иссяк,
Вся в унынье душа, не задержит прощенье.

Время значимо в жизни, но дарит долги,
Что могла – до гроша, наизнанку карманы.
Что же движет тобой? Ну скажи, хоть, солги,
Я безропотно выпью ответ нежеланный.
2019г

Осенние грёзы
В полночный час, час горько-одинокий,
Когда луна блестит средь ярких звёзд,
"Мне снилась осень в полусвете стёкол" -
Тяжёлая рябиновая гроздь.

Впадаю неприкаянной в истому,
Спасаясь сном от всех душевных мук,
Храню в себе осенние симптомы
Летящих листьев золотистых вьюг.

А осень, удаляясь, понемногу,
Снимала с кроны золото листвы,
Бросала кисти ягод на дорогу,
На сжавшиеся, зябкие кусты.

Рябина в грусти тихо засыпала,
По девичьи теряла красоту.
На ней и платье летнее линяло,
Под вальс осенний, на свою беду.

⁣
Стих 1: Великая тайна – ЛЮБОВЬ?!?


Что такое ЛЮБОВЬ? Это сложный вопрос.
Он так много, нам счастья и горя принёс…
Все философы мира, ищут точный ответ,
Уже несколько тысяч, как минимум, лет.

Где ночует ЛЮБОВЬ? И выходит ли в свет?
Для кого она - есть? А для кого - её нет?
Как потрогать её? Можно ли, приобнять?
Ну, и если поймал, как в руках удержать?

Что важней для ЛЮБВИ? Чем её удивлять?
И какими словами, на неё повлиять???
Чем заставить её, или как упросить?
Нас поярче зажечь, и забыть погасить…

Ведь «Любовный огонь», озаряет нам путь!
Потому что, ЛЮБОВЬ - это главная суть!!!
Когда двое в любви, то у них - симбиоз.
Без неё, путь один - «На высокий утёс»…

Безответные чувства - яд для любви.
Жизнь погубят твою и твоего визави…
Половина любви - светит, словно луна.
Видно лишь по ночам, днём она не видна.

Значит только втроём: Ты да Я, да ЛЮБОВЬ,
Наш «Огонь» разожжём. Запылает он вновь,
Ярче Солнца и Звёзд, и осветит весь свет…
Синергия троих - даст безумный эффект!

Много всякого, нам мудрецы говорят…
Но, сказать почему «Глазки ярче горят»,
У влюблённых людей? И в чём тут секрет?
Нам не может никто, уже тысячи лет…


Стих 2:
⁣Не любил я тебя, не любил…

Я влюбился в тебя - молодым…
Не созревшим и глупым юнцом.
Ты в глаза напустила мне дым,
И меня - повязала кольцом.

Ты постарше была, похитрей...
Одурманила мозг молодой…
Притворяясь, слабей и добрей,
Приукрасила, образ, ты свой.

Я решил, что ты любишь меня…
Думал: “Будет наш брак золотым”
Оказалось: слова - трепотня,
А женитьба - разводом простым.

Ты, женила меня, на себе…
Из корысти - маскируя мотив…
Я влюблён был, и поверил тебе,
«Выпив яд твой», как аперитив.

Не люблю я тебя, не люблю…
Эта фраза звучит в голове!?
Много лет я впустую живу,
Пряча правду, как туз в рукаве.

Я страдаю, скрывая свой гнев,
Осознавая, что сам виноват…
Понял всё, от любви протрезвев.
Но, не вернёшь уже годы назад…

Не любил я тебя, не любил…
Да и ты не любила меня…
Сколько даром потрачено сил!?
Сколько время потеряно зря…



Стих 3: ⁣ ЦАРИЦА и МУЖИК...

Я знаю, первой ты не позвонишь,
ЦАРИЦЕ не по статусу терпимость.
Тем самым, МУЖИКА ты приструнишь,
Пусть он узнает «Непоколебимость»!
И он поймет: "С тобой шутить нельзя,
Приводят эти действия к «Игнору»!"
Пусть первым звонит, тихо лебезя…
Чистосердечно, словно прокурору.

И статус твой уже не изменить,
ЦАРИЦА никогда не скажет: «Каюсь»…
Лишь только, перед богом, может быть,
В монастыре, от мира отрекаясь.
Но, в этой жизни на кону престиж…
Как правило, я первым прогибаюсь.
И если ты – ЦАРИЦА, «Пошумишь»,
То я – МУЖИК, виновным назначаюсь.

Я знаю, первой ты не позвонишь,
Ну, просто потому что ты – ЦАРИЦА!!!
МУЖИК – виновен! Строго огласишь…
И не достаточно мне просто извиниться.
Я должен что-то сделать для тебя,
Купить цветы и приклонить колено…
Тогда быть может, ты простишь меня,
И пожалеешь как «Олигофрена».

Ты любишь свой характер показать,
А я, по-твоему, всё терпеть обязан…
Все твои выходки я должен принимать!
Ведь я не царь, и Богом «Не помазан»…
Но тут я вдруг, услышал чей-то плач,
Потом, сквозь слёзы, возглас: Я ЦАРИЦАаааа…
А я – МУЖИК, сказал тихонько врач,
И это детка, просто ПСИХБОЛЬНИЦА))


Стих 4: ⁣­ ­«РУССКИЙ СОЛНЦЕПЁК»…
или «Один денёк войны».

"Ещё один мы прожили денёк…
И, слава Богу, я живым остался" -
Снимая каску, думал паренёк…
И сидя у печи, в колени вжался.

Накрыв руками, голову свою,
Мечтая улететь, к своим любимым…
Молился Богу, чтоб в будущем бою,
Он для врагов, вновь был неуязвимым.

И обращаясь мысленно, к Святым,
Взывал: "Спасите наши души"…
Ведь переполнены они пережитым,
У всех: кто в небе, в море и на суше.
.................................................................

Ещё один мы прожили денёк…
Мечтал парниша: "Ближе к миру стали.
Он, по-любому, где-то недалёк...
Все от войны, давно уже устали.

И никому здесь не нужна война…
По крайней мере, не нужна солдатам.
Ведь вся эта «Кровавая цена»,
Приводит нас, к недобрым результатам".

Никто не знает, что ждёт впереди,
Тут предсказать судьбу – невероятно…
Но все медали, на твоей груди,
Не стоят тех, кто сгинул безвозвратно.
................................................................

"Ещё один мы прожили денёк" -
Подумал парень, утром просыпаясь …
Но, получив приказ «Под козырёк»,
Он побежал к машинам, спотыкаясь.

На фронте, наш солдат, один из тех,
Кто помогает танковым бригадам…
Его начальник - ротный Зампотех,
Отдал приказ : "На склад к снарядам"…

А там уже – готов боекомплект…
Заряжен ТОС, и ТМЗ загружен…
Солярка, масло, «Полный ремкомплект»…
Сегодня бой и будет враг – конфужен…
..................................................................

Какой сегодня солнечный денёк…
Подумал кто-то там, во вражеском окопе…
И было парню, даже невдомёк,
Что через миг, он будет в «СОЛНЦЕПЁКЕ»…

P.S. Я, автор - против любых войн! Я – за МИР!! Но, если тебя обижают - защищайся!!!

⁣
- Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом.

Старик стоял посреди тёмного, густого леса перед убогим
деревянным домиком на высоких сваях. Деревья вокруг были странными – наполовину
живыми, наполовину мёртвыми. Сухие ветки соседствовали с молодой порослью.
Никаких звуков жизни. Только ветер завывал где-то высоко над верхушками
деревьев.

- Лезь в окно, - послышался скрипучий голос из дома.

- Как? – спросил старик.

Из окна вывалилась веревочная лестница, и развернулась
аккурат до земли. Следом высунулась старуха. Всклокоченные седые волосы и
крючковатый нос показались старику знакомыми. Впрочем, все старые люди чем-то
друг на друга похожи.

- Быстро лезь, пока держу.

- Дак.. не шешнадцать мне уже, - начал было старик, но
старуха резко скомандовала:

- Быстро.

Старик, кряхтя и постанывая, закинул ногу на первую
перекладину и подтянулся. Как только обе ноги оказались на лестнице, она взмыла
вверх, и старик влетел в окно, приземлившись на грязные деревянные половицы.

- Ну, ты и придумала, мать, - поднимаясь с пола и
отряхиваясь, сказал старик, - почему в дверь не пустила?

- Нет у меня для тебя дверей, да и как крутиться к лесу
задом, коли тут кругом лес, - сказала старуха, - ну, с чем пожаловал?

- Сам не знаю, может это, - старик оглядел тесную, тёмную
комнатёнку, - накорми, напои, в баньке попарь, а потом и ответ держать вели?

Старуха усмехнулась:

- Может тебе ещё клубочек путеводный дать? Сказок начитался?

- Сам не понимаю, почему говорю всё это, - пожал плечами
старик.

- Ясно. Ты куда шёл?

- Не знаю. Устал я сильно, лёг отдохнуть, потом глаза открыл…
и вот я здесь.

- Новопреставленный, значит,- старуха зачерпнула кружкой воды
из бочки, - застрявший, значит.

- Чего ты там шепчешь?

- Чиво хочешь, спрашиваю?!

- Да ничего не хочу, попить бы.

- А это можно, - старуха протянула кружку с водой.

Старик начал было пить, но тут же закашлялся:

- Тухлая.

- Дак и ты не свежачок, - хрипло засмеялась старуха.

- Ну, это ты зря, я ещё о-го-го!

- Ага, был вчерась…

- Почему вчерась? А сегодня?

- А сёдня для тебя больше нету. Теперь тебе всё едино.

- Как это?

- Так это. В безвременье ты. Ни там, ни сям.

- Помер, что ли?

- Дошло - доехало.

- Так мы это… теперь с тобой будем жить?

- Ага, чичас! Нужен ты мне тут. Провожу тебя, раз пришёл.
Садись.

Старуха указала старику на табурет, а сама полезла на печь.

- Куда же ты? Сказала, что проводишь…

- Дак и провожу. Не видишь, чо ли, в путь собираюсь. Чичас,
улягусь поудобнее, будешь рассказывать мне всё как на духу, пока не найдём,
чиво тя не пускает.

Избушка начала слегка покачиваться, и старик погрузился в
полудрёму.

- Чудно всё это, как-то. Может я не помер, а сплю?

- Ага, вечным сном. Думай, чиво у тебя дома осталось. Или
хто.

- Да не, не мог я помереть. У меня же Нюрка не доенная…

- Ничо. Соседи подоют. Дальше думай.

- Ах, ты ж! Я соседу сто рублей должен!

- Ничо, молоком возьмёт, да и Нюрку прихватит. Дальше давай.

Старик почесал затылок и пожал плечами:

- Чёрт его знает.

- Да не, не знает он,- сказала старуха.

- Не знаю я, - пискнул голос сверху.

- Что такое! – старик подскочил с табурета и задрал голову.
Из-под потолка сквозь паутину на него
смотрели два красных глаза, - что это за нетопырь?

- Чёрт мой. Не отвлекайся, дальше думай.

Старик сел на табурет и снова закачался в такт избушке.

- А чего это у тебя чёрт живет? Ты, поди, ведьма?

- Ой, балбес, прости Хосподи! Ты же сам избушку разворачивал,
да баньку просил.

- Ну…

- Ну! Соображай.

- Так ты эта, что ли?

- Эта, эта.

- Так значит, душа моя грешная не обрела света?

- Душа твоя пока ничо не обрела. Поэтому ты здесь. Думай, чо
тебя держит, иначе не выберешься, туточки со мной останешься, - старуха снова
засмеялась, скрипя, хрипя и покашливая.

- Я же дело одно не завершил, - вдруг вспомнил старик, - мне
домой надо,

- Какое дело?

- Я, - старик наморщил лоб, - не помню.

- Скрулёз?

- Что?

- Памятью страдал? Провалы были?

- Да чёрт его знает…

- Да не знает он, не беспокой его зря.

- Ох, ты ж, Господи прости, - старик покосился на потолок,
- как сложно тут у вас…

- Ежели не вспомнишь, чо с тобой приключилось, да чо за дело
у тебя, придётся в печь сажать.

- Зачем в печь? – старик опять вскочил с табурета.

- Да сядь ты, неугомонный.

Он послушно сел и снова стал раскачиваться в такт избушки.

- Я сейчас вспомню, вспомню… Так. Где я был в последний
раз?

Он прикрыл глаза и забормотал:

- Живот скрутило, замутило меня сильно, сердце прихватило,
голова закружилась… я прилёг.

- Куда прилёг?

- А куда я прилёг? Так, так… Синий плед с бахромой… Ходики –
тик-так… И запах –м-м-м...

- Какой запах?

- Вишнёвым пирогом пахнет. Ох, какой в этом году урожай вишни
был!

С печи послышался лёгкий храп. Под потолком красные глазки
превратились в еле заметные щёлочки. Где-то за спиной старика послышалось
мурлыкание.

- Я весной деревья подкармливал. За селитрой к соседке ходил.
К Катерине. Эх, Катерина, Катерина, у тебя мягка перина… И пахнет вкусно у
Катеньки, и сама хороша, чертовка!

Глаза под потолком открылись и вспыхнули красным. Но старик
этого не заметил и продолжил бубнить:

- А я тоже хорош, я ещё о-го-го!

Он сжал кулак и потряс рукой.

- Пирог с вишней у Катерины отменный. Таких пирогов давно не
едал. Как покойница жена ещё жива была, так она стряпала, а потом…

Глаза под потолком снова сузились до маленьких щёлок, а храп
с печи усилился.

- А почему бы нам с тобой, Катерина, не сойтись - говорю я ей.
А она улыбается, воротничок кружевной поправляет, да пирог мне протягивает.

Старик блаженно улыбнулся и замолчал.

- Дальше, - приказал голос с печи.

Встрепенувшись, старик вновь погрузился в воспоминания:

- Пирог ем, да как-то нехорошо мне становится, с каждым
кусочком хуже и хуже. А отказаться неудобно, не хочу женщину обижать… А
Катерина улыбается, и сама пирог кусает. Вот совсем мне поплохело… Ах, ты ж!
Кровать стоит пледом застлана, бахромка свисает чуть не до пола… Дай, прилягу
я…Катя вскочила, запричитала, за водой выскочила… Вспомнил, бабка! – Подпрыгнул
на табурете старик. - Не могу я умереть, меня женщина ждёт, жениться я хочу!
Эй! Просыпайся, говорю. Домой меня отправляй.

На печке послышалось шуршание. Изба перестала качаться, и
старуха слезла вниз.

- Ишь какой! Домой ему надо. Жаниться он хочет! Чёрт тебя
дёрнул пирог энтот есть.

- Да не я это, - пискнул голос сверху.

- Знаю, что не ты. Это он сам дурак. Жани-их…

- Так не отправишь домой? Катя ждёт меня…

- Чичас Катька твоя бестолковая сама сюда притопает, дурик.

В этот момент снаружи послышался женский голос:

- Избушка, избушка… Встань ко мне передом.

Изба заскрипела, завертелась и распахнула дверь. На пороге
появилась крепкая женщина с крашенными
рыжими волосами и в синем платье с белым воротничком.

- Катя! – Воскликнул старик, - ты нашла меня!

- Ох, кулёма, - сказала старуха, - чиво ж ты заместо соли
селитру в пирог сыпанула?

Женщина хлопала глазами и озиралась.

- Ладно, горемыки беспамятные, совет да любовь вам. Беритесь
за руки. Эх, давно ли я сама молодушкой была…

С этими словами старуха подула на влюблённых и хлопнула в
ладоши. В тот же миг пара исчезла.

А сама старуха превратилась в молодую красавицу. И дом её
преобразился: стал чистым, светлым, просторным. Запахло свежей хвоей и апельсинами.
На месте печи появился камин, в котором трещали дрова. Перед ним два ротанговых
кресла.

- Вина? – протянул бокал бывшей старухе статный черноволосый
красавец с красными глазами.

- Пожалуй, - она взяла бокал и села перед камином.

Крупный чёрный кот
вальяжно подошёл, и запрыгнул хозяйке на колени.

Отхлебнув, она задумчиво произнесла:

- Потрескиванье дров в камине, и песня ветра за окном…

- Судьба возлюбленных отныне вершится не земным судом, -
подхватил красавец, подбрасывая в камин полено, и садясь рядом с подругой.

- Как думаешь, куда они теперь?

- А Бог их знает! Нас это не касается.

- А ты случайно не знаешь, что меня здесь держит? Почему я не
могу, как все эти приходящие, отправиться в неизведанное путешествие по мирам?

- Работа, дорогая моя. Кто-то же должен вытаскивать этих
застрявших, - красавец бесшумно встал и, зайдя за кресло подруги, положил руки
ей на голову.

- Работа, работа, - пробормотала она, закрывая глаза, -
перейди на Федота… С Федота на Якова…

Пальцы мягко сжали её голову.

Безмятежное
посапывание и мягкое мурлыканье удовлетворили красноглазого красавца.

- С Якова на всякого, - закончил он фразу и вышел вон.

Византийский крест

В глуши лесов, в полей просторах,
И в городах, и в деревнях,
Везде видны в главах соборов, Церквей, в святых монастырях
Кресты далёкой Византии,
Что при Владимире пришли
На землю русскую. И с ними
Мы Русь святую сберегли.

С крестом наш человек рождался,
С крестом венчался, умирал,
С крестом от ворога спасался,
С крестом Россию поднимал.
С крестом бескрайнею Сибирью
Держава наша приросла.
И крест Поклонный на Чукотке --
Всё это наших рук дела.

С крестом в полуденные страны
Коканд, Хорезм и Бухару
Пришли мы, уважая веру и почитая старину.
Их древних стен и древних храмов
Нас восхитила красота.
Они влились в семью России,
Защиту получив и силу
У Византийского креста.

Казак, простой мужик российский,
Крестьянин, муж, отец и сын,
С крестом в душе, с любовью в сердце
России-матушке служил.
Всё, что прибавилось к России,
Всё, что она в себя взяла,
Его заслуга и усердье
И ратных подвигов дела.

Казак наш вдалеке от дома
Служил за совесть, не за страх,
Оберегал страны границы
На отдалённых рубежах.
Стремился быт свой обустроить,
Заставы и станицы строил,
Как дома делал, на года
И вырастали города.

Но чтоб назойливый читатель
Не смел сравнить бы казака
С конкистадором, крестоносцем,
Миссионером от креста,
Мы вспомним, что случиллсь с теми,
Кого приветили они :
Работорговля, мор и голод,
Изгнание с родной земли.

Со всех стяжая континентов
И богатея на крови,
Они везди к себе в Европу
Богатства всех концрв земли.
Всё, что могли себе присвоить
Обманом, подкупом, мечом.
Души людей порабощали,
Святым орудуя крестои.

Пройдя сквозь череду столетий,
Ни в чём себя не измнеив,
Они уже в ХХ веке
Планету как-то поделив,
Решили взяться за Европу,
И пламя I Мировой вдруг вспыхнуло,
И крестоносцы
Народы слали на убой.

Железные жуки с крестами,
Сверкая крупповской бронёй,
Из пушек изрыгая пламя,
По Украине и России
Ползли вперёд к передовой.
Но Мировая, став Гражданской,
Война закончилась. И вот
Страны Советов пролетарий
Крестьянству руку подаёт.

В союзе средств их производства
Родилась новая страна.
Не всем пришлась она по вкусу,
Не всем понравилась она.
В тиши далёких кобинетов
Где лучу солнца не бывать,
Стали рождаться мысли как бы
Страну такую растоптать.

За мыслью появилось слово,
За словом фраза "Дранг нах ост".
И вот уж крестоносец новый
Пример Европе подаёт :
Речи о жизненном пространстве,
О превосходстве высших рас...
И вот опять жуки с крестами
Полезли "клиньями" на нас.

Мы знаем этот "клин" тевтонский
Ещё из глубины веков,
Когда крестовые походы
Вблизи балтийских берегов
Руси грозили разореньем.
Но мы не дрогнули тогда,
Не дрогнуои в ХХ веке,
Когда в наш дом пришла аойна.

В боях за Минск, Смоленск и Киев
Мы потеряли много сил
И, стиснув зубы, отступали :
Знали -- вернёмся, отомстим.
Заводы отступали тоже
В Сибирь, за Волгу, на Урал.
И было им совсем непросто,
Тем, кто оружие коаал.

Мы кровью харкали в снегу
И под Москвой, и в Сталинграде,
Мы повернули вспять войну
Ценой немыслимых потерь,
Мы научились воевать,
Не рассуждая о награде,
Мы научились побеждать,
Видя в врагах простых людей.

Когда закончили войну,
Прощали многое и многим
И помогали часто тем,
Кто нас об этом не просил.
И даже много лет спустя,
Просили милости у Бога,
Чтоб весточку прислал о тех,
Кого никто не хоронил.

Но дух войны, загнанный в угол,
Не собирался отступать.
В тиши далёких кабинетов
Он ждал, когда придёт опять
Его пора и будет можно
На божий показаться свет
И крестоносцы снова будут
И угнетать, и богатеть.

Мы жили, строили, учились,
Детей растили. Он всё ждал.
Ну как же это так случилось,
Что час его всё же настал?
Теперь не время разбираться
Кто прав был, а ето виноват.
Война у нашего порога.
Пора пришла нам бить в набат.

Набат в России раздавался
Ещё с батыевских времён.
Мы много чужеземцев били
Под этот колокольный звон.
Уж сколько раз со счёта сбились...
Кого же всё ж "учили" мы?
Не говорю : политкооректность,
А то бы было полземли.

Но крестоносцы не желают
Урок истории учить,
Между монголов и татар
Хохлов решили разместить.
И поучиться на ошибках
Им тоже как-то невдомек.
Жизнь всё по-своему расставит
И им преподнесет урок.

Но это завтра, а сегодня
Опять железные жуки
Терзают землю Украины,
Чужие топчат сапоги.
И злые звери "Леопарды"
Как 80 лет назад
Стальными лязгают клыками
И как тогда они горят!

А их собратья, что Ираку
"Бурю в пустыне" принесли,
Разделят участь "Леопардов",
Хоть и на вид они грозны.
Не тот силен и крепок духом
У кого толще лист брони,
А тот, кто знает : за спиною
Семья и пядь родной земли.

Кто знает как боролись деды
За новый справедливый мир
И как досталась нам Победа,
Что за ценой не постоим,
Как поднимали мы Россию
Из мрачной глубины веков
И как разбили крестоносцев
На льду у чудских берегов.

Спираль истории крутится,
Нам новый подставляя бок,
Чтоб все могли мы убедиться :
Всё было, есть и повторится
Не один раз. И все пройдёт.
Россию много раз пытались
И обобрать, и обглодпть,
Но ничего не получилось,
Смогли лишь зубы обломать.

Не понимают крестоносцы,
Да и понять им не дано :
Россия как утес над морем,
Но не подмыть волнам его.
И ни в затишье и ни в бурю
Не источить волнам гранит.
Утес стоял и стоять будет!
Нас византийский крест хранит.

Мезин В. И.
Санкт-Петербург
12.05.2023 -- 24.06.2023
"Византийский крест"

⁣На фоне распятий,
Без слёз и проклятий,
Чтоб не прогневить сон ночной тишины,
Во вдовьей кровати,
С подушкой в объятьях
Ждёт мальчика мама с нежданной войны.
.
Роптать не под силу —
Сама ведь растила
Опору, защитника и мужика.
Ведь не удержала,
Когда забежал он
Проститься за час до отправки полка.
.
Чтить слово и дело,
Жить честно и смело —
Усвоил сын «курс молодого бойца».
Теперь, как морзянка,
«Прощанье славянки»
В душе камертоном звучит без конца.
.
До одури страшно:
Вдруг там — рукопашный
И над блиндажами кружит вороньё?!
Вдруг коптер проклятый
Закинет гранату —
И сын не успеет отбросить её?!
.
Вдруг через минуту
Морпех-санинструктор,
В Бахмут добровольцем удравший на днях,
Спасённых братишек
(Таких же мальчишек!)
Собой заслонит на горючих камнях?!..
.
Но нужно держаться,
Судьбе улыбаться:
Причёска, дресс-код, макияж, маникюр.
При видео-встрече
Пусть сын не заметит,
Что сердце срывается в дикий аллюр.
.
День тянется годом
В поход за походом
С работы — домой, без иного пути.
Одна лишь отрада:
С товарками рядом
Защитные сетки для фронта плести.
.
Пусть давятся тати
Несломленной статью
И нимбом невидимым над головой:
Вечерние зори
Крестя на подворье,
Ждёт мама солдата с последней из войн.
08.04.2023

⁣1.
Кружит метель в деревеньке заброшенной.
Печь затопила старушка с утра.
Кот на лежанке. Дрова разгораются.
Милка-корова мычит со двора.
К поду протянуты пальцы корявые...
Котик-мурлыка к хозяйке пришёл.

Господи, родненький!
Господи, миленький!
Как на земле Твоей
Жить хорошо!
2.
Пальцы сведёные в землю впиваются...
Косы растрёпаны, криком кричит...
В поле рожает (до дому не справиться)
Русская баба в сентябрьской ночи.
Вот он и вскрикнул! Кровиночка-сыночка...
Сын человечий на землю пришёл!

Господи, родненький!
Господи, миленький!
Как на земле Твоей
Жить хорошо!
3.
Старый солдат прикрывал отступающих
Наших безусых ребят-пацанов.
Пули свистели, одна разозлилася,
Пчёлкой ужалила, брызнула кровь.
Русский солдат умирал под берёзою.
Жизнь промелькнула, как поезд прошёл.

Господи, родненький!
Господи, миленький!
Как на земле Твоей
Жить хорошо!
4.
Звон колокольный плывёт над Россиею.
Белые Храмы пред Небом стоят.
"Русские правые, русские выстоят!" -
С древних погостов Кресты говорят.
Мы побеждаем Христом и Молитвою
Тех, кто сгубить наши души пришёл.

Господи, родненький!
Господи, миленький!
Как на земле Твоей
Жить хорошо!

Я не была на той войне,
Я не лежала в том окопе.
Мать не рыдала обо мне,
Прочтя конверт на обороте.
Не мой солдатский котелок
Шальною пулей был пробитый.
В землянке плакала не я,
Когда мой друг лежал убитый.
Не посылала я на смерть
Юнцов, что жизни не видали.
И не хотела умереть,
Когда меня на части рвали.
Не я таскала под огнём
Снаряды к той отцовской пушке.
И оборону круг неё не я вела
На той опушке.
Не я под вражеским огнём
Вгрызалась в каменную стену.
Не я держала Сталинград
И разминировала Вену.
Не хоронила я друзей,
Сражённых вражескою пулей.
Я не познала тех смертей…
Я не прожглась солдатской долей.
Не я детей своих врагов
Кормила кашей полевою.
И в поле жаворонок пел не мне,
Лежащей не живою.
Я не была на той войне.
Голодной смерти не видала.
И, окрылённая весной,
Салют Победы не встречала.
Но с детства снится мне война.
И я бегу, кричу, стреляю.
Какая страшная она!
В который раз я умираю…
Но, поднимаюсь, и кричу:
«Ура! Россия не сдаётся!»
И я в бессмертие лечу!
И МНЕ Победа достаётся!

⁣
ВладимирЛидский



КЛЕЩИ



… и когда онсказал, прижав к груди коробку из-под ландрина, — это моё! и злобносверкнул воспалёнными глазами, — начальник режима нерешительно отступил, — этобыл такой маленький, едва заметный шажок назад, которого на открытом пространственикто бы и не заметил, но здесь, в тесноте зачумленной мастерской, этот шажокказался капитуляцией, — плотник стоял, тараща глаза и скаля зубы, а начальник,хотя и отступил, но в те же мгновения и собрался: вытащив пистолет, он выставилвперёд руку, но не стал стрелять, а замахнулся и ударил Мансурова что было силрукояткою пистолета, и тогда Сагайдак, сидевший на верстаке поодаль, понял, чтоплотнику не устоять, как удавалось ему это прежде, когда он был незаменимым и внекотором даже роде неприкосновенным человеком, про которого говорили: о,плотник Мансуров, это мастер! — он, действительно, был удивительным мастером,который от аза до ижицы не только плотницкую работу знал, но и столярную, ивообще был редкого племени умельцем, способным легко починить любой механизм,начиная от древнего брегета позапрошлого века и кончая двигателем внутреннегосгорания, а то и каким-нибудь даже паровым насосом; плотник Мансуров былнезаменимым человеком в Усть-Лаге, и всё окрестное начальство домогалось еговнимания, потому что лишь он во всей округе мог делать изумительные стулья,кресла, кровати и шкафы в стиле чиппендейл, — это был мастер высочайшегополёта, достойный, может быть, даже и дворцовых интерьеров; его мебельныегарнитуры стояли в квартирах полковников и генералов, а сидел он как социальноблизкий, получив в тридцать первом свой червонец за убийство брата, которыйизнасиловал его жену; этот мастер был странный тип со странными привычками, — хотябы потому, что никто и никогда не видел его спящим, — это был вечнободрствующий человек; начальство разрешало ему жить при мастерской, благодарячему он мог избегать множества неудобств общего барака; лет ему было по мнениюСагайдака пятьдесят с хвостом и ещё в конце того века, на смену которому пришёлвек революционный, он учился в знаменитых краснодеревных мастерских купцаБуторина, поставлявшего мебель в салоны и загородные особняки столичной знати; поступивк Буторину в 1887-ом в девятилетнем возрасте, он покинул свою начальную школу вканун нового тысячелетия, и купец едва со скрипом отпустил его, потому что подобногомаэстро даже при молодых его годах в ближайших окрестностях было затруднительносыскать; до семнадцатого года Мансуров подвизался на самых престижныхстроительных площадках, — плотницкая работа его украшала особняки, церкви и общественные здания, а столярная— фешенебельные гостиные первых богачей; на деньги, которые ему платили, можнобыло купить торговый пароход да ещё баржу́ в придачу, но он злато не копил, жертвуягонорары в столичную епархию, словно бы пытаясь замолить какие-то свои, никомуне известные грехи; так он дотелепался до октябрьского бунта, не наживимущества и оставшись номинально пролетариатом, что спасло его в самые первыеокаянные годы, когда малейшая собственность могла послужить основанием дляприговора; поступив в восемнадцатом году на Тульский оружейный, он стал клепатьтам снарядные ящики, ибо не нашлось ему по неизвестной причине более достойногоприменения, а в начале НЭПа открыл на паях с братом, вызванным изЛыткарино, маленькуюремонтно-механическую мастерскую и как раз женился, взяв в жёны тихую опрятнуюдевушку-тулячку, — моложе себя лет на двадцать, — которую очень любил, — так,как может любить недавнего ребёнка, едва превратившегося в женщину-подростка,здоровенный сорокалетний мужик, многое уже повидавший на своём веку… итак, онне спал, и сам не помнил, когда это началось, может, после трагедии с женой, аможет, и раньше, в глухой темноте его юности, когда случилось ему свершитьнечто такое, от чего совестливые люди со временем влезают в петлю; если бы онспал, то дня не хватало бы ему на исполнение многочисленных заказов, которыхбыло столько, что хватило б, наверное, на целый плотницко-столярный цех, — онуже просил помощников, но начальство, всегда имевшее свои резоны, не шло емунавстречу, а только повышало голос всякий раз, твердя своё привычное давай-давай;всё-таки со временем он добился подмастерьев и взял самых доходяг, уже поплывшихи превращавшихся в фитилей на изнурительных общих работах, — двухконтриков, врагов народа, посаженных подозрительным государством за язык,— бывшего инженера Сагайдака, работавшего до посадки на заводе АМО, и бывшеготеатрального бутафора Чемерисова, который, будучи сыном одного очень известногокоминтерновского деятеля, несколько лет прожил в Берлине; вот Мансуров их и спас,вытащив в свою мастерскую, потому что в ином случае жизни им оставалось на парумесяцев, да и то навряд ли…и скоро узнали Сагайдак с Чемерисовым, что у ихблагодетеля есть ещё работа: каждый божий день Мансуров забирал трупы умерших вбараках заключённых, укладывал их в самодельные салазки, широкие и длинные — поросту человека — и увозил на сопку за лагерной колючкой, где складывал аккуратнымиштабелями — до весны, вступавшей в свои права только к началу зыбкого июня; потеплу всё, что оставалось от обглоданных зверьми зэка, обливали керосином исжигали, потому что в мерзлоте, даже и в июне, не больно-то станешь хоронить;прежде чем отправить мертвеца на сопку, Мансуров привозил его в сенцымастерской, где хранилась у него заложенная на сушку древесина, и Сагайдакнаблюдал иногда за действиями шефа: зайдя в мастерскую, Мансуров брал с полочкинад верстаком плотницкие клещи, клал их в большой нагрудный карман своегогремящего кожаного фартука и возвращался в сенцы; через минут десять-пятнадцатьон клал клещи на место и, выдворив наружу салазки, отправлялся с ними надальнюю сопку; как-то раз оставил он клещи в стружках верстака, и Сагайдак,подойдя ближе, содрогнулся: клещи были изгрязнены кровью… боже, подумал инженер,я знал, что мы в аду; показав клещи Чемерисову, он попытался объяснитьнапарнику свои догадки, но Чемерисов только в ужасе махал руками; этот бутафор,проведя в лагерях целых восемь лет, совсем не понимал страшной действительностии всё продолжал жить в каком-то своём,бутафорском мире, — его придуманный мир предполагал преувеличенные театральныечувства, вскрики, восклицания и манерные возгласы, — по сути Чемерисов был тихимсумасшедшим, в голове которого всё смешалось, как в доме Облонских, — мирлагеря казался ему синематографом Мурнау или Ланга, с настойчивой дотошностью воплощённым на одной шестой части суши неким извращённым,но весьма логичным персонажем, и бедный бутафор совсем запутался, давно уж непонимая, где театр, где кино, где жизнь? — поэтому окровавленные клещипредставились ему деталью из «Кабинета доктора Калигари», и он подивилсямастерству коллеги, сотворившего такое реалистическое чудо; он его, впрочем,скоро и забыл, полностью сосредоточившись на варке источавшего тошнотворнуювонь столярного клея — для нужд своего покровителя; только Сагайдак каждый разс ужасом смотрел на доставаемые временами клещи и всё думал: сатана! — однакодень шёл за днём, а ничего сверхъестественного не происходило, — изумительнаямебель исправно доставлялась начальству, и скоро весь край полярной каторги былсловно филиал музея искусства эпохи рококо: чудесные стулья в рокайлевых формах,пышно украшенные резьбою буфеты, двуспальные семейные ложа причудливыхочертаний и испещрённые готическими орнаментами деловые бюро, которыеначальники лагерей и главков любили ставить в служебные кабинеты, — всё это зыбкоесчастье украшало жизнь и быт подлых временщиков, узурпировавших право нароскошь, дававшую им иллюзию собственной значимости, высокого положения ивечной власти, а мастер Мансуров всё понимал лучше иных, справедливо полагая,что нет пределов человеческой мерзости, только судил он не начальников,маленьких да больших, а… себя, и уж себя-то он знал от и до, относительно своейдуши даже не сомневаясь, — он знал, что гореть ему в аду и уже готовился излагерного рая перейти как раз туда; однажды, занося на место клещи, онмашинально положил на плоскость верстака жестяную коробочку из-под ландрина,где и позабыл её, и вышел, намереваясь отвезти ожидающего в сенцах жмурикана сопку, — Чемерисов с Сагайдаком тем временем, ожидая увидеть в коробкеледенцы, являвшиеся, по их мнению, знаком внимания какого-то начальства, сняликрышку и в ужасе отпрянули: коробка, изрыгнув запах мертвечины, открыла ихвзорам мятые золотые коронки, тускло блестевшие под сорокаваттной лампой…вернувшийся через некоторое время Мансуров как ни в чём не бывало взял сверстака забытую коробку, положил в карман и молча принялся за работу;Сагайдака, однако, эта коробка так обеспокоила, что он не нашёл ничего лучше,как искать уединения с начальством, и нашёл, — до высшего руководства он,правда, не добрался, но с начальником режима говорил, и через пару дней тот ужестоял в мастерской перед Мансуровым, требуя вернуть государству незаконноприсвоенное столяром имущество, но Мансуров, яростно посверкивая воспалённымиглазами и скаля испорченные зубы, всё говорил и говорил: это моё, это моё!и не хотел отдавать, — тогда начальник режима ударил его по голове рукояткоюпистолета и в кровь разбил покрытую серой плесенью плешь дерзкого зэка́, —Мансуров при этом упал и выронил коробочку из-под ландрина, — ударившись о пол,она раскрылась и кукурузные зёрна коронок разбежались по мастерской, — начальник режима быстронагнулся и стал, судорожно двигаясь, собирать их, — выходя, он обернулся вдверях, пристально посмотрел на Сагайдака и бросил в его сторону кусочекжёлтого металла, — коронка ударила инженера в грудь, и ему показалось, что этоне золото, а свинец!.. годы спустя, даже и в глубокой старости, вспоминалСагайдак эту несмертельную пулю, убившую его ещё до смерти и всёмучился, не умея избыть свою тоску… а Мансурова на следующее утро после утратыкоробочки нашли мёртвым на лесопильне, — его тело было смято в лесопильной раме,и мастера едва опознали; начальник лагеря страшно матерился и, размахивая пистолетом,грозил вертухаям всеми возможными карами, в том числе извращённым соитием;вечером он вошёл в запой, избил жену, и продолжал пить ещё неделю, — до тех самыхпор, пока не впал в самое настоящее беспамятство, и ему никак уже нельзя былосообщить, что третьего дня получена телефонограмма, требующая его немедленногопоявления в Главке…

⁣Записки сельского фельдшера

Николай работал фельдшером в селе Худынское. Фельдшер на селе – это не терапевт в городе. Здесь решение нужно принимать самому, быстро и не имея права на ошибку. Советоваться не с кем, ждать помощи не от кого. А жизнь преподносила новые и новые сюрпризы. Николаю уже приходилось не только принимать роды, но и удалять зубы, вправлять вывихи и мозги, останавливать кровотечения и накладывать шины. Много в его практике накопилось и курьёзных случаев. Вот несколько из них.
В тот день все ждали автолавку.
Автолавка приезжала в Худынское два раза в неделю. Бабы загодя собирались у клуба. Николай, заполняя журнал приёма, через плечо поглядывал в окно.
В дверь осторожно постучали.
- Да, да, заходите!
В проёме показалась голова тётки Устиньи, известной травницы и, по общему мнению, бабы странной и непонятной. И всё потому, что высказывалась она всегда неожиданно и двусмысленно. А ещё часто замолкала во время разговора, словно к чему-то прислушивалась. Так что собеседник её не мог понять, что с нею происходит. То ли ушла в себя, то ли говорить не хочет.
Однажды Николай застал Устинью с этюдником. Это удивило и заинтересовало его. Чтобы деревенская баба вместо прополки грядок ходила на пленер, такого он ещё не видел. А Устинья, чуть скосив глаза в его сторону, как бы продолжая разговор, бросила:
- А кто вам сказал, что я деревенская…
И вновь погрузилась в своё занятие. Смущённый Николай постоял несколько минут (Устинья не обращала более на него внимания) и пошёл по своим делам.
Так вот эта самая странная Устинья стояла у его кабинета и бледная торопливо, путаясь в словах и поминутно прикладывая пальцы к вискам повторяла:
- Люсенька ножку сломала. Уж как мучается, как страдает. Не ест, не пьёт. И молчит, всё молчит. Только всё в глаза глядит. Не приведи Бог что… Как я без неё, без моей Люсенька.
Николай прискочил со стула:
- Да вы что, с ума сошли!? Когда сломала?
- Вчера.
- Нужно срочно обезболить и гипс наложить. Идёмте к ней скорее.
- Да не нужно к ней. Я её сама к вам принесла. Помогите, рада Бога.
И Устинья протянула Николаю корзинку, из которой торчала утиная голова.
-Что это?
- Люсенька.
- Вы что издеваетесь?
- Нисколько. Люсенька вчера ножку сломала. Ходить не может, мучается, не ест, не пьёт.
- Устинья Петровна, ну сварите суп с уткой или картошки натушите.
- Это вы издеваетесь! Люсенька со мной, как член семьи. Она умная, всё понимает. Я с нею и разговариваю и советуюсь. Нет, у вас каменное сердце. А мне сказали, что вы – человек с душой!
Николай посмотрел на утку, и ему действительно показалось, что она всё понимает и со смирением смотрит ему в глаза.
- Хорошо, идёмте в процедурную.
Николай осторожно осмотрел Люсеньку, наложил ей гипс и ввёл антибиотик…
Счастью Устиньи не было конца:
- Я верила в вас. У вас лёгкая рука.
Через месяц Люсенька поправилась. А Устинья Петровна подарила Николаю свою первую картину маслом «Вечер в деревне».
А однажды Норку Рогушенскую покусал старый кобель Васьки-Брехуна. Какой хозяин, такой и пёс. У пса этого была странная кличка – Хаммаршельд. Главное, что и выговорить то не знаешь как, чуть язык не сломаешь. А Ваське нравилось красоваться перед дружками. Редкое имя вызывало недоумение у новичков, но Васька с умным видом заявлял, что так звали первого председателя ООН. Но соседи звали Васькиного кобеля Хаммер, хотя он нисколько не соответствовал этому имени: был худ, вял и к тому же на старости лет глуховат. Оживал Хаммер только если видел в руках у кого-то палку. Говорят, что его в молодости сильно побили. Вот и осталась душевная травма на всю жизнь. Так вот в прошлую среду к приезду автолавки (по иронии судьбы) Нюрка Рогушенская пришла с палкой, а вернее сказать с новой тростью, вырезанной из сучка старой яблони её многоуважаемым зятем Петром. На лавке у клуба уже сидело трое баб – Нюркиных товарок. Хаммер лежал у их ног, засунув нос в траву от назойливых мух. Нюрка была не прочь послушать деревенские новости и, намереваясь присесть на свободное место, не очень деликатно толкнула палкой старого кобеля. Вероятно, она не рассчитала свои действия, и пёс получил не слабый удар тростью по голове. От чего он взвизгнул, мгновенно вскочил и, спросонья вцепился Нюрке в руку, нанёсшую удар. А, когда Нюрка подняла истошный вопль, то Хаммер испугался ещёпуще и бросился наутёк вдоль улицы под защиту хозяина. Нюнка продолжала истошно вопить, привлекая на свою сторону свидетелей:
- Нет, люди добрые, вы видели? Чё делатся! Белым днём на честных людей собаки кидаются? Где участковый? Почему собака без намордника? Все видели?! Все видели!? Ой, ой, ой!!! Прокусил! Наскрозь прокусил! Кровушкой истеку! Люди добрые!
«Истекающую кровью» и вопящую Нюрку товарки тут же доставили в ФАП к Николаю. Николай обработал рану перекисью. Кровь тут же остановилась. Ранка была глубокая. Наложил повязку и строго спросил:
- Чья собака? Ваша? Собака привитая?
- Почто моя? Откуда моя? Хаммер Васькин бешеный. Чисто бешеный. Я его не трогала, хотела на лавку присесть. А он как бросится. У-у-у, зверюга! И прямо в рученьку.
- Бешеный говорите? Тогда придётся вам 40 уколов в живот делать. А то вы у нас всю деревню перекусаете и слюной забрызжете. А сейчас, извольте, укол от столбняка.
Нюрка как-то сразу стала заметно меньше и тише. А после укола совсем переменилась:
- Коленька, сынок, а может не нужно 40-то уколов? Да, вроде нормальный пёс-то. И не сильно он меня и прокусил. Честно сказать, это я сама виновата. Палкой его ткнула. Вот он и окрысился. Так что, Коленька, пойду я. Вон и автолавка подъехала.
Да, в деревне жить не скучно…
Как-то раз пришла на приём Марья Ивановна Крупина. Начала Марья, как опытный психолог, издалека:
- Николай Александрович, давно порывалась вас проведать, да гостинчик принести. Вот тут у меня и яички свойские, и творожок, и сметанка домашняя, и пирожок с капустой (давесь испекла). Уж как мы вас полюбили все, как ценим, уж сколь вы добра людям делаете. Особливо, если скотинка занеможет. Уж какие у вас руки золотые. Только на вас и надёжа, Николай Александрович, только на вас.
При этом Мария Ивановна глубокомысленно вздыхала и поглядывала на Николая заискивающе и виновато.
У Николая лопнуло терпение. Он поставил на лавку лукошко с приношением:
- Марья Ивановна, ну не тяни ты и не морочь мне голову. Говори, зачем пришла.
Вместо ответа Марья Ивановна залилась слезами. Немного успокоившись, она обратилась к Николаю:
- Николай Александрович, уж не взыщи. А кроме тебя мне идти не к кому. Выручай. Ветеринар не берётся. Говорит под нож и только. А как под нож? Мыслимо ли дело под нож? Ты же знаешь мою Розу. Она смолоду блудлива. Со всеми соседями меня перессорила. То к Петровым на капусту зайдёт, то к Силантьевым на картофельник. А давесь залезла в полисадник к Зинке Малышевой. Вымя-то целое, а сосок порвала об какую-то железку. Третий день в хлеву. Мычит, меня не подпускает. Вымя нагрубло. Выручай, Николай Александрович. Нет другой такой коровы в деревне… Молоко – чистые сливки.
Пришлось Николаю, подхватив свой экстренный чемоданчик, идти к Марье Ивановне.
Дело было плохо. Куда хуже, чем он предполагал. Рана уже загноилась. У коровы поднялась температура, начинался мастит.
Роза смотрела на хозяйку жалобно, мычала, просила о помощи.
- Рану нужно шить. Но корова ж не подпустит. Как обезболить? Край придётся срезать…
- Николай Александрович, родненький, обезболим, сейчас обезболим. У меня всё есть, я сейчас.
И Марья Ивановна умчалась в дом. Через пару минут она уже стояла перед Николаем с тремя бутылками крепкого домашнего самогона:
- Вот - обезболивающее. Самое надёжное, проверенное.
- А не лишку доза-то? Не помрёт?
- Нет, Николай Александрович, проверено.
- А как вводить?
- Да сейчас введём.
Марья Ивановна откупорила первую бутылку и протянула Розе. Та сначала понюхала, отвернулась, но потом, как бы нехотя, начала пить. Вторая бутылка пошла куда более споро. Так что Марье Ивановне уже не приходилось уговаривать Розу. За третьей бутылкой Роза уже потянулась сама. Пила с аппетитом и даже причмокивала. Николай дивился такому чуду, но в работу анестезиолога не вмешивался.
После трёх бутылок самогона Роза стояла не шелохнувшись. Николай обработал и срезал края раны, зашил сосок. И как бы сам себе сказал:
- Ну и что дальше? А как молоко спускать? Нужна трубка. Как стержень от авторучки. А почему как?
Николай приказал Марье Ивановне не оставлять корову одну, чтобы она после сильной анестезии не удумала лечь спать. А сам побежал домой. Дома он нашёл в письменном столе старый пустой стержень от авторучки, опустил его в банку со спиртом. Катетер был готов…
Аккуратно вставив устройство для отвода молока в сосок, Николай строго настрого приказал Марье Ивановне следить за больной, мерять температуру и по часам давать антибиотики.
К его собственному удивлению корова вскоре пошла на поправку. Стержень вынули. И Роза по-прежнему стала давать хозяйке прекрасное молоко – «чистые сливки».

⁣Наболевшее





Как, у
наших, у ворот

Застрелился
бегемот,


Мы живём в
противогазах,

Ходим через
чёрный ход

Вонь от
тушки так и прёт,

Ведь никто
не уберёт.

Позвонили
МЧСу,

Сука, трубку
не берёт…













Гоа. Утро первого января. Поздравительное





Вот и
наступило утро года…

Солнце,
будто нет забот иных,

Отмокает в
Арамбольских водах,

Щурясь
сквозь кристаллы Шульгиных.



Лепестки
увядшего салюта

Мусором
застряли в облаках

Флешкой
ЛСДешной, мутно, люто,

День
приходит, с тремором в руках.



Вылетаю из
гнезда кукушки,

И лечу на
кончике иглы,

Забираюсь в
лабиринт ракушки,

Бьюсь башкой
в овальные углы.



Счастья вам
и скорого леченья,

Лазарет под
именем Земля.

Обнуляем
летоисчисленье,

Не с Христа
отсчёт теперь… с нуля…













Антиалкогольное,
возрастное





Как любил я
бурное веселье,

Что присуще
юности шальной.

Все
проходит, только лишь похмелье

Остаётся
болью головной.



Силикон твой
вылез из-под блузки

И язык под
пирсингом болит,

А трусы
вдруг стали слишком узки,

Не вмещают подлый
целлюлит.



Почки что-то
вновь не поделили,

С печенью и
желчным пузырём,

Ощущенье,
что родишь дебила,

И изжога
душу жжёт огнём.



На плече
твоём унылая татушка

Сопли
распустила с бодуна,

Где ты
Эйсмарх, где же твоя кружка

С трубочкой…
для вывода говна…





СССР. Школьная диспансеризация (автобиографическое)







Медсестра с
нежным именем Алла

Нам сказала,
чтоб каждый собрал

В коробочек
немножечко кала

Срок
анализов, как бы, настал.



И мочу в
майонезную банку.

Кровь мы
утром и в школе возьмём.

Только чтобы
не жрать спозаранку-

Натощак мы
её соберём.



Притащили мы
всё это в школу.

Постарались
на славу друзья.

Тут-то я и
задумал крамолу,

Ведь без
шуток по жизни нельзя.



Попросил в
магазине коробку

От духов
нашей фирмы «Заря».

И купил
трёхлитровую банку-

Ведь нассали
мы столько не зря.



Слили в
банку, в коробку сложили,

Подписали:
10 «Б» класс.

И тихонечко
всё подложили

Медсестре,
озадачившей нас…







Охламонам
русского бомонда посвящается (образ собирательный)





Знают папино кино

Взрослые и детки.

«Дул» он, водку пил «в говно»,

Нюхал, жрал таблетки.



Был у папы креатив -

Сан он взял священный.

По утрам - аперитив,

К вечеру – блаженный.



Эх, отвязный весельчак,

ЖжОг чувак… фига се…

Ну, один в один - Собчак,

Только шлялся в рясе…



Вдруг измена штырит папу.

Мигом имидж изменил,

Стал носить пенсне и шляпу,

Массажисток пригласил.



Ряса стала до п…ды.

Взял в Израиль визу.

Видно сан попа-звезды

Папе остазвиздел.











НАКАНУНЕ



Почему ты не
спишь накануне?

Ссора ль
близится кровь горяча?

И глядит в
наплывающий иней

Сквозь слезу
догорая свеча.



Всё притихло
в предчувствии бури

Ты дрожишь
светлячок на столе

Зная то, что
грядущие тучи

И тебя
похоронят во мгле



И твою
безмятежность мерцанья

Остановит
крутая рука

А пока ты
гори в ожиданье

Может долго
продлится пока.




⁣⁣⁣

* * *
⁣О счастье молчать нужно было,
Раз счастье одно на двоих.
И время как будто застыло,
И каждый опять при своих.


И каждый стремится украдкой
Себя хоть чуть-чуть обелить.
…Всё снова становится шатким.
…Опять истончается нить.


И память о чёрном испуге
Рождает белёсую муть,
А нужно всего-то лишь руки
Друг другу опять протянуть.




АВГУСТ


Мы примеряли август под себя –
У зеркала вертелись как шальные.
И к небу даже звёздочку пришили,
Чуть примиряя август под себя.


Мы забывали о себе в февраль,
Где многоточие чернил и плакать
Так хочется, но разводить такую слякоть
Не хочется, пусть даже и в февраль.


Нет, пусть приходит беспробудный май,
Где каждый час лобзаньем обесцвечен.
Карандашом подчёркивая вечность,
Мы снова попадаем в дивный май.


Сентябрь опоясывает год,
Заносчивый, и вроде без усилья
Мы забываем то, что мы просили
У Господа. Стоим в мгновеньях под


Тем небом голубым… Прощанием в июле.





* * *
⁣И листья околели от дождя,
Окалина сквозь зелень проступила,
И осень снова получила силу,
Как будто ненароком и шутя.


Вгрызался дождь в темнеющий асфальт,
И листья красные, как бабочки, пылали,
Освободясь, с деревьев отлетали
И расстилали на асфальте шаль.


И ветер, тих и оттого прекрасен,
Чуть мёртвую листву перебирал.
И плыл закат, он как чего-то ждал
От осени, в её медовом часе.


…Дождь зарядил, и листья словно с неба
Посыпались – красивая беда.
И лето провалилось в никуда,
И проявилась осени победа.

⁣Первого сентября на торжественной линейке под табличкой «3А» все переглядывались и перешёптывались. Один мальчик с букетом всё-таки решился спросить:

— А ты кто?

— Кит, — сказал Кит.

Мальчик отошёл обсудить ответ с другими, потом вернулся и сообщил:

— Ты не кит. У тебя нет фонтана на башке.

— Нет, это меня так зовут.

— А! Никита?

— Нет, Китоврас.

— А зачем ты пришёл?

Кит стоял в белой рубашке и форменном пиджаке под той же самой табличкой «3А» с таким же букетом, и вопрос его сбил. Но он нашёлся:

— А ты зачем?

— Я здесь учусь! С первого класса!

Ответить на это было трудно: Кит тут с первого класса не учился. Но он вспомнил нужное слово:

— Я здесь по поводу инклюзии, можно так сказать. Я в этом плане.

Мальчик отошёл обескураженный, и со стороны его друзей послышалось:

— Ин-что?

Когда Кит впервые сам услышал это слово, то подумал, что кто-то ошибся и в «иллюзию» напихал лишних букв. Но и мама, и папа, и директор всё время повторяли: «Инклюзия-инклюзия». Значит, то была не оговорка,
не описка, а специальное заклинание. Для перенесения кентаврёнка в человеческую школу.

Директор говорила родителям:

— У нас гуманистически ориентированная педагогика. В классе теперь вместе с вашим сыном двадцать девять с половиной человек. Наша цель — чтобы к концу обучения их стало тридцать.

Кит понял, что к одиннадцатому классу он из половины человека должен стать целым. Все четыре ноги в инклюзию не влезают. Оно и понятно: «инклюзия» звучит как что-то малюсенькое и узенькое.

Со своими быстрыми и сильными ногами Кит расставаться не хотел. Однако стоять на линейке отдельно от всех и отвечать на вопрос: «Зачем ты сюда пришёл?» — было не особо приятно. Требовалось стать человеком. Но директор не сказала, какие ноги лишние — передние или задние.

На деле «инклюзия» оказалась именно такой тесной, какой представлялась на слух. Вместо парты для Кита в конце класса обнаружилась высокая тумбочка. За подобной тумбочкой выступают президенты, тогда она называется «кафедра» и из неё торчат микрофоны, как грибы из пенька. А тут микрофоны не торчали — никто не ждал, что Кит будет произносить речи за своей тумбочкой. А жаль, ведь он считал себя неплохим оратором!

Если бы инклюзия сузила только парту, было бы ничего, учиться можно. Но из-за узости этой самой инклюзии Кит не мог в школе ходить в туалет. То есть право ходить в туалет он имел. Но кабинки для лошадей были не
предусмотрены.

— Мам, пап, я хочу в старую школу, — сказал Кит вечером первого сентября. — Эта для людей. А я, как бы сказать, кентавр!

— Китюша, нам очень повезло, что тебя взяли. Будешь учиться в спецшколе с углублённым изучением волшебства!

— Вам очень повезло, а мне не очень, — пробурчал Кит.

— В школу для кентавров и сфинксов ты не пойдёшь, — отрезал папа. — Там пользуются тем, что по нормативам должно быть тридцать человек в одном классе, и соответственно набивают в классы по шестьдесят получеловек!

Мама попыталась Кита отвлечь:

— Китюша, а хочешь, гусебабочку купим?

Игрушечные гусеницы из волшебной пластмассы в этом году продавались на всех лотках в городе. Это были гусеницы-трансформеры: они умели превращаться в бабочек. Правда, не сами — владелец игрушки должен был постараться. Нужно было катать свою гусебабочку по полу, а она от этого обматывалась ниткой. Кокон имел волшебный секрет: если ты хорошенько закутаешь в него свою гусеницу, то бабочка вылупится, а если сделаешь два оборота абы как — получишь просто обмотанную нитками игрушку. Владельцы гусебабочек соревновались, кто старательней, и докатывались до круглых клубков шерсти.

— Ну давай, — вздохнул Кит. Он уже успел заметить на школьном полу особо увлечённых гусеничных катальщиков. Наверное, гусебабочка входит в обязательный набор человека.

Ещё в набор двуногого девятилетнего человека входили кружки, которые в школе назывались «внеурочная деятельность». Оказалось, что ни один из них Киту не подходит. На рисовании мольберт стоял слишком низко. На шахматах доска тоже располагалась где-то внизу вместе с противником. Киту пришлось бы гнуть спину всю игру, а это уже не «шахматы», а «наклоны»! И на танцы его не взяли: все в чешках, он один в копытах.

На всю школу он был единственным четвероногим учеником. Директор не реже раза в неделю водила в класс важных тётенек на экскурсию и повторяла заклинание: «Инклюзия-инклюзия». Кит в такие моменты стоял за своей тумбочкой и пытался ощутить, происходит ли превращение в человека. Но никакие ноги не отваливались.

Инклюзия сузила не только парту и туалетные кабинки: она будто бы стискивала самого Кита. Когда завуч проверяла, как одеты ученики, то сказала Киту:

— В положении о школьной форме ясно написано: для учащихся мужского пола — тёмные брюки.

Кит никогда в жизни не носил брюк — только попону в холодную погоду. А брюки для лошадей — это попона с рукавами? Или нет, туда же суют не руки, а ноги, значит, с ногавами.

— А на какие ноги нужны брюки — на передние или на задние? — спросил Кит.

Завуч на вопрос не ответила, но продолжала наступать:

— Если сегодня разрешить тебе ходить без брюк, то завтра все мальчики придут в школу без брюк!

Странное у неё было мнение о мальчиках. Кит нашёлся с ответом:

-— А я полумальчик, можно так сказать.

Одноклассники, которые это услышали, заржали как лошади.

В школьных рекреациях не разрешалось стучать копытами. Топать можно, а цокать нельзя. Одна учительница увидела Кита на перемене и велела:

— Ну-ка подойди! — а когда он прискакал, сказала:

— Дай сюда дневник!

Это была не своя учительница, а какая-то дежурная в рекреации.

— А что я сделал? — растерялся Кит.

— Нельзя цокать так громко!

«Сами же сказали подойти», — подумал Кит. А разве он виноват, что ноги цокают! Но возразить вслух он не решился, и незнакомая учительница написала в дневнике: «Стучал копытами на перемене». У неё почерк был такой — одни палки. Строчка — красный частокол.

После этого Киту запретили между уроками выходить из класса: «Травмоопасно». Одноклассники на переменах скакали как кони. А Кит стоял за своей партой как единственный обладатель копыт. Ждал, когда же
заклинание «инклюзия» подействует и он превратится в человека.

Мама купила ему гусебабочку. Но с помощью гусебабочки стать человеком тоже не вышло. Оказалось, что кентавру неудобно катать её по полу — за ней же нужно двигаться на корточках или на четвереньках. Лошади на корточках не ходят и на четвереньках не ползают. На переменах половина третьего «А» исчезала под партами со своими игрушечными мотками. А Кит мог только смотреть сверху, как одноклассники то и дело сталкиваются внизу в проходах. Его гусеница лежала в портфеле.

— Китюша, подружился с кем-нибудь? — спрашивала мама.

— Они со мной не дружат, — жаловался Кит.

— Так ты не жди, а сам подойди.

Кит решил завоевать дружбу, показав себя одноклассникам с лучшей стороны. Лучшей стороной, как у всякого кентавра, у него были ноги. Стометровку на физкультуре бегали в парах. Кит свою пару, конечно, обскакал. Он показал себя таким быстрым, что будущие друзья должны были встречать его на финише живым коридором! Разогнавшись так, что в ушах свистело, он уже радостно чувствовал, как вырывается из красного частокола инклюзии на волю... Но вышло только хуже. Его парой был мальчик по имени Костя, тот самый, который спрашивал первого сентября, как его зовут. После забега никто не хлопал Киту и не поздравлял его с победой. Зато Костя стал что-то тихо и возмущённо говорить своей подруге, девочке по имени Мила. А та пошла к физруку:

— Это несправедливо! У Кости две ноги, а у этого четыре!

После этого Кита в пару уже никогда не ставили, чтобы не втаптывал ничью самооценку в асфальт стадиона.

— Они не хотят со мной дружить, — сказал Кит маме.

— Тебя дразнят? — начала волноваться мама.

— Называют «кит», — скривил губы Кит. — И «полумальчик».

— А! — лицо мамы прояснилось. — Так ты же и есть Кит и полумальчик!

Ей было никак не растолковать, что это обидно. Другим при входе в класс говорили: «Привет!» и «Здорóво!» — а ему: «О, этот тут». Или вообще: «Лошадка!»

Была у Кита ещё одна лучшая сторона. Когда его вызывали отвечать на окружающем мире или на магии, он старался показать одноклассникам и её тоже:

— ...После чего, однако, соответственно...

— Выпендривается, — громко шептали за партами внизу.

И Кит вообще передумал с ними водиться. Раз ему никак не вписаться в инклюзию, он решил дать всем понять: да, он кентавр. А кентавры в случае чего могут и лягнуть.

— А бывают секции специально для нас? — спросил он у папы.

— Поло, — сказал папа. — Игра, где кентавры клюшками гоняют мяч по полю.

— А люди разве в это не играют? На лошадях?

— Играют, но у них, как бы сказать, это спорт для богатых. А у нас даже дети могут сколотить дворовую команду по поло.

Во дворе у Кита команды по поло не было: он жил не в кентавровом районе, а в человеческом доме на первом этаже. Кит попросил папу:

— Запиши меня.

Правда, ему было некому в классе небрежно сказать: «Кстати, у меня сегодня тренировка по поло». Потому что никто не интересовался, куда Кит идёт после уроков.

Занятия для кентаврят проходили на стадионе соседнего детско-юношеского клуба.

— Игра командная, — сказал тренер Хирон Евгеньевич, когда все впервые выстроились перед ним. — Если вы скачете быстрее всех, но не обращаете внимания на других игроков — вам в поло делать нечего. В поло побеждают взаимодействие и взаимовыручка!

На первой тренировке они только бегали по стадиону галопом, клюшек ещё ни у кого не было. Кит решил учиться обращать внимание. Он не знал, что именно пригодится в поло, и подмечал всё подряд: вон тот полумальчик ходил в его прежнюю школу, в параллельный класс, а вот у этого привычка теребить завязки на капюшоне спортивной куртки. Он даже запомнил все
имена и кто какой масти! Жаль, что тренировать взаимодействие и взаимовыручку было пока не на чем.

Душевые в клубе были и человеческие, и кентавровые. А в раздевалке имелись огромные фены, чтобы сушить шерсть — человеческие руки ведь не смогут вытереть полотенцем весь конский корпус. Кит с удовольствием погрелся под феном, перед тем как выскочить на холодную улицу.

Напротив входа в клуб на скамейке сидела человеческая девочка. Обращать на неё внимание было не нужно, она ведь не из команды. Но Кит так увлёкся обращением внимания, что всё-таки присмотрелся. Это была Мила, и она отчего-то тёрла глаза кулаками.

— Эй, — сказал Кит. — Что, собственно говоря, случилось?

— Торопилась на занятие... упала, — всхлипнула Мила. — На ногу не наступить. А мама ещё через час за мной придёт.

Кит вспомнил про взаимодействие и взаимовыручку. Можно потренировать!

— Я, как бы сказать, довезу. Только не говори никому в классе, что ты на мне ехала.

Мила кое-как встала здоровой ногой на скамейку. Пришлось подтягивать её на спину рукой. Забралась, цепляясь за куртку Кита, и обхватила его за пояс. Она оказалась не слишком тяжёлая. Кит пошёл шагом, чтобы Мила не свалилась. Она из-за спины спросила:

— Почему не говорить?

— В том плане, что я лошадь. А я, между прочим, не лошадь.

— А кентавры никогда не возят людей?

— Э-э... возят, — вспомнил Кит. — У нас дома есть фотография, папа в студенческие годы друзей катал. Мой папа учился в университете!

В Милином доме не было грузового лифта, только маленький. Но втискиваться в лифт и не понадобилось — Милина мама уже спустилась, разохалась, и Мила на спине Кита поехала в травму. Под конец дня он чувствовал, что ноги прямо по-настоящему болят, и эта боль не приятная, как от небольшой усталости, а навязчивая и противная. Зато на душе, наоборот, было приятно.

На следующий день, когда Кит вошёл в класс, сразу несколько человек обернулись и даже подошли к нему:

— Привет! Здорóво! А правда, что ты Милу Клотову спас?

— Я, собственно говоря... — смутился Кит.

— Да! Он спас! — громко подтвердила Мила. Она сидела за партой с забинтованной ногой, а рядом стояли костыли. — Он не лошадь, а кентавр! Кентавры возят на спинах своих друзей!

— А я твой друг? — тут же спросил у Кита Костя.

Кит впервые слышал о том, что Костя его друг. Но два друга лучше, чем ни одного.

— Вообще говоря, да.

После этого в друзья записался весь класс: всем хотелось покататься.

— Мне нельзя на переменах выходить из класса, — напомнил Кит.

— Это несправедливо! — воскликнула Мила. И все пошли к директору просить за Кита, чтобы ему снова разрешили проводить перемены в рекреации. А Мила с больной ногой не пошла, а поехала — на спине.

Директор выслушала Милу и сказала:

— Конечно, можно. Я вообще не понимаю, кто установил такое неинклюзивное ограничение. Китоврас человечнее многих людей!

Кит удивился — выходило, что превращение в человека идёт полным ходом, а он и не заметил. Даже ноги не отвалились!

Перемены были отвоёваны. Установили очередь катания. А Мила перед самым звонком сказала:

— Мы с мамой думали, что тебе подарить. Хочешь гусебабочку?

— По поводу гусебабочки — у меня есть.

— А почему ты никогда не играешь? Я не видела.

— Я не могу катать по полу, соответственно.

— Ты же можешь по стене!

На перемене Кит впервые достал свою игрушечную гусеницу, и Костя, который должен был ехать на нём первым, тоже сбегал к своему портфелю и взял свою:

— Классно ты придумал! Так интереснее.

Он с помощью Кита забрался ему на спину. Они шагом поехали по коридору, не отходя от стены, и гусебабочка в руке Кита из гладко-пластмассовой начала становиться жёстко-нитяной. И Кит поверил, что когда-нибудь она непременно полетит.