⁣Сергей
ЕРЕМЕЕВ

БАЛЛАДЫ

БАЛЛАДА О НАКОПЛЕННОМ ОПЫТЕ

Накопленный опыт похож на студёные капли

Промозглых дождей, от которых спасения нет.

Но, опыт отринув, опять наступаешь на грабли,

Опять и опять не туда покупаешь билет.



Накопленный опыт щебёнкой хрустит под ногами,

Царапает кошкой, цепляется псиной цепной.

Волчицею с хищным оскалом мелькнёт за стогами,

Таёжною рысью смертельно дохнёт за спиной.



Мы молча глотаем разреженный воздух, как рыбы.

Мы еле ползём, но высокие мысли светлы…

А разве о низком и тёмном вы думать могли бы,

Когда бы у вас под ногами гнездились орлы?



Накопленный опыт… А снег на вершине не тает!

И ветер затих, и клубятся внизу облака.

…Накопленный опыт за горло меня не хватает:

Покуда я жив, я смотрю на него свысока.



БАЛЛАДА О
НЕРАЗЛУЧНЫХ



Всё было впервые. Всё было впервые.

Двоим по семнадцать. Они влюблены.

И звёзды небесные, будто живые,

Сердцам освещают чудесные сны.



Она не хотела. Она не хотела.

Но он с уговорами непобедим…

И он её юное крепкое тело

Взорвал безуёмным желаньем своим.



Кто знал, что закроется эта страница?

Разбиты дороги, размыты пути…

- Сама понимаешь: куда мне жениться?

Мне осенью в армию надо идти!



Заплакали даже деревья немые,

Качались берёзы, слезами светясь.

Вот так искривляются судьбы прямые

И гонят людей в непролазную грязь.



Как в девках рожать? Это будет позором.

Как в девках рожать? Это будет беда.

Но станет аборт для неё приговором:

Отныне она не родит никогда.



Однажды письмо от неё прочитал он

И вороном злым по казарме кружил…

В родные места возвращаться не стал он,

Пошёл в дальнобойщики там, где служил.



А что же она? Жизнь ломает, и ранит,

И бьёт о людей, как о лёд головой.

Никто б не поверил, кем девочка станет!

Но стала на трассах она плечевой.



Его как пронзило, его как пробило:

Поверить в падение не было сил…

Не зная, что будет, но, помня, что было,

Он долго и страстно прощения просил.



Он знал, что является первопричиной

Того, что любимая втоптана в наст.

И он ей поклялся, что будет мужчиной.

Который её никому не отдаст.



Она не забыла, как предал впервые,

И всё же сумела поверить ему.

А как распрямляются судьбы кривые,

Об этом известно Творцу одному.



И вот она стала законной женою,

Казалось, на свете счастливее нет.

Былая любовь их накрыла волною.

Казалось, на сто или тысячу лет.



Но голос кукушки недолог и тонок,

А страшный удар – ни за что ни про что:

Какой-то безбашенный пьяный подонок

Врезается в их легковое авто.



И сжалась берёза у той автотрассы,

Навеки теряя свой ласковый свет…

Тускнеют на ней два венка из пластмассы.

Берёза их держит уже много лет.



Прекрасные звёзды – небесные очи,

Они запредельны и сверхдалеки.

Они и не знают, как в лунные ночи

Всё шепчутся, шепчутся эти венки.

БАЛЛАДА О ЕДИНСТВЕННОЙ
ЛЮБВИ



Там, где бронзовые сосны,

Там, где склон хрустит песком,

Баба Маня прячет космы

Под застиранным платком.



Приодеться не заставишь,

Вот же старая труха!

Как такой Яге представишь

Городского жениха?



Внучку парень понимает,

Бабу Маню обнимает:

Ну, подумаешь, Яга,

А невесте дорога!



Парень видный, парень яркий,

С ним и горе не беда!

Да такой бывает жаркий,

Что сгораешь от стыда.



От стыда и от блаженства –

Всё вразлёт и всё вразброд.

От простого совершенства,

Что несёт запретный плод.



Как в глаза посмотришь людям,

Коль в подоле принесёшь?

- Нет, прости… Давай не будем:

Ты же умный, ты поймёшь!



Не забудем, не остудим,

Всё возьмём наверняка.

Но давай спешить не будем,

Не поженимся пока.



От ромашки-обрывашки

Призван парень в дальний путь…

Внучка спит в его рубашке,

Будто легче так уснуть.



Он во сне её смеётся,

С ним и горе не беда!

…Кто бы знал, что не вернётся,

Не вернётся никогда.



Кто бы ведал, как страдала,

Как молилась. Всё равно

Не сбылось, что загадала:

У войны лицо одно.



Как в тумане и дурмане

Время всё прессует в жмых.

Вот и милой бабы Мани

Много лет как нет в живых.



Время рвётся, время скачет,

Время движется пешком…

Много лет, как внучка прячет

Все седины под платком.



Осень зорьку тучей мажет

По привычке, не со зла.

Стылый ветер сипло скажет:

«Вековухой прожила».



Одинокая ветла

Отзовётся не со зла:

«Вековухой прожила,

Никого не родила».



Не страдать от этой меты

И не плакать ей навзрыд…

Слёзы вышли. Песни спеты.

Кто любил, в земле зарыт.



Кто любил, тот не вернётся,

Было, есть и будет так.

На ветру рябина гнётся,

Да не сломится никак.



Перед встречей с вечным небом

Льются думы, вдаль маня,

Седина струится снегом.

- Не признает он меня…



Где ромашка-обрывашка?

Где забытые слова?

Лишь не выцвела рубашка,

Словно против естества.



Свистнет вьюга, снег запляшет,

Не слышны колокола…

Прикуси язык, кто скажет:

Вековухой прожила.

Байковые сказки

Создатель

Обозначатся брови на мертвенно-белом лице.
Скальпель в тонкой руке – и откроются веки.
Чтобы в жёлтых зрачках отражать человека,
это тело вздохнёт. И увижу рассеянный свет.
Ряд огней. И услышу потом за окном вороньё…
Оживи мне гортань, чтоб я пела во имя твоё.
Всё осталось как прежде в земном прозябаньи
для зачем-то оставшихся в зябком энрофе.
Жжённым пахнет в палате (запретное?) кофе.
Птица-рух проплывает неспешно за мутным стеклом
по-за кромкой окна, где темнеют задворки,
в клюве душу несёт… или хлебную корку.

***
Е. Наливаевой

Мы пришли на лукоморье за каким-то интересом…
Там волна с волною споря завивались мелким бесом.
Мы стояли одиноко на излучине столетий –
постаревшие до срока недовыросшие дети.
Неотрывно мы глядели на леса окрест и горы –
мы не ведали пределов этих сказочных просторов.
…Есть ли жизнь иная? Полно!.. Где портал для нас с тобою?
Что ни день – прихлынут волны, что ни вечер – буря мглою,
и звучит под пенье прялки голос старческий, утешный…
Я сказала: «Там – русалки…», - ты ответила: «Конечно». (2021)

***
Не из лесу серенький да волчок тихо станет ласковый, и – молчок .–
Гаснет свет за окнами: «не замай!» – это ходит ситцевый баюбай,
из травинок сотканный, из цветов: ковылинок, лютиков, васильков;
небо полнозвёздное – взгляд его: из кошмара детского существо. –
Собирает с давности свой оброк – спрячусь-ка за бабушкин тёплый бок.
-—
Чепыжом поросший, мой детства край… Утащил уж бабушку баюбай.
Мне б её увидеть, да не могу: васильки да лютики на лугу,
воздух чист и страшного нет следа… «Что ж ты не поверила мне тогда!
И теперь не сможешь уже помочь: гость незваный явится снова в ночь».
…Вот пахнуло травами, вот – темно …смотрят звёзды ясные мне в окно. (2020)

⁣***
Не уходи!
Наполнив море Грёз разлукой,
Застывшим кадром на экране,
Прощальной тенью, что без звука
Скользит итогом всех исканий,
Остывшим кофе, верой в случай,
Моим тебе «прости», «не надо»,
Прикосновений мимолётных
Изысканным надежды ядом.

Не уходи!
Ведь скоротечно
В улыбке счастья отражение,
В любви такой всегда беспечность
Граничит с болью поражения,
Не ровен час, не ровен отзвук,
Что было – ничего не значит,
И с ночью в сговоре закат
Стыдливо солнце в море прячет.

Не уходи!
В твоём «уйти нельзя остаться»
Я знаю знаки препинания,
В условных «против» или «за»
Никто не смотрит на страдания,
И пусть короткий страсти миг –
Настырный поиск бесконечности,
Не уходи, не уходи…
В прощании – горький привкус вечности.

***

Смотри, малыш, ступень, за ней ещё одна,
Нет, то, что оступился ты – моя вина,
Держись покрепче, милый друг, моя душа,
Мы вновь попробуем, ступай, не бойся, не спеша…

Ты видишь, сын, нет нерешаемых задач,
Да-да, согласен, школьный список – хоть рыдай, хоть плачь,
Давай портфель, ох, нагрузил же ты, да не тяни, несу,
Идём, и девочек не дёргай за косу!

Послушай, друг мой, мой родимый человек,
Да, уезжаешь, но ведь это не на век,
Ступай и не греши, тебе – весь мир теперь,
Одно лишь – уходя, не затворяй входную дверь!

Ах, дай же погляжу – какой ты стал!
Моё второе я как будто Бог сейчас мне дал,
Зови семью, нет, погоди ещё чуток,
Я посижу – мне б воздуха ещё один глоток…

***

Я напишу письмо другу…
О том, что радость – в простых встречах,
О том, что время и вправду лечит,
И всё проходит… но всё – по кругу.

Я напишу о далёких далях
И о немыслимых небосводах,
О вкусе кофе терпко-миндальном,
И как бывает горька свобода.

Я напишу то, что честь и совесть –
Всегда важнее любых признаний,
И если слёзы от расставаний,
То тем правдивее жизнь-повесть.

Я вспомню все наши споры-ночи,
Где не на шутку сходились нравы,
И как на самом деле всё проще,
И что на самом деле все правы.

Я поделюсь с другом всем светлым,
Что жизнь дарила нам скупо,
И, знаю, он улыбнётся мыслям,
Забыв сейчас же про дождь с ветром.

***

Есть у корабля борта,
Надводный и подводный,
Валы, винты и кóрпуса обводы.
Надстройка, леера и силовые агрегаты,
Антенны, навигация, гирокомпас
И в оружейке автоматы…
Есть киль и клотик,
Арматура и трубопровóды,
Есть нос, корма,
Есть в порт приписки долгожданные заходы.
Есть жизнь у парохода, полная волнений,
Воды морской стена прикосновений.
Есть диких чаек резкие признания,
Есть моряков нелегкие переживания.
Одно лишь остаётся неизвестным –
Где корабля душа таится бессловесно.
Она трепещет перед выхода началом,
Она поёт, когда он возвращается к причалу,
Израненная, вся в тоске, рыдает,
Когда его вдруг «на иголки» разбирают…
Но есть момент, когда она,
Как в выправке, по стойке «смирно»,
Глядит в закат,
Прощаясь с небом дивным.
Стеклом иллюминаторов-
Глаз неморгающих зрачками
Запомнить горизонт пытается,
Держась под сиплых волн толчками.
Когда холодным скрежетом и рваными бортами
Исходит крик её перед воды вратами, –
Тогда сполна она жила,
Она когда-нибудь начнёт сначала.
Нет ничего страшнее кораблю,
Чем медленная смерть у тихого причала…

***

Смотри, как толково устроено Богом:
Важна ведь не цель, а к цели дорога,
Срок жизни не вечен, хоть каждый беспечен,
Желание жить же – всегда бесконечно.

Возможности наши – бескрайни просторы,
Бессмертна душа, что сокрыта от взоров,
Иди и ищи, присядь на дорогу,
Движение к цели – движение к Богу.

Мы каждым дыханием шаг отмеряем,
Как будто страницы незримо листаем,
Страницы из книги, что пишем мы сами,
Убористо кто, а кто — кисти мазками.

***

ШИПКА

До Святого Николая*
Нам не велено тужить –
Сотня вёрст на перевале,
Шипку сдюжим – будем жить!
Нам в «Сидении» смертельней
Рукопашной роковых,
Льдом покрылся крест нательный
У Орловских всех святых.
Близ Елены* – турок клятый
Точит хмуро ятаган,
Зрит свирепо чёрт рогатый –
Тут уж с чарки будешь пьян.
Карабины чистят деды,
Ругань – в дымные усы,
Лейб-драгуны-медоеды
Смерть оставят без косы.
В снах холодных снится хата,
Крынка, запах из сеней,
Но недолог сон солдата –
Чуток к крыльям снегирей.
Сухарями перебьемся,
Фуража б для лошадей,
Жаль скотину – мы ж прорвёмся,
Люд наш всех зверей сильней!
Ждём вестей мы все из Плевны,
Там берданы «говорят»,
Треском на морозе гневным
Всё врагу уйти велят.
Что мы завещаем предкам,
Что потомкам отдадим? –
Поминайте, пусть и редко,
Честь Отчизны не сдадим!

***

Чёрный Джек и Хромой Терри
Любят вести тихие беседы
Под час смакования
Очередной бутылки виски.

Это раньше – бурлящая кровь
И волнующих тем градус
Приводили их
К драки с собеседником риску.

Чёрный Джек и Хромой Терри
Давно уже уяснили,
Что Святой Патрик
Был не из ирландцев.

У них нет больше времени
Спорить, кричать,
Общаться с женщинами
В ритме медленного танца.

Все истории
Про «на» и «в»
Для них стары и начались –
С Ольстера и Лондондерри.

Но в бушующем мире-море,
Пожалуй, нет разницы,
Какой виски предпочитает Чёрный Джек,
А какой – Хромой Терри.

Они пьют залпом,
Разом глуша ужасы пережитого,
Бессмысленных войн
Неизбежные потери.

Они счастливы в осознании того,
Что лучше все вопросы
Решать за бутылкой виски, –
Чёрный Джек и Хромой Терри.

***

А знаешь, что прекрасно в вопросах? –
У нас на них нет ответов:
В сменяющих зимы вёснах,
В надорванных театральных билетах,
В случайных улыбках прохожих
И горькой настойке полынной,
Во взглядах друзей односложных,
В рассветной позёмке невинной,
Их нет в проявлениях страсти,
В тоске неизменной, присущей,
В дожде, солнца свете, ненастье,
В дали горизонта влекущей,
Совсем не сыскать их в страницах
Прочитанных книг без закладок,
Ответов на них нету в ликах
Святых в свете блеклых лампадок,
Нельзя их найти в полустанках,
Как годы, нам жизнь отмерявших,
В любви и надежды огранках
Себя среди тьмы не терявших,
Ответов нет в смехе ребенка,
Нет в зеркале, в небе высоком,
В тепле не найти фотоплёнки,
Забытой в альбоме далёком, –
Пускай нам блуждать без ответов,
Пускай нам искать бесконечно,
Но счастье – в банальных сюжетах,
И пусть оно будет беспечным!

⁣Татьяна Кадникова

Подборка стихов «К
небесам». Номинация «Поэзия»

***
Мне нежность
приснилась –
сама по себе

Туманом лежала она
на воде.

И всяк её видевший
–
стар ли он, мал –


Кусок отрывал и
карман набивал.

Я в воду входила
на риск свой и страх

И нежность брала,
и качала в руках.

И с ней, как с
ребёнком, домой воротясь,

Я самую кровную
чуяла связь.

И муж удивлялся:
«Возни-то, возни!»

Но я возражала:
«Вдруг чёрные дни

Настанут... И
нежность, большую, как дом,

Обнимем с тобой мы
и руки сомкнём!»



***

От неба давно я не жду ничего –

Каких-то случайных подарков…

Работа есть, дом – что важнее всего,

Пусть жизнь моя вечно в запарках.



Есть рядышком всепонимающий друг –

Не бросит, предавшись соблазну.

Поляна есть в лютиках, в бабочках – луг.

И пусть все медали не сразу!



Не надо мне радости целым мешком

И тайный карман наизнанку!

Хочу я тихонько мечтать о своем,

С надеждой вставать спозаранку.



Чтоб горы пусть не покорить, так свернуть

Гнала б меня тайная сила.

А небо, я верю, добрее чуть-чуть,

Когда моё слышит "спасибо".



К небесам

Лежу я в тёплой своей кровати

В обнимку с кошкой, пришедшей в гости,

А где-то нищий прилег на ватник,

Не жалуясь, что болят все кости.



Я хлеб отламываю пахучий.

Осталось нежно подуть на кофе.

А кто-то плачет слезой горючей

И крошки ищет в кармане кофты.



Иду на службу я по дорожке,

Любуюсь солнечным перламутром.

А кто-то прячется от бомбежки

В подвале, где чернота и утром.



Чтоб этот свет оставался Белым,

Не жгла укором людская горечь,

Сподобь, Господь, меня добрым делом,

Пошли нуждающимся на помощь.

⁣* * *
Седой пыльцой и горечью
роится эта мгла.
Ей снится клёкот горличий
и пение щегла.
А в зарослях безвременья,
по речке неживой
мой дед идёт, растерянно
качая головой.
Суровый, смуглый смолоду,
но светлый добела,
и нет в нём злого холода
последнего тепла.
В матроске, в новых валенках,
над снегом семеня,
он голосом поставленным
читает "Жди меня" –
сквозь снега злое крошево,
в моём читает сне.
И нет другого прошлого.
И будущего нет.

* *

Чужая земля не держит –
горит под тобой, горит.
Ты – сердца кромешный скрежет,
ты – сбитый метеорит.

Ты – пыль мягкотелой глины
под ногтем седой весны,
весна оказалась длинной,
невыверенной длины.

И грохот по бездорожью –
до дрожи знакомый звук,
неласковым ветром гложет
берёзовый твой недуг.

***

Твоя печаль — моя печаль.
Прижму её к груди.
Всё то, о чём ты умолчал,
теперь не береди.

В заскобье, в бледном ободке
моих синичьих глаз
ты всё поймёшь о той тоске,
что сковывала нас.

И речь невнятная, как гул,
ушла в себя саму —
как будто целый лес шагнул
в дымящуюся тьму.

* * *
Нависай надо мной, грозовой перевал,
красным небом тревог и утрат.
Я беду свою в губы при всех целовал,
в тёмно-сладкий её виноград.

И глядела она на меня хорошо —
как никто на меня не глядел,
превращала сердечную ткань в решето,
оставляя других не у дел…

Значит, поздно метаться. К чему беготня?
Не уйти от нависшей беды.
Погляди на меня, как тогда на меня…
Хорошо на меня погляди!.

* * *

Утро, царапина, велик сутулый,
в воздухе горечь морская и йод...
Мама на ранку целебно подула,
Значит до завтра быстрей заживёт.
Под молодым перламутровым солнцем,
щурюсь и фотографирую, как
папа в панамке стоит и смеется,
краба глазастого держит в руках.
Море распахнуто, жарит и жалит
Что мне на этом просторе ловить?
Ранняя ласточка взрослой печали
первые гнёзда готовится вить.

* * *

Это блажь или глупость – понятно ежу,
помешательство, вымысел, прихоть.
Я шагаю по кругу, по кругу хожу
котлована, где раньше был выход.

Ты со мною идёшь, мы теперь не уснём
чтоб не рухнуть на дно котлована.
И гори оно всё бирюзовым огнём,
синим пламенем самообмана.

***
Я лежу щекой на скатерти,
наблюдаю за окном.
За окном – сплошная статика –
только небо в основном.
На ветвистых сухожилиях
вот уже который день
птица спит тяжелокрылая,
не отбрасывая тень.
Первый снег не опускается –
остаётся в вышине,
жизнь, весёлая красавица,
улыбается не мне.
В общем, как-то всё неласково –
нужных слов не подобрать.
Бог, тяни меня, вытаскивай,
запиши в Свою тетрадь.

⁣***

Разве кто-то объяснит
то, чего нельзя понять,
то, что память леденит,
поворачиваясь вспять.

Все, что хочешь превозмочь, —
этот век и этот ад,
этот плач, стоящий над, —
повторяется точь-в-точь.

То, что заперто внутри,
то до корки запеклось.
Ты смотри, не посмотри
в самого себя насквозь.

* * *
Я хочу, как водомерка,
тоненькая вся,
ничего не исковеркать,
бережно скользя –
по пруду твоей тревоги,
утешенья для
буду бегать быстроного
и легко петлять.
Отвлечëшься – заглядишься...
Но пойдёшь за той,
чьё манящее затишье –
берег золотой.

* * *

Душа, идущая на свет,
как на невидимый магнит,
сквозь толщу тьмы и бездну бед
всё говорит и говорит
с тобой на странном языке –
из междометий, снов и слёз
о том, что в собственной тоске
ты невесом и безголос,
о том, что в замкнутом лесу
от непроглядной тишины
тебя когда-нибудь спасут.
Когда-нибудь спасти должны.

***
Наугад, смешно, непрочно
жизнь идёт – и ладно,
дышит ветром водосточным,
тёмно-виноградным,
и глядит за горизонты,
странно замирая,
словно чудится ей контур
будущего рая.

* * *

Казнить – помиловать нельзя:
изрублен дом, распилен дуб,
из-под щепы тебя не взял
к себе небесный лесоруб,
но отпустил на этот свет,
больничный, пресный, как мука, –
и ты узнал, что смерти нет.
И жизни не было пока.
* **
Заговори на вечном языке,
на языке животных и растений
о том, как голос необыкновенен,
и как живёт в каком-нибудь сверчке
звук горьковато-правильный на вкус...
В такую ночь захочется расслышать,
как тонкий ветер делается тише,
как не шумит задумавшийся куст.



И ничего не можно описать,
но можно медлить, голодно вбирая
весь этот громкоговорящий сад,
всю эту песню памяти о рае.

Елена Наливаева

Поэзы движений

***

наверное стоят при входе там
на вкус любой и выбор самокаты
цветами сплошь увитые рули
вот встретимся возьмём
по облакам
помчим по золотым по розоватым
причудливым как домики улиток
будем петь Берстайна как любили
смотри наш город краше чем когда
в нём жили мы а может с высоты
так кажется
там лето
покатили
по туче разноцветной пусть вода
польёт его чтоб от жары остыл
и кто-нибудь влюблённые по лесу
гуляя под пролившимся дождём
порывисто обнимутся нежданно
и чей-нибудь малыш по лужам с плеском
на мамино весёлое «пойдём»
сам первый шаг вдруг сделает спонтанный

я знаешь точно выберу в горошек
кати неустающими ногами
вовек не искатаешь самокат
там каждый день смотри какой хороший
не ранит солнце скорость не пугает
податлив руль
тропа легка
мягка

***

Бесконечный древесно-зелёный пояс
Обнимает потёртые деревушки.
В доску свойский асфальтовый с красным поезд.
Я сижу, умостившись на боковушке.

Капли в книгу-ладошку спадают с носа,
Формируя холмы на бумаге тонкой.
Входит дед с рюкзаком. Седоус. Раскосый.
Чемодан заплывает, а с ним девчонка...

Мой вагон заполняется постепенно,
Копошится, лопочет, пустой в недавнем.
...Я сижу в уголке небольшой вселенной.
Я, читая, слежу за её созданьем.

***

...Мне похожий на Эдварда Грига мужчина
на вокзале вчера с чемоданом помог
(я стояла у входа с растерянной миной,
неподъёмный багаж мой приткнулся у ног).

По запруженным лестницам и коридорам,
по недавним и призрачным чьим-то следам,
хрупкий низенький эльф, излучая задор, он
часто руки менял, но тащил чемодан.

И глаза его цветом барвинка лесного
проросли в размягчённое сердце моё...

...С резким чаячьим вскриком гудка поездного
и перрон превращается в скалы из снов, и
море севера мнится, и Сольвейг поёт.

***

трястись на колесе почти что сутки
доверившись водителю маршрутки
романам с поездами вопреки

деревни за окном одна другая
забудешься уставясь не мигая
на русские родные тупики

тоска в тоске невыразимо даже
идут гудят цикличные пейзажи
леса поля поля опять поля

а выйти б там воткнуться в землю мелкой
от солнечных часов случайной стрелкой
стоять смотреть как вертится земля

затерянно ненужно одиноко
в золототравном васильковооком
непостижимом где-то на пути

в москву в москву в аркадию до рая
туда куда в стремлении сгорая
но нет ответа можно ли прийти

ДЕРЖАВИН

Не ржавые петли держали
ту дверь, что он вынес с ноги –
подтянут, суров и державен,
раскатистой рифмы снегирь.

Не знали высокие лица
глубинной его высоты,
но смелость ценилась Фелицей,
и он перешëл с ней на ты.

В сотворчестве с гулкою сутью
он плавил себя, как звезда,
властителям льстивым и судьям
по строгости полной воздав.

Сквозь званское звяканье рюмок
почтив грандиозность руин,
идëт он – большой и угрюмый,
дворянства мудрейший друид,

с мирской рассчитавшийся славой –
на смертный стремительный свист,
чтоб вышел из тени кудрявый
отмеченный им лицеист.

БАТЮШКОВ

До чëрных недр познавший сплин,
запаянный в страданье пленный,
усталый русский Гëльдерлин,
Ахилл лихой страды военной.

Жаль, от безумья нету лат,
пятно на сердце в мозг пролезет,
и песен италийский лад
сомнëт душевная болезнь.

Среди рассыпчатых теней
душа на выдох слова просит,
мы кое-что поймëм о ней
по опытам в стихах и прозе,

чуть приоткроется для нас
та мощь психических увечий,
что на вопрос - который час -
даëт права ответить - вечность.

Над Вологдой порхает снег,
и птицы белые пернаты,
и мудрый, как Мельхиседек,
Бог ждëт его в свои пенаты...

ПУШКИН

В том, как смеëтся он и плачет,
чернь не признает своего.
И мал, и мерзок он - иначе,
и всё иначе у него.

Клубится в небе царскосельском
словесной магии туман,
и в отзывающемся сердце
даëт ростки зерно ума.

Движеньем в животворной призме,
как светоносный луч, возник
ведомый чутким протеизмом
воздуховидческий язык.

Вот он идëт дорогой цельной,
блестящей, словно невский лëд.
Вот этот опыт драгоценный
на полке вплавлен в переплëт.

Нырнëшь - выныриваешь бодрый,
счастливый тем, что под рукой
великой росчерки свободы
и воли трепетный покой.

АННЕНСКИЙ

Царскосельский директор
в неприметном пальто.
Ускользающий некто.
Одинокий никто.

Он грызëт заусенцы,
строит даль из песка,
колет мягкое сердце
поездная тоска.

И стучит на репите
по мозгам кэк-уок.
Ищет он в Еврипиде
краткой стойкости срок.

Баррикады на Пресне,
на Неве тонкий лëд.
Льются тихие песни
и трилистник цветëт.

И кончается воздух,
хрусткий, как огурец,
но качается в звездах
кипарисов ларец.

ГУМИЛЁВ

По справедливости воздал
столп огненный за униженья –
так разрывается звезда
перед своим уничтоженьем.

Но он был к этому готов,
в губах цигарку разминая,
от романтических цветов
до ослеплëнного трамвая

пройдя конквистадорский путь
насквозь – шатры, костры, колчаны –
спокойно открывая грудь
крестам (потом), штыкам (сначала).

Друзей убийцам не сливал,
не плëл интриги кружевные
и мëртвым цену знал словам,
поскольку выбирал живые.

Не перьями надмирных крыл –
руками клал стихи, как кровлю,
и мëрзлый Питер растопил
ребячьей африканской кровью.

МАНДЕЛЬШТАМ

Смеются наглые углы,
шуршит бессонная солома,
и воздух меряют щеглы
отсутствием пустого дома.

Но луч, колючий, как чулок,
щекочет губы жарче соды,
чтоб мозг до слова доволок
парное волокно свободы.

И плещет в ротовую щель
и прожигает непрощëнно
слепую логику вещей
метафор ядерная щëлочь.

Так ткëт дыханье паучок
на смертной пожелтевшей пакле,
и смыслов радужный пучок
расходится, как нефть по капле.

Так судорога дорога,
но выпрямление дороже.
И спать ложатся берега
в океаническое ложе.

ХЛЕБНИКОВ

Стронулись травы
в шорох земли.
Новые нравы –
миру вели!

В ритме доверья
уханью сов
движет деревья
магия слов.

Приобретатель –
варит и жрëт.
Изобретатель –
верит и ждëт.

Ткëтся основа,
зыблется грудь –
звона квасного
просит хлебнуть.

Не проседает
ливневый жар –
так Председатель
держит Земшар!


МАЯКОВСКИЙ

Скатерть болотная в глади кувшинок
сброшена на пол – отныне и впредь!
Голос, проверенный в винных кувшинах,
правду последнюю смог прореветь.

Надо признаться, что вы не могли бы –
бритвенный сей риторичен вопрос.
Нате, послушайте выдохи глыбы –
глыбы, работающей на износ.

Над пепелищем, где совесть проета,
где в складки жира дух слился нырком,
жаркой кометой несëтся «Про это»
(в обморок падает даже нарком).

Вскиньте же сборщики ржавого софта
в небо глаза от земной ячеи!
Что там желтеет, как жëлтая кофта?
Солнце к поэту идëт на чаи!

Слову и телу такому – стареть ли?
Смерть в никуда – перспектива дрянна ж…
Вот и гудит в сердцевине столетий
русской поэзии вечный дренаж!
ЗАБОЛОЦКИЙ

Всë раскругляется по новой,
поскольку нет конца в конце:
идут на службу Ивановы,
целуют девок etc.

Мир блещет, как вода на вилах,
и золотится зренья гриль.
Довольна вечная давильня,
неволен мыслящий ковыль.

И ничего не сыщешь проще,
чем ход реальности резной,
когда берëзовая роща
сквозной белеет новизной.

В щепу истëрт всемирный атом,
безумный волк оголодал,
раскинулись просторным адом
Караганда и Магадан.

Но речь поëт над смехом медным,
и, гибель от себя гоня,
слова конкретны и предметны,
как тëплое лицо коня.

БРОДСКИЙ

Дымит резиной от Мишлена,
настроив оптику, как Цейс,
болидом разогнал мышленье
стихотворения процесс.

Но сохраняет втуне яства,
питающие буквиц лоск,
на каторжное тунеядство
осужденный пространством мозг.

У зренья логика простая:
слеза потребна, чтоб моргать,
в слепые зоны мирозданья
поэт — всегдашний эмигрант.

И чем горчей печаль, тем резче
меняется теченье рек,
ведь словно часть пречистой речи
чудесен частный человек.

Подтачивает ржа мембраны,
но с грифельной не слезть иглы,
и стих несут анжамбеманы
на смертный свет из вечной мглы.

⁣
© Г.И. Колесникова www.kolesnikova.red

СТРАНСТВИЯ ОДНОЙ НОЧИ


Эпиграф
Покой, как солнечный круг на стене:
Он здесь, но нет его нигде.


... Неожиданно для себя я оказался посередине комнаты и с легким удивлением осмотрел спящих детей и себя, сидящего в кресле. Вспомнив сон, в котором я пытался взлететь, но меня не пускали некие бесплотные, трепетные существа, похожие на призраков, какими их описывают в средневековых романах, я решил воспользоваться случаем и попробовать взлететь теперь. Приняв позу для медитации и воздев руки к небесам, точнее к тому месту, в котором они должны были находиться, по моему предположению, я почувствовал центр силы и...
...И приподнялся над полом сантиметров на пятнадцать. Но дальше меня опять не пустили. Чуть раздосадованный, но не отчаявшийся, я опустился на ковер с твердым намерением взлететь, но шаркающие шаги супруги за стеной заставили меня вернуться в тело.
Поворочавшись какое-то время и решив, что бес приключений не получил свое, я вновь покинул то, что служит, по утверждению философов, главным доказательством нашего существования на земле, и переместился в комнату, которая принадлежит, как уверяют нас поэты, лучшей моей половине.
Слабо горел ночник. Жена спала. Посередине комнаты плавало прекрасное, утопающее в зелени, королевство. "Это ее мечты", - понял я, и мне стало грустно.

⁣Конвертирую

Утро свежее и туманное
По стеклу насекомое ползает
Происходит со мной что-то странное
Вдохновенье проснулось и ёрзает

На поверхности завихрения
И другие арт-переменные
Конвертирую вдохновение
Прям в искусство я современное

* * *

⁣Я - Рыба

Вода глубока, не видно и дна.
Несомый течением рек,
Омытый потоком подводного сна,
Я рыба, а днём человек.


Мои плавники легко рассекают
Спокойные воды реки.
Я рыба - никто не узнает,
Как в ночь мы с тобой далеки.

* * *

⁣всё в мыслях

всё в мыслях

весь секрет
понять дерзай

ведь мысли
твой автопортрет
себя познай

не важно
что видишь ты
смотри смотри

всё что вокруг
ты есть
глаза протри

всё в мыслях
весь секрет
познай в чём соль

узнать что
ты весь мир
себе позволь

на это нужен шаг
шагни мой друг

всё в мыслях
просто так
ты мир вокруг

* * *

⁣Ворон

дышу я дыма пустотой
туманом обволочен
мой внутренний покой не прочен
мой ум весьма простой

ко мне в ночи летает ворон
приносит вести мне
я сам живу в огне
огнём неведенья исполнен

я вижу свет с утра
оранжевое солнце
лучём в глаза через оконце
я вижу жить пора

вот новый день настал
я стал суров
я стар и в то же время нов
я очень бодр но устал

превратно не пойми мои стихи
такой же как и ты я духом полон
вот я кладу последние штрихи
ко мне в ночи летает ворон

* * *

⁣Как-то странно

У меня как-то всё странно.
Как-то всё не клеится.
То ли я состою из тумана.
То ли в тумане корова телится.

И в то же время, вроде всё гармонично.
Смотришь - всё красиво так, возвышенно.
Думаешь - ну как же это отлично,
Хотя не поймёшь ничего совершенно.

* * *

⁣Мои пираты

зажги глаза мои
они потухли
пылало пламя в них
теперь мерцают угли

казалось истину постиг
и ясно видел цели
теперь мой старый добрый бриг
стоит на мели

мои пираты в трюмах день и ночь
пьют ром из бочек
прилива ждут
канат плетут
рапиры точат

* * *

Дерзай, мой друг

⁣дерзай мой друг
тебе привет
где риска нет
там жизни нет

запомни раз и навсегда
как миг все пробегут года

дерзай сейчас
дерзай вот здесь
вложи в наш мир свой смысл весь

и умоляю
улыбайся
чтоб не случилось
не сдавайся

* * *

⁣Свободные

свободные руки кострами
прожжённые. мы вместе с вами

отчаянные, окрылённые,
свободные, разумом сонные,

глазами своими туманными,
зажившими сами ранами,

сошедшими с рук поступками
сумасшедшими, громкими стуками

кричим, говорим и шепчемся:
«мы свободны!» как молнии мечемся,

стараемся быть молодыми.
свободные! мы стали ими!

* * *

⁣Мы не в цирке

Мы не в цирке
Клоун хотел подарить мне цветок
Аплодировал стоя
Атлеты боролись

Оркестр играл
Под куполом эквилибристы
Гимнасты сложили фигуры
Из тел напряжённых
Аплодисменты

Могучие звери дышали мне на лицо
Рычали
И прыгали через кольцо

Антракт
Пирожные
Газвода

* * *

⁣Ангел

я рядом
руку протяни
я здесь возле тебя
всегда
при свете и в тени
я обниму тебя

когда не видишь ты пути
исчезло вдохновенье
я рядом
просто ощути
моё прикосновенье

едва помыслив взабытьи
что о тебе забыл я
назад ты взгляд свой обрати
увидишь мои крылья

я вечно удивлён тобой
живи не сомневайся
в любое время весь я твой
лишь в сердце оставайся

* * *

⁣Я есть миг

О сколько раз я ошибался,
О сколько раз,
Да будет так!
Всегда собою оставался,
Всегда я был простой дурак.

Ведь не нужны твои советы,
Пока не спросит кто о них.
Держи в себе свои секреты,
Пока ты правды не постиг.

Познай себя - познаешь бога,
Смотри на звёзды и мечтай.
Плывёт в безбрежности пирога
И я плыву в ней - так и знай!

Смотрю на воду в отраженье
И вижу образ свой и лик.
Сверкает волнами движенье.
А кто я есть?
Я есть лишь миг.

* * *

⁣мои стихи как были, так и есть
мои стихи
как были так и есть
и если ты всё также здесь
возьми не словом -
смыслом лишь
прислушайся
ты слышишь?
тишь

я растворён
во тьме чудной
ты на планете
дышишь мной

ура, ты понял
о чём речь
ну всё, пока
до новых встреч!

⁣***
Не подведи, Родная

— Следует жить, шить сарафаны
и лёгкие платья из ситца…
(Юрий Левитанский)

Мои друзья перестают быть моими,
из своих сердец вычеркивают мое имя,
за то, что я не стою с плакатами «Нет войне».
Я — неодиночный пикет с надписью «Да весне»
невидимыми чернилами.
Я — противница надругательства над могилами,
восьми лет игры в молчанку про боль Донбасса,
про лебедя, рака и щуку басни,
неумолимых отфрендов
за позицию политоппонента,
кораблекрушения планов этой весной.
Кто из нас тут всему виной?
Я — гражданский ребенок своей эпохи,
дела в которой отнюдь не плохи —
они ужасны, и я пытаюсь держаться.
Это не значит, что мне не больно.
Это не значит, что я хочу этой бойни.
Это значит, что я могу только молиться
за скорейшую мирную коалицию,
писать «жив ли, цел ли ты, дорогой?»
человеку страны своей и страны другой,
отвозить баулы гуманитарки беженцам.
Всадникам Апокалипсиса бы спешиться,
отпустить коней своих в чисто поле.
Переполнены стеки боли.
«Да весне!» — говорю я, пусть останутся живы все,
чтоб коты под руками и кофе гляссе,
и, по Левитанскому, платья из ситца.
Мои друзья говорят: «ты должна стыдиться
того, что ты русская, или мы не друзья тебе».
А еще вчера орали вместе ЛЮБЭ,
не выбирая ни выражений, ни стороны.
Я остаюсь частью своей страны,
пока из нее сваливают, проклиная.
Не подведи, Родная.


⁣***
Река

И какую сейчас позицию ни прими,
все равно ты будешь неправ.
На часах время оставаться людьми,
будь ты из Петербурга или с Днепра.

Открывать рот опасно без адвоката.
Меня отчитывали сегодня
за покупку донбасским беженцам носков с авокадо*.
Мол, я циничная тварь Господня.

Носки с авокадо, шампунь с ароматом дыни
не вернут им дом. И я его не верну.
Но лучше пусть пахнет дыней, чем черным дымом,
и лучше про авокадо, чем про войну.

Между двумя берегами я выбираю реку,
полноводную реку воды живой,
способную напоить и птицу, и зверя, и человека,

отразившую чистое небо над головой.


***
⁣***
Здравствуй, дедушка

Здравствуй, дедушка. Как ты и где ты?
Расскажи, ничего не тая.
Здесь, у нас, на Земле — День Победы.
Там, на Небе — улыбка твоя.
Я листаю страничку подружки
и читаю, нахмурившись, про
то, как траурный чай пьёт из кружки
ветеран в похоронном бюро.
Я умею букет и открытку
и совсем не умею войну.
Мне не выдержать голод и пытку!
Кто поставит мне это в вину?
Это сердце на вырост мне дали.
Словно мир, это чувство старо.
У военных тяжелых медалей
не бывает обратных сторон.
В ленте черно-оранжевым спамят,
золотят второсортную медь...
Я умею из этого — Память.
А хотелось бы больше уметь.
Я умею — «спасибо». Негромко.
От лица всех, кто чувствует, что
голубиной седой похоронкой
бьется под камуфляжным пальто.
До свидания, дедушка. Ветер
знает: скоро я снова приду,
помня, как ты смеялся над смертью
третьим справа
в последнем ряду.


***
⁣***
Великий урок любви

Когда половинки одного мира стали тереться
друг об друга, создавая скрежет и гул,
я зачем-то опять распахнула сердце
для всех, кто меня обманул.

Как слониха слонят, я злобу в себе носила,
мечтая втоптать их в грязь и размазать по стенке шпателем.
Но в какой-то момент злиться стало не-вы-но-си-мо
на обидчиков школьных, бывших, друзей-предателей.

Ибо происходящее — великий урок любви,
беспощадной, немыслимой, грандиозной,
в ее словаре нет понятия «неликвид»
или «поздно».

Вряд ли глаза их встретят мои глаза.
Как створки раковины — моллюск,
двери в дома их захлопнулись век назад,
но я за них помолюсь:

пусть у них будет синее небо над головой,
и на сладкий чай пригласит сосед,
пусть никогда не раздастся их волчий вой
по тем, кого потеряли они насовсем.

***

⁣***
Ангел необстрелянных городов

Если быть запредельно честным и откровенным, я доучиться на ангела не успел. Так, затуплял ножи тем, кто резал вены, и пару-тройку обычных небесных дел: чтоб кипяток не пролился на повариху, чтобы дитя в детдом не сдавала мать... Здесь, на Небе, такая неразбериха — мне приказали перераспределять неучтённые судьбы, которые оборвались и не продолжатся теми, кто их носил. Мы устроены так, чтобы не знать усталость. Но и у нас уже не хватает сил.

Вот парнишка, простой, смышленый и даровитый. Он придумал открыть метро Петербург-Москва, а теперь уснул талантливый и убитый, и в глазах застывает вечная синева. Передо мной сияет его задумка, что должна быть реализована, ё-моё. Ни один до такого ранее не дотумкал. Я не вижу того, кто б довел до конца её. Знаю, строителей и инженеров много, но такой проект — нечто большее, чем матчасть. И под землей стрелой пробежит дорога, по которой поезд промчится всего за час.

Вот девчонка. Она могла бы создать лекарство, что спасло бы от рака и пары других проблем. За ее жизнь бы никто не отдал полцарства, ибо проклято наше царствие на Земле. В кончиках пальцев жжётся её идея, а под чистым небом живут миллионы тех, кто и базовыми-то знаниями не владеет, чтоб она обрела применение и успех. Я смотрел на студентов из медицинских вузов — их обуяло неверие, будто мгла. А для этой идеи вера нужна как Муза, чтобы она себя воплотить смогла.

А эта пара умерших молодоженов не превратится в старушку и старика. И вот они лежат в земле обожженной, а любовь их мерцает снова в моих руках. Вот бы она попала к хорошей паре, близкой к разрыву. Но я не знаток вас всех и существую в вечном ночном кошмаре, что использую чьи-то сокровища не на тех. Из меня хреновый распределитель судеб, зарисовок, задумок, талантов, даров, любви...

Если вдруг обнаружишь их, как котёнка в сумке —
постарайся сберечь и ангелов не гневи,
ведь идея не может существовать не в теле,
и кому-то из вас достается случайный дар,
потому что все то, что погибшие не успели,

должен кто-то прожить в необстрелянных городах.

Тишина

Тишина звенит до края.
Нет ни звука
И покой
Дарит изгнанным из рая
Беглецам за суетой.
Словно камень преткновения,
Неизбежность подарит,
И смирением, как спасеньем
Эту пытку прекратит.
-----------------------
Ты слышишь

Под ноги бросить жизнь,
Таланты скомкав в урну,
Бывает этот псих
У каждого подчас
Но пеплом посыпать
Склонённого угрюмо
Не торопись, my friend,
Пусть это не о нас.
Ещё растает дым,
Ещё туман осядет
И, приложив, к лицу -
Холодный, чистый снег,
Твой взгляд опять, ура!
Осмысленным вдруг станет
И танцы на костях
Не станешь продолжать.
Замри!
Ты слышишь?- капля,
Одна, с небес упала
Теплом на твердый снег
И ветер потерял
Всё то, что нас вчера
Так крепко доставало.
-----------------------
Временность

Как ветер сырой,
Несущий тревогу и свежесть
Я чувствую временно -
Себя, бытие.
Слезами оплакана,
Острая временность
Со мною идёт
Никуда не спеша,
Ты здесь - и не здесь.
Всё есть - и ушло уже.
Улыбка светла,
Но пройдёт и она,
Вокруг только временность,
Шаткая временность.
Не поняв ее -
Отлетает душа!
-----------------------
Ты не можешь

Ты не можешь всегда на лугу
Бегать, прыгать, мечтать
В цветастом платье,
Закинув голову в облака
Иногда приходит другое время:
Дождь, осенние краски, тоска,
Небо серыми переливами,
Влажной ватой висит
И взгляд у тебя -
Печально затравленный,
Всё что-то ищет в выси.
-----------------------
Дорога

А жизнь у нас недолгая дорога,
Как гости мы приходим в этот мир,
Познав все радости и заблуждения рока,
Наш образ станет хладным и немым.
И как прожить десятилетья эти?
Чтоб жалко не было ушедших лет,
Чтоб оглянувшись, неповторимый и яркий
Свой увидеть след?
Жить надо просто и свободно,
Даря и принимая доброту,
Ведь жизнь у нас недолгая дорога,
Храни свою любовь и чистоту.
Души своей божественной свеченье
Не потуши унынием в мелочах,
Все эти испытания и волнения,
Второстепенны в вечности лучах.
Опора не в свершённости желаний,
А Царство Божие - в душе твоей,
Какие бы не шумели бури рядом,
Но свет твоей любви всего сильней.
-----------------------
День

Ах, день, мой день.
Опять ты своевольный,
Нарушил план
Намеченных всех дел,
Но может завтра,
Если не сегодня
Ты дашь мне шанс
Распорядиться всем.
Опять с утра ты музыку поставишь,
Подаришь настроенье и мечты.
Когда-нибудь ты вдруг
Последним станешь...
Обычный день,
У краешка черты.
-----------------------
Островок

Ты на кого-то обижаешься?
Ничего, всё это прими
И скажи: "Мне это всё по боку",
Кроме той тишины, что внутри.
Не хочу ни о чём я уже страдать,
Отпускаю всё то, что болит.
Выйду из лесу страсти, забот и огня.
Мир тревог для меня забыт
И, причалив на лодке раздумий таких,
Я вернусь на свой островок,
Где никто и ничто не тревожит меня,
Только я, и любовь, и Бог.
И на острове том отдохну лет пятьсот,
Накоплю много сил, чтоб простить
Всех ущербных и раненых духом
Потом.
А потом нужно снова отплыть.
Только остров-покой спрячу в сердце своём,
Постараюсь его не забыть.
-----------------------
Мир

Тихо. И немного волнуется Мир.
Он всегда шебуршит,
Как в море волны бессонные,
Очень редко им полный штиль,
А мир такой разновекторный,
Сплелись в нём клубком все цвета,
Где радость и горе вместе все,
Так тесно и навсегда.
Рассвет. Всё ещё просыпается.
А где-то не спали всю ночь.
Как дней череда,
Кто заканчивает,
Кому-то лишь всё началось.
Тут время намешано, не постичь,
Линейка часов лишь своя,
Миллиарды идут, часы тикают,
Такая загадка земля.
Палитра цветов вращается,
Река ощущений бежит,
Ничто здесь не возвращается,
Попробуй построить жизнь.
Попробуй потом осветить её,
Тем светом, что изнутри.
Как мало здесь что получается,
По мизеру нашей любви.
-----------------------
По накатанной

Всё идёт по накатанной:
Все в делах и как надо всегда,
А глаза чьи заплаканы
И заметить успеем едва.
Жизнь почти примитивная,
Благочестие пред народом несём,
А в душе то темно поди,
Мимо счастья и горя - молчком.
Не оттаяли снеги тоски,
Удручение скопилось хламом.
Ты поди, у реки посиди
И подумай о самом главном,
Что несёт тебе радость, свет?
В чём душа твоя вольной птицей?
Чтоб, хотя бы на склоне лет,
Утолиться чистой водицей.
-----------------------
Лестница

Когда падёшь на дно колодца,
То звёзды даже днём видны,
И там узнаешь, кто есть солнце,
И то, как близкие верны.
И если помощь ниоткуда
За это время не пришла
Возник вопрос:"Зачем те люди?" и дальше я пойду одна.
За всё судьбе Я благодарна,
Ведь то падение на дно,
На самом деле благодатно,
Спасение души оно!
Указан ясный чёткий вектор
И лестница подъёма ввысь -
Пока ещё не крышка гроба,
Авансом шанс - в другую жизнь!
-----------------------
Выбор

Разве Бог нас учит убивать?
Он оставил заповедь: "Люби!"
И свободу выбора дитям,
Чтоб своей душой мы доросли.
Всё уйдёт и станет тело прах,
Не его должны мы ублажать,
Но бессмертной станет та душа,
Что любовь не может предавать.
Всё сказал Он.
Сына дал на муки - для людей,
Им показать пример,
Но!.. не доросли пока что люди
И земного правят передел.
-----------------------
Покой

И как бы ни хотелось нам покоя,
Всё вмиг меняется,
Становится другим
И в каждой клетке чувств - живое,
Константой неизменной Бог один.
Что он Любовь,
Как будто бы все знают,
А он как воздух:
Ни увидеть, ни обнять,
Но без него ничто живое
Не может ни родиться, ни дышать!

Шерше
ля фам



Витя оглядел группу и, нацепив
дежурную улыбку, заговорил:

— Экскурсионное бюро «Истур»
в лице экскурсовода второй категории
Виктора Неклюшкина приветствует
участников двухдневной программы…

Вите не первый раз скидывали
экскурсии на выходные. Благо, он знал
весь «ассортимент» агентства. Вчера
вечером Владик впихнул ему свой тур,
потому что намылился с Иркой к друзьям
на дачу. Правда, потом обещал отработать
за Витю «Рюриков».


— …В заключение мы с вами
побываем в частном музее, где вы увидите…
— Выкладываться было не для кого. Три
девушки-ровесницы были не в его вкусе.
Пожилые пары, группа веселых тётушек
предпенсионного возраста, мама с
дочкой-подростком и несколько женщин,
выглядящих, как училки, — «полный шерше
ля фам», как Витя мысленно
называл такой контингент.






…День тянулся долго, был
изматывающе жарким, но наконец-то
закончился.

После позднего ужина все
расселись в автобусе быстро и тихо,
уставившись в свои телефоны, — даже
весёлые тётушки примолкли.


Витя пересел с бокового
«экскурсоводного» места на резервный
второй ряд к окну. Два часа до соседнего
городка, а там — рухнуть в номере
гостиницы до утра.

Водитель погасил общий свет,
только слабый отсвет телефонных экранов
и пролетающих за окном фонарей разбавлял
сумерки.

Витя, кажется, задремал, потому
что сильно вздрогнул от внезапно
раздавшегося над ухом:

— Простите, можно я здесь
сяду? — В проходе стояла одна из девушек.
— Меня сзади укачивает. Если за окно
смотреть, ещё ничего, но когда темнеет,
плохо становится…

— Конечно! — Витя невольно
подтянулся в кресле. — Только дополнительной
экскурсии от меня не ждите.

В отсветах дорожных фонарей
мелькнула её улыбка.

— Кстати, я Витя, — продолжал
шутить он.


— Я Оля, — ответила она,
пристроила под шею надувную подушку,
повесила на крючок переднего кресла
сумочку, оправила юбку и откинулась
вместе с креслом.

— Очень приятно, — с опозданием
сказал Витя.

Он отвернулся к окну. Стоило
подремать до отеля. Однако довольно
сложно вот так вот взять и уснуть, когда
в темноте рядом с тобой полулежит
девушка…






Витю внезапно пронзила мысль:
а вдруг она села к нему потому, что он
ей понравился?
Он сегодня классно вёл группу — вполне
мог очаровать экскурсантку!

У него от этой мысли даже
мурашки пробежали по всей поверхности
ног и рук, торчащих из шортов и футболки.



Он осторожно скосил глаза,
стараясь увидеть, не наблюдает ли за
ним соседка.






Отблески фонарей не касались
лица девушки. Дыхание её было ровным,
но она точно не спала: то и дело немного
ворочалась в кресле.


Витя стал перебирать в голове
события дня. Ни разу не поймал он на себе
её взгляда. Могло быть, что она подавала
ему знаки, а он не заметил?


Он снова покосился на соседку.



Девушка опять пошевелилась,
и Витя быстро отвернулся. Нелепое «Шерше
ля фам!» на непонятный мотив крутилось
у него в голове.

Мысли о работе, предстоящем
повышении, даже о путешествии в отпуске
вдруг стали казаться не такими уж
интересными.







Автобус стал делать резкий
поворот, всё наклонилось, и в этот момент
в полной темноте салона что-то нежное
коснулось колена Вити. Прикосновение
было секундным — наверно, просто на
повороте ногу девушки немного качнуло
в его сторону.






Автобус снова шёл ровно.

Витя попытался вспомнить, на
чём остановился в своих мыслях, но не
смог. Вот ведь какое коварство! Как умеют
отвлекать от важного незваные девушки
с их коленками!

И как только он снова
сосредоточился на своём, нога его снова
ощутила прикосновение. В этот раз касание
было чуть более долгим — примерно две
секунды. Сам не ожидая от себя такой
храбрости, Витя немного наклонил колено
вбок и коснулся ноги соседки в ответ.
Она не отстранилась.

С ним ещё никогда так не
заигрывали. Ну да, девушка не предел его
мечтаний, но нельзя же её игнорировать!
Нужно как-то ответить. Он уже начал
сдвигать пальцы с разделявшего их
поручня, как сомнение пронзило его: а
вдруг она дотронулась до него случайно?
Может, даже во сне?

Но тут же, словно в опровержение
этой мысли, его нога ощутила очередные
касания — три подряд, с равномерными
промежутками. Витя даже отвернулся к
окну, чтобы скрыть невольную усмешку.
И галантно ответил такими же тремя
прикосновениями.






Оля по-прежнему делала вид,
что спала. Только подрагивающие ресницы
и поёрзывания в кресле выдавали её. Витя
принял правила игры. Ну не хочет девушка
привлекать внимания посторонних — её
право!

Он стал вспоминать схему
расселения в отеле: у неё с подружками
номер на троих. Зато у него — на одного.
Наверно, она готовит его, чтобы не сильно
изумился, когда ночью услышит робкий
стук в дверь.

Он про себя усмехнулся: какое
там «ищите женщину» — сами найдут, сами
всё организуют!

Ещё одно чуть более долгое
прикосновение — и Витя, осмелев, ответил
на него почти дерзостью — прижался к
прохладной женской ножке на целых 3
секунды! Её нога не отодвинулась, и она
по-прежнему притворялась спящей!

Витя воодушевился.


Если подумать, то Владькина
история знакомства довольно банальна:
ну поговорили, ну влюбились…


То ли дело у него: его так
изящно добивается блондинка! При этом
не оторва какая-нибудь, а очень даже
приличная девушка!..

Надо позаботиться о том, чтобы
она нашла его в гостинице — невзначай
вслух сказать номер своей комнаты… А
вдруг испугается?.. Дверь придётся
оставить открытой. Правда, в этой
гостинице 3 раза грабили невнимательных
постояльцев только за это лето… Но риск
— дело благородное, когда речь идёт о
любви!






…Автобус снова поворачивал,
и Оля прижалась к Вите ногой на долгих
5 секунд. «Скоро приедем», — не удержался
и тихо-тихо прошептал он.

Она не ответила. Витя успел
лишь заметить, что ресницы её чуть-чуть
дрогнули.

Он откинулся в кресле, закрыл
глаза и погрузился в сладкую дремоту и
мечты…






Видимо, он всё-таки не просто
задремал, а провалился в сон — на какие-то
минуты, но провалился. Потому что внезапно
вспыхнувший свет разбудил его. Автобус
стоял. Витя зажмурился — и в ту же секунду
почувствовал, что нежная кожа касалась
его коленки, не отстраняясь!

Сердце Вити преисполнилось
благодарности, он открыл глаза и
повернулся к своей прекрасной спутнице…



Соседнее кресло было пустым.



Оля стояла в проходе, поправляя
юбку. Но вот она нагнулась к креслу —
он невольно подался ей навстречу… Она
протянула руку к висевшей на кресле
мягкой кожаной сумочке, касавшейся
колена Вити, и сняла её с крючка…






В состоянии измененной
реальности Виктор сидел, почти не дыша…

Так… Он, вроде, ничего не
сделал, ничего не произошло…

Над ним возникло озабоченное
лицо водителя:


— Ты уснул, что ль?

— Шерше ля фам! — внезапно
выпалил Витя.

— Чего? — вытаращился водитель.

— Да ничего,
иду...

Он достал из сумки список
размещения в отеле и вышел из автобуса.






Витя получил ключ, поднялся
в номер. Кинув сумку на пол, сразу включил
телик. Дверь закрыл на замок.

Появившаяся на экране заставка
«Мосфильма» сменилась нарезкой кадров
погонь.

«Зато можно не думать об
ограблении», — сказал он вслух и, не
разуваясь плюхнулся на кровать.


На желтом фоне экрана возникло
название: «Ищите женщину»

«Сами
ищите», — с досадой сказал Витя и
переключил канал.

⁣В ДРЕМУЧЕМ ЛЕСУ

Одиноко по лесу девчонка идёт,
То с тревогой девчонка посмотрит вперёд,
То назад обернётся с опаской.
Вот бы где-то хорошие мысли найти,
Чтоб не так было страшно по лесу идти...
Вот бы ей повстречаться со сказкой!

"Видно, Красная шапочка очень смела,
Ведь она в одиночку по лесу пошла...
Что же я-то такая трусиха?!
Отчего птичий гомон повсюду замолк?
Это кто там, за ёлкой? Не может быть! Волк..."
Оттого - и тревожно, и тихо.

Вышел из лесу, сел у неё на пути,
Страшный: серый, огромный, лобастый.
Ей теперь никакой стороной не пройти.
Усмехнулся оскаленной пастью:

- Ты куда и откуда такая идёшь?
Расскажи-покажи, что в корзинке несёшь...

Онемела девчонка. На волка глядит.
Только в сказке такое случится:
Да, он серый и страшный, но он... Говорит!
Надо пробовать до-го-во-рить-ся!
"Отвечай, ну чего же ты встала,
Будто сказок совсем не читала..."

- Ждут меня партизаны в дремучем лесу.
Я корзинку свою партизанам несу.
- Неожиданный, - волк удивился, - ответ, -
К партизанам? А старенькой бабушки - нет?

Волк сменил на улыбку свой страшный оскал:
- Как-то сказку от мамы-волчицы слыхал...
Мне по детству казалось, что автор готов
Все людские пороки свалить на волков.
Я не ел ни старух, ни девчонок - всё ложь!
Вот и ты говоришь, не к бабуле идёшь...

- Да, - тихонько ответила волку она, -
Ведь бабуля была и стара и больна.
Захватил их деревню фашистов отряд,
А фашисты больных стариков не щадят...
Я и сказок уже не читаю, ведь мне
Не до сказок на этой ужасной войне.

И с тобой мне сейчас говорить недосуг:
Ждут меня партизаны в дремучем лесу.

Волк ответил, печали своей не тая:
- Очень, девочка, страшная сказка твоя.
По лесам дети ходят, волков не боясь —
Что за нечисть у вас в деревнях завелась?!

Помолчал... Облизнулся:
- А ты, стало быть,
Партизанов идёшь пирогами кормить?

Дай хоть краешком глаза на них погляжу -
Что там мать напекла... А потом провожу!

- Нет, - ответила девочка, - мать не печёт,
Враг разграбил в деревне запасы..
Это Красная Шапочка в сказке несёт
Пирожки и немножечко масла...

А в корзинке моей только вата и йод.
И со вздохом добавила:
- Мать не печёт...

Волк сказал:
- Я, конечно, голодный совсем,
Только йода не пью я и ваты не ем.
Ну, давай, я корзинку твою понесу,
Поспешим к партизанам в дремучем лесу.
Партизаны полечатся и победят,
Пусть фашисты не трогают сказки ребят!

И пошли по тропинке они бок о бок,
Партизанка-девчонка и сказочный волк..

Награда для брата

За мною зайдёт старший брат на продлёнку.
Придёт, позовёт: "Собирайся, сестрёнка",
Закинет легко мой рюкзак на плечо,
Обнимет меня горячо-горячо...

И я поспешу, чтобы брату скорее
Подарок на ленте повесить на шею.

Я времени даром ничуть не теряла.
Я эту медаль целый день вырезала!
Сама подписала, что это "Награда
Для самого лучшего старшего брата".

Мой друг, мой советчик, мой, личный, герой:
Как помню себя - он всё время со мной.
Мы даже полы моем с братом вдвоём:
Он моет полы, я катаюсь на нём.

И вот наконец каждый встречный прохожий
Прочтёт на медали, какой он хороший!

И славно, что долгая к дому дорога.
Брат гордо шагает, смущённый немного.

Сверкает медаль у него на груди,
И нам улыбаются все впереди.

Все рады за брата.
А я-то как рада,
что я есть такая у старшего брата!

Снегокат

Снег пушистый, лёгкий, хрусткий
Засыпает всё подряд.
След на улице иркутской
Оставляет снегокат.

Далеко за снегокатом
Тянется волнистый след.
Обращаюсь я к ребятам,
У которых снега нет:

Жарко там, у вас, как в печке,
Непроста такая жизнь...
От жарищи этой в речках
Крокодилы развелись.

И живёте вы, не зная, -
А узнаете ль - когда? -
Что в Байкале ледяная,
Очень чистая вода.

Нет нигде в огромном мире
Места чище, чем Байкал.
Если будете в Сибири,
Я бы всё вам показал!

Приезжайте, буду рад вам.
Здесь вам каждый будет рад!
Подарил бы снегокат вам,
Но зачем вам снегокат?

Я вам в качестве подарка
С кедра шишек надарю.
Летом будет очень жарко -
Я вам точно говорю!

⁣Приходит ночь , светит Луна
На кровати старик и потертая книга
В этой книге всю жизнь он ищет себя
В этой книге - его пустота

Ночь приходит, просыпаются шрамы
Колышет ветер занавески
По всюду нерушимые скалы
А вместо тропы натянута леска

Ночь приходит, светит Луна
От сквозняка в комнате скрип
Его душа бесконечно чиста
Хоть и сам он давно погиб

Светит Луна, на стене чья-то тень
Он с улыбкой встречает финал
И его каждый прожитый день
Для смерти и был провал

Она приходит за ним уже много лет
Когда на дворе наступает ночь
Но к смерти у него страха нет
Он вновь ее прогоняет прочь

Луну заменило солнце
И в окне появился свет
В тишине слышно его сердце
День приходит - смерти нет

Сева Стэн

Посвящается О.Генри

Сева Гуляш по прозвищу Стэн с восемнадцати лет уезжал в Москву, месяца на четыре – на заработки. То офиком, то барменом. Как раз перед зимними праздниками, в самый сезон.
Подняв деньжат, возвращался в родную Лебедянь и гулял.
Начинал с того, что на вокзале вызывал кэб.
Такси тогда стоило в Лебро́не полтинник: пятьдесят рублей.
Стэн садился, откупоривал ствол вискаря и говорил водиле:
– Кузнецы, последний дом!
Улица Кузнецы находилась на другом конце Лебедяни.
Таксист, ничего не подозревая, ехал.
Стэн откидывался на сидении и расслабленно попивал вискарёк, с удовольствием рассматривая в окошко знакомые с детства поля.
Пока добирались до адреса, заканчивался первый пузырь.
Как только водила доезжал до последнего дома и притормаживал, Стэн доставал новую бутыль, с оттяжечкой кидал водиле пятьдесят рублей и провозглашал:
– На кладбище, Нижнее!
В Леброне три городских кладбища: Нижнее, Новое и Новейшее.
Нижнее располагалось в противоположном краю города от улицы Кузнецы.
Таксист вздыхал и поворачивал.
На исходе второй ноль-пятой они подъезжали к Нижнему.
Заснеженный холм. Вокруг – кресты, оградки. А на холме – милицейский домик.
Стэн обращался к водиле:
– Слушай, мне тут надо человечка забрать. У тебя багажничек свободен?
– Человечка? – эхом отзывался таксист, не понимая.
– Ну да, тело одно. У тебя в багажнике место есть?
– Ты чего?! Какое тело, какого человечка? – в страхе лепетал водила.
Выбегал, оставив Севу в тачке, и со всех ног мчался на холм.
Возвращался с двумя служителями порядка.
– Выйдите из машины!
Сева выходил и, смеясь, рассказывал им суть пранка.
Красноречием обладал.
Служители ржали и отпускали.
Стэн на прощанье давал им по сотке и возвращался к ошарашенному таксисту.
– Чкалова, последний дом! – провозглашал он, садясь и запахивая полы пальто.
Такой вот был человек, Сева Стэн.
Свистела у него фляга в мозгу или нет – никто не знал. Выпивал, махорку курил.
Они ехали с водилой по Лебедянской набережной в завершении праздничного дня гульбы.
Стэн расшучивал таксиста, располагал к себе, чтоб тот не обижался.
Шёл 2005 год. Набережная в фонарях неслась им навстречу, и заснеженный, сверкающий Дон ворочался подо льдом, и хмуро, нет-нет, да и посмеивался над проделками Севы Стэна.

Нет чёрной краски у любви!

Досужим глупостям не верьте!

Всё это выдумки и сплетни −

Нет чёрной краски у любви!



Любовь бывает красной дамой

В кипении страстей коварной,

Бывает серой и туманной

Серебряной и золотой.



Быть может бурей голубой −

Глубоко синей и зелёной,

И фиолетовой грозой,

Но никогда ни злой, ни чёрной!



Она лишь может промакнуть

Узоров свежие чернила,

Черничной тушью подвернуть

Свои ресницы, чтоб красиво.



Добавить ежевичный джем

В пирог с клубничною начинкой

И не ругайте: незачéм −

Любовь получится с перчинкой.



А в остальном она − прибой,

Волнующий, благоуханный,

Рисует на песке обманном,

Сама ж останется собой.



Ты назовешь любовь судьбой

Она подумает: «Забавно.

И все же люди, Люба, странные.

И плохо дружат с головой…»



Ты пригласишь любовь домой.

Она откажется учтиво.

Сказав при этом: «Было мило»,

А про себя отдаст отбой.



А если изнутри любовь

Ты призовешь, расставив точки,

Она, не торопя шажочки,

К тебе неслышно, но придет…



В любви всегда наоборот!

И потому не жди в сомненьях

Знай, чёрной краской отреченья

Замазывать постыдно рот.



Нет чёрной краски у любви!

Досужим глупостям не верьте!

Всё это выдумки и сплетни −

Нет чёрной краски у любви!

⁣Пшеничное поле с вóронами


Я склонен думать, что болезнь исцеляет человека
Из письма В. Ван Гога брату Тео




«Тео,
бог распишет слезами моё заболевшее тело
или мысли – те, что остались».

Текст обрывается.
Комната, боль и стены.

Усталость.

1. Первый взмах

Солнце-ржавый подсолнух катится по глазам;
птицы – сквозь голову, запутавшись в волосах.
Поле: Жёлтый Христос распластался
в судорогах и коликах.

Небо капает прямо в глаза: чернота и синь.В водостоках туч расширяются лимфоузлы.
Мир как будто всмятку: размазан и некрасив,
Одинок и прохладен перед грозой – в разлив
Дождевой воды, не вмещаемой в небесном горле.


2. Второй взмах

Сверху –
бог-художник, смотрит сквозь щёлку рук

на тебя – беспокойного. В свете солнца
толчея небосводов сгущает небесный круг,
а господь надевает на пальцы остатки лучей, как кольца,
он неловок – роняет их, и они дрожат на ветру.


3. Третий взмах

Воздух – смесь: грай воронья и ветер.
Ворон вместе с дождём к тебе садится на плечи.
Ворон – в цвет жженой кости, сутул и груб.


4. Четвёртый взмах

Небо – тоже сутуло. Поле – выжженной медью.В центре – ты – безумен и худ.
И ты пишешь о вечном,
сжав тонкие нити губ.


5. Пятый взмах

Ты похож на мольберт,
потерявшийся между колосьев: холст твоё лицо.
Краска – окунаешь в неё пистолет,

тушишь пальцы и сигареты –
в цвет пунцового.


6. Шестой взмах

…июль
в сердце вырастет полем от пули;
в глазах останутся звёзды;
эпилепсия и расстройство;
боязнь солнца.
Связки мыслей звенят, как самоубийство…

Ворон лапами от плеча оттолкнётся.


7. Седьмой взмах

Неба серые гланды, сырые накрапы вызрели.Капилляры и вены дождя – в них запутались звуки выстрела.
Жизнь – как холст, как картина, икона – целуй её.
Ты бы плакал, да только в глазах застывший церулеум.


8. Восьмой взмах

Ты лежишь. долго-долго – с вечность.
И колосья в закате, как свечи.Зыбкий свет, застывающий мир.
Где-то сзади – в остатках – гремит.




⁣Внизу неба


Люди заполняют небо.
Небо заполняет свои полости
полностью:

в небе теряется голос – в космосе,
в небе застряли звездолётные борозды,
кривые самолетные полосы,
шприц Останкино, шпиль Эмпайра и гвозди Кёльнского.
Лёгкие неба вмещают так много воздуха.
Они синие от страданий и возгласов:
синие днём, к ночи – дымчато-розовые.
Лёгкие неба раскраснелись, разбухли от колокольного звона, выцвели от прочтений молитв.
В небесных лёгких скопился дождь тоннами-литрами.
Выстрели в небо – лёгкие лопнут и выльются. Небо выдохнет туберкулёзно.
Люди выходят ночью с балконов, с крыш в остатки пыльного космоса.Каждый из нас ⁣– болезнь и усталость этого неба
в отражениях окон офисов.



⁣Доброе утро, друг


Пара кусков ароматного безрассудства,
стойкость немытых окон и гладкое солнце.
Тина деревьев опутывает рассвет.
Мир перетёрт до спелых прозрачных капель –
вязкой росы. Воздух в комнате будто заперт
в тонкую сетку углов, как прочный скелет.

Волосы спутаны, словно лучи. Прохлада –
тонкая тетива в тишине громады.
Город снимает тень –
утро, как старый потёртый свитер,
в дырах, проеденных молью, скрыта
тонкость бетона стен.

И обезглавленным манекеном
падает свет на штыки-антенны:
возглас проходит сквозь
шторы. Из глины слепленный город –
в комнате душно. Таблетки снотворно-
го – с чем ты проснёшься снова.
"Доброе, как спалось?"




⁣Молитва


От вкуса горькой тишины сводило челюсть.
Распятый воздух ледяным был, свежим.
Мы шли. И тихо. Тихо. Тихо пели.
И солнце, плывшее в апреле,
глядело долго, томно, жадно, нежно.

Рассветный лоб распоротого неба
твердел пятном оранжевым. И брезжил.
Мы шли, мы пели.
Облачный гребень
за редким лесом, как за сеткой рёбер,
мелькал и горбил.

Мы шли. С далёкой колокольнибыл слышен звон, и выстрелы.
А наши чёрные одеждыпокрылись инеем, и с ними зазвенели.
Мы шли,

и боль тонула в божьем зеве.
И рядом – смерть, как почерневший клевер, тянула листья-пальцы ближе, реже.

Мы шли. И тише. Тише. Тише пели.
И каждый был как грешник.
А рядом плыли вишни. Цвёл орешник.
А воздух кровью капал с шеи.
А по рукам тянулись две траншеи,
Мы шли и между ними – в каждом теле,
мы видели запёкшееся солнце из апреля.



⁣Безумный цикл


Птицы вспороли крыльями небо упругое как каучук
и просыпалась облаками мягкая вата
город тает от прикосновений тонких и нежных рук
осторожного лета и становится зеленоватым

и ещё одна лампочка вкрученная под потолок
повисает над городом новым июньским солнцем
и ползёт по веткам деревьев на небо ток
сгенерированный из палитры людских эмоций

проступает июль сквозь обои – он экстраверт
прорастает цветами в асфальте до каждой двери
оставляя следы на траве
и прилипшие к небу перья

полужёлтый август – перерождение
помятым яблоком катится вдоль обочин
но теряется связь с угасающим летом среди дождей его
звук коротких гудков незаполненность многоточий

снова щёлкнет реле перепутаются провода
и прольётся дождями небо сквозь дыры от шпилей-игл
и смешается шум проспектов в прозрачную как из ведра
тишину... Завершая этот безумный цикл

⁣***
Кукла и мальчик в сырой синеве,
Жизненный нерв бередя в голове,
Нежность учили по влажным рукам,
Город – по гулким далёким шагам.

Я был тем мальчиком, куколкой – ты –
Это когда набивные цветы
С платья слетали и птичьи черты –
С чёрных ресничек. Со мной была ты.

Это когда мы не жили – росли
Прямо из сказок, из соли земли.
Дети. Из детства качались вдали
Ставшие в речке-Неве корабли.

Это всё было, но, будто бы вспять,
Речка текла, беспокойная мать
Бегала в церковку, в церковке жгли
Свечи, чтоб мы никогда не росли.

***
Это всё уже было, было:
Эта ветка и этот свет
За окном. Ты всегда любила
Их спросонья. А, скажешь, – нет?

Ты была. До времён. До знаков,
До глагольных моих на -ил
Рифм. И я – как пророк Иаков –
Самый первый тебя любил.

Мы всегда выходили к лесу
Посмотреть допотопных птиц.
Жизнь была только парой жестов:
Взмах крыла, взмах твоих ресниц.

Только воздух и только души,
Принимавшие форму нас.
Только снег, ледяные кущи,
Пара масляных птичьих глаз.

Больше жизни прошло, ты помнишь
Самый первый, простой завет?
Взмах ресниц – и с утра, в окошке,
Эта ветка и этот свет...

***
Этот жёлтый квартал, обнесённый листвой,
Вырастал над тобой, вырастал надо мной,
И, сердца промочив в тишине дождевой,
Мы сюда приходили, как будто домой.

Мы делили – и только – с тобой допоздна
Этот маленький быт, этот вид из окна.
Не стучалась беда; безучастно права,
Поднималась вдали синева, синева.

В этих клёнах из детства искал я зазря
Торговавшего снами лесного царя –
Ты смотрела в окно, но в окне никогда
Не цеплялась за ветки его борода.

Мы ложились. Я знал: нас с тобой защищал,
Затянувшийся дождь или жёлтый квартал,
И я тихо дремал у опущенных век,
Твой смешной наблюдатель, смешной человек.

***
…Нет времени, есть место.

Елена Иванова

Нет времени, есть место, и тогда
Мы снова соберёмся в этом месте,
И станет водкой по щелчку вода,
А ты – моей невестой – честь по чести.

Сползётся на пирушку целый мир,
Где в общежитии (не помню нумер)
На полках – И.А. Бродский, Г. Сапгир;
И очень жаль, что Цой, конечно, умер.

Почти пародия. Почти семья.
Вокруг друзья – я всех готов представить
На строгий суд. Смотри: вот ты, вот я –
Такая фотография на память.

***
Последние прогулки короля
Прошли среди осенних декораций,
Где кончился спектакль, нет оваций,
А вместо сцены – чёрная земля.

Кормившая пескариков рука
Простилась со страной (да бог-то с нею),
С самой игрой, с самой смешной затеей
И трогала рукав духовника.

Под мерный ритм, тихий скрип колёс
Фигура в механической коляске
Плыла навстречу инфернальным пляскам,
И парк её просвечивал насквозь.

Здесь был король, теперь пройдём и мы.
Как пишется, хотя бы на минутку,
На жизнь, на смерть (не всё одно?) – дай руку,
Дай синий парк в преддверии зимы.

***
Писать про то и рассуждать про это,
Пока на кухне падают на стол
Два пятнышка от солнечного света
(Там буйство листьев, лета произвол

С той стороны стекла, откуда эти
Два пятнышка легли на коленкор),
А ты, дурак, о жизни и о смерти.
Нет пятнышек – и кончен разговор.

Всё кончится, и всё пойдёт по новой
(Так свет врывается в небытиё) –
Вот на картине девочка в столовой
И персики, и жизнь берёт своё.

***
Сирень отцветает,
а значит, пора
её подвязать
и обрезать её.
Для дачников это
такая игра,
как будто сирень их
не переживёт.

Сажала прабабушка
возле крыльца
два синих куста,
рядом бабушка – два.
Я их, стариков,
не застал и лица
не вспомню без фото.
Однако жива

Сирень. Мы когда-то
сдавали этаж,
и кто её не
рисовал из жильцов –
не помню имён
Только тушь и гуашь.
Ушёл Кончаловский,
ушёл Глазунов –

Осталась сирень.
И с неё на траву
Соцветья сухие летят –
целый день
стригу со стремянки,
а значит, живу.
Прощай до весны.
Не сегодня, сирень.

***
Мне в школе проблема «Вишнёвого сада»
Казалась надуманной, слишком простой –
Конечно эпоха во всём виновата
И глупость героев. Вот дай мне такой

С имением сад (да с рабочею силой),
Я всё сохранил бы и жил на процент,
Топор не стучал бы по старой России,
И Фирс бы, конечно, не умер в конце.

Зачем же теперь, получая три вишни
В наследство (а с ними – участок и дом),
Смотрю, как в подвале орудуют мыши,
А вишня расклёвана чёрным дроздом?

Стою на ногах ни на йоту не крепче,
Чем Гаев. Коробится крыша, фасад.
Эпоха помельче, но разве с ней легче
Спасти чей-то дом, сохранить чей-то сад?

***
Я- сердце механической шкатулки,-
Лишь поверни мой серебристый ключ-
Придут в движенье валики и втулки
И звон раздастся- сладок и певуч,
Ударят по железу молоточки,
Пружина распрямится, и, легка,
Скользнёт на лист нечаянная строчка,
Печальней слёз, воздушней мотылька...

Недвижно у старинного комода
Замрёшь и вновь заслушаешься, как
Мелодии невидимые ноты
Берут в свой плен, счищая с сердца мрак,
В душе скрепляя тонкие разрывы,
Как неустанно могут пеньем греть
Ажурные витые переливы-
Строки моей отточенная медь...

Не спрашивай зачем звучит, откуда,
Прекрасная мелодия моя...
Я- сердце механического чуда,-
Быть может, сам хранитель бытия
Натягивал легчайшие пружины
И, мастеря мой хрупкий механизм,
Насвистывал один мотив старинный,
Вдохнув в меня с любовью эту жизнь.

Быть может, сам он, взвешивая души
И отмеряя времени песок,
Хотел, чтоб всякий непременно слушал
Мой музыкальный, чистый голосок,
Чтоб этот дом- жилой, огромный, гулкий,
Привыкший к самым разным голосам,
Весь замирал у маленькой шкатулки
Над песенкой, что мастер любит сам...


***
⁣Человек человеку- дверь,
Выход в космос, ворота в сад,
Посреди всех земных потерь
Человек человеку- брат.
Рассмешит и слезу утрёт
В ночь души, средь сердечных бед,
Человек человеку- плот,
Человек человеку- свет.
Пусть сомненья роятся! Пусть
Время лает, как злой бульдог!
Человек человеку- путь,
Человек человеку- бог.
Станет сердце- ручей певуч,
И вода его- слаще вин,
Человек человеку- ключ,
Человек человеку- жизнь...



***
⁣Убранство нищих спален... Ван Гог? Делакруа?
От берега печали- лишь шаг до мастерства!
Ищи свои сюжеты, снедаемый огнём-
И время на портретах застынет янтарём!
На полотне историй мы- только зеркала!

Винсент уходит в море пшеницы, даль- светла!

Какие рядом лица! Глаза- колодцы душ!-
Эжену вновь не спится во тьме парижских стуж!

Взгляд импрессиониста, пастозный тип мазка,-
Светло, воздушно, чисто в жилище бедняка!
Зрачки- пчелиный улей оттенков всех цветов:
Соломенные стулья, сиреневый альков!

Безмолвные полотна берут в свой тайный плен,
Где тонкий и бесплотный в себя глядит Шопен,
Где взгляд турчанки юной блестит, как виноград,
Где к скрипке сладкострунной прильнуть Никколо рад!

Не страшно, что ты- беден, а страшно- если спишь!
Забывший об обеде- мольберт и краски лишь-
Иди, не взявший хлеба! Встань в поле и смотри,
Как свет пронзает небо стремительной зари!
Как ломки- георгины! как свеж цветок вьюнка!
И свет твоей картины насквозь пронзит века!

Ведь мастерство- от Бога! И не нужны слова,
Где мастихин Ван Гога! и кисть Делакруа!



***
⁣Как защитить мне имя твоё, любовь,
Что в суете их дел измарали люди?!
Как, новый стих сплетая, сказать им вновь
Просто, легко, светло о небесном чуде!
Тайна моя прекрасная, что внутри
Выше скорбей, печалей, войны и смерти!
Дай мне для строк невесомых костров зари!
Голоса! чувства! нот на любом концерте!!
Я твой содатик, вечность, но бронза строк
Диким цветком проросла в оловянном сердце:
Выбрав одну из нелёгких твоих дорог,
Стал я ключом, что откроет любые дверцы!
Стал лёгким призраком, тенью горящих слов,
Остро отточенной сталью твоих орудий!
Как защитить мне имя твоё, любовь,
Что в суете земной исказили люди?!
Как протянуть к сердцам золотую нить,
Что свяжет их с твоей драгоценной тканью?
Как, сквозь заслон небесный пройдя, пролить
Свет им на каждый час их существованья?!
Силы небесные в тесную клеть стиха
Как заключить, чтоб звучали струной нелживой?
Вот: я стою- и осыпалась вся труха-
На берегу твоём опушённой ивой!
Шепчутся листья с водами, берег пуст,
Сглажены камни страхов живой водою...

Это не сложно, когда для твоих же уст
Слаще амброзии Имя любви благое...



***
Человек, оставляющий в ночь за бортом
Нарисованный быт и придуманный дом!-
Вот клубок шерстяной разноцветных дорог!
Вот товарищ по лодке, весло и порог!
Скучно сердцу в норе: телевизор, кровать!
Вечно смотрит на небо рождённый летать!
Поклоняясь судьбе рукокрылой своей
Покупаешь билет до мечты, едешь к ней!

Вёсла, лодки, пороги, гора, парашют,-
Жизнь листая, ты ищешь любимый маршрут!
Вычисляешь из тысяч, берёшь по плечу,
Чтоб пойти по реке или крикнуть: "Лечу!"
Будь счастливым, ведь счастье не купишь, мой друг!
Жизнь- глухой частокол, заколдованный круг,
Если сердце берёт лишь готовый шаблон,
А по сути своей- погружается в сон!

Будь с мечтой! Не сдавайся! Себе доверяй!
Если выбраны двери, их сам отворяй!
Есть у счастья один непреложный закон:
Делай дело, в которое сердцем влюблён!
Ледяная шивера, сердец теплота-
Из мельчайших частиц соберётся мечта:
Плеск нечаянной рыбы, цветов огоньки,-
Кто не верит себе- дураки, бедняки!

Вместе с другом смеясь, пальцы грей у костра!
Жизнь твоя- живописна, прекрасна, остра!
А вернёшься домой- исцелён, окрылён-
Будут силы для выбора: жизнь или сон?!



***
⁣И придёт к тебе она ярче солнца,
И глаза у неё- костры,
Чтоб упасть в ладонь золотым червонцем,
Краше яшмы, живей искры.
Чтоб спиной к спине, ощерясь клинками,
Вы стояли в любом бою,
По уменью, княже, владеть войсками
Ты узнаешь судьбу свою!
Вновь накинет плащ и пошлёт в дорогу
Быстрых вестников- птиц удач,
И что выигран бой и пришла подмога
Заиграет вдали трубач...

⁣Первая любовь
Сосны замерли словно в парадном строю -
Это первый снежок выпал ночью.
Мальчишка на нём чертит: "I LOVE YOU!"
И девочка рядом хохочет.
А вокруг всё бело, сквозь зимы кружева
Алеют лишь девичьи щёчки,
Да на первом снегу любви первой слова
Зеленеют упрямою строчкой.

Белый снег на зелёной траве, как ковёр,
Словно листик в тетради зелёной.
"DO YOU LOVE ME?" - вновь чертит мальчишка на нём
И на девочку смотрит смущённо.
В тишине школьной рощи кружит снегопад,
Да стрекочет впустую сорока.
Эти двое влюблённых друг в друга щенят,
Сто процентов, сбежали с урока.

Слишком быстро, нам кажется, дети растут,
И взрослеют они быстро слишком.
И девочка пишет: "I LOVE YOU TOO!"
И целует в щёку мальчишку.
Даже если любовь их растает, как дым,
Всё равно - это так романтично!
Я б на месте учителя выставил им
По английскому за год - "отлично"!


⁣Мама
Оставила нас сегодня раба Божия Валентина...
Надеюсь, что отошла она легко, без мучений...
В больничной палате, вдали от внучек и сына,
К ней пришёл Господь и посадил её к себе на колени.

И угостил конфеткой - подушечкой со вкусом лимона.
Такую же точно делили они с подружкой Зойкой
В послевоенном, голодном детстве у перрона
На станции Лунино, рядом с буфетной стойкой.

"А сейчас, - говорит Господь, - смотри-ка, Валюша,
Все конфеты "Дунькина радость" - тебе одной! Хочешь чаю?
Бери, не стесняйся сколько хочешь - столько и кушай!
У меня в раю Зойка десять лет без тебя скучает!

Сядете на облачке, бок о бок, словно бы молодые,
Будете ножками болтать, сплетничать да в ладошки смеяться.
У меня в раю, Валенька, все весёлые да озорные!
Хочешь увидеть Зойку? Тогда, Валя, нам пора собираться...

Боязно, что сердце замерло в грудной клетке?
Да у меня в раю кислорода больше, чем во всей этой ковид-больнице!
Кружится голова? Просто прикрой глаза, детка!
Улыбнись! Чувствуешь, как я дую тебе на ресницы?"

Отче наш, иже еси на Небесех, да святится
Имя твоё... Можно я дальше скажу своими словами?
Господи, я сейчас об одном хочу помолиться -
Пусть будет в раю у Тебя хорошо моей маме!

⁣Наша Победа
Мы не хвалимся. Мы просто не можем забыть.
Наша гордость от нашей боли - не от гордыни!
Двадцать семь миллионов убитых могли бы жить.
Миллионы из них могли бы жить и поныне!

В день Победы, в застольный праздничный час,
Мы для них накрываем рюмку кусочком хлеба.
Двадцать семь миллионов с неба радуются за нас -
Нам выпало счастье жить вместо них под небом!

Двадцать семь миллионов мучеников. Их смертей
Никогда мы не сможем простить потомкам тевтонов.
Двадцать семь миллионов нерожденных детей!
Только вдумайтесь - детей - двадцать семь миллионов!

Мы не хвалимся. Мы радуемся, что победили врага,
А не сгинули под натиском его панцер-дивизионов!
И наша Победа потому-то нам так дорога,
Что оплачена жизнями двадцати семи миллионов!



⁣Осенний романс
Я тебе подарю тишину опустевшего леса,
Шорох желтой листвы под высоким твоим каблучком,
Улетающих птиц и сырого тумана завесу,
И тяжелые гроздья рябин над студеным лесным родничком.

А еще подарю известковые волжские кручи,
Россыпь крепких опят у корней просветленных дубков,
Купол неба, небрежно задернутый пологом тучи,
И витую лесную тропу с отпечатками конских подков.

Я тебе подарю - ах, какая смешная беспечность -
Первый хрупкий ледок на продрогшем речном берегу.
И еще подарю эти строчки, без малого - вечность,
Потому что люблю и жить без тебя не могу!