⁣рассказ из цикла «Записки без корсета»

Хирург был – женщина. Крупная. С хриплым голосом, короткой стрижкой и прищуренным глазом.
Казалось почему-то, что в карманах её просторного, не слишком чистого халата лежит по пачке папирос «Беломорканал». Хирург смотрела на ноги сидящей перед ней женщины и тяжело молчала. Пациентка
уже сказала всё, что могла, причём дважды. И теперь тоже молчала, не зная, что делать дальше. Молчание затягивалось.
- Э-то ко-сточ-ки? – Наконец, протянула врачиха так медленно, как только возможно.
- Ну да, и болят. Не постоянно, но часто. Особенно от каблуков.
- Маша, – процедила сквозь зубы врач медсестре, – ты это видела? И она заявляет, что это – косточки?!
Маша невнятно кивнула, проявляя полное отсутствие интереса и к косточкам, и к врачу, и к пациентке, и вообще ко всему окружающему миру.
Хирург угрожающе набрала в лёгкие воздух, подняла на ожидающую диагноза даму два глаза: один обычный, другой прищуренный, и завопила:
- Да с такими ногами на подиум летнюю обувь демонстрировать! Косточки у неё! Во-о-он отсюда!!!
- То есть как… – Женщина растерялась. – Но ведь вылезли вот… и болят. – Впервые в жизни её так однозначно выгоняли из медицинского кабинета. – Болят, понимаете?.. Вы что?.. - Мадам доктор встала
и нависла над ней всей громадой своей великанской фигуры.
- Вот из-за таких, как эта, настоящие больные в очередях маются! А государственные деньги в трубу вылетают!
- Доктор, я сейчас уйду, но может хоть, мазь какую… Пожалуйста! Болят ведь…
- Э-эх… Да чтоб вас всех…– Сменила, наконец, гнев на милость тётя врач. – В таком возрасте почти у всех и вылезают, и болят. Смирись. Мази – чушь! Массаж – дерьмо. Можно. И то, и другое. Но всё равно
болеть будут. Сильно вылезут – прооперируем.
- Но мне, понимаете, танцевать надо. На каблуках…
- Что-о-о?! Тан-це-вать?! – Снова задохнулась от возмущения хирург. – Маша! Маша! Уведи её, или я за себя не отвечаю…
- Но мне по работе… – Жалобно пискнула болезная танцовщица.
Флегматичная Маша показала глазами на дверь, давая понять, что аудиенция окончена.
- Ко-осточки… та-анцевать… на-а по-одиум… – Громыхала защитница госбюджета с гиппократовой клятвой, данной и тут же забытой в далёкой советской юности.
Пятясь задом, в страхе, что в неё полетит сейчас какой-нибудь тяжёлый предмет, пациентка
выскочила за дверь. Тяжело дыша, опустилась на ближайший стул.
- Что, милая, уже и резать поздно? – Вздохнула сердобольная бабулька, подавая платок. У женщины слёзы хлынули градом, превращая тушь в грязные лужицы под глазами.
- Обидно! За что? Я же к ней за помощью, а она…
- Ну так, бесплатная медицина… – Утешила старушка и тоже вхлипнула за компанию.
Слёзы из перепачканных тушью глаз лились и лились, и лились… А в голове взволнованной
дамы в ритме лёгкого вальса крутились слова: «с такими ногами на подиум летнюю обувь… с такими ногами… с такими…»

Пока она доехала до дома обида немного поутихла, а вот фраза про подиум продолжала звучать.
«Ну что я понимаю в ногах, в суставах? – Думала женщина. – Ну двигать ими могу красиво, и всё. А она – врач высшей категории, даже, кажется, кандидат наук… Эх, зря я табличку на кабинете невнимательно прочла. В любом случае, она – доктор, специалист, а я так, танцовщица почти на пенсии. Да конечно
же, она лучше знает! Даже и сомневаться не надо!»


В ближайшую неделю было много репетиций, и некогда было подумать ни о враче, ни о своих косточках. А через месяц, вернувшись как-то с трудного спектакля, довольная и уставшая актриса вдруг поняла, что ноги-то… не болят… Вот это да!!! Вот это доктор! С одного приёма вылечила! И без мазей! Вот это новейшая терапия!
Надо написать ей благодарность…

Донгуз-Орун Кёль
⁣На склоне Чегета тропа над обрывом
Цветов бесконечных вдохну аромат
Возьму в руки палки и дальше в порыве
Пойду ощущать свое счастье в горах...

Немного пугаюсь, шагая по склону.
Но, главное правило - вниз не смотреть.
Чабрец, колокольчики, клевер зеленый
Как эти красоты в стихах не воспеть!

Впервые я вижу Семёрку так близко
Ледник же огромен! Смотрю не дыша!
А ветер певуч, с обертонами свиста
Пространство наполнит и млеет душа...

Тропа на Чегете зовёт и ныряет.
Виднеется озера лик голубой
А сзади ущелье на спуск убегает.
Что связано с сердцем моим и судьбой.

Донгуз-Орун Кёль! Теперь ты как море
Блестит и волнует твоя бирюза!
Раскинулось гладью на горном просторе
А из - за хребта наступает гроза.

На склоне Чегета чабрец розовеет
А запах дурманит и сердце поет
Соблазна уже я сдержать не сумею
Букет соберу. И отправлюсь вперёд.


Пик Терскол
⁣Стук палок, ультрафиолет на коже
И медленный подъем.
Три сто - не очень высоко, но всё же...
Идём вдвоём...
Уже Азау как макет настольный
Две трети отшагали ввысь.
Недалеко от водопада
Привал - садись.
Блестит Гара Баши на склоне
Как в фильме "Вертикаль"
Базальтовые глыбы манят.
Себя не жаль.
Не знаю, что там на Терсколе,
Но, быть должна!
Волшебный зов Горы напомнит
Что связь сильна...
Обсерватория открылась - подать рукой
Сияние вершин и ветер
Внутри - покой...
Тринадцать тысяч на браслете
Ещё чуть-чуть...
А за спиной Чегет и Накра.
Закончен путь.
Ущелье справа, осторожно!
Обрыв крутой!
Обед на камне, вкус победы
В борьбе с собой.
Стук палок, где-то голоса слышны нам
Смотри вокруг!
К вершинам снова взгляд прикован
Всё стихло вдруг.
Я знаю что здесь, на Терсколе!
И в этом суть!
И сердце замедляет ритм свой
Хочу заснуть...
Продлись мгновенье! Ты прекрасно
Пойму потом...
Поток энергии. Забудусь
Сладким сном..
И спуск и снова скрежет палок
Нас ждут внизу
Ещё виднеются вершины. По сыпухе
Я сползу...
А что же делать? Ведь кроссовки
Подводят здесь...
Браслет отмерил десять тысяч???
Чудная весть!
Тринадцать было на подъеме!
Усталость, бред?
Быть может ледники и камни...
Дадут ответ?

⁣ЗАПЕЧНИК
Петрозаводский художник Виктор Сергеевич Чижов после развода купил дешево в глубинке деревенскую избу.
Отчего так поступил?
Душа просила.
Даже, не просила – требовала!
Тринадцать лет прожил с любимой женой, а так и не нашел с ней общего языка. Не понимала Танюша, что, кроме денег, шмотья и машины, есть другие ценности.
Вечные.
Духовные.
Витю с детских лет тянуло в искусство – рисунок с бабой Ягой изобразить, динозавра из пластилина слепить, песню про Деда Мороза исполнить, в школьном спектакле роль сыграть, стишок сочинить…
Хотел после школы в архитектурный институт поступить, но завалил проклятую математику, и пришлось идти на завод. Потом – армия. А в армии, благодаря своим способностям, стал оформлять наглядную агитацию: лозунги писать, плакаты рисовать, стенгазеты выпускать…
Так самостоятельно освоил изобразительное ремесло.
После армии позанимался в изостудии Дворца культуры, да и оказался волею судьбы на должности заводского художника-плакатиста. Женился на молодой и красивой бухгалтерше. Была она в искусстве неопытной, а в быту – молчаливой. Поначалу…
Постепенно набрался Чижов художественного опыта и мастерства. И – созрел! Ощутил, что пора самому что-то эпохальное сказать в искусстве.
Первая масляная картина «Очередь за бриллиантами в Кандалакше» приглянулась Танюше, хотя и вызвала с ее стороны в дополнение к нелепым дилетантским вопросам зачатки мечтаний о богатстве.
– А почему они так выглядят? – спросила она мужа. – Вместо рук – клешни рачьи? И лица – зеленого цвета?
– Аллегория, – пояснил Чижов. – Люди превращаются в животных при виде богатства. Понимаешь? Бриллианты, это – кандалы. Поэтому очередь – в Кандалакше…
Жена постепенно брала инициативу в свои руки. После смерти чижовской матери и доставшегося ему в наследства автомобиля «Жигули» четвертой модели, Татьяна стала мечтать о «Мерседесе».
Потом испарилось вдохновение.
Картины покупать перестали; следом пошли ругань, вопли, визги, сопли и слезы.
Развелись.
И оказался Чижов один с чувством глубокого внутреннего неудовлетворения.
Так вот и купил в конце апреля у одинокой бабки домишко с огородиком.
Место выбрал случайно, когда проезжал в тоске вдоль западного берега Уницкой губы. Приехал на Онежское озеро, осмотрелся…
Лепота!
И повело на лирику.
Вот здесь бы дачку заиметь для творчества!
Проехал вдоль берега, и обнаружил деревеньку. Похоже, заброшенную… Несколько больших избух-развалюх без признаков жизни, а над одной – дымок поднимается.
Подъехал.
Хозяйка – мелкорослая древняя бабка.
Разговорились и – вот так удача! – выяснилось, что она как раз собирается съезжать из своей халупы.
– Места у нас тут хорошие, жалко, что народ поразъехался. Давно уже все в город подались, – шамкала старуха художнику. – А тут столько ягод и грибков растет! И недорого возьму, милок.
Художнику место запало в сердце.
– В монастырь ухожу, – объяснила ему владелица напоследок. – На Валааме грехи отмаливать пора. Я ведь с Жихарькой согрешала, милок. Он попервоначалу-то был добрым. Конечно – маленький, зато нрава веселого. Брагу гнала, ох, гнала, проклятую! До сих пор в погребе остатки стоят. У меня ведь и рецепт был особенный, с клюквой да брусникой. А голбешнику моему это не нравилось. Сам он – из непьющих. Серчал. Так вот счастье наше и кончилось. Шибко нервным он стал. А дочка – вся в него, меня не любит да ругает.
Старуха дальше несла едва различимый вздор, а Чижов рассеянно слушал ее, погруженный в грустные размышления о трудной доле истинного творца.
– Скотина-то у тебя есть? – спросила бабка. – Свиньи, куры? Может – корова?
– Что? – переспросил Чижов, возвращаясь в реальность. – Ах, корова. Нет, коровы нет.
– Он лошадей любит, – пояснила бабка. – Чистоту и порядок поддерживай, не лентяйничай – этого он не выносит. Может наказать.
Тут она снова пустилась в нелепейшие рассуждения о ком-то (вероятно, имея в виду покойного мужа), кто не любит, если его не уважают.
– Будет стучать дверьми да окнами, кидать тарелки, надписи на стенках писать, может кошку сбросить с печки, пряжу попутать, – бормотала бабка, ковыляя из кухни в сени. – Не гневи, милок, дедку. Он ведь ночью может наваливаться, и пойдут у тебя потом перемены жизненные, али нездоровье приключится. На Троицу сплети венок и повесь в сенях. Избушка у меня справная, дрова ещё с прошлого года возле печки остались…
Чижов машинально кивал.
– Когда каравай испекешь, горбушку отрежь, посоли, и забрось под печь.
С тем и расстались.
***
Отпуск Чижов взял в начале июня.
Природа цвела и благоухала, погода благоприятствовала, боль от разлуки с Татьяной постепенно рассасывалась; пора было приступать к новым творениям, начинать этакий «розовый период» – как у Пикассо, например.
Он набил салон машины художественными альбомами, холстами, красками, растворителями, кистями, а также запасами еды и питья, решив полностью отрешиться от старого мира и цивилизации.
Месяц в деревне!
В конце концов, ему уже – тридцать пять; в эти годы все классики достигли высот, а Рафаэль даже успел умереть!
Еще взял с собой магнитолу и кучу компакт-дисков для вдохновения, а также несколько фотографий бывшей жены. Эх, милая, и чего тебе не хватало?!
***
День выдался жарким.
Заброшенный огород густо покрывали высокие желтоголовые сорняки, между которыми проглядывали также широченные лопушиные листы. Над огородными растениями порхали бабочки и пчелы; слышался стрекот кузнечиков и частые восклицания невидимых птах; петух сидел на заборе; ящерица грелась на тропинке, ведущей в уборную…
Замечательная атмосфера для ваяния шедевров!
Чижов установил мольберт в тени березы, что росла посреди огорода, сел на стульчик, и приступил к работе.
Сюжет в голове уже сложился. «Кающаяся Татьяна». Композиция, естественно – с известного полотна Тициана, а вместо Магдалины – портрет экс-супруги.
Он укрепил рядом с мольбертом крупную копию-плакат тициановской картины, и стал широкими мазками срисовывать первичный фон. Сначала – грубые формы: темные скалы с левой стороны холста, синее небо по правой стороне… Тут, кстати, можно и с настоящего неба дерануть: день-то какой солнечный! Ни облачка! Одиннадцать часов, а этакая жарища уже…
Может, оголиться для прохлады, подумал внезапно Чижов. Все равно деревня заброшенная, никого вокруг нет.
Через полчаса, закончив с фоном, он решился: сбросил одежду и, почувствовав оттого легкость, душевно повеселел. Эх, Танюша, еще привезу тебя сюда! Все у нас наладится! А пока… Надо бы сделать перерывчик небольшой. Нарзанчику попить.
Кстати…
А, почему, собственно говоря, только нарзанчику? Бабка же говорила, помнится, про брагу, что осталась в погребе? С клюквой и брусникой.
Говорила.
Отчего бы её не попробовать? День-то – просто чудо! Песня!
Чижов отошел от холста на несколько шагов и придирчиво посмотрел на начало творения. Нормально! Процесс идет в правильном направлении.
***
Очнулся уже ночью. Первой мыслю было: где это я? Затем: как тут оказался?
Почти ничего не было видно, так как лежал он на полу. Было жестко, холодно, и очень хотелось пить.
Во мраке чей-то тонкий голос пропищал:
– Всё равно он мне нравится. Замуж желаю.
– Дура! – прогундосил кто-то глухо. – Он же не из наших.
– Зато красивый. И это – большое!
– Кто здесь? – испуганно спросил в темноту Чижов.
Голоса оборвались, наступила тишина.
Чижов приподнялся и ощупью нашел выключатель. В кухне стало чуть светлее.
Ага, значит, я – у себя, понял Чижов. На своей даче, стало быть.
Правильно: я же картину рисовал.
Помнится, жарко было…
А-а, потому я и голый. То-то холод забирает!
А где одежда?
Он постепенно фрагментами вспоминал события дня.
Значит, вначале все шло своим чередом. Приступил к творчеству. Сделал фон. Было жарко, да. Пришлось раздеться. Вот! Значит, одежда – на улице. На огороде, видимо, осталась.
Он, шатаясь, выбрался из избушки и побрел на огород.
Вон и погреб.
Эх, бабушка, бабушка…
В свете белой ночи он легко нашел разбросанные свои вещи...
Надо затопить печку; дровишки-то старушачьи, вот они, лежат.
А как ей пользоваться?
Эх, не спросил у ведьмы!
Тут надо пояснить, что Чижов – так уж получилось – отродясь не имел дела с печками. Вырос в городе, где сплошное центральное отопление; в армии тоже все было цивилизованно.
Просто напихать поленьев в нее и зажечь?
А куда пихать?
Он осмотрел печку.
Занятное сооруженьице.
Но – нужное!
Какая-то заслонка…
Он отодвинул заслонку и обнаружил огромный да темный широченный зев. Вероятно, сюда?
Снял заслонку и стал швырять в зев поленья.
Побольше накидать, чтоб стало жарко, как в бане!
– Эй, полегче! – внезапно раздался из темного зева гнусавый вопль.
Дрова стали вылетать назад, а за ними вылез…
Чижов моментально забыл про холод и жажду.
Ну и тип!
Рост – меньше метра. Бородища – почти до пола, да и сама рожа – вся в волосьях. Длинная подпоясанная красная рубаха, синие штаны; из штанов торчат ноги, покрытые густейшей шерстью – как у животного какого. Когти огромнейшие…
А уши – кошачьи!
Ничего себе, котик!
Под глазом у типа стремительно рос синяк.
– Ты, что,скотина, безобразишь! – заорал бородач, уставив в Чижова когтистый палец. – Ты меня бревном чуть ока не лишил!
– Позвольте, – залепетал Чижов, – но я же не знал, что…
– Надо знать, пропойца! Почему на мусорной куче валялся, почему спать лег, не поужинав?
Обращение «пропойца» обидело Чижова. Отродясь таковым не был!
– Попрошу без оскорблений, уважаемый, – попробовал он урезонить краснорубашечника. – Меня даже наш главный инженер по отчеству называет. И, потом, какое вам дело, лежал я на мусорной куче, или – нет? Где хочу, там и отдыхаю!
В печке хихикнуло.
– Да я же здесь обычаи блюсти поставлен, пропойца! – снова оскорбительно закричал карлик. – Прасковья нас бросила, так ведь она ж тебя предупреждала о традициях?! Я же слышал, как она говорила, мол, уважай дедку!
Претензии карлика стали раздражать Чижова. Кто он такой, что права качает в чужом доме? Залез в печку, и думает, что ему все можно?
Нахал!
Может, беглый лилипут из цирка?
– Вы по какому такому праву в мой дом забрались? – заговорил художник строгим тоном. – Грабануть решили? На «Жигули» позарились? На магнитолу?
– Шельмец! – совершенно вышел из себя бородач и от ярости так засучил ногами, что скрежет его когтей вызвал на спине Чижова дрожь. – «Твой дом»? Накось-выкуси! Что, никогда про голбешников не слыхал? Печь никогда не топил!?
Господи, что он несет, подумал художник. Вот аферюга, так аферюга!
– Вы мне, гражданин, не вешайте лапшу! Коли лилипут цирковой, так думаете, вам все позволено? А если я полицию вызову?
– Тьфу! – злобно плюнул карлик. – Какие еще лилипуты цирковые? Сказано же тебе: до-мо-вой! Почему вещи на огороде расшвырял, пропойца? Забыл про порядок? Под березой лужу целую сделал, пьянчуга! А уборная на что?
– Я не обязан знать про всяких домовых, – медленно стал пугаться Чижов.
Что-то было в карлике уж слишком зловещее. Ноги с когтями, уши кошачьи… И претензии довольно странные. При чем тут уборная?
– Тем более, наука доказала, что их нет, – продолжил он миролюбивее. – Стало быть, вы – обычный карлик. Лилипут из цирка. Сбежали из труппы? Ладно, бывает – труд тяжелый, не спорю. Но, согласитесь: нехорошо по чужим печкам лазить, дедушка! Могли бы предупредить. И вид у вас, извините… Хоть бы побрились – а то, физиономия – как у столетнего кабана!
Карлик побагровел:
- Ах, срамник! Лилипутом заслуженного голбешника обзываешь! Лизуном сделаю поганца! Будешь волосы у детей, да шерсть у овец зализывать!
- Не надо папаша, - пропищало из печи. – Лучше жени его на мне! Пусть запечником будет! Мы тебе внуков наплодим!
Тут уже настоящий ужас овладел Чижовым. Точно, подумал он, этот бандит – не из цирка! Да еще и не один. Сколько их в печку забралось? Банда карликов! Из лагеря рванули?
Сумасшедший уголовник…
Запросто ножом пырнет!
Чижов почувствовал в организме чудовищную слабость. В горле совсем пересохло.
– А могу и пастенем сделать, и будешь, скотина, тенью на стене, - усилил напор карлик и страшно впился своими недвижными буркалами в глаза Виктора Сергеевича.
Он еще и гипнотизер, мелькнуло у Чижова. Похлеще Кашпировского будет, Вий проклятый!
– Не надо, папаша! – снова провизжал бабий голос из печной утробы. – Нравится он мне. Детей хочу от него!
– Да он в печках ничего не соображает! Какой из него будет домовой? Уж лучше в петуха превращу, потом суп сварим!
Господи, да неужто такое возможно, заколотило Чижова. Неужто этот и в самом деле – домовой? И тут он вспомнил старушачьи россказни. Вот оно что! Это, значит, она про него плела? Не гневи, говорит, дедку, а то навалится… Приплод от него принесла… А почему бы и нет? Человеком-то его назвать с такими когтями на ногах – язык не повернется… Вот и навалился! В петуха обратить хочет… Ничего себе! Вместо рисования картин – в кастрюлю!
Все эти мысли жутким вихрем пронеслись в мозгу Чижова, и нашли неожиданный выход в его судорожном возгласе:
– Не губи, папаша! Виноват, исправлюсь! Только – не в петуха!
– А печку изучишь?
– Богом клянусь!
- Тогда женю! Будешь знать, куда дрова кидать, сынок! – прокричал карлик, и тут нечто подняло Чижова и бросило с размаху в темное нутро печи. Там обхватили его незнакомые жаркие руки, и сделалось ему и тепло, и беззаботно…
А вот про Татьяну он тотчас же забыл!
***
С некоторых пор объявился в Заонежье умелец в подпоясанной красной рубахе и синих штанах. Ходит он по окрестным деревням и дачам, да предлагает бесплатно поставить или выправить жителям печь. Он не пьет и не курит, от денег категорически отказывается, проповедует экологию, порядок и семейные ценности, особенно упирая на любовь.
– Неважно, – говорит вдохновенно мастер, – как выглядит твоя избранница; красавица ли она писаная, или – наоборот, меньше метра в высоту. Главное – душевная чуткость и понимание. Никогда не надо ссориться и пить алкоголь. Если жена ценит мужа, а не деньги, если любит его всей душой, так она для него – и Венера, и – Магдалина в одном лице! Я, вот, например, раньше только на внешность смотрел, а потом понял – нет, не в ней одной дело! И представьте себе, нашел, таки, свое счастье! Деньги ей не нужны, и бриллиантов не просит; а зато как печёт пирожки в нашей печке! И тесть у меня замечательный, хоть и не носит обуви. Деток рожаем помаленьку. Нет некрасивых женщин, есть слепые мужчины!

⁣Мечты заветной письмена,
Они хранятся в поднебесье...
Но в ледяные времена,
Вниз устремятся доброй вестью!

— Мешок подвинь к себе поближе! Бороду варежкой разгладь, так...
Стоп, снято! По-моему, что-то вышло! Будешь в кадре, как Морозко. Посох будто взаправду ледяной... Верхушка роскошная. Откуда он вообще взялся? Наколдовал? — спросил фотограф.
— Чудеса инженерии. Подсветка, три секции. «Отморозился» на Ёлке, затем всё разобрал, сложил и домой! Ну, или на следующий утренник, — пояснил я, приглаживая закурчавившуюся от инея бороду.
— Вначале наука, в итоге - магия. Но без Снегурки образ-таки неполный, - хмыкнул фотограф.
— Кого нет, того нет! – я вздохнул. Не беда, без внучки Дед Мороз вполне ходовой персонаж на любой Ёлке. Вон, сам Морозко тоже работал один. Причём на целый лес!
— Логично, — фотограф потёр ладонь о ладонь и подышал на замёрзшие пальцы. — Но грустно. Волшебник идёт домой и один встречает Новый год.
— Вот и сказочке конец, — я развёл руками в вышитых рукавицах.
— Фоток на рекламную кампанию хватит, вплоть до конца декабря. Считай, нам повезло, что снег пошёл в канун зимы. Главное, не забывай ставить хештег "я волшебник"! И пусть будет сказочный мешок заказов, - щедро пожелал мой спутник.
— В Новогоднюю ночь бы ему ещё пойти! Эх, снег-снежок, белая метелица… - я через шапку почесал затылок.
— А в чём твоя сила, Дед? Разве не в бороде? — усмехнулся фотограф, закрывая объектив.
— Сила в образе! Нет подарка, сумей вывернуться, и убеди даже случайного человека в исполнении заветного желания. – возразил я. И пусть даже не сию минуту...
— Ну, это знакомо! Наш брат фотограф закалён вопросами типа: «когда же будут фоточки?» Но мы в этом плане честнее, потому как вожделенные фоточки всё же дойдут до клиента. Рано или поздно. А вот как быть с новогодним чудом для ребёнка, что искренне в него верит?
И ждёт? – поддел меня фотограф.
— Ну как… Отвлекаем внимание зрителя от пустого «мешка с подарками» и привлекаем в дело сторонние образы. Настоящие волшебники это мы сами и...
— ...подарки с неба не падают, а фотки сами себя не обработают, — подхватил фотограф. — Ладно, пойду машину прогрею. А ты чего не собираешься? Посох когда будешь разбирать? Шубу тоже надо сложить грамотно, не в кино-гримёрке же домой поедешь. Помнётся! Ну, идём?
— Успею. Пройдусь туда-сюда по лесу, пока из образа не вышел...

Пусть белый лист хранит узор
Из миллиона тайных знаков...
Шагов невидимый курсор
Направит к месту встречи с магом!

Нина считалась «самостоятельным и ответственным ребёнком». По крайней мере, так хотелось её маме, которая не пресекала свободу действий своей дочери. В нашем мире нет готовых рецептов жизни, говорила она. Те, кто бережёт своих детей от влияния улицы, виртуального мира соцсетей или компьютерных игр — добиваются обратного результата. А самое главное, считала мама, это личный пример и доверие.
Поэтому они не только вместе отправились на лыжную прогулку в пригородный лес, но и могли без паники ненадолго потерять друг друга из виду. К тому же Нине хотелось в день первого снегопада загадать желание. Ну и попутно запечатлеть себя на фоне искрящихся в воздухе снежинок:
— Найду подходящее место, сделаю "себяшку" на память и сразу домой!
Девочка огляделась по сторонам, запоминая место, где мамина лыжня уходила к станции. А вот и подходящая ёлка! Она росла на небольшой возвышенности, в хороводе деревьев поменьше. Поэтому её макушка ещё вовсю грелась в лучах заката, а нижние иголки уже примеряли на себя легкую вечернюю тень. Вот и настроение для образа! Быстренько выбрав подходящее местечко, Нина сняла лыжи, приблизилась к зелёной красавице и сделала несколько кадров. По привычке тут же пролистала все снимки-дубли. Как только на экране появился заключительный кадр «ёлочной» серии, девочка едва чуть не выронила телефон прямо в сугроб. Позади неё на кадре стоял... Дед Мороз! Нина живо обернулась и поняла, что камера не обманула: за ёлкой и в самом деле обнаружился Дед Мороз. Парчовая шуба, шапка, шитая серебром, волшебно переливающийся посох-сосулька…
— Ну, здравствуй и сразу прости меня, Нина! Не хотел мешать, вот и замер, чтобы фотосессию тебе не испортить!
— Здравствуйте! Простите, а откуда вы меня знаете? — девочка на всякий случай отступила на пару шагов.
— Простая внимательность старого волшебника! Это ведь твой? - Дед Мороз указал на лежащий в снегу школьный рюкзак с серебристым бейджиком: Нина Снежаева, 4 "а"".
— Точно, — смутилась Нина. — Это всем классам, давно ещё сделали. Такой брелок свет на дороге отражает, если машина навстречу едет.
— Хорошо, когда заметно, — кивнул Дед Мороз. — В начальной школе в лес дети ходят всем классом. Хотя в наше время дети чаще дома, за компьютерами сидят.
— А я уже в пятом классе! — спохватилась Нина. — Извините, что вас не заметила... Мне ёлка понравилась. А вы артист? Или ёлку на Новый год выбираете, чтобы срубить на праздники?
— Елку срубить? Что ты, какой же это праздник! Лесным созданиям место в лесу, — улыбнулся Дед Мороз. — Кстати, скажу по секрету: у меня на шубе узоры тоже иногда светятся, сами по себе. Но это пустяки. Нынче настоящий снегопад в первый день зимы, уже почти чудо! Так что и твоё заветное желание обязательно сбудется.
— Прямо-таки «обязательно»? А вам откуда знать? — Нина немного рассердилась, что Дед Мороз так вот запросто рассуждал о её личной тайне.
— А вот увидим, юная барышня! — Дед Мороз важно пригладил снежинки, сверкавшие на белоснежной бороде, подкрутил усы. Подмигнул:
— В день первого снега происходят не только неожиданные встречи, но и начинаются настоящие чудеса!
Нина кивнула:
— Знаете, я как-то поспорила с мамой про зиму. Она говорит, что Снежная Королева, это потерявшая Деда Мороза Снегурочка. Она остаётся одна, потому и летает по замёрзшим городам, заметая праздничные Ёлки... А я отвечаю: если весь год какой-то холодный, значит Дед Мороз близко и сказка где-то рядом. И для Снежной королевы!
Нина показала на Деда Мороза, словно призывая его в свидетели. Волшебник кивнул, а девочка продолжила:
- И раз такое дело, то самое важное желание в Новый год обязательно сбудется! Снежной Королевы нигде нет, а главный Дед Мороз — имеется! Пусть даже если это артист в Великом Устюге... Всё равно надо верить в сказку.
— Верить нужно в себя! Мы настоящие волшебники, когда шаг за шагом идём к своей мечте. Особенно, если на этом пути человек не забудет о своих близких… И вообще обо всех, кому одиноко и холодно на душе.
— Да! Да! Я так и думаю, про детей! Нам нужен свой, постоянный Дед Мороз на Главную Ёлку, такой как вы. У ребят из нашего класса папы работают целыми днями. Другие свободны, только… Они даже дошколятам не докажут, что к тем пришла Сказка. А у некоторых вообще отцов нет. И вот...
— Можешь не продолжать! – Дед Мороз слегка стукнул о землю посохом, который на мгновение вспыхнул полярным сиянием. Мне будет приятно исполнить твоё желание, только обсуди его с мамой. А пока — держи волшебную открытку, по ней вы Деда Мороза мигом найдёте...

Средь всех несбывшихся желаний,
Отыщется мечты снежинка...
Настанет время для свиданий,
К любви откроется тропинка!

Я давно не принимал гостей. Сам весь год куда-то уходил. То на работу, то по друзьям... В новогодние дни —«дедморозить» при полном параде. Вот как сейчас. Поэтому когда в коридоре заиграла мелодия, не распознал собственный звонок. Даже глянул на телефон. Но тот лежал спокойно, безучастный к посторонним звукам и моим подозрениям. Чудеса! Возвращаясь в образ, я произнёс:
— Так! Деда Мороза в канун праздника кто-то застал дома. Кто бы это мог быть? — кто бы ни пришёл, откроет ему настоящий волшебник. Образ обязывает!
За дверью... обнаружились целых две Снегурочки в красивых нарядных шубках. Обе с косичками. Маленькая девчушка и симпатичная девушка.
— Видишь мам, всё взаправду! Вот наш Дед Мороз! Ждёт, как и обещал! Знаете - а в лесу вы были немножко другим... Но сейчас совсем не хуже! — радостно выпалила младшая Снегурочка, теребя старшую за вышитый рукав.
— Вы простите нас, Нина уже целый месяц рассказывала про Деда Мороза в лесу. Открытку притащила! Говорит: «вот его визитка». А вместо телефона два слова «желание исполняется»... Я думала, кто-то из артистов подшутил. А вчера... Вместо тех слов проявился адрес! Как вы это сделали?
— Нина? Знаете, мне даже не совсем... – я машинально взял бумажный квадратик из рук молодой женщины и едва не брякнул: «это, наверное, какая-то ошибка».
— Не рассказывайте секрет! Это же волшебство! Новый год же! Главное, что получилось, —маленькая Снегурочка аж подпрыгнула от радости.
— Мы сегодня собрались на репетицию Ёлки в ДК... Если свободны, может, захотите поехать туда с нами, раз уж всё так сложилось? — смущенно предложила старшая Снегурочка.
— На школьном автобусе! — радостно закивала снегурочка Нина.
— Конечно! Проходите в зал, обсудим все наши волшебные дела!
Пропуская снегурочек в комнату, я заметил цветные переливы: в углу засветился чудо-посох Деда Мороза. А перед ним на тумбочке лежал свежий комплект батареек, который я так и не успел в него установить...
Надо сказать, что наша первая Ёлка удалась! А затем мы «всей волшебной семьёй» встретили и наш первый Новый год. И вот ещё что... Утром первого января я ещё раз посмотрел на ту самую визитку. Мой адрес с открытки куда-то исчез. А вместо него появилось пожелание: «Будьте счастливы в Новом году! И не забывайте, что вы - Волшебники!»
А на обороте, вместо надписи «Дед мороз», проявилась другая: #ЯВолшебник

⁣Эта жизнь - бег в невидимом нам колесе.
Все бежим, только знают об этом не все.
***
Земную жизнь пройдя в две трети,
Я понял: истина проста –
Людей хороших важно встретить,
Чтоб самому хорошим стать.
***
Всему свой срок, всему своя минута –
Будь это подвиг, или, скажем, месть;
Есть срок, чтобы яйцо снести кому-то,
И срок другому, чтобы его съесть;
***
Жизнью мы крепко зажаты в горсти -
Даже и крякнуть порой крайне сложно.
Мир одному целиком не спасти,
Но вот кого-то в отдельности - можно!
***
Не всем Фортуна дарит благо –
К иным порой она строга:
На Западе жизнь портит Яго,
А на Востоке - баб-Яга!
***
Предстает картиною живою
Мир, Творцом поделенный на части:
Для зверей - цепочкой пищевою,
Для людей же - вертикалью власти.
***
Печальную повесть поведаю свету
(Покойный Шекспир, коль узнает, так - ахнет!):
Я деньги люблю, как Ромео - Джульетту,
Однако взаимностью тут и не пахнет.
***
- Жизнь - жестокая штука, сказала овца,
Проклиная голодного волка в сердцах.
Волк, конечно - подлец; ну, а, кто ж, Тот, Который
Для питанья овцой сотворил подлеца?
***
Прихотливо спираль Бытия закрутил
Всемогущий: послушен Ему путь светил,
Путь частиц в микромире, путь гениев духа,
И в харчевне утративших разум кутил.
***
Бог нас не создал меж собой сражаться,
Но люди оказались очень злы,
И заповедь «плодиться-размножаться»
Восприняли, как должно, лишь козлы.
***
Океан приоткрыл тайну страшную мне,
Что хоть многим штормами приют дал на дне,
Несравнимо их больше на днищах бутылок –
Дураков, что не ведали меры в вине.
***
Прославлен муж, что виноград сажает,
И винодел, в точило льющий пот,
И потребитель, что их труд вкушает…
Но трижды славен тот лишь, кто не пьет!
***
Хоть жизнь чужими мыслями богата,
Неправ тот, кто к ним в споре прибегает:
На каждую цитату есть цитата,
Которая ее опровергает.
***
Я понял кое-что давно:
Все рано или поздно кончится,
А неизменно лишь одно:
Чем больше ешь, тем больше хочется!
***
Блюду и нравственность, и тело,
И в Божий храм люблю ходить…
Судить других – дурное дело,
Но… Как же хочется судить!
***
Не считаю богатством года
(Хоть прожил не один юбилей)
И охотно сменяю всегда
Десять лет на десяток рублей!
***
Нам Ной из глубины веков
Свой вывод передал:
Бог слишком любит дураков,
Коль столько их создал.
***
Всему свой срок - у Бога с этим строго! -
Есть время есть, и время голодать,
Есть время для глотания спиртного,
И время эндоскопа шланг глотать...
***
Одна мне мысль приносит радость,
И укрепляет год за годом:
Не с возрастом приходит старость,
А с чувства юмора уходом.
***
Всему на свете - свой черёд:
Уж лень обуревает чаще.
Но рифма так порою прёт,
Что в гении за уши тащит...
***
Гомосапиенсовскому роду
Лишь свобода - высшая награда;
Смерть дарует полную свободу,
Но, чтоб умереть, родиться надо.
***
С красотками общаюсь лишь во сне…
Вы скажете, не радуйся, а плачь?
О, да – в любви успех не светит мне.
Зато не будет в ней и неудач!
***
Лавровыми венками обрастаю,
Однако же, при этом скромно-тих:
Себя я гениальным не считаю
(В отличие от гениев других).
***
Всем кончиться когда-то надо:
Умрет микроб, сгорит звезда,
Вселенский Рай исчезнут с Адом.
Но идиотам - быть всегда!
***
Я не люблю, признаюсь, мух,
Как адского огня. А мухи...
Эти твари - ух! -
Все влюблены в меня.
***
Жизнь порою грустней крика выпи,
И чтоб скрасить движение лет,
Возникает желание выпить,
Даже если желания нет
***
Я спросил аксакала, когда его встретил:
«Что есть главное в женщинах – ум, красота?»
«Это нужно, конечно, мой друг, он ответил, -
Только все же важнее всего немота.
***
Мысли череп распирают клиньями:
Для чего, и для кого живу…
«Не мечите бисер перед свиньями…»
А пред кем метать, живя в хлеву?
***
«Пить, иль не пить?» - вопрос от Бога;
Мы лишь подобие Его.
Нам для питья не надо много,
А, вот Ему – о-го-го-го!!!
***
Любовь, ребята – не игрушки:
Порой смертельны шутки с ней –
Когда б не дамы, может Пушкин
Дожить бы смог до наших дней?!
***
Коль не в порядке жизненный уклад,
Мы на подмогу Бога призываем,
Но ежели дела идут на лад,
О Нем довольно быстро забываем.
***
В дискуссиях порою прямо в глаз
Летит кулак в решающий момент:
Как жалко, что пока еще у нас
Он самый-самый важный аргумент;
***
Горька мужицкая стезя,
Хоть видится неявно:
Без женщин в жизни жить нельзя,
А с ними – и подавно!
***
Рай – изобилье дивных блюд,
Там можно есть и не стесняться;
А ад – он тем отличьем лют,
Что в нем нельзя опорожняться!

⁣Пуля.

Она медитировала.



(- Я ураган. Я молниеносная
и меня никому не остановить. Все враги меня боятся!)



Внизу ее стального
конусообразного тела значилась цифра 38.
Эта цифра была втиснута в нее несколько месяцев назад. С тех пор она
неустанно медитировала и готовилась к своему предназначению. Весь трёп о том,
что это негуманно, она решительно отметала. Когда где-либо заводили разговор об
оружии и его вреде, она просто погружалась в свои мысли и представляла свое
героическое будущее. В конце концов, её для этого и произвели на свет, чтобы
она несла СТРАХ! И будет так, и никак иначе!.. Щелчок, удар бойка и она
отправится в свой единственный, но славный полет, уничтожая врага! Это её
предназначение - сразить противника, и другого она не приемлет! Да, может
кто-то и рожден, чтобы взбивать крема, крутить мясо, вытирать пыль, лепить,
рисовать, но только не она. Она – это сплав силы и мощи, и её должны бояться.
ТОЧКА.



(- Я мчусь со скоростью
света. Меня не остановить! Враг будет повержен!)



Медитация славная вещь. Она была
с этим согласна. Успокаивает. Прочищает мозги. Настраивает. Развивает
воображение. Вот она, подгоняемая энергией пороховых газов вылетает из ствола и
стремительно приближается к врагу, видит его перекошенное от СТРАХА лицо, слышит
крики. Все бесполезно, она НЕИЗБЕЖНО достигнет пункта назначения. Она касается
своим свинцовым сердечником противника, буквально всверливается в человеческое
тело, заставляя его издать последний истошный КРИК! В предсмертных агониях
купается она в крови, довольная тем, что избавила мир от негодяя и исполнила
свое предназначение!

Враг замертво падает на
землю, а недалеко от стрелка, с металлическим лязгом, падает гильза, недавнее
пристанище ПУЛИ. Пули, которая выполнила свою миссию – УБИТЬ ВРАГА!



(- Да, враг будет повержен!)



Благодаря медитациям она так
ярко и живо всё представляет. Скоро она подарит миру лучший ВЫСТРЕЛ. Главное,
чтобы рука стрелка не дрогнула, а уж она не подведет, даже если тот, кто
спустит курок, не достаточно меток, она в цель попадет. Не важно, что это
будет: погоня, перестрелка, военные действия, облава, засада – она не подведет,
и сразит ВРАГА!



(-Да, я опасная и
смертельная!)



Каждый день она ждет, когда
ее вытянут из коробки, вставят в магазин, и передернут затвор. Досылатель
подтолкнет ее в патронник, и останется только дождаться, когда палец нажмет на
спусковой крючок.



- Всё, тебе КОНЕЦ!!!



(- Что? Это оно? Неужели
началось?!)



Чья-то рука вытащила пулю.



(-Да, это оно!)



На мгновение ее ослепил
яркий солнечный свет, а в следующее мгновение она вновь погрузилась в темноту,
и только запах пороха говорил о том, что она оказалась внутри пистолета.

Звук затвора и она уже в
патроннике. Пуля сосредоточилась на своем полете, закрыла глаза, и тут… Странный
звук отвлек ее от такого важного и ответственного момента, к которому она
готовилась. КТО-ТО плакал. Это был ПЛАЧ.



(-Плач?! Кто плачет?)



- Заткнись! Это тебе не поможет!!!



Она приоткрыла глаза. Сквозь
дульное отверстие на неё смотрели, ей казалось, что именно на нее, прямо в её,
наполненную порохом и свинцом ДУШУ, огромные голубые глаза…



(- А, где ВРАГ?)



… глаза маленького
МАЛЬЧИКА!!! Он плакал, и слезы большими ОГРОМНЫМИ каплями падали вниз.



- Вытри сопли, щенок, тебе это не поможет! Это будет уроком
для всех остальных!



Она почувствовала, как боёк
касается дна ее гильзы, и что-то больно укололо где-то внутри. Через мгновение
произойдет выстрел! Мальчик упадет, и она будет в этом виновата. Она готовилась
ко встрече с жутким ВРАГОМ, у которого тоже будет оружие в руках, но никак не
ждала мальчика с мокрыми от слез глазами.



(- Нет, нет, остановись!)

Но стрелок ее не слышал. Палец
опустился на курок. Мальчик инстинктивно поднял руки и закрыл лицо, в которое
был направлен пистолет. Нужно что-то делать! Щелчок, курок нажат…



(-НЕЕЕЕТ!!!)



Пуля закрыла глаза.

БАНГ!



Капли крови забрызгали ее
свинцовые останки, подарив последнюю мысль:



(- Это был самый лучший
выстрел…)



Пуля была мертва. Мальчик
осторожно опустил руки вниз и посмотрел на стрелка, который хватался руками за
шею и издавал какие-то булькающие звуки. Мальчик в ужасе наблюдал за попытками
стрелка ухватиться за жизнь. Все было бесполезно, через мгновение, тяжелое
грузное тело стрелявшего рухнуло на землю. Его тело было посечено осколками пистолета
и частичками пули 38-го калибра. Мальчик поднял глаза к небесам. Он был всего
лишь в маленьком шажочке от смерти, но какое-то провидение уберегло его от
этого шага. Мальчик ведь не знал всей правды…

В тот день, пуля разорвалась
в патроннике. Пуля, которая находилась в пистолете подонка, который целился в
десятилетнего мальчика. В тот день пуля приняла для себя решение, она,
мечтавшая о славном полете, решила покончить жизнь самоубийством, разорвавшись
в пистолете, тем самым, спасая мальчика. Ведь он не был ВРАГОМ.



«Если ПУЛЯ способна понять, что человеческие жизни она не
имеет права отбирать, может быть и люди когда-нибудь до этого дойдут?»



Конец.

⁣"Лучший враг"

Мой лучший враг, как жаль, не стал ты другом,
Лишь память о тебе закольцевалась кругом.
И как сломать печати гнева, боли и смирения?
Я, задыхаясь, падаю над пропастью во времени.

И чёрный омут закружил, забравшись в душу,
И выжжена земля, пески укрыли сушу.
И нет спасения. Забытых слов обида.
Заброшенных дорог разрушена планида.

И размышления, кто прав, кто виноват,
Вонзают в сердце ток в сто тысяч ватт.
И мысли-мины разрываются на части,
Огнём и пеплом разгорались в сердце страсти.

Кто сможет усмирить стихию урагана
И выстрелом в висок из кольта иль нагана
Повергнуть в бездну сладостной истомы,
И льдом покрыть все впадины - разломы.

Мой лучший враг, а станешь ли ты другом?
Стою я на краю у прошлого с испугом,
Что тьма останется и не зажжётся свет -
Лишь отраженье Вечности и тишина в ответ.



"Разноцветной бабочки крылья"

Как же горько и как же сладко
рядом быть, прикасаясь к коже.

Бархат нежности и желания
задевает струны. И всё же,


понимает ли разум выбор,
бьется пульсом по венам с болью,

разбиваясь в сто тысяч осколков
с наслаждением сыпет солью.

Разноцветной бабочки крылья,
лепестки увядшей сирени,

на окне узоров чудных
разрисованы пеплом тени.

На ресницах печать печали,
закрываешь глаза в порыве,

что же было у нас в начале,
если сердце сейчас в надрыве.

Прикасаясь сладостью мёда
и укутывая блаженством,

поцелуев жемчужный отблеск
на вуаль падет совершенством.

И ответа нет на вопросы,
нет ответа и на взаимность,

бьёт пощечиной звонкое эхо,
пустота и твоя невинность.


"Я хочу…"

Я хочу задушить тишину.
Одиночеством грею руки.
И в холодном, угарном дыму
Расползается горечь разлуки.

Я хочу разорвать пустоту,
Что вползает тоской в сердце.
Выжигая в груди кислород,
Ритмы боли, считая в герцах.


Я хочу, чтобы льдины души
Растопил теплотой Ангел белый.
И прошу, уходить не спеши,
Без тебя я давно уж не смелый.

Я хочу рассказать тишине,
Как бывает на сердце пусто.
Как сжимаю пальцы в кулак
До безумия, крови и хруста.

Как встречая тебя в толпе
Взрывы атомов память уносят.
И теряя себя в мирах
У Вселенной пощады просят.

Я хочу исчерпать до дна,
Вызов бросить боли утраты.
Завершить, простить и принять
Наказание в целях расплаты.

Я хочу, чтобы сердце вновь
Наполнялось счастьем и светом.
И в душе расцветала любовь
Красно-огненным самоцветом.

Сашка
⁣­­­­­­Рассказ написан основываясь на реальных событиях.

- "Режиссер" - "Паскалю", "Режиссер" - "Паскалю", я подбит. Разорвало "гусянку". Нахожусь под плотным огнем. Ведем бой. Ведем бой. – громко, но спокойно говорил хрипловатый мужской голос в наушниках шлемофона Сашки, а на заднем плане эфира слышались четкие звуки стрельбы из пулеметов и автоматической тридцатимиллиметровой пушки.

Парень прекрасно понимал, что сейчас происходит там - впереди разбитой и искореженной снарядами улице, с выгоревшими многоэтажными домами, раздербаненными в щепки деревьями, и черными пустыми глазницами воронок в асфальте, над которыми висел сизый пороховой дым.

Светловолосый худощавый невысокий двадцатилетний Сашка, с перемазанным чем-то черным лицом, внимательно смотрел в прицел танковой пушки, до хруста сжав свои зубы. В радиоэфире по секундно раздавались голоса, которые отдавали команды, о чем-то говорили, просили о помощи, кричали, смеялись, матерились...

Так всегда бывает, когда идет штурм города. Вокруг творится какая-то неразбериха и непонятно, где свои, а где чужие. Обстановка меняется моментально – каждую секунду. Сейчас боевики были здесь, а не успеешь глазом моргнуть, как они уже там. Кругом все бахает, стрекочет, визжит, пищит и кричит, лязгает и разбивается, горит. Пахнет насыщенным порохом, сырой землей, свежей древесиной, бетонной пылью, выхлопным дымом от дизтоплива и едким - от сгораемого пластика.

В отсеке экипажа танка, в котором находился Саша, стоял сильный запах пороха, раскаленного металла и пота источаемого мужскими телами, от пропитывающего их адреналина. Раздавался пискливый звук работающих приборов и приглушенный от работающего двигателя.

Их танк в этом месте оказался случайно, когда менял позицию для очередной стрельбы. Выскочили на улицу, а тут на тебе, увидели и услышали. На войне много чего происходит случайно и от того, кто и как сделает следующий шаг, много чего зависит.

Парень видел, что подбитая БМП находится метрах в семиста перед ними и яростно огрызается всеми стволами, ведя огонь куда-то влево в сторону покореженных многоэтажек. На ее броне феерверком мелькали снопики ярких золотистых искр, которые высекали стальные сердечники смертоносно бьющих пуль.

Сашка, почему-то не к месту, вспомнил, что так же взрывались маленькие петарды, которые он вместе со своими друзьями покупал пачками перед новым годом. А потом, они ходили по улицам своего небольшого провинциального городка, поджигали их и разбрасывали, пугая кошек и прохожих. Соседи постоянно жаловались на него за это, а мать ругала и обещала, отобрать эти веселые разноцветные цилиндрики с порохом.

Почему, до сих пор, боевики не сожгли обездвиженную БМП, парень не знал. Видимо у противника закончилось более тяжелое вооружение, и теперь он терзает ее из стрелкового оружия, в надежде причинить ей хоть какие-нибудь повреждения и по возможности уничтожить экипаж.

А вот экипаж, не собирался сдаваться или покидать обстреливаемую со всех сторон раненую машину. Да это было бы и глупо. Как только бы они открыли люки и появись снаружи, их тут же бы всех положили, поэтому у них оставался лишь один выход – идти до конца. Помощи они не просили, наверное понимали, что сейчас происходит вокруг и ждать чего сверх естественного им не придется.

«Смелые и отчаянные мужики», - с восхищением подумал Сашка, когда увидел всю эту картину. Парень оторвался от прицела и вопросительно посмотрел на Гену, своего командира танка. Широкоплечего, такого же невысокого, голубоглазого двадцатипятилетнего парня, чуваша по национальности. Тот в свою очередь, отстранился от триплексов и задумчиво глянул на свой экипаж.

- Ну, что делать будем, мужики? – серьезно спросил Гена у них.

Рамиль, механик-водитель танка, двадцатитрехлетний чернявый весельчак, переглянулся с Сашкой. Парень прочитал в его глазах – нельзя бросать мужиков! Еще он заметил, как напряглись желваки на скулах Рамиля, а в глазах мелькнул металлический блеск.

- Надо вытаскивать мужиков, – с полной уверенностью в голосе сказал Саша, - иначе, их точно сожгут. У них, от силы, осталось минут десять. Сейчас, эти черти притащат пару РПГ и все – звиздец мужикам.

- Рамиль, ты как? – спросил Гена.

- Нормально. Я только «за». Командуй, Ген. – и парень покрепче ухватился руками за рычаги управления танком.

- У нас трос есть? – снова спросил Гена у экипажа.

- Был, на корме, если его чем-нибудь не снесло. – ответил Рамиль.

- Тогда, расклад такой. Подлетаем к БМП, разворачиваемся, цепляем трос и вытягиваем мужиков. – быстро проговорил командир. – Все согласны, с такой постановкой плана?

- Да. – дружно отозвались Саша с Рамилем.

- Кто пойдет наружу? – продолжил Гена.

- Да, я и пойду. – сразу же отозвался Сашка. – Тут и думать нечего. Можете ничего не говорить. Мы все здесь не трусы, вот и все. Закончили на этом. – Генка тяжело выдохнул, а Рамиль повернул голову к своим триплексам в люке, сверкнув глазами.

Саша давно уже решил все про себя. Экипаж может обойтись без наводчика, а вот без мехвода или командира, который знает и умеет все, нет. Генка был самым опытным из них и мог заменить собой любого. Мог выполнить любую функцию и задачу. Так что, как не крути, наружу лезть оставалось только Сашке.

Парень знал, чувствовал, что пацаны не бросят мужиков в беде, потому что, это не по-русски! Своих в беде не бросают. Как там говорил великий Суворов? «Сам погибай, а товарища выручай!». Значит, так тому и быть.

Было ли Сашке страшно? Конечно ему было страшно. А кому не боязно на войне, особенно когда прекрасно осознаешь, что сейчас по тебе будут стрелять и могут убить? Но, после того как ребята решили вытаскивать мужиков, его охватил какой-то детский и безумный азарт. Он подумал, что начал играть в рулетку, на кону которой, стоит самое дорогое что у него есть – жизнь. Парня даже начал потряхивать мелкий озноб, а сердце в груди застучало как пулемет.

- «Паскаль», «Паскаль», я «Коробочка пять». Стою сзади тебя. Удаление семьсот. – зазвенел металлом голос командира танка. – Иду к тебе. Иду к тебе. Держитесь мужики. Сейчас мы вас вытянем.

- Принял тебя, «Коробочка пять», вижу. – с нотками радости, раздался хрипловатый голос в наушниках Саши. – Что хотите делать?

- Зацепим вас и вытянем. – спокойно ответил Гена.

- Вы что, совсем придурки? – удивился мужчина на другом конце радиосвязи, и парни услышали звуки пулеметной стрельбы. – По нам ведется плотный огонь. Вы только голову высунете, вас сразу же положат!

- Ничего. Бог не выдаст – свинья не съест. – весело отозвался командир. – Пару минут и мы у вас. Ждите мужики, мы сейчас. По возможности, прикройте огнем и поплотнее.

- Принял. Удачи. Ждем вас, мужики.

Гена, быстро окинул суровым взглядом ребят, улыбнулся, припал к триплексам и, как-то по-гагарински, громко сказал:

- Поехали!

Танк взревел турбинами, резко дернулся и с лязганьем, вырывая куски асфальта металлическими траками, устремился на помощь подбитой БМП. С каждой секундой скорость многотонной машины нарастала. Больше медлить было уже нельзя. Танк ревел и перемалывал дорожное покрытие, оставляя за собой два широких следа, будто вспахивал его бороной.

Не доезжая до БМП нескольких метров, танк снизил скорость и резко развернулся на сто восемьдесят градусов, после чего, мгновенно замер. Рамиль был отличным мехводом и умел чувствовать свою тяжелую машину. Сашка быстро расстопорил замки своего люка и, как кошка, выпрыгнул наружу, стекая по броне.

В его уши молниеносно ворвались звуки уличного боя, а в нос ударила смесь резких едких запахов. Парень, как на смотровых учениях, быстро спрыгнул на корму танка. «Слава Богу!» - подумал он, когда увидел, что тяжелый металлический буксировочный трос спокойно лежит на броне машины.

Немедля, Саша ухватил его посередине и подтащил к борту танка. Спрыгнул, снова взялся за тяжелый трос и начал стаскивать металлический канат на землю. Тут же, вокруг парня начали ложиться пули, подымая мелкие черные фонтанчики на земле, и высекая ядовитые яркие искры на асфальте и на стальной броне танка.

В это время, БМП открыла сильнейший огонь со всех стволов, пытаясь подавить точки стрельбы боевиков, из которых велась смертоносная стрельба по отчаянному парнишке. Башня танка начала медленно разворачиваться, тоже выискивая точки огня противника. Ребята хотели прикрыть Сашку огнем из своего орудия.
Парень сильно напрягшись, с криком, поднял неуклюжий тяжелый трос на свои руки:

- Давай… - и потащил его к специальному креплению, которое находилось сзади многотонной машины.

В этот момент Сашке казалось, что время замедлилось. У него создалось впечатление, что он как будто бы идет против течения быстроходной горной реки. До того все происходило так медленно. Он не обращал внимания, что вокруг него все свистит и жужжит, рикошетит и кувыркаясь, летит в стороны. Подымаются грязные фонтанчики от земли, и раздаются резкие звуки металлического града, от пуль, которые били по броне БМП и танка.

У парня билась только одна мысль в голове: «Нужно зацепить трос и вытащить ребят. Нужно помочь мужикам. Без нас, они точно погибнут. Умирать сейчас ему нельзя!» Пот скатывался с его лба крупными горячими каплями и затекал в глаза, мелким ручейком струился между лопаток, увлажняя одежду.

Сашке нужно закрепить трос, а он, зараза, был такой тяжелый. Уходили драгоценные секунды, и пропасть между жизнью и смертью неумолимо сжималась, грозя поглотить всех. Перень закрепил одну петлю на танке и пятясь спиной вперед, потянул другой конец к корме БМП.

Пуля ударила в верхнюю кромку троса и сильно дернула его, чуть не вырвав из рук парня. Разорвала металлические волоски и распушила их, оставив красноватую полукруглую борозду от своей медной оболочки.

Другая пуля скользнула по кончику верха черного шлемофона Сашки. Разорвала ткань и разворотила ее корявыми лохмотьями наружу. Парень почувствовал, что по шлемофону что-то стукнуло, но отвлекаться на мелочи он не мог. Сашка продолжал упорно, но медленно тянуть трос, так ему показалось в тот момент.

- Давай! Давай… - с натугой кричал он, волоча непослушный металлический канат.

Через несколько секунд, другой конец троса был закреплен на корме БМП. Сашка облегченно выдохнул. «Теперь все будет нормально, только надо аккуратно вытянуть мужиков. А сейчас быстро назад, к своим пацанам.» - радостно подумал парень и бросился к танку. Взлетел по броне, нырнул в свой люк и мгновенно застопорил замки на нем изнутри.

Рамиль тут же дал по кобке и плавно прибавил газу. Танк дернулся и медленно пополз, утягивая за собой покалеченную, но все еще огрызащуюся свинцовым огнем БМП. Бронированная машина не побежденной, уползала с линии огня противника, под прикрытие бетонных, некогда жилых, домов.

- Спасибо, мужики! – услышал Саша радостно-усталый мужской голос в наушниках своего шлемофона...

В этот день, ребята-танкисты подарили шанс выжить мужикам из подбитой отчаянной машины. Сашка, подарил им этот шанс. Простой двадцатилетний русский парень, который не бросает своих в беде, потому что, так с детства учили его.

⁣ Смерть поэта

В первый раз смерть предстала перед поэтом N в образе безобразной старухи с косой на плече. Поманила его указательным пальцем и приказала собираться.

– Как, уже! – ахнул поэт. – Но я еще не готов!

– Это тебе так кажется, – зевнула смерть. – Всё, что с тобой должно произойти – произошло, и вряд ли произойдет что-то ещё, ради чего стоило жить дальше.

Поэт тяжело поднялся из-за письменного стола. Взял в руки тетрадь стихов и, перелистав ее, огорченно покачал головой.

– Значит, я так и не успел написать ни одной по-настоящему хорошей книги... Жаль. Зря прожил жизнь.

Безобразная старуха усмехнулась.

– Думать о жизни надо было раньше.

– Раньше я не мог! – воскликнул поэт. – Ведь я только сейчас, понял, что ее сокровенный смысл заключается в ежечасном преодолении смерти!

Безобразная старуха равнодушно пожала плечами – ну, понял и понял, мне-то что с того? – однако поинтересовалась: в чем тогда, по его мнению, заключается смысл смерти. Услышав, что смысл смерти заключается в обретении новой жизни, задумалась.

– Ну да. Убив поэта, я тем самым вызову прилив интереса к нему... Это нехорошо. Я ведь смерть, а не какой-то там пиар-менеджер.

Тяжело вздохнула старуха – раз, другой – и на третий выдохнула:

– Ладно, подожду, когда твое имя окончательно сотрётся из людской памяти. Тогда и заберу. А пока живи.

С этими словами она перевесила косу с одного плеча на другое и ни с чем вышла вон.

Во второй раз смерть предстала перед поэтом N в образе восторженной почитательницы. Села ему на колени и, собирая длинные волосы в тугую косу, сказала, что новый сборник его стихов не остался незамеченным.

– Это плохо. А вот то, что ты расцвел не по годам, хорошо. Меня это возбуждает – я люблю приходить к беспечным, успешным, счастливым... Дай, милый, я задушу тебя в своих объятьях!

Она обвила тугой косой шею поэта и поцеловала в губы.

– Постой! – оттолкнул ее поэт. – Убив меня, ты ничего не добьешься. Меня и потом будут вспоминать!

– Не беспокойся за это, – ответила смерть, – я не сразу убью тебя – медленно... Я буду каждый день приходить к тебе, петь дифирамбы, льстить, поить вином. Обещаю: ты быстро привыкнешь к моим дарам. А когда твое сознание будет отравлено алкоголем и ядом величия, ты разучишься писать. Ты рассоришься со всеми, кто посмеет сказать об этом, ты оттолкнешь от себя тех, кто протянет руку помощи, и однажды поздней осенью, когда день будет особенно хмур, а водка особенно противна, ты намылишь веревку и, взобравшись на табурет, станешь молить меня о скором свидании.

Смерть в образе восторженной почитательницы еще раз поцеловала поэта в губы, встала и, поправив юбку, направилась к буфету за вином.

С этого часа поэт работал как одержимый. Чувствуя за спиной холодное дыхание смерти, он с утра до ночи сидел за письменным столом, стараясь успеть высказать все, что скопилось в душе за долгие годы вынужденного молчания. И ничто не брало его в те дни: ни горькое вино, ни сладкая лесть, ни восторженное внимание почитателей.

А смерть, словно отказываясь верить в то, что ее план не сработал, еще долго кружила подле него – всё ждала, когда он испишется, сопьется, скурвится. Не дождавшись, распустила косу свою и ни с чем вышла вон.

В третий раз смерть предстала перед поэтом N в образе литературной критикессы. Подойдя к книжной полке, взяла его последнюю книгу стихов и, подержав на весу, поставила обратно.

– Надо было тебя раньше прибрать. Опоздала. Боюсь, теперь ты можешь обрести бессмертие.

– Так я не умру?! – воскликнул поэт.

– А вот этого я не говорила. Всё еще можно исправить.

Попросив уступить место для того, чтобы написать статью в литературный журнал, смерть села за письменный стол. Макнула перо в чернильницу и аккуратно вывела с красной строки:

«Прочитав последний сборник стихов поэта N, вынуждена с глубоким прискорбьем констатировать всем почитателям его таланта о том, что поэт N умер».

⁣ОСЕНЬ

Я распахнул глаза, да что ж такое!
После ночи, с утра раннего...
Да ведь это Осень Золотою Ордою
Совсем не званная пришла за данью.

Пока ждали от судьбы милость
И неведением томимы,
А кругом уже всё случилось,
И всё стало необратимо.

Пока холили в себе чистоту и робость
И по наивности верили в сказки,
Оказалось, впереди — пропасть,
И всё дело идёт к развязке.

Оказалось не про нас — Вечность,
И не всё, что рядом, в нашей власти.
Пришло время платить за беспечность,
Пришло время платить за счастье.

То добро, что с лаской и бранью
Было нажито уходящим летом,
Всё ушло на уплату дани!
Прошлой ночью посдувало с веток.

Но того ей оказалось мало,
А, может, путь указал кто-то,
Но она в окна мои дребезжать стала
И ломиться в мои ворота.

- Подожди плющить меня молотом,
Твоего грядущего Безвременья,
Ведь у меня нет ни золота,
Ни драгоценных каменьев.

Всё имущество моё убого
И без крыши под твоей моросью.
Правда, есть серебра немного,
Но за него после тебя Зима спросит.

- Что ж, я буду честна с тобою,
Как и ты был со мною честен.
Твоё прошлое я заберу с собою,
Твои надежды, мечты и песни.

И в преддверии ненастья
Мне не надо того меньше.
Но я заберу всё твоё счастье
И единственную твою женщину.

Когда вновь волею судеб
Опустится Лето на землю разом,
В нём чего-то хватать не будет:
Надежды, счастья, мечты и сказок.

А тебе и дальше нести эту ношу
Одному среди гор, степей и сосен...
Лишь своим серебром припорошенному,
За которое после меня Зима спросит.



ЭЗОТЕРИКА

Когда текущая вода,
Она застынет льдом навеки.
И мы забудем навсегда,
Что здесь когда то были реки.

Когда последний жёлтый лист
Свой модный завершит показ
Есть чаша под названьем жизнь,
И изначально в этой чаше
Так мало, мало было каши,
Что кем то сварена для нас.

Там , где растущая трава,
Песком засыпятся поляны,
Удастся вспомнить нам едва,
Какой здесь сад цвёл под барханом.

Уж видно дно у казана,
Но разыгрался аппетит.
Всегда ли повара вина,
Что много соли, мало перца?
Много ума, да мало сердца -
Вот результат диет таких.

Так суть то в чём? А в том лишь суть,
Что снова вьюки за плечами.
Привал закончился, и в путь.
Выбор для нас сделан не нами.

И в ночь уходит караван,
Ведом Полярною Звездой.
Где садик есть и есть фонтан,
То место терпеливо ищет.
Наверно , будет там и пища,
Раз новый день нам дан судьбой.

⁣⁣Дозор


Мы шли километров двадцать,
А потом, расстегнувшись,
Вспомнили одноклассников,
Отхлебнув из баночки бабы Нюры
Грушевый сок.
Из-под съехавшей каски я, солдатик де-юре,
Всё глядел в моложавый лесок:
Уж не тут ли коричневая чума
Маскируется под ландшафт?
Я всегда представлял, как уродец на полушаг
Переходит и ищет нас, чтоб забрать.
Тем уродцем, как раз, и была она,
Тем уродцем с амбицией покарать.
Это было давно, я не знал, кем мне стать.
А сегодня и вглядываться не нужно:
Превращается в опухоль,
Убаюкивая, киста, норовя меня сделать мужем.
Только я неизменен, сквозь злобный прищур
Различаю того уродца:
Тот невидимый персонаж стал похожим на мужика,
Человека пустого, скользкого.
Он на ужин сует нам кости.
И я этого не прощу.



Елене Норден

Здесь тебя точно полюбят,
Ну, а как тебя могут не полюбить
Заголовки, газеты, трубы,
Переулки, закаты, зрители?
Да и все мои сорок кошек
Тебя крепко полюбят тоже,
И поэтому, будь, как дома,
Только не протирай этих лавок,
А то, знаешь ли, от всех этих незнакомок
Без мечты и культуры, но с перегаром,
Огрубеет душа и тело.
Что мне потом с тобой делать?
Кто мне напишет картин?
Я таблички такой на двери не хотел бы:
"Здесь жил кретин. Двадцать лет
Обнимал полено, и до старости не прекратил".
Но это всё не о нас, пока ты
Отвечаешь мне на вопрос:
Как любить после тысячи грязных фраз,
После сотни завявших роз,
После трепетной доброты?
Потому мне всё это важно.
В современном циничном мире
Я лишь лакмусовая бумажка,
И стихи мои - выходцы из подъезда,
Но я жду твоего приезда.



Варежки

Мне ворваться бы в зиму снежную,
Отыскать себя нарисованным,
Уцепиться в ту душу нежную,
В те ладони девичьи сонные,


Надышаться тем сладким запахом,
Коридорным, простым, студенческим,
На рубашку примерить запонки,
И прохожими стать повенчанным.

Каждый день поправлять ей варежки
На катке, что залили дворники,
В воскресенье встречать от бабушки
И не слышать имен поклонников.


Только сказки давно развенчаны,
Поросли мои щеки опытом,
И те варежки стали просвечивать,
И в них искренне стало холодно...


Поспивались лихие дворники,
Больше нет ни катка, ни бабушки,
А я сам помещаюсь в сборнике,
И обманут судьбой пока еще...

⁣Деметра

Поторапливайся! Торопись! Жизнь ушла, пережитое упало в памяти. Пламени нет, после всего только пепел и угли. И круглые лужи вместо глаз. Раз, два, три, раз, два, три – вальс. Ваш.

Слёзы эти, тошно уже, слёзы. А вокруг все хулят, будто по венам моими яд, будто сердце – льда кусок, град, будто что и рад каждый, когда не поднимаю взгляд. Что засохли кусты и ветви, ветры воют до дрожи, гложут голую землю, бедную. Что зима начинается, тучи сгущаются, ливень, дождь, дождь – дочь пропала. Этого мало?

Мне бы два крыла, я бы вверх и прочь, из вечера в утро, изо дня в ночь, но я из листьев вся, на земле, из земли, края и берега береги, берегла от летающих стрел Купидоновых. Полёт их лёгок, будто касания клыкастого бога, и звук их тих, как крик, как миг.

Слёзы – напускное. Снег укроет и буду в покое, олеандра вкус и левкоя, я ни в коем случае не чувствую. Напускное. А сама и не знаю, что со мной, и кто я теперь без этой жизни, без тебя.

Говорю и говорю – снова. Главное не голос и не слово! Бестолково слово – пустота и блажь. С высоты веков своих вижу – аж кровью глаза наливаются, а ты ещё подлей – никого – тебя – нет подлей, – а ты подлей ещё, ещё – он не будет прощён.

Убеждать устала – я в ступор. Ткнула руку в стену, вглубь – пусть. Без приключения ничего не понять. Вот и приключение – бросить мать, сбежать не пойми куда, а я года – года! – звала, искала, искала, звала. Смотрю под землю и вижу вальс – ваш. Интересно, его ты тоже предашь?..

В чаще леса, в опавших листьях обниму луну в лужах глаз моих и усну, и все уснут, навсегда, без стыда и сострадания.

Из леса чащи выползу, и Акрополь услышит мой ропот, топот ног в кровавых мозолях.

Фиалки заплаканых глаз завяли, вдали глаза не смотрят – потуплены. Фиалки глаз втоптаны в пол из гранита. Всё мёртво и убито.

Если вернёшься – не приму. Если останешься – не прощу.

Фрагменты памяти пляшут пламенем, не хочу вспоминать и не вспомню, нагло и томно. Это пройдёт. Каждый год такое. Снег укроет. Всё ничего не стоит.

Не страшно одной, иди, отважная. Ешь, главное, чаще. Здоровье вместе с кровью течёт, не доглядишь – и вот: проблемы, боли беспокоят. Бери там винограды каменные, янтарные ананасы, синий, как вены, гранат.

Пришла.

Ну и когда назад?

Апрель 2023

ИгорьГУРЕВИЧ "Полустанок"
Стихотворение. Авторское исполнение.
На Международную литературную премию им. Юрия Левитанского в номинации ПОЭЗИЯ.

⁣ПОЛУСТАНОК
Устав от пути, на забытом
сошёл полустанке…
Перрон деревянный .
Обугленный столб с фонарём .
И два пацанёнка,
два щуплых чумазых подранка
смолили окурки,
вели разговор о своём .
— Что батя?
— Психует, скаженный!
— По пьяни?
— А то ли!
Маманю гоняет . А я убежал от греха .
Привычный и ровный
на сладком припёке июля
мужской разговор .
За пригорком сквозила река —
невидимый пояс
в мерцании солнечных бликов .
Я помнил, я знал:
узкой тропкой сбегаешь с холма —
и вот она, радость из горла
срывается криком,
и эхом на том берегу отвечают дома .
А здесь пацаны, свесив ноги,
на тёплом перроне
сидели, качали коросту
весёлых ступнёй .
И был я для них,
как обугленный столб, посторонним .
— Ты чейных? — спросили .
Я тихо ответил: «Ничей» ...

***
⁣мы выпадем, как снег в весенний лес,
как истина, неистовство, истома
где смерти нет, но есть колени дома
и кот на них взъерошенный залез.

мы вырастем не вверх, а прямо здесь
на этой жёсткой на земной ладонке,
брусникой, водяникой, камнеломкой
тропинку перейдём наперерез.

мы выживем, как мятлик и чабрец,
цветение, смятение, распятье
и в воскресенье, отутюжив платье
пойдём куда-то, точно не в конец.


***
⁣И наво́все мне нечего туть бояться.
По весне плывут дед Мазай да зайцы,
подбирают всех.
Стариковский смех
обещает чаю и одеяльце.
Ну, давай же, родная, на берег пяться.
По большой воде дед Мазай со станции
приплывёт за мной, за промокшим зайцем,
повезёт наверх.
Вены русских рек
по весне разрезаны и гноятся.
Не боись, починим. Держись-ко пальцами.


***
⁣коврики шуршат
вот бы убежать баловаться к деду
пахнуть земляникой костром омлетом
тестом на дрожжах
голоса дрожат
сизый страх корёжит мою планету
но давай попробуем не об этом
вот воды ушат
да овёс не жат
я хочу пройтись по весне по лету
где ничьи тела не лежат валетом
а они лежат


***
⁣Я могу приехать сюда печальным.
Я могу прибыть совершенно мёртвым.
По стерне, по жухлому иван-чаю
Дымка тащит хвост, золотой и тёплый.

Я почти Болконский, в ядро смотрящий.
Я почти Платон, заглянувший в дуло.
Тонет поле в солнце животворящем.
Шаг сапожий твёрд, отчеканен, гулок.

Это здесь. Вот здесь я живу и верю.
Заживут незримые ножевые.
Август отворяет златые двери,
А за ними лето. И все живые.


***
⁣И цветёт розмарин, и орут коты,
Месяц-люлька качается в чёрном небе.
Мы – Господня земля и её плоды,
созреваем под птичий ночной молебен.

И даём своё семя любой земле,
Прорастаем неистово, густо, вешне.
Это к нам Бог спускается на вьюне,
Посмотреть, как коты теребят орешник.

⁣


Баллада о шуте



Сегодня в замке шум — объявлена пирушка —

Вся челядь сбилась с ног, а в поисках шута

Задавлена была премилая старушка,

Что чистит у собак. Да, чистила... и так.

Нашли меня с трудом в кровати у служанки,

Перечить я не стал, могли ведь и побить.

Камзол, штаны, колпак, глоток вина, осанка...

И я опять готов Величеству служить.

Величеству служить не лёгкая задача —

Оступишься хоть раз и... голову долой!

По лезвию ножа хожу, шучу и плача

Смеюсь над королём, вельможами, судьбой.

И жизнь моя — одно большое представленье,

Что длится до тех пор, пока не скиснет ум.

Мой разум — не вино и шутки в откровенья

Я превратить могу, на раз стихает шум.

На голове колпак — не шапка Мономаха —

Бубенцами звенит, как тройка
лошадей.

И мне всегда дают любовь простые махи,

Ведь я — лихой бретёр и наглый лицедей.

Сегодня в замке шум, хохочет вся пирушка,

И челядь сбилась с ног, посудою гремя,

На сцене только я — господняя игрушка —

Кручусь, верчусь, шучу, бубенцами
звеня...







В этом каменном сердце...

В этом
каменном сердце Донецкой степи

Каждый день, словно звенья железной цепи.

Каждый час тяжелее, чем прожитый год,

Смерть за нами, как тень, постоянно идёт.



По бульварам твоим и твоим площадям

Поливают свинцом, никого не щадя.

Только здесь понимаешь, зачем ты живёшь,

Хоть цена твоей жизни – лишь ломаный грош.



Чрева улиц, проспектов широкая гладь

Не вмещают войны тяжеленную кладь.

Но несём мы на хрупких усталых плечах

Свою ношу надежды, как Божью печать.



В этом каменном сердце Донецкой степи

Каждый день, словно звенья железной цепи.

Всякий раз, как на плаху, вхожу в новый день,

А за левым плечом снова тень, та же тень…





Ополченец



Ртутью заплыло небо,

Грудью ловлю свинец.

Мне бы немного хлеба,

Отсрочить чуть-чуть конец!



Зря что ли жилы рвали

Мы в неурочный час?!

Мы не боимся швали,

Нет её среди нас.



Мы на переднем крае,

А позади Донбасс.

Всё, что вы здесь украли,

Мы отберём у вас.



Ветер порвёт все флаги,

В глотках вскипит: УРА!

Дайте глотнуть из фляги,

Я доживу до утра!



Нашей земли ни пяди

Я не отдам врагу.

Бойтесь отмщенья, бляди,

Покуда дышать могу!







Донецкая зарисовка



Затихает нешуточный «гром»,

Вдаль неспешно бегут облака.

Мяч, качели и раненый дом,

Одинокий лежит самокат.



Девять лет, как малину с куста,

Проглотила злодейка война.

Нет грехов, книга жизни чиста,

Только жизнь, как из страшного сна.



На коленках следы от песка

(Непоседа, шалун, егоза...),

Непослушная прядь у виска,

Голубые, как небо глаза.



Тонкий лик и в прожилках рука,

Как на старых святых образах.

Вдаль неспешно плывут облака,

Отражаясь в открытых глазах.





Зимний Рассвет



Не спится. Встану. Утро знатное. Пройдусь по сонному селу.

До горизонта темень ватная, лишь под ногами всё в «мелу».

Услышу лай собак обиженных, что с полусна ругают ночь.

И побреду к рассвету ближнему, гоня ночные мысли прочь.



Вот покрывало туч раздвинулось, освобождая синеву,

И небо под луной раскинулось, во всей красе, для рандеву.

Зардел рассвет полоской алою, помятой лентой в волосах,

И солнышко, краюхой малою, вновь загорелось в небесах.



Открылась даль, деревья тёмные, вновь часовыми на посту.

И заскрипели брёвна сонные, от напряжения в мосту.

Вороны, кляксами чернильными, на домотканом полотне.

И дни отбелены-отстираны хрустят на стареньком плетне.

⁣Баба
Варя

Игорь Лысый



От
детства в памяти у нас остаются лишь осколки ярких воспоминаний — радостные или
горестные события, ощущение праздника или разочарования, мечты и люди... люди
гораздо реже, чем события, связанные с ними. Лица и имена стираются из памяти
быстрее всего, но она почему-то осталась, хотя ничего значимого или
неординарного с ней не связано.

Баба
Варя — миниатюрная, сухонькая, ничем не выдающаяся старушка, живущая в
полуразвалившейся мазанке, напротив детской площадки, где в любое время года
мы, детвора, находили чем себя занять. Пока жив был её муж — высокий и угрюмый
старик, который никогда и ни с кем не разговаривал, мы бабу Варю даже в глаза
не видели. Жила эта странная пара стариков тихо и ни с кем не общалась. Как я
узнал позже, семья их была многодетной — пятеро детей, выросли и разъехались
кто куда, оставив доживать своих престарелых родителей в полном одиночестве. Но
как-то летом дед слёг в больницу и оттуда уже не вернулся, и бабе Варе пришлось
самой приспосабливаться к одинокой вдовьей жизни.

В
начале, как брошенная хозяевами собачонка, она испуганно осматривала улицу
через щель полуоткрытой деревянной калитки. Затем начала потихоньку выходить и
подолгу сидеть на дряхлой, давно не крашенной скамеечке у двора, с интересом
наблюдая за детворой, кричаще-визжащей от игр и счастья беззаботной летней
жизни. Мы никогда не видели, чтобы к ней кто-нибудь приходил в гости, кроме
почтальона, приносившего пенсию, и раз в месяц её посещала участковый врач. Вот
и все её гости. Может быть от этого беспросветного одиночества и тянуло бабу
Варю к детворе. Старый, что малый...

В
один из дней баба Варя наконец-то решилась к нам подойти, она выбрала момент,
когда мы были заняты тихими играми в карты, за столом под огромной старой
шелковицей. Тихонько, наверное, чтобы не спугнуть нас, как стайку взъерошенных
воробьёв, она подошла к столу и стала наблюдать за игрой в подкидного дурака. Я
на детской площадке был самый старший из мальчишек, может быть по этому, она
встала за моей спиной и заглядывая через плечо, невпопад произнесла удивительно
звонким девчачьим голосом: «А я знаю — это буби! А меня Варею зовут! У меня
вот...» и протянула горсть карамельных конфет. В то время любые конфеты
производили впечатление на детей, будь-то карамельки или ириски, а шоколадные
вообще были в дефиците. Конфеты в мгновение ока были «склёваны» с её сухонькой
ладошки, а баба Варя принята в нашу разновозрастную компанию.

Баба
Варя никогда и никого не просила о помощи, она всегда выходила на детскую
площадку с чем-нибудь — то конфетки, то печенье, то бублики вынесет. Это сейчас
я понимаю, что на мизерную, по тем временам, пенсию «по потере кормильца», ей
очень тяжело было сводить концы с концами. Но тогда... нам было всё равно как
живёт баба Варя и есть ли у неё в доме чего покушать. Мы считали её немного
«примахоренной» (не в себе) и подтрунивали над ней. А баба Варя всё время
пыталась завоевать хоть какой-то авторитет у детворы — то единственную пару
туфелек красила масляной краской (каждую неделю в разный цвет) и выдавала за
новые, то говорила на тарабарском, а утверждала, что это иностранный язык, то
пела звонким высоким голоском старинные и печальные, непонятные нам песни. Мы
хохотали над ней, покручивая у виска за её спиной. И, по-детски жестоко, иногда
её разыгрывали — говорили, что видели у почтальона телеграмму от её сына или
дочери, которые обещали приехать в гости. А баба Варя каждый раз свято верила
нам и торопилась домой приговаривая: «Пойду к приезду чего-нибудь вкусненького
приготовлю». И по три дня не выходила из своей мазанки, ожидая долгожданного
гостя.

Баба
Варя до последнего своего дня рассказывала нам какие у неё хорошие дети, чего они
добились в своей жизни, и как они любят свою маму, показывая старые
поздравительные открытки, подписанные от их имени неровным старческим почерком.
Она верила, что рано или поздно кто-то из детей приедет за ней и заберёт её
нянчить внуков. Ни одного плохого слова о своих близких, ни одного упрёка в их
адрес, ни одной жалобы, до самой смерти...

А
когда бабы Вари не стало, даже на похороны никто из её детей так и не приехал.
За гробом бабы Вари шла вся наша дворовая пацанва, а из взрослых только
почтальон да участковый врач.



На
девятый день после похорон, мы с мальчишками сидели под шелковицей и осваивали
шахматы. Нам вдруг показалось, что из мазанки бабы Вари звучит её девчачий
звонкий голос. Нас, как ветром, сдуло из-под шелковицы в сторону осиротевшего
дома. Любопытство пересилило страх и мы всей компанией с опаской зашли во двор
бабы Вари. Маленький полуразрушенный домик больше походил на сарай — узенькие
оконца, низкая крыша, облупленные стены. Никто, кроме меня, не рискнул войти во
внутрь. Захламлённое старыми вещами полутёмное помещение звенело тишиной. На
чёрном от возраста комоде стояла затёртая деревянная шкатулка, в которой лежали
пожелтевшие детские фотографии и официальная бумага с неразборчивой синей
печатью. Бумага сухим и казённым языком уведомляла, что эшелон, увозивший детей
в эвакуацию был разбомблен немецкой авиацией на железнодорожном узле под
Дебальцево. Все её дети погибли в начале октября 1941 года.

⁣⁣* * *

Что с того, что цену знаю
Я собратьям по перу?

Никогда не обижаю

Их на дружеском пиру!

Их призвали всеблагие

В собеседники ко мне.

Здрасьте, гости дорогие,

Все в капусте и вине!

Кто я, чтоб им портить вечер?

Ведь ни сторож, ни судья.

Им и так прикрыться нечем

Перед тьмой небытия.



Бартер

Ты нашла того, с кем проще,

С кем комфортней и сытней,

Мне оставив ветер в роще,

Неухоженных друзей,

Посиделки до рассвета,

Разговоры о стихах,

И всех девушек на свете,

И всю водку в кабаках.

И за это все в итоге

Ты взяла лишь двадцать лет,

И еще совсем немного,

То, чему названья нет,

То, о чем лишь ветер в роще…

То, чего ни ржа, ни тлен

Больше не коснутся, в общем –

Равноценен сей обмен.


Ода дивану

Скрипи, мой диван, подо мною,

Рыдай, как разбитый рыдван,

Пускай под рессорной дугою

Мелькает дорожный бурьян.

Несись в полуночных просторах,

Пружинами всеми звеня,

Пусть сонмище снов, словно свора

Собак, провожает меня.

Лети, мой диван, невесомо

И в ночь уноси седока

От улицы прочь и от дома,

Где сердце сдавила тоска,

Где с милой, с которой делили

Мы счастье земное и кров,

В быту, как в бою, пристрелили

Невечную нашу любовь.

Рыдай же над нами утробно.

Ты тоже на ножках кривых,

Тому Боливару подобно,

Не вынесешь больше двоих.


* * *

Я как-то гостил у поэта

В глубокой таежной глуши.

Он раньше был баловнем света

И судьбы чужие вершил.

А нынче он гладит березы

И чинит свой старенький ЗИЛ.

Про эти вот метаморфозы

Его я за рюмкой спросил.
И он мне тогда, колоброду,

Сказал без особых затей:

«Чем ближе быть хочешь к народу,

Тем дальше держись от людей»!



* * *

Мне сегодня сын наврал,

Так легко и так беспечно,

Словно кот бумаг нарвал

Или мышку покалечил.

Он теперь совсем большой,

Сам за всё уже в ответе,

Что ему мой гнев пустой,

Правды сломанный хребетик.



***

Ты хочешь, чтобы по заслугам?

Чтоб по способностям, мой друг?

Чтобы за этим адским кругом

Не начинался новый круг?

Ты хочешь правды, друг любезный?!

Когда б все было, как должно,

Мы б не заглядывали в бездны,

И вообще с дерев не слезли,

И вымерли б уже давно.



* * *

Однажды возникнув, народы

Уходят обратно во тьму.

Зачем столько боли в природе?

И нужно все это кому?

Размазан кем без состраданья

Белок по планете, как крем?
На каждый этаж мирозданья

Вскарабкиваются зачем
Несметные твари, что даже

Сознаньем не наделены?

Но лезут упорно туда же

И мучиться так же должны.

И я, со своим поколеньем

Слипаясь в немыслимый ком,

Захваченный мутным теченьем,

Куда и откуда влеком?

Чего же не сплю до рассвета,

Избитые рифмы бубня?

Ведь знаю – не будет ответа

У тех, кто читает меня.



***

Вот ты — неумный, некрасивый,

Неинтересный весь такой,

Еще добавим, что ленивый

И приплюсуем, что больной —

Сидишь и жалуешься Богу,

Своим нытьем его гневя,

А он тебе вдруг на подмогу

Шлет не кого-нибудь — меня!

Не самого, ты не пугайся,

А в виде книжечки моей.

Сиди, читай и наслаждайся,

Что есть глупей тебя, больней!

БРАТАН

Тёмыч торжествовал, когда в очередной раз ему удалось стянуть из магазина пакетик корма для прибившегося к нему бесхозного пса…
В одну из холодных неуютных ночей пёс голодными глазами уставился в его тусклые глаза с припухшими веками из-за недосыпания, недоедания и периодической так называемой «отключки» от мира сего.
И после того, как Тёмыч поделился с ним украденной с прилавка хлебного магазина сушкой, животное не отходило от своего спасителя – сопровождало его всюду, укладывалось с ним на одной замызганной подстилке.
Тёмыч дал ему кличку самую что ни на есть человеческую – Братан. Это существо стало родным ему после смерти жены. Уволенный со стройки за бесконечную пьянку, он остался без средств существования. За жильё платить было нечем, и через год не заметил, как оказался на улице. С тех пор бомжевал: ночевал то в подвале своего дома, то с бездомными алкашами на задворках – начиная от теплотрассы, заканчивая подземным переходом. Чтобы как-то продержаться, собирал картон, ржавые железяки, алюминиевые банки из-под пива, сдавал собранный хлам в пункты приёма за копейки.
Братан понимал хозяина без слов.
И сейчас в сморщенных трясущихся руках кормильца, выходящего из магазина, был зажат знакомый пакетик. Пёс облизнулся, радостно завилял хвостом. Но на этот раз полакомиться не удалось. Следом за Тёмычем вышел охранник, подхватил его под руку и повёл обратно. Потом подъехала полицейская машина, и виновного затолкали в её нутро. Машина тронулась. Братан бежал следом, не отставая, и уже был на издыхании, когда та остановилась у двухэтажного дома. Пёс, прерывисто дыша, упал, ткнулся мордой в передние лапы.
Тёмыч, увидев Братана, дёрнулся к нему. Тот жалобно взвизгнул.
Полицейский ухмыльнулся:
– И стоило так опускаться ради этого? Пятнадцать суток тебе обеспечены…
Братан подполз ближе к человеку в форме и заскулил. Затем встал в стойку, крутанулся вокруг себя, присел и стал протягивать ему поочерёдно лапы. Полицейский не то удивлённо, не то одобрительно воскликнул:
– Да ты не глупый! Ну, дай мне ещё раз лапу!
Пёс обиженно отвернул морду в сторону.
– Ишь ты, человечина! – бросил сержант, в нерешительности оглядываясь на Тёмыча.
– А вы как думали? Это среди людей псы разные водятся, а собака – она братан человеку.
Полицейский помедлил. Затем нырнул в кабину, взял протокол и протянул его задержанному:
– Ладно, ступай с миром, только распишись вот здесь, где галочка. И больше не воруй! Да, и скажи спасибо своему Братану.
Тёмыч от неожиданности прослезился.
– Не буду, ей богу, не буду, вот те крест! – неумело перекрестился и пошёл восвояси.
Следом, перебирая грязными лапами, поплёлся его верный друг.

НЕ СПЕШИ УХОДИТЬ


⁣⁣Не спеши уходить,
В эту летнюю пору.
С нами ночь не простилась ещё.
Не спеши уходить.
До рассвета не скоро,
К нам луна заглянула в окно.
Не спеши уходить.
Эта ночь - наша тайна.
Ты уйдешь:Без тебя как мне жить.
Буду нежной с тобой.
Моё счастье случайно,
Не хочу я его упустить.

Не сердись на меня,
Что тебя я ругаю.
Что порою со зла говорю.
Не сердись на меня,
Эта ночь озорная,
Она знает, как сильно люблю.
Наше лето пройдёт,
Листопадом закружит.
И любовь позовёт нас опять.
Если любишь меня,
Никогда не забудешь,
Будем вместе с тобой-ты и я.


ЧТО НАМ ГОДА
⁣
Нам песни в жизни помогают:
Они,как для души бальзам.
Когда мы в грусти и в печали,
Мы обращаемся к друзьям.

Наш виртуальный мир чудесен,
А интернет, как дом родной.
Вот так красиво жить бы вечно,
Что нам года?!В сердцах любовь.

Пусть разделяют километры,
Грустить нам не даёт инет.
Не разлучат нас злые ветры,
А дружба может быть навек.


⁣
Сердца наполнены любовью
Наш виртуальный мир богат,
Года, как птицы-не догонишь.
Что нам года?! Да пусть летят!


МЫ МЕЧТАЛИ


⁣Мы мечтали плыть куда-то:
По морям и океанам.
Только время безвозвратно,
Пролетело ураганом.
И давно забросив книжки:
Детективы и романы,
Не играем мы в картишки:
В интернете строим планы.
Мир огромный изменился,

И поэтами воспетый,
В интернете закружился,
Никаких тут нет секретов.
Ты, да я, да мы с тобою,
Руки тянутся к экрану.
Вспомним время золотое,
Это всё теперь туманно...

Стихотворение "Вечер"

Ходит солнце на пригорке
И клюет остаток дня,
На земле у самой кромки
Заалело от огня.

День. как белый мякиш, склеван
И пора уж на насест
Красной курице, но что вы,
Тяжело! Никак не сесть.

Завалилась, нету сил уж,
К горизонту и не квохчет,
Позевала и простилась,
Пожелала доброй ночи.

Только розовые крылья
Все никак не подожмет,
Постепенные усилья
Всеже гасят небосвод.

Вот и все: и глаз прикрыла,
И замедлен ритм сердца...
Миллионы раз так было,
А никак не наглядеться.

Каждый день одно и то же,
Вроде бы, а квочку тиу
Никогда никто не сможет
Не любить за красоту.

Спозаранку, на рассвете
Соскользнет она с насеста,
С басом, с тенором, с фальцетом
Петушиного оркестра.

И давай глять по небу,
Разгребая облака,
Всем живущим на потребк,
Спи же, солнышко! Пока!

Стихотворениен "Ненавижу слово - вау!"

Ненавижу слово "вау!",
Не могу его терпеть,
Затыкаю уши ватой,
Чтоб от злости не кипеть.

"Вау!" - шамкает старушка,
"Вау!" - пьяница орет,
"Вау!" - гыкает хохлушка
На базаре у ворот.

Как репейник, как зараза,
Не отцепишь от штаноа,
"Вау!" - вместо самых разных
Распрекрасных наших слов.

Вот "ого!" звучит, вот "надо ж!",
"Ексель-моксель!", "черт возьми!" -
Музыкально-дивным рядом,
Нот не хватит, тех, - семи!

И как пальцы по аккордам
Бьет со струнами в борьбе,
С чувством ритма, четко, гордо
Наше "ни хрена себе!"

Ну, какое "вау!", братцы
После этих сладких слов?
Может хватит унижаться,
Превращшаясь в дураков?

Вместо мятой жвачки "вау!",
Что прилипла на зубах,
Свой язык хочу я славить,
Как историю, в веках!

И могучий он, и сочный,
И такой он, и сякой,
Нормативный, и не очень,
Но великий, и родной!

Стихотворение "С поэтами, пожалуйста, встречайтесь!"

С поэтами, пожалуйста встречайтесь!
Они вниманья ждут к стихам своим,
Живительною силою участия
Затекшие расправьте крылья им.

Поэтов нужно просто чаще слушать,
Когда притихший зал как будто пуст,
Они раскроют настежь ваши души
Волшебными ключами своих уст.

Жонглируя созвучными словами,
Они не просто радость вам несут,
Вещает их горячими устами
Пророчества таинственная суть.

Они манить вас к звездам не устанут,
Раскрашивая щедро серый быт,
Пускай они вас чуточку обманут,
Вы за обман их станете любить.

С поэтом в слове вы не состязайтесь,
Так о любви расскажет только он,
Созвучью ваших душ не удивляйтесь,
В его руке волшебный камертон.

С иною мерки скроенный и сшитый,
Поэт отвержен часто и гоним,
Молве расхожей верить не спешите,
Вы будете гордиться встречей с ним!

В расчетоах сложных суетного дня
Ненльзя ничем их дар простой измерить,
Пускай вы их не сможете понять,
Но вы им не сумееете не верить.

Поэтам вы, пожалуйста, внимайте,
Они для вас сегодня, как и встарь,
За каплю драгоценного вниманья
Свой дар кладут на жертвенный алтарь!